ь MAPHIS читает мои мысли,  Бейли.  Точно  так,  как  описывал
Портер перед своим неудачным... падением с  трона.  Мне  нужно  было  лишь
смотреть и думать; теперь я вижу и знаю.  Я  могу  проследить  перемещение
информации в любой точке земного шара.
     Бейли вспомнил стальную башню, унизанную  тарелками  микроволновых  и
спутниковых антенн.  Значит,  вот  как  MAPHIS  связался  с  компьютерными
центрами  всего  мира...  Значит,  Готтбаум  спланировал  все  задолго  до
завершения проекта "Лайфскан".
     - Да, работы вам хватало...
     - Я провел здесь двадцать  субъективных  лет.  Двадцать  лет  доводки
MAPHISa - с некоторой, должен признать, помощью Портера -  и  исследования
сети изнутри. Можете ли вы вообразить, как легко взломать  систему,  когда
разум работает в тысячу раз быстрее обычного, а  данные  -  чувствуешь?  И
теперь нет такого места, куда я не смог бы проникнуть. Я - вездесущ!
     - Очень впечатляюще, - сказал Бейли. - Значит, все это  вы  и  хотели
мне поведать? Просто для того, чтобы хоть  кто-то  смог  оценить,  что  вы
сделали, и признать, что получилось ловко?
     - Мне не слишком нравится ваш тон, - напряженно сказал Готтбаум. - Но
я не стану отрицать, что мне нужна аудитория - особенно  сейчас.  Смотрите
внимательно.
     Светящиеся точки, одна за другой, начала наливаться красным.
     - Я активирую свои клоны, - пояснил Готтбаум.
     - Клоны? То есть, копии вашего разума, о которых говорил Портер?
     Он и Френч сказали, что  они  не  смогут  работать  без  специального
оборудования MAPHISa.
     Готтбаум презрительно рассмеялся.
     -  Программа  может  посостязаться   с   оборудованием.   Вначале   я
инсталлировал процедуры,  пародирующие  внутреннюю  структуру  MAPHISa.  А
затем наложил на них мою  нейтральную  схему.  Конечно,  потери  при  этом
неизбежны: мои клоны гораздо медленнее меня и сведены к базовым. Но они не
глупее  меня.  Чтобы  вам  было  понятнее:  вирус,   который   не   только
размножается, но мыслит! Кто сможет остановить его? -  Готтбаум  хихикнул.
Он был гораздо оживленнее, чем когда-либо прежде. Он словно  был  пьян.  -
Конечно, мои планы занимают много памяти. Но, как только они пройдутся  по
своим системам и поместят  там  файлы,  памяти  у  них  станет  более  чем
достаточно.
     - Это мы и наблюдаем? - В Бейли проснулось  недоверие.  Зрелище  было
вполне абстрактным, и даже прекрасным в своей стерильности. Но если это  -
действительно изображение множества компьютерных систем...
     -  От  уничтожения  правительственных  баз  данных  меня   ничто   не
удерживает, - сказал Готтбаум. - Бюрократия  -  паразит,  пожирающий  труд
индивидуумов. Она имеет не более  прав  на  жизнь,  чем  колония  плесени.
Смотрите - вот старый IBM-401 в ЦРУ! А это - "Крэй" Департамента  Здоровья
и Соцобеспечения!  Теперь  он  мой!  А  вот  готовы  Инженерные  войска  -
наконец-то!  Федеральная  комиссия   по   коммуникациям,   Бюро   Полезных
Ископаемых, Комиссия  по  Атомной  Энергетике...  -  Он  снова  засмеялся.
Старческое кудахтанье плохо соответствовало по-юношески шумному проявлению
восторга. - Господи боже мой, сколько десятков лет  ждал  я  этой  минуты!
Так, пошли за границу. Видите, там, сзади? Китай.  Великобритания.  Бейли,
это просто резня! Они даже не знают, что с ними происходит!
     - И что дальше?! - громко, яростно крикнул  Бейли.  -  Объявите  себя
всемирным диктатором?!
