джами  и
заброшенными  пансионатами, обсаженными деревьями и кустами темного для меня
происхождения. Редкие прохожие  прогуливались  по  Лайсвес  аллеи,  магазины
большей  частью были закрыты - сезон кончился и торговля замерла. Я брел без
всякой цели, натянув на уши капюшон и засунув руки в глубокие карманы плаща,
прокручивая случившийся разговор, и чуть не угодил под машину, которая резко
затормозила на мокром асфальте, пошла юзом, каким-то чудом  не  сметя  меня,
словно  бита  -  городок,  обогнула  мое  замершее  тело, обругав напоследок
гнусным бибиканьем  и  обдав  сизым  дымом  от  полупереваренного  в  недрах
загибающегося  от  ржавчины  двигателя  бензина. От такого вида транспорта я
давно отвык и еще долго глядел на это чадящее чудовище  с  открытым  ртом  и
сильно бьющимся от пережитого страха сердцем. У хозяина этого монстра должны
быть большие проблемы с экологической полицией, пронеслось у меня в голове.
     Мерседес  покатил  дальше  и  лихо  для его возраста повернул на
Прамонес. Я пожал плечами и побрел вслед за машиной. Местные жители из  всех
видов   транспорта   предпочитали  ноги  и  даже  велосипед  здесь  считался
издевательством над окружающей средой, к  тому  же  Паланга  была  маленьким
городком  и пока водитель этого Жигули заводил бы свой агрегат, любой
малыш уже бы пересек весь город раза два. Я тоже сравнительно долго  не  мог
привыкнуть   к  такой  провинциальности,  но  потом  вошел  во  вкус  пешего
передвижения.
     Завернув на Прамонес, я увидел стоящий автомобиль и возвышающегося  над
ним  молодого Гринцявичюса из вышеупомянутой экологической полиции. Все-таки
вести в  подобных  местах  распространяются  со  сверхсветовой  скоростью  и
водитель  был обречен на смерть с момента въезда в наш городок. Злорадствуя,
я подошел на место казни.
     Из машины уже вылезал водитель, а на лице Гринцявичюса-младшего застыло
грозное выражение. Будь это кто из нашей общины, он бы  наверняка  отделался
только строгим внушением, но чужаку не светило такого милосердия - сейчас он
оставит   здесь   изрядную   сумму   экю   или  лишится  водительских  прав.
Журналистский инстинкт ли сработал, мещанство ли уже въелось в мою кровь, но
я не мог пропустить такого зрелища и остановился поглазеть. Я был не  одинок
и  вокруг  уже  собирался  народ. Подошел вечно сующий свой нос в чужие дела
Альгирдас с вонючей трубкой в  зубах,  откуда-то  возникла  Ванда  со  своим
мудрым  малышом,  имя  которого  я  никак не мог заучить, и сейчас поедающим
морковку, громыхая костями  подковыляла  старая  Аушера,  опиравшаяся  одной
рукой на массивную суковатую палку, которую с трудом бы поднял и здоровяк, а
другой вцепившись в Римаса, все еще не снявшему рыбацкую фуражку с "крабом".
     Водителем  оказалась  симпатичная  молодая девушка со спортивной, но не
истощенной, фигурой (терпеть не могу у женщин крупные формы в духе Рубенса),
короткими темными волосами, широкими бровями  вразлет  и  зелеными  глазами.
Толпа оживленно зашевелилась и стало ясно, что ее симпатии теперь на стороне
девушки  и  суд Линча над ней откладывается на неопределенное время. Молодой
Гринцявичус взял под козырек, широко улыбнулся, но  твердо  решив  выполнить
свой  служебный  долг до конца и не давать спуска злостным, хотя и чертовски
соблазнительным, нарушителям экологического режима, сурово потребовал:
     - Ваше удостоверение, пони.
     Пони протянула ему, встав на цыпочки, карточку и  стала  оправдываться,
состроив невинную физиономию:
     - Извините,  сэр, но я видимо, залюбовавшись вашим прекрасным городом и
морем,  пропустила  предупреждение,  что   здесь   запрещено   использование
бензинового двигателя. Иначе ноги моей здесь не было бы.
