ил. Не смог бы.
     Геральт посмотрел ему прямо в глаза.
     - Вам тогда не повезло, - сказал он. - Из  всех  святынь  Гелиболя  и
долины Нимнар вы выбрали именно храм Цорам Агх Тера, Львиноголового Паука.
Чтобы снять заклятие, наложенное жрицей Цорам Агх  Тера,  нужны  знания  и
способности, которыми я не обладаю.
     - А кто обладает?
     - Однако тебя ведь это не интересует? Ты говорил, что хорошо так, как
есть.
     - Как есть - да. Но не как может быть. Я опасаюсь...
     - Чего ты опасаешься?
     Чудовище остановилось в дверях комнаты, повернулось к Геральту.
     - Мне надоели твои вопросы, ведьмак, которые  ты  все  время  задаешь
вместо ответа на мои. Видно нужно тебя соответственно спрашивать. Слушай -
с некоторых пор у меня паскудные сны. Может, слово,  "чудовищные"  подошло
бы лучше. Правильно я опасаюсь? Коротко, прошу.
     - Утром, как проснешься, не бывало у тебя  испачканных  ног?  Хвои  в
постели?
     - Нет.
     - А не бывало у тебя...
     - Нет. Коротко, прошу.
     - Ты правильно опасаешься.
     - Можно этому помочь? Коротко, прошу.
     - Нет.
     - Наконец-то. Идем, я провожу тебя.
     На подворье, когда Геральт поправлял вьюки, Нивеллен погладил  лошадь
по ноздрям, похлопал по шее. Плотка, обрадованная ласке, наклонила голову.
     - Любит меня зверье, - похвасталось чудовище. - И я  их  тоже  люблю.
Моя кошка, Жарлочка, хоть и убежала сперва, потом вернулась ко мне. Долгое
время это было  единственное  живое  существо,  разделявшее  со  мной  мою
горькую участь. Вереена тоже...
     Замолчал, скривил пасть. Геральт усмехнулся.
     - Тоже любит кошек?
     - Птиц, - ощерил зубы Нивеллен. - Проговорился, зараза. Э-э,  да  что
там. Это тебе не купеческая дочка, Геральт, и не еще  одна  попытка  найти
зерно правды в старых байках. Это кое-что поважнее. Любим друг друга. Если
засмеешься, дам тебе в морду.
     Геральт не засмеялся.
     - Твоя Вереена, - сказал он, - вероятно, русалка. Знаешь об этом?
     - Догадываюсь. Худощавая. Черная. Говорит редко, на  языке,  которого
не знаю. По целым дням пропадает в лесу, потом возвращается. Это типично?
     - Более-менее, - ведьмак подтянул подпругу. - Наверное, думаешь,  что
не вернулась бы, если бы ты стал человеком.
     - Уверен. Знаешь ведь, как  русалки  боятся  людей.  Мало  кто  видел
русалку вблизи. А я и Вереена... Эх, зараза. Бывай, Геральт.
     - Бывай, Нивеллен.
     Ведьмак пихнул лошадь  пяткой  в  бок,  поехал  к  воротам.  Чудовище
вперевалку шло рядом с ним.
     - Геральт?
     Слушаю тебя.
     - Я не так глуп, как ты полагаешь. Ты приехал сюда следом за одним из
купцов, который тут недавно побывал. С ним что-то случилось?
     - Да.
     - Он был у меня три дня тому назад.  С  дочкой.  Не  самой  красивой,
впрочем. Я приказал дому закрыть все двери  и  окна,  не  подал  признаков
жизни. Они покрутились по двору и  уехали.  Девица  сорвала  одну  розу  с
тетиного куста и приколола себе на платье.  Ищи  их  где-нибудь  в  другом
месте. Но остерегайся, места здесь паскудные. Я говорил тебе, ночью в лесу
небезопасно. Здесь происходят нехорошие вещи.