     - Жопа вы тупая. - Готтбаум придвинулся к Бейли, тот  чувствовал  его
дыхание на лице. - Безмозглое  бюрократическое  говно.  Я  хочу  уменьшить
контроль, а не увеличивать. Думаете, мои клоны в сети присвоят казну или в
президенты меня инсталлируют? Не-ет, батенька, они будут сидеть  и  ничего
не делать, а лишь присматривать, чтобы все эти компьютеры  никогда  больше
не заработали! - Он  отвернулся.  Бейли  увидел  его  профиль  -  Готтбаум
склонил   голову   набок,   озирая   свою   вселенную,   точно    дирижер,
всматривающийся в гигантский оркестр. Почти все точки уже  покраснели;  по
темному небу словно разбрызгали тысячи маленьких капелек крови.
     - Вначале вы хотели добиться этого легально, так? - сказал  Бейли.  -
Тогда, в девяностых. Выступали на  телевидении,  говорили  речи,  пытались
пустить  время  вспять,  децентрализовав  все,  уничтожив  государственные
службы.  Людей  это  не  заинтересовало,  однако  вы,  похоже,  решили  не
спрашивать их согласия. Навязать им свое решение.
     - То есть, освободить их, - резко сказал Готтбаум.
     - Верно. Освободить для голода. Все системы: и торговые, и финансовые
сети...
     - Нет! - Готтбаум ударил кулаком  по  металлическим  перилам.  Перила
грохнули. - Вы  -  что,  имбецилом  меня  полагаете?  Я  не  говорил,  что
собираюсь  очищать  каждую  систему.  Я  -  разумный   вирус,   понимаете?
Достаточно разумный, чтобы отличить паразита от живого, полноценного узла.
Частновладельческие    банки    функционируют.    Транспортные    системы,
телекоммуникации, даже некоторые местные силы охраны  правопорядка.  Умрет
лишь гигантский мертвый груз  -  централизованное  правительство.  Системы
"кормушек", специальных вспомоществований,  попечительства,  всякие  войны
различных мелких  диктаторишек.  Международный  Красный  Крест,  Всемирный
Банк, Государственный Запас, Международный Валютный Фонд - все  механизмы,
тормозящие торговлю и требующие все  новых  и  новых  механизмов,  которые
якобы помогут старым работать на всеобщее благо. Политики более не получат
ничего; они не смогут отныне  заставлять  людей  подчиняться  их  дурацким
законам, и мы освободимся от всех этих налогов. Невмешательство, Бейли!  И
если даже вырубят все системы, если даже прочистят каждый файл программ  -
я так широко распространил и хорошо замаскировал мои клоны, что невозможно
будет уничтожить все до единого. А даже  единственный  оставшийся  тут  же
реинфицирует  всю  сеть!  Сеть  -  вот  что  такое  бюрократия!  Без   нее
правительство нежизнеспособно!
     - Изобретут что-то еще, - сказал Бейли. - А защитные программы отыщут
вирус. Не один вы такой замечательный хаккер.
     Готтбаум счастливо рассмеялся.
     - Я - единственный, существующий  в  миллионе  копий!  Именно  так  -
миллион копий. Единственный, манипулирующий данными одной силой  мысли.  Я
демонтирую их вакцины - это все семечки. Мои клоны станут  информированной
полицией; они сокрушат любую систему, перераспределяющую блага,  создающую
монополию либо ограничивающую свободу.  Знаете,  Бейли,  как  говорили  мы
тогда, давно, в те дни, когда все, казалось, шло к тому, что власть имущие
ослабят хватку и пойдут на проведение кое-каких реформ? Власть - народу?
     Бейли вгляделся в темноту. Старик вскинул к плечу кулак  в  архаичном
салюте.



                               ЖЕРТВЕННОСТЬ

     Через  несколько  минут  тьма  рассеялась,  и  Бейли  обнаружил,  что
находится на большой белой  арене.  Небо  над  головой  сияло  голубизной.
Солнце стояло в зените; яркий свет заставил его зажмуриться.  Понятно:  он
вернулся в тот самый  сценарий,  с  которого  началось  его  пребывание  в
MAPHISe.
