оде заразной болезни, которую можно легко
подцепить.

- Вот, - сказала нянюшка Ягг, подходя к ним с подносом, - все очень просто.
Главное - громко и четко произносить слова, и тебя обязательно поймут.

- Выглядит кошмарно, - призналась матушка Ветровоск.

- Чесночная колбаса и чесночный хлеб, - ответила нянюшка. - Мои любимые.

- Нужно было взять каких-нибудь овощей, - произнесла Маграт, крайне
трепетно относившаяся к вопросам питания.

- А я и взяла. Вот же чеснок лежит, - радостно сообщила нянюшка, отрезая
себе солидный шмат колбасы, от запаха которой слезы выступали на глазах. -
И сдается мне, на одной полке я видела что-то вроде маринованного лука.

- Правда? Тогда на ночь нам потребуется не меньше двух комнат, - сурово
заметила матушка. - Три, - поспешно сказала Маграт.

Она исподволь еще раз оглядела помещение. Молчаливые посетители по-прежнему
пожирали их взглядами, в которых сквозила некая выжидательная печаль.
Впрочем, любой человек, проведший в обществе матушки Ветровоск и нянюшки
Ягг достаточно долгое время, постепенно привыкал к тому, что на него все
пялятся, поскольку обе старые ведьмы были из тех людей, которые любое
пространство заполняют до краев. И возможно, обитателям здешних мест с их
густыми лесами окрест и всем прочим нечасто доводилось встречать незнакомых
людей. Вид нянюшки Ягг, с аппетитом уминающей колбасу, мог вполне
конкурировать даже с теми фокусами, которые она умудрялась проделывать с
маринованным луком. И все же... как-то не так они смотрели... Откуда-то
снаружи, из леса, донесся волчий вой. Посетители все как один вздрогнули,
да так дружно, будто долго репетировали. Хозяин что-то пробурчал. Все
нехотя повставали и покинули заведение, стараясь держаться кучкой. Какая-то
старушка на мгновение положила руку на плечико Маграт, печально покачала
головой и поспешила за остальными. Но Маграт и к этому привыкла. Люди, видя
ее в компании матушки Ветровоск, частенько жалели бедняжку. Наконец к ним
подошел сам хозяин с зажженным факелом и жестом пригласил следовать за
собой.

- А как ты растолковала ему насчет ночлега? - спросила Маграт.

- Ну, это просто. "Эй ты, хер, шибко-шибко, софа, три номер, мыль пардон",
- ответила нянюшка Ягг.

Матушка Ветровоск попробовала повторить то же самое себе под нос и кивнула.

- Этот твой парнишка, Шейн, и впрямь повидал свет. Что верно, то верно, -
заметила она.

- Он говорит, эти слова все понимают, - кивнула нянюшка Ягг.


Когда они по длинной винтовой скрипучей лестнице поднялись на второй этаж,
выяснилось, что комнат только две. И одну из них заняла Маграт. Даже хозяин
гостиницы вроде бы согласился с ее доводами. Он вообще был крайне
предупредителен.

Жалко только, он решительно не пожелал оставлять открытыми ставни. Маграт
любила спать с открытым окном. А так в комнате было слишком темно, да и
душновато к тому же.

"То, что я заняла отдельную комнату, даже справедливо, - подумала Маграт. -
Это ведь я фея-крестная. А остальные просто меня сопровождают".

Она грустно погляделась в небольшое, висящее на стене потрескавшееся
зеркальце, покрутилась перед ним, а потом улеглась в постель и стала
прислушиваться к происходящему за тоненькой, как бумажка, стенкой.

- Эсме, ты зачем поворачиваешь зеркало лицом к стенке?

- Да не люблю я, когда эти зеркала на меня пялятся.

- Но ведь они на тебя пялятся только тогда, когда ты сама в них пялишься.

На некоторое время воцарилась тишина, а потом:

- Слушай-ка, а этот кругляш тут зачем?

- Видать, подушка такая.

- Ха! Лично я бы нипочем это подушкой не назвала. Даже одеяла нормальные и
те придумать не смогли в этих ваших заграницах. Вот ты все знаешь, как эта
штука называется?

- Кажется, Эсме, по-ихнему это дюве.

- Вот дурни. Они что, пледа никогда не видели? Типичный ведь плед. Сами они
дюве. Опять молчание. Затем:

- А ты зубы почистила? И снова пауза. После чего:

- Ой, ну и холодные у тебя ножищи, Эсме!