     - Благодарю, Нивеллен. Буду помнить о тебе. Кто  знает,  может  найду
кого-то, кто...
     - Может. А может нет. Это моя забота, Геральт, моя жизнь и моя  кара.
Я научился ее выносить, привык. Если станет хуже,  тоже  привыкну.  А  как
станет совсем плохо, не ищи никого, приезжай сюда сам и закончи  дело.  По
своему, как ты умеешь. Бывай, Геральт.
     Нивеллен повернулся и бодро зашагал в сторону особняка. Не  оглянулся
уже больше ни разу.



                                    3

     Округа была безлюдной, дикой, зловеще враждебной. Геральт не вернулся
на тракт до сумерек - не хотел делать крюк,  поехал  напрямик  через  бор.
Ночь он провел на лысой вершине высокого холма, с мечом  на  коленях,  при
свете небольшого костра, в который  время  от  времени  подкладывал  пучки
аконита. В середине  ночи  далеко  в  долине  он  заметил  огонь,  услышал
безумные завывания и пение, а также вопль, который мог быть только  криком
умирающей в мучениях женщины. Поехал туда, едва  засветало,  но  обнаружил
только вытоптанную поляну и обугленные кости в  теплой  еще  золе.  Кто-то
сидел в кроне могучего дуба, вопил и шипел. Это мог  быть  леший,  но  мог
быть и обычный лесной кот. Ведьмак не стал задерживаться, чтобы проверить.



                                    4

     Около полудня, когда он поил Плотку у  родника,  лошадь  пронзительно
заржала, попятилась, оскаливая  желтые  зубы  и  грызя  мундштук.  Геральт
привычно  успокоил  ее  Знаком  и  тогда  заметил  правильную  окружность,
образованную торчащими из мха шляпками красноватых грибков.
     - Ты становишься настоящей истеричкой, Плотка, -  сказал  он.  -  Это
ведь обычный чертов круг. К чему эти сцены?
     Лошадь фыркнула, задирая к небу голову. Ведьмак потер  лоб,  наморщил
его, задумался. Потом одним  прыжком  оказался  в  седле,  повернул  коня,
быстро поскакал назад по своим собственным следам.
     - Любит меня зверье,  -  пробормотал  он.  -  Прости  меня,  лошадка.
Выходит, что ты разумней меня.



                                    5

     Лошадь прижимала уши, фыркала, рвала подковами землю, не хотела идти.
Геральт не успокаивал ее - соскочил  с  седла,  перебросил  поводья  через
голову коня. За плечами уже не было старого меча в ножнах из кожи ящериц -
его место сейчас занимало сверкающее,  красивое  оружие  с  крестообразной
гардой  и  длинной,  хорошо   уравновешенной   рукоятью,   заканчивающейся
шаровидной головкой из белого металла.
     На этот раз ворота не отворились перед ним. Они стояли открытыми так,
как он их оставил, уезжая.
     Послышалось пение. Он не понимал слов, не мог даже узнать  языка,  на
который они походили. Да это и не требовалось - ведьмак знал, чувствовал и
понимал  саму  природу  и  суть  этого  пения,   тихого,   пронизывающего,
разливающегося по жилам волной тошнотворного страха.
     Пение прекратилось неожиданно и тогда он ее увидел.
     Она прильнула к спине дельфина в  высохшем  фонтане,  обняв  замшелый
камень маленькими ручками, такими белыми, что казались прозрачными. Из под
бури перепутанных черных волос блестели, уставившись  на  него,  огромные,
широко раскрытые глаза цвета антрацита.
     Геральт  медленно  приблизился  мягким,  эластичным   шагом,   заходя
полукругом со стороны стены, мимо куста голубых роз. Создание, прильнувшее
к спине дельфина, поворачивало за ним свое личико с выражением неописуемой
тоски, полное прелести, которая показывала, что  песня  еще  не  окончена,
хотя маленькие бледные губки были сомкнуты и из-за них  не  доносилось  ни
малейшего звука.
