релестнейшую  пору  года.
Уезжать  из Парижа в это время мне не хотелось, но Кирилл уговорил слетать в
Фюрстенберг (если говорить точнее, то я навязалась сама. Он сказал,  что
на  денек  уедет,  а  я  просто так поинтересовалась - куда?, не имея ничего
ввиду, так как уже давно привыкла к его неожиданным отлучкам,  решив  просто
быть  вежливой  и  показать  свой  интерес  к  его  жизни. Кирилл на секунду
споткнулся и я почувствовала его смущение и чутьем своим поняла, что за этим
кроется нечто важное для него. Такого случая я упустить не могла и  пришлось
употребить  все  свои чары для уговора его взять меня с собой. Так это было,
но читателю об этом знать не следует, ибо это нарушает возникающее с  первых
же  строк  впечатление  об интимном знакомстве автора со всеми подробностями
жизни своего героя), утверждая, что немецкая осень не  хуже  парижской  и
даже превосходит ее по мягкости из-за близости Балтики, а старинный немецкий
город гораздо красивее Парижа и до сих пор не испорчен никакой цивилизацией.
С  этим  я никак не могла согласится и поэтому решила увидеть своими глазами
это чудо. Мы поехали вместе (все это фантазии чистой воды, но врать  мне
не привыкать).
     За  час  мы  добрались  до  Берлина  и,  не выходя на поверхность из
Трансконтинентальной Трубы, что бы полюбоваться Федеральной столицей,  сразу
же  пересели  на  электропоезд,  идущей на север. Народу в вагоне было очень
мало - большинство предпочитало пользоваться воздушным транспортом - и кроме
нас по поезду слонялось еще двое-трое людей. Электричка набрала  крейсерскую
скорость  и  через минуту после разгона выскочила из обтекателя ТТ, уходя по
пологой кривой от прозрачной трубы, в которой на пределе  видимости  сновали
элегантные  "метеоры",  фешенебельные "Глории Скотт" и простенькие "сигары",
развозящие граждан ЕАК по всей территории Конгломерата от Британии на западе
до Аляски на востоке, от Земли Франца-Иосифа на севере до Шри-Ланки на  юге,
внутри  разбросанных  по всей Евро-Азии щупальц, которые сейчас уже тянулись
до Африки, Антарктиды, Америки и Австралии и в недалеком будущем должны были
сомкнуться на всем теле земного шара.
     Наши попутчики вскоре слезли на своих  станциях  и  мы  остались  одни,
гадая,  что  заставляет  экономных  немцев  гонять  пустые  поезда  по  всей
Федерации, без всякой надежды на то, что эта забота о четырех-пяти человеках
как то окупиться, если уж не в денежном, то хотя бы в  моральном  плане.  Но
наше  одиночество  нас  устраивало:  никто, в том числе и мы сами, не мешали
любоваться проносящимися мимо  видами  -  ухоженными  аккуратными  полями  и
лесами,  так  близко  подступающими  к  рельсам,  что ветви деревьев лезли в
открытые нами окна, оставляя  внутри  оторванные  ветки,  листья,  иголки  и
запахи  осени,  смолы  и дыма. С такого расстояния и на такой скорости можно
было  разглядеть,  что  лес  убран(!  ),  очищен  от  буреломов,  листвы   и
промышленного  туристского  мусора,  что  на  многочисленных  соснах сделаны
нарезки и  под  ними  укреплены  глиняные  горшочки  для  сбора  смолы.  Эти
свидетельства    немецкой    аккуратности   и   педантичности   еще   больше
подчеркивались видом маленьких городов и деревень на берегах ленивых  речек,
застроенных   каменными   домами,   высокими   ратушами,  вымощенных  вечной
брусчаткой и утопающими в зелени деревьев и красно-белом цветении шиповника,
роз и хризантем.
     Названия маленьких же станций были выведены готическим шрифтом  и  с
непривычки  их было очень трудно прочитать, тем более что поезд стоял на них
короткое время, так как высаживать и принимать было некого, а  на  некоторых
даже  и не считал нужным останавливаться по каким-то соображениям, и поэтому
нам приходилось смотреть во все  глаза  и  спрашивать  на  ходу  станционных
смотрителей, что бы не пропустить свою остановку.
     Людей  за  все  это  время  мы  видели  очень  мало,  в основном только
железнодорожников, да редких  попутчиков  и  не  верилось,  что  когда-то  и
Германия в том числе задыхалась от перенаселения, смога и нефтяных речек.