     Доброжелательные литовцы зашикали на нее, желая предостеречь девушку от
опрометчивых  слов.  Местный  муниципалитет  самым  страшным  грехом  считал
незнание городских  законов  и  изрядные  бюджетные  средства  тратились  на
доведение до всех жителей Евро-Азиатского Конгломерата важнейших изменений в
законодательстве  Сейма  Паланги (наподобие: перенос площадки выгула собак с
Северной окраины ближе к Пасиматимас и запрещение появляться  на  улице  без
нижнего белья, для чего бдительной полиции даны дополнительные полномочия на
проверку  оного).  Я  каждое утро выуживал из своего ящика увесистую вязанку
изменений и дополнений нашего законодательства и добросовестно их разбирал -
а вдруг с завтрашнего дня запретят дышать? Собственно с этой  макулатурой  и
проникла ко мне анонимка.
     Так  как  я  стоял  ближе  всех, заняв по старой журналистской привычке
самое удобное место для наблюдения и съемки (если бы она происходила) и  мог
губами   коснуться  ее  волос,  то  мне  пришлось  взять  на  себя  почетную
обязанность, забыв на время о том, как меня несколько минут  назад  чуть  не
задавил этот неэкологичный мастодонт, и прошептать ей на ухо:
     - Пони,  не  советую  вам  спорить  и  упоминать  свое незнание местных
законов. Лучше помолчите и без спора примите наказание - обойдется дешевле.
     Девушка  пожала  плечами,   но   послушно   замолчала,   наблюдая   как
невозмутимый  Гринцявичус выписывает штраф и заносит данные ее удостоверения
в свой черный список.
     - Можете ехать дальше, - пошутил он, откозырял, запер машину и,  указав
где  находится  стоянка  полицейского  участка,  удалился, всю так же широко
улыбаясь.
     Все заинтересованно  склонились  над  квитанцией  со  штрафом,  которую
потерпевшая  продолжала  сжимать  в  руке,  оторопело  глядя  на  уходившего
полицейского.
     - Ого, - воскликнула  Ванда,  не  пропускавшая  ни  одного  интересного
события в Паланге.
     - Да, сегодня полиция явно не в духе, - подтвердил Римас, дыша над моим
ухом сложной химической смесью из пива, жаренных хлебцев и тмина.
     - Это у него знак особого внимания, - высказала гипотезу старая Аушера,
гремевшая  костями,  то  ли  желая утешить девушку, то ли подсказывая ей как
выйти из тяжелой финансовой ситуации, - он со всеми так знакомится - сначала
оштрафует за какую-нибудь мелочь симпатичную девушку, а потом глядишь - он с
ней уже в баре прохлаждается!
     Девушка наконец  посмотрела  на  предъявленный  счет  (толпа  сограждан
замерла  в  ожидании  решающего  пенальти)  и  даже  икнула  - такого она не
ожидала.
     - Такие у нас цены, - злобно усмехнулся я, про себя потирая руки.
     Девушка в ярости развернулась на каблуках ко мне:
     - Если бы не вы и не ваши дурацкие советы, мне вообще  не  пришлось  бы
платить.  Но вы сначала подвернулись мне на совершенно пустой улице, а потом
вдобавок полезли со своими ценными советами. А я-то думала вы его знаете.
     Не ожидавшие такой  агрессии  со  стороны  столь  симпатичной  девушки,
аборигены  быстро  рассеялись  по  близ  лежащим  лесам и мы остались втроем
выяснять отношения - я, девушка и ее бронтозавр на колесах.
     Я  принялся   оправдываться,   боковым   зрением   отыскивая   пути   к
исчезновению:
     - Если  бы  не я, то вам пришлось бы заплатить в десять раз больше! Так
что радуйтесь, что не задавили  меня  и  пользуйтесь  пока  моей  мудростью.
Полицейский действительно сделал к вам большое снисхождение, поверьте.
     - Боюсь  ваша мудрость в моих глазах сильно скомпрометирована. Остается
надеяться на собственную мудрость, да на вашу физическую силу.
     - При чем тут мои железные мышцы?, - удивился я, - Бить Гринцявичуса  я
не буду даже за ваш поцелуй - боюсь за свое здоровье.
     Девушка пренебрежительно махнула рукой:
     - Побить я его и сама могу. Но я надеюсь, что вы поможете мне дотолкать
машину до полиции, дабы искупить свою вину - помимо сумасшедших штрафов ваша
полиция практикует к тому же трудотерапию, так как буксир для моей машины до
сих пор не подан.