     Ведьмак остановился на  расстоянии  десяти  шагов.  Меч,  мало-помалу
доставаемый из черных эмалированных ножен, ярко засветился и засверкал над
его головой.
     - Серебро, - сказал он. - Этот клинок из серебра.
     Бледное  личико  не  вздрогнуло,  антрацитовые   глаза   не   сменили
выражения.
     - Ты так сильно походишь на русалку, - продолжал спокойно ведьмак,  -
что обманешь любого, черноволосая. Но лошади никогда не ошибаются.  Узнают
таких как ты инстинктивно и безошибочно. Кто ты? Думаю, что муль или альп.
Обычный вампир не вышел бы на солнце.
     Кончики бледных уст дрогнули и слегка поднялись.
     - Притягивает тебя Нивеллен в его облике, верно? Сны,  о  которых  он
вспоминал, вызывала ты. Догадываюсь, что это были за сны и сочувствую ему.
     Создание не шелохнулось.
     - Любишь  птиц,  -  продолжал  ведьмак,  -  но  это  не  мешает  тебе
перегрызать глотку людям обоего пола, а? Поистине, ты и Нивеллен! Красивая
бы из вас была пара, чудище и вампирка, хозяева лесного  замка.  Подчинили
бы вмиг всю округу. Ты, вечно жаждущая крови, и он, твой защитник,  убийца
по первому зову, слепое орудие. Но сперва он должен  был  стать  настоящим
чудовищем, а не человеком в маске чудовища.
     Большие, черные глаза сузились.
     - Что с ним, черноволосая? Ты пела, значит пила кровь. Достигла самой
сердцевины или тебе не удалось покорить его разум? Я прав?
     Черная головка легонько кивнула,  почти  неприметно,  а  кончики  губ
поднялись еще выше. Маленькое личико приобрело жуткое выражение.
     - Сейчас, наверное, считаешь себя хозяйкой этого замка?
     Кивок, на этот раз более различимый.
     - Ты муль?
     Неторопливое  отрицательное  движение  головой.  Раздавшееся  шипение
могло исходить  только  из  бледного,  кошмарно  усмехающегося  рта,  хотя
ведьмак не заметил, чтобы он двигался.
     - Альп?
     Отрицание.
     Ведьмак отступил, сильнее стиснул рукоять меча.
     - Это значит, что ты...
     Уголки губ начали подниматься выше, еще выше, рот раскрылся.
     - Брукса! - крикнул ведьмак, бросаясь к фонтану.
     Из-за бледных  губ  блеснули  белые,  остроконечные  клыки.  Вампирка
взметнулась, выгнула спину, как пантера, и закричала.
     Волна звука ударила в  ведьмака  как  таран,  лишая  дыхания,  сминая
ребра, пронзая уши и мозг шипами боли. Опрокидываясь назад, он  сумел  еще
скрестить обе руки  в  Знак  Гелитропа.  Колдовство  в  значительной  мере
смягчило удар плечами о стену, но и так  у  него  потемнело  в  глазах,  а
остатки воздуха вырвались из легких вместе со стоном.
     На спине дельфина, в каменном круге высохшего фонтана, на том  месте,
где только что  сидела  миниатюрная  девушка  в  белом  платье,  вытягивал
поблескивающее тело огромный черный нетопырь, раскрыв длинную узкую пасть,
наполненную белыми,  острыми  как  иглы  зубами.  Болотного  цвета  крылья
развернулись, беззвучно захлопали, и существо  ринулось  на  ведьмака  как
стрела, выпущенная  из  арбалета.  Геральт,  чувствуя  во  рту  железистый
привкус  крови,  выкрикнул  заклятие,  выбрасывая  перед  собой  ладонь  с
пальцами, раскрытыми в Знаке  Квен.  Нетопырь,  шипя,  резко  повернул,  с
хохотом взмыл вверх и тут же спикировал отвесно вниз,  целя  точно  в  шею
ведьмака. Геральт отскочил в сторону, ударил и  не  встретил  препятствия.