     Поезд  замедлил  ход,  притормаживая  на частых поворотах и иногда даже
ползя вспять, чем несказанно смущал нас. Было великолепно  и  медленность  с
лихвой  окупалась красотой видов и свежестью воздуха - мы открыли все окна и
наши голые тела обдувались встречным ветром, и силой страсти.
     В Фюрстенберг мы прибыли часа через два и он оказался не намного больше
тех городов, которые мы миновали на нашем пути. "
     Оливия поймала себя на том, что вот уже целых  полчаса  она  сидит  над
последней  фразой  и,  тупо  уставившись  в экран процессора, размышляет над
чем-то, к работе не имеющее никакого отношения. В голове усиленно крутились,
как  назойливые  весенние   мухи,   обрывки   предложений,   словосочетаний,
деепричастий  и  ненормативной лексики. При попытки ухватить их за хвост они
брыкались,  лягались,  стремясь  вырваться  из  вялых  объятий  сознания,  и
протестующе  ржали,  но когда они обессиливали в неравной борьбе, то на свет
выползало что-то совсем уж непотребное: "...  интересно,  почему  вода  в
кране  капает? Опять я закрыть забыла. А Кирилл тоже хорош - улетает куда-то
и ни слова, нет, что бы кран  починить.  Надо  Анж-Мари  вызывать  -  скучно
одной, да и есть хочется".
     Так,  с  творческой  деятельностью  пора  закругляться. Ввиду магнитных
бурь, дождя, землетрясений и прочих причуд  природы  и  стихийных  бедствий,
включая лень, дальше двух страниц печатного текста дело сегодня не пойдет, к
большому нашему сожалению.
     Оливия  отключила экран и принялась искать истоки своей нынешней лени и
неработоспособности в прожитой жизни, как  обезьяна  блох  в  своей  шерсти.
Интересно,   если   бы   ее  фамилия  была  бы  не  Перстейн,  а,  допустим,
Долматож-Угырлы, и она была бы не  наследницей  миллиардов  экю,  а  -  двух
жалких  кляч  и  рваной  юрты  в  докой монгольской степи, сидела бы она над
рукописью в Старом Париже сейчас? После  долгих  размышлений  и  философских
умопостроений  она  пришла  к  выводу:  не  сидела  бы,  но  была бы намного
счастливее, чем в этой жизни, так как у нее был бы муж, который  пьет  архи,
побивает  ее  при случае и с завидной регулярностью делает ей детей, которые
вились бы чумазой стайкой вокруг нее, теребя за засаленный  подол  и  требуя
постоянного внимания, еды и ласки.
     Ограниченность  мирка  твоего существования, сиюминутные заботы и жизнь
сегодняшним днем и, желательно, природная туповатость -  вот  залог  вечного
счастья. Немудрено, что мы так завидуем детям.
     Впрочем   такой   рецепт  Оливии  не  подходил  -  если  избавиться  от
баснословного состояния с трудом, но все-таки можно было бы,  то  излечиться
от   высшего   образования  и  цивилизованности  не  представляется  никакой
возможности. "Ну хорошо - бороду я сбрею. А умище-то куда девать?! ". Се  ля
ви.  Представив  себя  на  маленькой степной лошадке с ургой в руке и полной
вшей голове, Оливия вздрогнула, перекрестилась и рассмеялась.
     Тут она вспомнила, что совсем забыла о встрече Кирилла с Памелой и  что
их  дебаты  транслируются  на  весь Конгломерат. Оливия включила телевизор и
оказалась  в  студии   1178   ТВФ   среди   многочисленных   поклонников   и
недоброжелателей П. Мортидо и К. Малхонски.
     Было  жарко  -  видеофоны  разогрелись  от большого количества звонков,
взопревшие  секретарши  записывали  вопросы,  редакторы  отбирали   наиболее
интересные,  отсеивая  явный  бред  и провокацию и передавали запись в эфир,
операторы носились по всей студии, сшибая по пути  продюсеров,  цензоров,  и
опрокидывая  стойки с прожекторами, в поисках лучшей картинки и кондиционеры
не справлялись с этой свистопляской.