     - И  не  пришлют,  - позлорадствовал я, - и еще заставят высадить целую
аллею деревьев, что бы возместить нанесенный вами здешней природе ущерб.
     Девушка наконец рассмеялась.
     - Ладно,  черт  с  ними,  с  полицией   и   деньгами.   Давайте   лучше
познакомимся. Меня зовут Одри.
     Я тоже улыбнулся.
     - Очень приятно, Одри. Я - Кирилл.
     Мы  пожали  друг  другу руки. Пожатие у нее было на удивление сильное и
мне пришлось приложить массу усилий, что бы не поморщиться. Затем мы  дружно
уперлись  в  багажник  машины  и  принялись  толкать ее по опустевшей улице,
обливаясь в такой холод потом, вымученно улыбаясь прохожим и  ведя  светскую
беседу.
     Мои худшие ожидания сбылись - Одри оказалась путешественницей. Железный
диплодок  был фамильной реликвией, которую ее дедушка завещал любимой
внучке и она, то есть внучка, не нашла лучшего применения  этому  сокровищу,
чем  использовать  его  по  прямому  назначению. Судя по тому, что "зеленые"
опять пошли в гору, отвоевывая утерянные  в  58-м  позиции  у  "ястребов"  и
армейцев,  и  занимая  все  больше  мест  в  муниципалитетах Евро-Азиатского
Конгломерата, то Одри предстояло просто захватывающее путешествие.  Впрочем,
протолкать  машину  от  Англии до Дальнего Востока тоже интересно и наверное
можно будет попасть в книгу Гинесса, хотя  для  хрупкой  девушки  это  будет
нелегкая  задача,  если  только  она  не  имеет привычку в каждом населенном
пункте делать попытку  задавить  самого  симпатичного  и  сильного  мужчину.
Дедушка  явно за что-то невзлюбил внучку и решил таким оригинальным способом
отомстить ей.
     К тому времени, когда мы наконец-то выехали на площадь  перед  ратушей,
напротив которой и находилась наша "зеленая" полиция, мы здорово притомились
и,  не имея больше сил на болтовню, молча толкали железного динозавра
в металлический зад. Затолкав несчастную машину на стоянку,  мы  попрощались
до  вечера - Одри собиралась за это время воспользоваться прозрачным намеком
старой Аушеры и окрутить холостого и озабоченного Гринцявичуса, сходив с ним
в бар, построив ему глазки, потанцевав с ним, томно прижимаясь к нему  своим
девичьим  телом, и, если надо, даже выйти за него замуж и родить ему десяток
детей, в надежде, что он простит ей ее грех и снимет с нее штраф. А  вечером
мы  договорились  встретиться в "Вешнаге" и приятно провести время. В душе я
сомневался, что Мантукас даст слабину, но решил не разочаровывать девушку и,
помахав ей перед тем как она скрылась в глубинах  полиции,  пошел  по  своим
делам.
     А  дела  мне  предстояли  сложные  -  убить еще один день своей жизни в
желательно бездумном времяпрепровождении. Накачаться спиртным  в  преддверии
свидания  с дамой, чего у меня не было бог знает сколько времени, было пошло
и неблагородно и я, гордо прошествовав мимо родных пивных, баров, ресторанов
и просто знакомых, дающих в разлив и, к тому же, в долг, направился  к  себе
на Руту в надежде выспаться перед бурной ночкой.
     Мой  новый  дом  мне  нравился.  И  не  потому,  что я был неприхотлив,
наученный горьким опытом военного журналиста ценить в жилище  самые  простые
радости  -  тепло,  наличие  воды,  можно  даже  только  холодной, сортира и
непромокаемой  крыши  над  головой,  а  потому   что   он,   обладая   всеми
вышеуказанными  достоинствами  и  еще многими другими, как то: горячая вода,
душ, ванна,  кухня  с  автоповаром  французского  производства,  каждый  раз
преподносил мне очередной сюрприз.
     Один  раз он отказался открыть мне дверь, а когда я принялся взламывать
испортившийся замок, вызвал полицию, скорую помощь  и  службу  газа.  Другой
раз,  когда  я  тихо  и  мирно почивал в своей постельке, видя десятый сон и
пуская слюни в подушку,  что-то  замкнуло  в  противопожарной  системе  и  я
проснулся   в   мокрой   постели,   под   ливнем  воды  и  пены,  бьющих  из
огнетушительных отверстий  в  потолке,  стенах  и  полу,  под  аккомпанемент
завывающих  сирен  пожарников,  столпившихся  перед  моим домом и заливающих
через  разбитые  окна  сжиженной  углекислотой  мнимый  пожар  и  мой  новый
гарнитур. Это было два.