Нетопырь плавно, грациозно, поджав одно крыло, развернулся, облетел его  и
снова атаковал, раскрыв зубастую пасть. Геральт ждал,  вытянув  в  сторону
чудовища меч, держа его двумя руками. В последнее мгновение он  прыгнул  -
не  в  сторону,  а  вперед,  ударил  наотмашь  так,  что   завыл   воздух.
Промахнулся. Это было настолько неожиданно, что он выпал из ритма, на долю
секунды опоздал с уклоном. Он почувствовал, как когти бестии разрывают ему
щеку, а бархатное влажное крыло хлещет по шее. Крутнулся на месте, перенес
тяжесть тела на правую ногу и рубанул резким взмахом назад, снова не попав
в фантастически увертливое существо.
     Нетопырь забил крыльями, взвился, полетел к фонтану.  В  тот  момент,
когда загнутые  когти  заскрежетали  о  камень  бассейна,  отвратительная,
слюнявая пасть уже размывалась, исчезала, хотя появлявшийся  на  ее  месте
бледный ротик по-прежнему не скрывал смертоносных клыков.
     Брукса пронзительно завыла,  модулируя  голос  в  ужасающую  мелодию,
вытаращила на ведьмака переполненные ненавистью глаза и закричала снова.
     Удар волны был таким могучим, что проломил Знак.  В  глазах  Геральта
заплясали черные и красные круги, в  висках  и  темени  застучало.  Сквозь
сверлящую уши боль он начал слышать голоса, плач и стоны, звуки  флейты  и
гобоя, шум вихря. Кожа на его лице  занемела.  Он  упал  на  одно  колено,
затряс головой.
     Черный нетопырь беззвучно несся на него, в  полете  разевая  зубастые
челюсти.  Геральт,  хотя  и   ошеломленный   волной   крика,   среагировал
инстинктивно. Поднялся с земли,  подлаживая  темп  движений  под  скорость
полета чудовища, стремительно сделал три шага вперед, уклон и  полуоборот,
а после - быстрый, как мысль, двуручный удар мечом.  Острие  не  встретило
опоры. Почти не встретило. Он услышал крик, но на этот раз  это  был  крик
боли, вызванной прикосновением серебра.
     Брукса,  воя,  превращалась  на  спине  дельфина.  На  белом  платье,
несколько выше левой груди, появилось алое пятно под разрезом размером  не
больше мизинца. Ведьмак скрежетнул  зубами  -  удар,  который  должен  был
располовинить тварь, оказался царапиной.
     - Кричи, вампирка, - прохрипел он, утирая кровь со щеки. - Выкричись.
Потрать силы. И тогда я отсеку твою прелестную головку!
     Ты. Ослабнешь первый. Чародей. Убью.
     Рот Бруксы не  двигался,  но  ведьмак  слышал  слова  отчетливо.  Они
раздавались в его мозгу, взрываясь, глухо звеня, повторяясь эхом,  как  из
под воды.
     - Увидим, - выцедил он и пошел, наклонившись,  вперед  в  направлении
фонтана.
     Убью. Убью. Убью.
     - Увидим.
     - Вереена!
     Нивеллен, с поникшей головой,  двумя  руками  уцепившись  за  косяки,
пошатываясь, стоял в  дверях  особняка.  Нетвердой  походкой  он  пошел  к
фонтану, неуверенно махая лапами.
     - Вереена! - рыкнул снова.
     Брукса резко оглянулась. Геральт, занося меч для удара,  подскочил  к
ней, но реакции вампирки были значительно быстрее. Пронзительный крик -  и
очередная волна сбила ведьмака с  ног.  Он  упал  навзничь,  покатился  по
гравию аллейки. Брукса выгнулась, сжалась для прыжка,  клыки  в  ее  пасти
блеснули как разбойничьи кинжалы. Нивеллен, растопырив лапы  как  медведь,
попытался ее схватить, но она крикнула ему прямо в морду,  отбросив  сразу
на несколько саженей назад, на деревянные подмостки  под  стеной,  которые
подломились с оглушительным треском и завалили его кучей бревен.