- Ничего подобного. Они красивые и удобные. Тишина еще раз пытается
воцариться. Но:

- Сапоги! Это же твои сапоги! Ты залезла в кровать прямо в сапогах!

- Не доверю я этим чужеземцам, Гита Ягг. Пусть лучше мои сапоги будут на
мне.

- И одежда! Ты даже не разделась!

- В заграницах осторожность никогда не помещает. Здесь такие разные
шастают, что ой-ой-ой!

Маграт свернулась калачиком под - как его там? - дюве и снова прислушалась.
Похоже, матушке Ветровоск сна требовалось не больше часа, в то время как
нянюшка Ягг могла храпеть хоть на Заборе.

- Гита! Гита! ГИТА!

- Ну шо?

- Ты спишь?

- Вроде того...

- Никак звук какой!

... Угу...

Маграт ненадолго задремала.

- Гита! ГИТА!

... Ну шо еще?...

- Кто-то поскребся в ставни!

... Да кому мы нужны... Спи давай...

Воздух в комнате с каждой минутой становился все более спертым. Маграт
встала, отперла ставни и широко распахнула их.

Послышалось недовольное ворчание, и что-то с громким стуком ударилось о
землю внизу.

В окно светила полная луна. Так-то лучше. Маграт довольная вернулась в
постель.

Ей показалось, что она не проспала и минуты, как ее снова разбудили голоса
из соседней комнаты.

- Гита Ягг, ты что там делаешь?!

- Перекусываю.

- Не спится, что ль?

- Ага. Сна ни в одном глазу, - ответила нянюшка Ягг. - Сама не знаю, и с
чего бы это?

- Эй, да ты ж чесночную колбасу жрешь! Думаешь, я стану спать рядом с
человеком, который наелся чесночной колбасы?

- Слушай, это моя колбаса! А ну отдай...

Ночную тишину разорвал громкий топот обутых в сапоги ног, а потом в
соседней комнате распахнулись ставни, шумно ударившись о стену.

Маграт почудилось, что она услышала еле слышное "уф-ф" и какой-то
приглушенный стук под окнами.

- По-моему, ты раньше любила чеснок, - послышался возмущенный голос нянюшки
Ягг.

- Колбаса хороша на своем месте, но место ее никак не в постели. И ни слова
больше. Ну-ка подернись, а то все одеяло на себя стянула.

Некоторое время спустя бархатное молчание было нарушено глубоким звучным
храпом матушке Ветровоск. Вскоре к нему присоединилось более изысканное
похрапывание нянюшки Ягг, которой куда чаще доводилось спать рядом с
другими людьми и которая вследствие этого выработала более приспособленный
к присутствию посторонних носовой оркестр. Храпом же матушки можно было
валить деревья в лесу.

Маграт накрыла голову ужасной круглой твердокаменной подушкой и зарылась
под дюве.


Где-то там, внизу, барахталась на мерзлой земле очень большая летучая мышь,
пытаясь снова взлететь. За эту ночь она была оглоушена уже дважды: один раз
створками беззаботно распахнутых ставней, а второй - баллистической
чесночной колбасиной. Поэтому сейчас ей было не по себе. Последняя попытка,
думала она, и назад, в замок. Да и времени почти не осталось, вот-вот
рассветет.

Мышь посмотрела на открытое окно в комнате Маграт, и ее красные глазки
хищно сверкнули. Она поднатужилась...

Но тут на ее спинку опустилась чья-то лапа.

Мышь оглянулась.

Ночь у Грибо не задалась. Он обшарил все окрестности на предмет кошачьего
женского пола, но ни одной кошки не обнаружил. Тогда он полазал по помойкам
и тоже остался несолоно хлебавши. Такое впечатление, люди в этом городке
вообще не выбрасывали мусор. Они его ели.

Потом Грибо потрусил в лес, разыскал там несколько волков, уселся напротив
и улыбался им до тех пор, пока они не струсили и не убежали.

Да, на события ночь была небогатой. Пока.

Летучая мышь, прижатая его лапой, громко заверещала. Крохотному кошачьему
мозгу Грибо показалось, что она пытается изменить форму, но он не собирался
терпеть подобного безобразия от какой-то там мыши, пусть даже нацепившей
крылья.

Особенно теперь, когда он наконец нашел с кем поиграть.


Орлея была сказочным городом. Люди здесь день-деньской улыбались и
веселились. Особенно если хотели прожить еще один день-деньской.