     В  третий  раз вышла совсем уж неприличная штука - я так и не докопался
до истины, но то ли что-то произошло в телефонной  сети,  то  ли  в  рекламе
кто-то ошибся и дал мой номер видеофона, вообщем вместо местного борделя его
клиентура  стала  попадать  ко мне. Прежде чем я раскусил, что произошло, по
всей Паланге разнеслась весть, что недавно поселившийся у нас  понис  Кирилл
открывает дом свиданий, где клиентам будут предлагаться совсем невероятные и
особо  утонченные  услуги  и  поэтому  от  девушек,  которые  хотят  к  нему
устроиться, он требует такие же невероятные способности  (я  же  всего  лишь
искал  экономку и по простоте душевной думал, что звонят мне именно по этому
поводу, хотя и удивлялся - почему основной контингент  звонивших  составляют
не  солидные  дамы  в возрасте, а мужики всех сортов, делающие мне к тому же
неприличные и оскорбительные для моего мужского достоинства предложения,  да
молодые  девушки,  сначала  заявляющие,  что  они  готовы предоставить любые
услуги, а потом выясняется в ходе фривольного разговора, что они имеют самое
смутное представление о приготовлении элементарной яичницы).
     Дело разъяснилось лишь после того, как ко мне нагрянула полиция  нравов
в  компании  с  налоговой инспекцией и потребовала от меня лицензии на право
заниматься такого рода деятельностью, и справки об уплате налогов.
     В конце второго месяца житья в этом веселом доме, который мне сдали  по
подозрительно  низкой цене, всю администрацию, полицию, налоговую инспекцию,
пожарную охрану, общество любителей  животных,  дом  свиданий,  добровольное
общество  спасения  на  водах и во льдах и, даже, ассоциацию гинекологов - я
всех их знал в лицо, завязав с ними более или менее близкое  знакомство.  Со
мной раскланивались на улице, здоровались за руку, приглашали на чай и пиво,
короче  говоря, приняли меня в семью небольшого городка. Такой популярностью
я не пользовался даже на телевидении. Я был благодарен Стасе  Ландсбергивене
и  не собирался переезжать в другое жилище. В конце концов жить на вулкане -
это моя профессия.
     Сегодня меня  тоже  ожидал  сюрприз.  В  моем  почтовом  ящике,  помимо
очередной  порции  отходов  местного  законотворчества,  опросных  листов по
референдуму и пригласительного билета на съезд любителей  пива,  лежали  еще
две   бандероли.  Присланы  они  были  на  мое  имя  в  клайпедский  банк  и
администрация банка, как мы и не договаривались, любезно переслала их  сюда.
Отправитель указан не был - я определенно становился мишенью для анонимов.
     В бандеролях были книги. Изданы они были недавно в "Пингвине" и поэтому
до сих пор не попадались мне на глаза - первая и самая красочно оформленная,
то есть  с  моей  голограммой  на коробке, где я в полной амуниции акванавта
попираю ластой тушу синего кита, называлась "Тайная жизнь Кирилла Малхонски"
Марии Успенской, а вторая - "Внешние спутники: истоки войны", автор  скромно
не был указан. Над столь странной подборкой стоило поразмышлять - вряд ли от
меня требовали рецензии на эти опусы. Я пожал плечами и вошел в дом.
     Есть  не  хотелось  и я завалился на диван. Поворочавшись минут сорок и
поняв, что прошлой ночью я исчерпал на сегодняшний день свой  лимит  сна,  я
решил  почитать,  надеясь  скоротать время до вечера, если книги окажутся не
совсем лживыми и нудными.