     Геральт уже был на ногах, бежал,  полукругом  огибая  двор,  стараясь
отвлечь внимание Бруксы  от  Нивеллена.  Вампирка,  хлопая  краями  белого
платья, понеслась прямо на него, легко, как мотыль,  едва  касаясь  земли.
Уже не вопила, не пробовала превращаться. Ведьмак знал, что она устала. Но
знал также и то, что даже уставшая она  остается  смертельно  опасной.  За
спиной Геральта Нивеллен грохотал досками, рычал.
     Геральт  отпрыгнул  влево,  окружил  себя  коротким  дезориентирующим
взмахом меча. Брукса приближалась  к  нему  -  бело-черная,  растрепанная,
страшная. Он недооценил ее - закричала на бегу. Ведьмак не  успел  сложить
Знак, полетел  назад,  ударился  спиной  об  стену,  боль  в  позвоночнике
отдалась до самых кончиков пальцев, парализовала  плечи,  подкосила  ноги.
Упал на колени. Брукса, певуче воя, прыгнула к нему.
     - Вереена! - гаркнул Нивеллен.
     Она обернулась. И тогда Нивеллен с размаха  всадил  ей  между  грудей
сломанный острый конец  трехметровой  жерди.  Она  не  вскрикнула.  Только
вздохнула. Ведьмак, услышав этот вздох, задрожал.
     Так они стояли - Нивеллен, на широко  расставленных  ногах,  держащий
обеими руками жердь, блокируя ее конец под  пахом,  и  Брукса,  как  белая
бабочка на игле, повисшая на другом  конце  шеста,  тоже  стиснув  на  нем
ладони обеих рук.
     Вампирка душераздирающе вздохнула и вдруг с  силой  налегла  на  кол.
Геральт увидел, как на ее спине, на белом платье расцветает алое пятно, из
которого в гейзере крови вылазит, отвратительно и  непристойно,  сломанное
острие. Нивеллен закричал, сделал шаг назад, потом  второй,  потом  быстро
начал пятиться, но не отпускал шеста, волоча за  собой  пробитую  насквозь
Бруксу. Еще шаг и он уперся спиной в стену дома. Конец жерди,  который  он
держал под пахом, заскрежетал о камень стены.
     Брукса медленно, как будто ласково  перенесла  свои  маленькие  ручки
дальше вдоль шеста, вытянула их на всю длину, крепко ухватилась за жердь и
подтянулась на ней. Уже больше метра окровавленной жердины торчало  у  нее
из спины. Глаза ее были широко  открыты,  голова  откинута  назад.  Вздохи
стали чаще, ритмичнее, перешли в хрип.
     Геральт поднялся, но завороженный  происходящим  не  мог  ни  на  что
решиться. И тут услышал слова, глухо прозвучавшие в его  голове,  как  под
сводами холодного и мокрого подземелья.
     Мой. Или ничей. Люблю тебя. Люблю.
     И  снова  страшный,  вибрирующий,  давящийся  кровью  вздох.   Брукса
рванулась, продвинулась дальше вдоль  жерди,  вытянула  руки.  Нивеллен  в
отчаянии зарычал, не выпуская  шеста  попытался  отодвинуть  вампирку  как
можно дальше  от  себя.  Тщетно.  Она  продвинулась  еще  сильнее  вперед,
схватила его за голову. Он завыл, замотал косматой головой.  Брукса  опять
подтянулась на жерди, склонила голову к горлу  Нивеллена.  Клыки  блеснули
ослепительной белизной.