Лилит об этом позаботилась. Возможно, кое-кто считал, что те дни, когда
городом правил старый барон, были куда счастливее нынешних. Но то было
беспорядочное, неаккуратное счастье - вот почему Лилит с легкостью добилась
своего.

Нет, так жить не дело. Картина была какой-то нецельной.

Когда-нибудь они будут ее благодарить.

Разумеется, без нескольких трудных случаев никогда не обходится. Иногда
люди просто не знают, как себя вести. Ты ради них из кожи вон лезешь, как
следует управляешь их городом, заботишься о том, чтобы их жизни были
осмысленными и счастливыми каждый час каждого дня, и после всего этого они
вдруг ополчаются на тебя - причем без Какого-либо серьезного повода.

Вдоль стен зала для аудиенций стояли страж-вшей. Здесь и в самом деле шла
аудиенция. На самом деле сама она никуда не шла, ее вели. И присутствовало
на этой "аудиенции" довольно много людей. Лилит всегда говорила, что лучше
один раз увидеть, чем сто раз услышать. Грош примера заменяет фунт
наказания.

К этому времени преступности в Орлее почти не стало. А тех преступников,
что иногда встречались, вряд ли где-либо еще сочли преступниками. С такими
вещами, как воровство, справиться было проще простого, и они едва ли
требовали каких-то юридических процедур. Куда более важными Лилит считала
преступления против исхода повествования. Эти людишки все делали как назло,
будто ничего не понимали.

Лилит подносила зеркало к Жизни и обрубала все ее кусочки, которые не
умещались в зеркале...

Дюк Орлейский безвольно развалился на троне, закинув одну ногу на
подлокотник. Он все еще никак не мог привыкнуть к креслам.

- А этот чего натворил? - спросил он и зевнул.

Вот уж что-что, а рот разевать он умел.

Между двумя стражниками съежился сухонький старичок.

Всегда найдется кто-нибудь, желающий стать стражником, - даже в таких
местах, как Орлея. Тем более что в придачу к должности выдают красивый,
модный мундир - голубые панталоны, Красный китель - и высокую черную шапку
с кокардой.

- Но я... я не умею свистеть, - дрожащим голосом пробормотал старичок. -
Я... я не знал, что это обязательно...

- Но ты же игрушечных дел мастер, - заметил дюк. - А игрушечных дел мастера
целыми днями что-нибудь насвистывают и поют.

Он взглянул на Лилит. Та кивнула.

- Я не знаю ни одной... песни, - заикаясь, пролепетал игрушечных дел
мастер. - Меня никогда не учили п-п-еть. Только делать игрушки. Я очень
долго был подмастерьем. Целых семь лет, и только потом сам стал мастером.
Ну там рубанок, молоток, но...

- А еще здесь говорится, - произнес дюк, правдоподобно делая вид, будто
читает лежащий перед ним перечень обвинений, - что ты не рассказываешь
детям сказки.

- Мне никогда ничего не говорили насчет... с-сказок, - оправдывался мастер.
- Послушайте, я делаю игрушки. Игрушки. Больше я ничего не умею. Игрушки.
Хорошие и - игрушки. Я всего лишь игрушечных дел м-мастер...

- Какой же из тебя игрушечных дел мастер, если ты не рассказываешь детям
сказки? - подаваясь вперед, вопросила Лилит.

Игрушечных дел мастер взглянул на ее закрытое вуалью лицо.

- Я просто ни одной не знаю, - пожал плечами он.

- Как? Не знаешь ни одной сказки?!

- Зато я могу р-рассказать им, как делать игрушки, - прошептал старичок.

Лилит откинулась на спинку кресла. Разглядеть выражение ее лица под вуалью
было невозможно.

- Думаю, будет справедливо и правильно, - сказала она, - если Народная
Стража сейчас отведет тебя туда, где ты наверняка научишься петь. А через
некоторое время, возможно, и свистеть. Разве это не здорово?

Подземные казематы старого барона наводили ужас. Лилит велела
отремонтировать их и заново обставить. Множеством зеркал.


Когда аудиенция закончилась, одна из присутствовавших на ней женщин
выскользнула наружу через дворцовую кухню. Стражники у боковой Калитки даже
не пытались задержать ее. Слишком уж важную роль сыграла эта женщина в их
маленьких ограниченных жизнях.

- Здравствуйте, тетушка Приятка. Она остановилась, полезла в корзинку и
вытащила пару жареных куриных ножек.