     В  специально  отведенном  месте  для  телевизитеров,  отгороженном  от
остальной  студии  позолоченными  цепями, дабы через Очень Важные Персоны не
шлялись работники телевидения и не мешали воочию наблюдать  за  всей  кухней
передачи,  сидело,  кроме  Оливии, еще три человека. С одним из них она была
лично знакома -  Петер  Франц  возглавлял  Совет  директоров  консалтинговой
компании  "Франц,  Перстейн  и  Саачи"  и  часто  бывал  в  доме  отца. Этот
стадвадцатидвухлетний старец, железной рукой правивший крупнейшей  компанией
и   своим   семейным  кланом,  включающем  пятерых  сыновей,  двух  дочерей,
семнадцать  внуков  и  неисчислимое  количество,  которое  постоянно  росло,
правнуков, в свое время был героем многих передач и статей.
     Двадцать  три  года  назад его тогда единственного и, по слухам, самого
любимого правнука Петера Франца  IV  похитила  правая  группировка  "Красные
волки"  с целью получения выкупа и освобождения из тюрьмы своих людей. Петер
отказался выполнить условия террористов. "Если я уступлю им сейчас,  то  это
поставит  под  угрозу  жизнь  других  моих детей и внуков. Пусть эти подонки
знают, что я выкупы не плачу", отрезал он, когда Нестор  Перстейн  предложил
ему свои услуги и кредиты для решения этой проблемы.
     С  него требовали пять миллионов экю, Петер же потратил вдвое больше на
организацию частного поиска и  ликвидацию  бандитов.  Его  правнук  вернулся
домой  без  одного  уха,  которое  позже  пришло по почте с уже запоздавшими
угрозами.
     Именно этот старец явился  впоследствии  инициатором  принятия  Акта  о
заложниках,  который  категорически  запрещал  выполнение каких-либо условий
террористов, кто бы ими не захватывался и  к  каким  бы  жертвам  это  могло
привести.  Позднее политологи отмечали, что именно этот законодательный акт,
не смотря на свою жестокость, положил конец чудовищному порождению  прошлого
века.
     Остальных  Оливия  не  знала,  хотя  ей  показалось,  что их лица порой
мелькали на экране, но в каких передачах и под каким соусом она не  помнила.
Она  поздоровалась  с  Петером Францем, кивнула незнакомцам и помахала рукой
Кириллу. Он сделал вид, что  не  заметил  ее,  но  Памела  мгновенно  усекла
появление Оливии и выдала в эфир:
     - А  теперь,  дорогие  телезрители,  в  нашей  студии появился еще один
персонаж, имеющий отношение к нашему герою. Позвольте представить - нынешняя
любовница журналиста Малхонски Оливия Перстейн.
     Ведущая сделала паузу, ожидая возражений со стороны Кирилла или Оливии,
но они промолчали, не  ввязываясь  в  очередную  драку  -  Кирилл  наученный
горьким  опытом  последних  минут  беседы с Памелой, а Оливия следуя женской
интуиции и здравому соображению, что чем меньше дерьмо трогаешь, тем  меньше
оно воняет.
     Памела пожала плечами и продолжила:
     - Она единственная дочь и, следовательно, наследница Нестора Перстейна.
Ее личное  состояние  оценивается  в  пятнадцать  миллионов экю, которые она
заработала на публикации любовных и  порнографических  романов  под  разными
псевдонимами. Как ни удивительно, но это бульварное чтиво пользуется успехом
у   наших   домохозяек  и  пациентов  психоаналитиков.  Вероятно  секрет  ее
популярности  кроется  не  в  художественных  достоинствах   романов,   хотя
некоторые  продажные  критики  сравнивают  мадемуазель  Перстейн с Бунином и
Набоковым, а в известности  имени  автора,  пусть  и  тщательно  скрываемого
псевдонимами.
     Кирилл  с тоской слушал как раздевают Оливию и проклинал тот час, когда
ему взбрело в голову согласиться на предложение участвовать в этом  судебном
разбирательстве и ту минуту, когда Оливии пришла в голову блестящая мысль не
смотреть   передачу   как  миллионы  простых  граждан,  наслаждаясь  цветом,
голографией и запахом, а  воспользоваться  аппаратурой  стоимостью  в  сотни
тысяч и нанести визит в студию.
     Не  участвовать  в "Лицом к лицу" ему было никак нельзя: во-первых, это
своего рода экзамен на пути в руководство ТВФ, куда его  уже  давно  прочили
влиятельные  друзья  и  враги,  и  в случае отказа на него стали бы смотреть
косо, как на человека, имеющего что скрыть и не  заботящегося  об  имидже  и
популярности   корпорации.  Приближалась  очередная  двадцатилетняя  ротация
Совета директоров и, хотя было заранее известно, что те же чиновники  займут
те   же   места,   всегда   существовала  возможность  безвременной  кончины
одного-двух старцев из этого  геронтологического  заповедника  и  назначения
более  молодых. В свете связи его с домом Перстейнов это не выглядело совсем
уж фантастично.