     Удивительное дело - печатный текст. Почему-то ему  веришь  больше,  чем
тексту  рукописному,  или  сказанному слову. Ему веришь априори, веришь, что
книга не солжет, не обманет. Доверие к ней - генетическая  наследственность,
заложенная  в  нас веками, когда к книге относились с пиететом, обожествляли
ее, когда она являлась единственным хранилищем знаний, тайн и могущества.  И
лишь  много  столетий  спустя,  ближе к нашему времени, книгу научили лгать,
развращать и убивать. Но вот вера к ней живет до сих пор.  Человечество  уже
поняло,  что  его пороки впитала и книга, но все еще не изжив в себе детскую
доверчивость к стопке скрепленной бумаги, испачканной краской, оно пока лишь
научилось не читать ее, относиться к ней равнодушно, но не - недоверчиво.  И
это  не  беда людей, не следствие падения культуры и нравов - это беда самих
книг. Веря, в силу воспитания, наследственности и  еще  бог  знает  в  чего,
написанному, но понимая здравым умом, что теперь лжи там больше, чем правды,
да  и  эта  правда  настолько изуродована, изрезана, кастрирована, люди пока
неосознанно, но уже стали игнорировать книгу, забывать о ней и смеяться  над
ней, заменяя ее мультимедийными игрушками.
     Мне  могут  возразить, что книги не пишутся сами по себе и сваливать на
них пороки их авторов,  являющихся  плоть  от  плоти  этого  мира,  довольно
странно.  Но  это  глубокое  заблуждение,  что у книг авторы. У Борхеса есть
любопытная идея Вавилонской библиотеки - если взять все возможные  сочетания
букв  нашего  алфавита,  и  распечатать  их,  то  среди  миллиардов  томов с
бессмысленной ахинеей мы найдем ВСЕ книги, которые только  были,  будут  или
вообще  не  будут  написаны.  Это  комбинаторика,  друзья.  Так кто же будет
автором этих книг? Случай? Бог? Дьявол? Я  этого  не  знаю,  но  знаю
точно, что это будет совсем не тот, чье имя по странной случайности стоит на
титульном  листе.  Книги  рождены человечеством, но они не принадлежат нам и
живут отдельной от нас жизнью, попутно впитывая наши грехи и мудрость,  если
они у нас есть.
     И  мне всегда приходится прилагать определенные усилия при чтении, дабы
разобраться где автор приврал, а где написал беспардонную ложь,  из-за  чего
чтение  превращается  для  меня  в  утомительную  умственную  работу и часто
прерывается многочасовым здоровым сном.
     Поэтому я начал с "Истоков войны", решив  быть  скромным  и  в  надежде
побыстрее  уснуть  над  этим  глубокомысленным трактатом. Однако чтение меня
захватило и я прокрутил всю книжку до конца. Название несколько ввело меня в
заблуждение -  я  думал  наткнуться  на  очередную  патриотическую  поделку,
которые   миллионными  тиражами  пекут  в  недрах  Министерства  обороны,  с
идиотским  глубокомыслием  объясняющую  -  почему  нам  следует   продолжать
конфликт   со   Спутниками   и   как   это   здорово   -  стрелять  в  своих
соотечественников, но наткнулся на сплошную нелегальщину.
     Все  начиналось  с   небольшого   подсчета.   Если   взять   всю   нашу
цивилизованную  жизнь  за  последние  шесть тысяч лет и сосчитать сколько же
мирных дней мы прожили со времен Атлантиды и  Шумер  до  сих  дней,  то  без
особого  удивления  обнаружим,  что  за  это  время  произошло 14550 войн, в
которых погибло четыре с половиной миллиарда людей, а  в  мире  и  покое  мы
скучали всего-то около года.
     Природа  войны  интересовала многих мыслителей: некоторые из них видели
ее причины лишь в политических разногласиях, другие - в экономике, третьи  -
в  психологии людей, изначально стремящихся к самоуничтожению. Если системно
проанализировать эти причины, то можно сделать вывод, что они не  только  не
противоречат  друг  другу,  но  и  дополняют. Психология людей, их фенотип и
ментальность породили ту материальную культуру, технологическую цивилизацию,
которая лежит в фундаменте наших экономических и политических систем, как бы
разнообразны они не были. Экономика страны во многом определяет политическую
линию правительства, геополитические интересы и сферы влияния, а уж  влияние
политики  и  официальной  идеологической модели на мысли и образ жизни людей
общеизвестны. Все это достаточно очевидно и подтверждается недавними и очень
давними событиями.
     В своем стремлении к самостоятельности Внешние Спутники не  оригинальны
- они  с  точностью  повторяют  борьбу земных колоний докосмической эпохи за
независимость от метрополии, хотя причины таких устремлений в  нашем  случае
кажутся  очень загадочными при внимательном анализе. Ну с какой стати тем же
Спутникам требовать суверенитета? Есть много объективных причин  по  которым
они  нико