- Попробуйте-ка мой новый ореховый соус, - сказала она. - Буду счастлива
услышать ваше мнение, ребята.

Они с благодарностью взяли по ножке. Тетушку Приятку любили все. Она такое
умела делать с курами, что птицы, наверное, почитали за великую честь
очутиться на ее разделочной доске.

- А сейчас вот решила сходить купить кой-каких приправ, - сообщила она.

Стражники некоторое время смотрели, как тетушка Приятка, похожая на толстую
целеустремленную стрелу, быстро удаляется в направлении городского рынка,
расположенного на берегу реки. Затем принялись за куриные ножки.

Тетушка Приятка шествовала между рядами рыночных прилавков, причем изо всех
сил старалась именно шествовать. Даже в Орлее встречались люди, готовые при
первом же удобном случае доложить о тебе кому следует. Особенно в Орлее.
Она была поварихой, а поварихе полагается шествовать. И тетушка Приятка
всегда старалась оставаться толстой, ну а веселым нравом она, к счастью,
обладала и так, от природы. Еще она тщательно следила за тем, чтобы руки у
нее всегда были в муке. Если же она чувствовала на себе чей-нибудь
подозрительный взгляд, то отпускала что-нибудь вроде: "Батюшки-светы!". И
пока все проходило удачно.

Она поискала взглядом нужную вывеску. И наконец нашла. Навес над прилавком,
что был заставлен клетками с курами, гусями, индюками и прочей домашней
птицей, поддерживал столб, и на столбе этом сидел черный петух. Значит,
колдунья вуду на месте.

Стоило взгляду тетушки Приятки упасть на петуха, как тот тоже повернул
голову и в ответ уставился на нее.

Чуть в стороне от остальных лотков расположилась небольшая палатка, ничем
не отличающаяся от своих товарок. Перед ней на огне булькал котел. Возле
котла высилась стопка мисок и лежал черпак, а рядом с ними стояла
тарелочка, в которой поблескивали монеты. Монет было довольно много - за
варево госпожи Гоголь люди платили столько, сколько считали нужным, и
тарелочка едва вмещала все, что в нее кидали.

Густая жидкость в котле была неаппетитного бурого цвета. Тетушка Приятка
налила в миску немного похлебки и стала ждать. Госпожа Гоголь обладала
определенными талантами.

Через некоторое время из палатки донесся голос:

- Ну, тетушка Приятка, что новенького?

- Она упекла игрушечных дел мастера, - ответила тетушка Приятка, ни к кому
конкретно не обращаясь. - А вчера посадили старого Деверо, хозяина
гостиницы. За то, что он слишком худой и у него недостаточно красное лицо.
Итого, за этот месяц уже четверо.

- Входи, тетушка Приятка.

В палатке было темно и душно. Здесь горел еще один очаг, над которым висел
еще один котел. Госпожа Гоголь, склонившись над ним, помешивала содержимое.
Жестом она указала гостье на лежащие рядом мехи.

- Раздуй немного пламя, и посмотрим, что там к чему, - сказала она.

Тетушка Приятка повиновалась. Сама она волшебством не пользовалась, ну
разве что подрумянить пирог или чтоб тесто поскорее поднялось, но
волшебство других она уважала. Особенно волшебство таких людей, как госпожа
Гоголь.

Угли раскалились добела. Густая жидкость в котле забурлила. Госпожа Гоголь
вгляделась в пар.

- Госпожа Гоголь, а что ты делаешь? - тревожно спросила кухарка.

- Пытаюсь понять, что будет дальше, - ответила колдунья вуду. Ее голос стал
гулким, как у медиума.

Тетушка Приятка, прищурившись, вгляделась в кипящее варево.

- Должно быть, кто-то будет есть креветочный суп? - наконец решила прийти
на помощь она.

- Видишь эту часть гумбо? - спросила госпожа Гоголь. - И то, как наверх
всплывают крабьи клешни?

- Уж на что на что, а на крабье мясо в супе ты никогда не скупилась, -
поддержала ее госпожа Приятка.

- И видишь, в какой цвет окрашивают пузыри листья оку? А завихрения возле
розовой луковицы заметила?

- Да! Да! Вижу! - воскликнула тетушка Приятка.

- А знаешь ли ты, что все это означает?

- Наверное, то, что суп получится просто отменный!