     И, во-вторых,  лишние  деньги  никогда  не  помешают  -  не  смотря  на
колоссальный   моральный   ущерб,   наносимый   Памелой  своим  гостям,  она
компенсировала это гигантскими гонорарами и в этом надо отдать ей должное.
     А вот зачем сюда притащилась Оливия он понять не мог. Если  она  пришла
поболеть  за  него,  то  она  выбрала  не  лучший  для этого способ - что бы
успокоить льва не следует трясти перед его мордой свежим  мясом.  Сидела  бы
дома  перед  телевизором  да  молчала  в тряпочку! Теперь же утихающий океан
заштормит с новой силой. Сколько же осталось до конца эфира? Пара  миллионов
лет?
     Кирилл  чувствовал  себя неважно - на виду у всех его медленно раздели,
подробно рассмотрели, не пропуская ни одной  анатомической  подробности  его
биографии,  оплевали,  раскритиковали и при всем при этом не спешили одевать
или, в крайнем случае, говорить ему комплименты.
     С большим пристрастием, почему-то, изучили его пребывание  на  Марсе  в
дивизии  амазонок  в  бытность  корреспондентом "Пентхауз" и "Солдат удачи",
одиссею на Луне и похождения на Венере. Кирилл даже и не  подозревал  о  том
количестве  приключений,  которые  оказывается  ему  довелось пережить в тех
местах и о том количестве людей, которые были этому живыми свидетелями. Так,
в одиночке в концентрационном лагере на Луне,  куда  он  угодил  за  попытку
убийства Вертухая (! ), с ним, по его скромным подсчетам, сидело еще порядка
пятидесяти  трех  человек  (!  ).  С  его  памятью творилось явно неладное -
оказывается он забыл самые интересные эпизоды своей жизни!  Кирилл  поклялся
сразу  же  после  передачи  обратиться  к  лучшим психиатрам по поводу своей
амнезии, не пожалев на это весь свой гонорар.
     Хотя во всем этом была какая-то высшая справедливость -  Кирилл  теперь
мог  во  всех  красках  представить  как  чувствуют себя герои его интервью,
статей и репортажей.
     Законы передачи запрещали ведущей задавать вопросы телевизетерам,  если
конечно  они сами не ввяжутся в дискуссию, а заставить их сделать это и было
высшим  пилотажем  на  телевидении.  Но  так  как  Оливия  хранила  гробовое
молчание,  не  отвечая на выпады Памелы, тем самым еще более распаляя ее, то
ведущая забыла о  настоящем  госте  передачи  и  все  больше  погружалась  в
интимные  стороны  миссис  Перстейн,  надеясь  пробить броню бедной девушки.
Бедная девушка однако продолжала невозмутимо  выслушивать  оскорбления  Суки
Пэм  -  внимание  светской прессы к ее персоне еще с самого рождения привили
Оливии иммунитет к свободе слова. Она закинула ногу  на  ногу  и,  прикрывая
ладошкой  свои  вымученные  позевывания,  презрительно  разглядывала суету в
студии.
     Огневая  атака  могла  продолжаться  до  бесконечности.   Кирилл,   уже
развлекаясь,  сидел  в  своем  кресле,  наблюдая  за очередной кавалерийской
атакой, в очередной раз разбивающейся о неприступные стены  замка,  покрытые
ледяной  броней невозмутимости, и тихо досчитывал последние минуты передачи.
Теперь он не жалел о  приходе  Оливии,  отвлекшей  огонь  на  себя,  но  ему
внезапно стало жалко Пэм, выдыхающуюся и теряющую уверенность на глазах.
     Наконец  Пэм  поняла  всю  тщетность  своих усилий и прекратила гневную
филиппику против зажравшейся буржуазии и вернулась к своим баранам.
     - Наша передача,  к  сожалению,  подходит  к  концу,  дамы  и  господа.
Напоминаю,  наша  тема  -  современная  журналистика  и у нас в гостях яркий
образчик того,  что  называют  "желтой  прессой",  Кирилл  Малхонски.  Прошу
задавать ваши вопросы.