     Геральт прыгнул. Прыгнул как освобожденная пружина. Каждое  движение,
каждый шаг,  который  сейчас  нужно  было  сделать,  был  его  сутью,  был
заученным, неизбежным, автоматическим и смертельно выверенным. Три быстрых
шага. Третий, как сотни таких  же  шагов  до  этого,  закончился  крепким,
решительным упором на левую ногу. Поворот туловища, широкий замах.  Увидел
ее глаза. Ничего уже нельзя было изменить. Услышал голос. Ничего. Крикнул,
чтобы заглушить слово, которое она повторяла. Ничего уже нельзя. Удар.
     Он ударил уверенно, как сотни раз до этого, серединой  клинка  и  тут
же, продолжая ритм движения, сделал четвертый шаг и полуоборот. Клинок,  в
конце полуоборота уже свободный, двигался за ним, блестя, увлекая за собой
веер красных капелек. Черные как смоль  волосы  заколыхались,  развеваясь,
поплыли по воздуху, поплыли, поплыли, поплыли...
     Голова упала на гравий.
     Чудовищ становится все меньше?
     А я? Кто я такой?
     Кто кричит? Птицы?
     Женщина в полушубке и голубой юбке?
     Роза из Назаира?
     Как тихо!
     Как пусто. Какая пустота.
     Во мне.
     Нивеллен, свернувшись в клубок, сотрясаемый спазмами и дрожью,  лежал
под стеной особняка, в крапиве, обхватив голову руками.
     - Встань, - приказал ведьмак.
     Молодой, красивый, могучего телосложения  мужчина  с  бледным  лицом,
лежащий под стеной, поднял голову, оглянулся вокруг себя. Взгляд  его  был
безумным. Он протер глаза пальцами. Посмотрел на свои руки.  Ощупал  лицо.
Негромко охнул, засунул палец в рот,  долго  водил  им  по  деснам.  Снова
схватился за лицо и снова охнул,  коснувшись  четырех  кровавых,  вспухших
полос на щеке. Зарыдал, потом засмеялся.
     - Геральт! Как это? Как это все... Геральт!
     - Встань Нивеллен. Встань и иди. У меня во вьюках есть лекарства, они
нужны нам обоим.
     - У меня уже нет... Нет? Геральт? Как это?
     Ведьмак помог ему встать, стараясь не  глядеть  на  маленькие,  такие
белые, что казались прозрачными,  руки,  сжимавшие  жердь,  воткнутую  меж
невысоких грудей,  облепленных  мокрой  багряной  тканью.  Нивеллен  вновь
охнул.
     - Вереена...
     - Не смотри. Пойдем.
     Они пошли через двор, мимо куста голубых роз, поддерживая друг друга.
Нивеллен беспрестанно ощупывал свое лицо свободной рукой.
     - Быть этого не может, Геральт. После стольких лет? Как это возможно?
     - В каждой сказке есть зерно правды, - сказал тихо ведьмак. -  Любовь
и кровь. И та и другая обладают огромной силой. Маги и их  ученики  ломают
себе над этим головы с давних пор, но не придумали ничего  лучше  чем  то,
что...
     - Чем что, Геральт?
     - Любовь должна быть настоящей.



В этом выпуске мы предлагаем вашему вниманию рассказ известного
польского писателя Анджея Сапковского "Воронка". Этот рассказ
должен был войти в антологию польских рассказов в стиле "политпанк",
так и не увидевшую свет. Это опыт в непривычной для автора области,
области антиутопии, отдельные образцы которой сейчас стало модно
определять термином "политпанк". Сапковский - признанный мастер
фэнтэзи, и тем интереснее, наверное, его стремление испробовать себя на
незнакомой почве. Надо сказать, Сапковский великолепно справился с
"политпанком", избежав по пути многих искушений.

Что сказать о "Воронке"?
Этот рассказ в чем-то дидактичен - но от этой дидактичности иногда
перехватывает горло.
Этот рассказ в чем-то груб - но это не та грубость, от которой тошнит.
Н