- Само собой, - добродушно согласилась госпожа Гоголь. - А еще это значит,
что скоро появятся какие-то люди.

- Правда? И сколько?

Госпожа Гоголь зачерпнула ложкой немного кипящей похлебки и попробовала на
вкус.

- Трое, - сообщила она и задумчиво облизала губы. - Все женщины.

Она снова зачерпнула ложку похлебки.

- Есть небольшой привкус, - поморщилась она. - С ними кот. По сассафрасу
сразу ясно. - Она пожевала губами. - Серый. С одним глазом. - Она
поковыряла кончиком языка в дупле. - С... левым.

У тетушки Приятки прямо челюсть отвалилась.

- Они найдут тебя раньше, чем меня, - продолжала госпожа Гоголь. - И ты
должна привести их сюда.

Тетушка Приятка взглянула на мрачно улыбающуюся госпожу Гоголь, а потом
снова уставилась на варево в котле.

- И они направляются сюда только ради того, чтобы попробовать вот это? -
спросила она. - Конечно. - Госпожа Гоголь уселась на стул. - Ты ведь
навещаешь девушку - ту, что живет в белом доме?

- Юная Золушка, - кивнула тетушка Приятка. - Разумеется. Когда могу. Но это
случается только тогда, когда сестры отправляются во дворец. Малышка
страшно боится их, госпожа Гоголь.

Она снова взглянула на котел, после чего опять перевела взгляд на госпожу
Гоголь.

- Неужели ты и впрямь видишь?...

- По-моему, ты собиралась что-то мариновать? - осведомилась госпожа Гоголь.

- Ах да, да.

Тетушка Приятка попятилась было к выходу, но двигалась она крайне неохотно.
А потом и вовсе остановилась. Тетушку Приятку, коли уж она остановилась, не
так-то просто было сдвинуть с места против ее желания.

- Эта Лилит утверждает, что в своих зеркалах видит весь мир, - сказала она
с легким осуждением в голосе.

Госпожа Гоголь покачала головой.

- В зеркалах человек видит лишь самого себя, - сказала она. - Зато в добром
гумбо можно увидеть буквально все.

Тетушка Приятка кивнула. Хорошо известный факт. С этим не поспоришь.

Когда кухарка наконец вышла, госпожа Гоголь печально покачала головой.
Колдунье вуду приходилось очень стараться, чтобы люди поверили, будто она
знает про все на свете, но ей было немного стыдно делать перед честной
женщиной вид, что она и в самом деле видит будущее в котле с какой-то там
похлебкой. По правде говоря, в котле госпожи Гоголь можно было увидеть лишь
то, что в ближайшем будущем вас ожидает неплохой обед. В действительности
все вышеописанное она увидела в горшке с джамбалайей, которую приготовила
накануне.


Волшебную палочку Маграт держала под подушкой. Юная ведьмочка то
проваливалась в легкий сон, то снова просыпалась.

Разумеется, лучше, чем она, для палочки хозяйки не сыщешь. Иного мнения
здесь быть не может. Иногда Маграт даже начинала сомневаться, что ее
старшие товарки вообще имеют какое-то отношение к ведьмовству. В
большинстве случаев они прекрасно обходились без него. Впрочем, оказываясь
под одной крышей с матушкой Ветровоск, Маграт не позволяла себе столь
рискованных размышлений.

Но взять, например, всякие снадобья. Маграт точно знала, что разбирается в
лекарственных растениях гораздо лучше матушки Ветровоск и нянюшки Ягг. От
тетушки Вемпер, домик которой она теперь занимала, ей по наследству
досталось несколько больших книг на эту тему, и она даже внесла в них
кое-что от себя, так, для эксперимента. Маграт могла рассказать людям, как
пользоваться чертовой скабиозой, причем излагала все так захватывающе, что
слушатели тут же убегали, очевидно горя желанием поскорее поделиться этими
изумительными сведениями с кем-нибудь еще. Она умела производить возгонку и
двойную перегонку, умела делать многие другие вещи, которые требовали, к
примеру, сидеть всю ночь до утра, наблюдая за цветом пламени под колбой.
Она работала над этим.

Нянюшка же предпочитала пользовать больных горячими припарками и всегда
рекомендовала пациентам раз в день употреблять большой стакан их любимого
напитка, полагая, что если уж человек все равно заболел, то почему бы ему
не поболеть с удовольствием. (Маграт в отличие от нее решительно запрещала
своим пациентам принимать спиртное, поскольку оно вредно вли