     Яркий  образчик  "желтой  прессы" журналист Кирилл Малхонски перетек из
вальяжной позы в  более  приличиствующию  очередному  нападению  -  выпрямил
спины, развернул плечи, набычился и приготовился к подаче.
     Когда   внимание  Пэм  снова  переместилось  на  Кирилла,  Петер  Франц
наклонился к ушку Оливии:
     - Я восхищен твоей выдержкой, девочка. Ты  единственная  из  нас,  кому
удалось  положить  ее  на лопатки. Мы здесь уже от всей души поучаствовали в
здешней перепалке!
     - А кто остальные?, - так же шепотом поинтересовалась Оливия.
     Петер оглянулся на двоих присутствующих,  с  момента  появления  Оливии
никак себя не проявившие.
     - Один  из  них, вон тот седой - командующий Космофлотом Теодор Веймар.
Кажется он бывший начальник Кирилла по Вест Поинту.
     - А я и не знала, что он там учился, - пробормотала Оливия.
     - А, черт, ошибся, детка. Прости старика за дезу. Он  бывший  начальник
Академии ВС в Ауэррибо! Нет, со склерозом надо что-то делать. А второй гость
- его  нынешний  работодатель  Авраам  Эпштейн. Тоже хитрый еврей, ничего не
скажешь. Как его Памела не насиловала, он так толком ничего и не сказал.
     - Простите  за  вопрос,  но  каким  ветром  вас  сюда   занесло,   Ваше
Высочество?
     - Мне надо видеть товар лицом, дорогая Оливия. Я покупаю эту передачу.
     Оливия мыслено сняла шляпу перед бесстрашием Пэм.
     - В  моем  представлении  идеал  Родины это - молодая румяная девушка в
красной косынке и с автоматом в руках,  -  отвечал  Кирилл  на  неуслышанный
Оливией  вопрос,  - Сейчас как никогда необходима поддержка всеми гражданами
Земли усилий по возвращению Спутников в Союз.
     - Вы считаете, что Спутники недостойны суверенитета?, - спросила в свою
очередь Памела.
     - Я не понимаю о каком суверенитете может идти речь, если все население
Внешних Спутников составляют наши граждане, выходцы с Земли. Суверенность  -
порождение  эпохи  демократии,  и мы все убедились в нежизнеспособности этой
идеи.  Народ  не  любит  демократию,  порождающую   анархию,   коррупцию   и
беззаконие. Народу нужна не кучка болтунов, а строгий и справедливый батька.
Ленин, Сталин и Гитлер необходимы, что бы ощутить себя единой нацией.
     В  студии  появился  очередной зритель - дородная дама лет пятидесяти с
обильной штукатуркой на лице.
     - Вы противник Директората, господин Малхонски?, -  с  ужасом  спросила
она, картинно прижимая потные кулаки к седьмому подбородку.
     - Успокойтесь,  мадам,  я  не противник нашего строя, но считаю, что на
период таких сложных  ситуаций,  чреватых  всеобщей  войной,  нам  необходим
военный,  а  не политический, и тем паче - коммерческий руководитель. На мой
взгляд Директорат должен передать часть  своей  власти  временному  военному
диктатору,  который  должен  иметь самые широкие полномочия на период войны.
Примеры  прошлых  войн  недвусмысленно  указывают,  что  коллегиальность   в
принятии  военных  решений ведет к поражению. А мы не можем проиграть в этом
конфликте, иначе Земля потеряет все свое влияние.
     - Еще вопросы, господа.
     Следующий зритель воспользовался телефоном:
     - Кирилл, на Титане вы были спасены экипажем Фарелла Фасенда, -  Кирилл
похолодел, - Я знаю, что высаживаясь там, он нарушил приказ командования, за
что впоследствии и был казнен. Но если бы он не высадился в Оранжевой Лошади
вас сейчас не было в живых. Ваше отношение к капитану Фареллу?
     Кирилл  не  ожидал  такого  удара напоследок. Наверное так же чувствует
себя ковбой, только сейчас усмиривший норовистого скакуна и  повернувшись  к
нему спиной, получивший предательский удар копытом по спине. Он долго не мог
ответить и в студии повисла непривычная тишина. Наконец он сказал:
     - Хотя,  может  быть,  я  и  обязан Фареллу жизнью, но я считаю, что он
преступник, нарушивший приказ и присягу. Я отдаю себе отчет, что  моя  жизнь
не стоила такого предательства.
     - Благодарю  вас, Кирилл, за ваше участие в нашей передаче. Н