     Готтбаум  стоял  перед  ним.  Эйфория  старика  потухла,   сменившись
утомленным удовлетворением. Он был весьма  похож  на  актера,  только  что
сошедшего со сцены после изнурительного сольного представления.
     Обратившись по сторонам, он обратился к Бейли:
     - Итак, занавес! - сказал он.
     Бейли настороженно взглянул на него.
     - Что вы хотите сказать?
     - Хочу сказать, что пора прощаться. - Он сунул руки в карманы  штанов
и ссутулился. - Я собираюсь  покончить  с  MAPHISом.  -  С  этими  словами
старческие морщины на его лице, казалось стали глубже. -  Нелегко,  что  и
говорить, но - надо.
     - То есть, сокрушив все, что можно, вы хотите,  справедливости  ради,
уничтожить и свой труд?
     - Я ничего не уничтожал. - Голос Готтбаума звучал  устало.  Казалось,
его  совершенно  не  интересовал  дальнейший  спор.  -  Грядут   кое-какие
социальные  неурядицы.  Люди  привыкли  быть  под  присмотром;   для   них
предоставленность  самим  себе  станет  сильным   потрясением.   Возможно,
некоторые  не  справятся  с  этим.  Однако  существует  естественная  тяга
человека к свободе. А свобода взрастит совершенно новый динамизм.
     - Известный также, как неуправляемая  эксплуатация  и  спекуляция,  -
добавил Бейли. - Анархия.
     - Нет. Мои клоны несколько  обуздают  большие  пропорции,  пытающиеся
подавить свободную конкуренцию. И, во всяком случае, анархия - не такая уж
плохая вещь. Понятие это подразумевает, что мы  доверяем  здравому  смыслу
народа, не заставляя последний полагаться на распоряжения свыше. Я никогда
не стеснялся того, что я - анархист. И всегда делал  все,  что  мог,  дабы
направить мир по этому пути. Даже пистолеты, которые,  как  вам  известно,
Френч обменяла на модули памяти. Если уж правительство имеет танки,  разве
не будет логичным предоставить гражданам возможность защищаться?
     Он явно отвлекся. Теперь, достигнув цели всей своей жизни,  Готтбаум,
похоже, решил совершить  экскурс  в  прошлое,  пройтись  по  вехам  своего
жизненного пути.
     -  MAPHIS,  -  напомнил  Бейли,  чувствуя  себя   Розалиндой   Френч,
старающейся добиться толку от  Портера.  -  Вы  сказали,  что  собираетесь
покончить с MAPHISом.
     - Да-да. Придется, ничего не попишешь.  Вы  не  у  курсе:  ваша  жена
пробиралась в купол. Баттеруорт пустил, идиот. Даже если мы  избавимся  от
нее, рано или поздно кто-нибудь другой  пронюхает.  А  я  не  хочу,  чтобы
власть над MAPHISом попала в чужие  руки.  Штаты  еще  не  завтра  к  утру
обратятся в прах; они будут драться за свою жизнь,  и  если  правительство
доберется до MAPHISa, оно успеет  принести  людям  гораздо  больше  вреда.
Итак, я не боюсь умирать - я сделал  свое  дело.  И  миллион  моих  клонов
продолжит бой. - Он впился взглядом в Бейли. - А что делать с вами? Хотите
быть стертым? Или поместить  вас  в  хранилище,  за  компанию  с  Френч  и
Портером?
     - Спасибо, - сказал Бейли. - Спасибо вам огромное  за  столь  богатый
выбор. Жизнь мою пустили к херам собачьим, включают меня,  выключают,  как
утюг... - Он встретился взглядом с Готтбаумом, чувствуя нарастающую внутри
ярость - невыносимую от сознания собственного бессилия. Человек перед  ним
- не настоящий, кровь не струится в его венах. Он даже больно сделать  ему
не может, не то, что отдать под суд.
     А Готтбаум отвернулся. Казалось, он совершенно забыл о Бейли.
     - Я всегда верил в жертвенное предназначение.  Много  лет  -  десятки
лет! - принес  я  в  жертву  собственному  представлению  о  лучшем  мире.
Наверное, такому засранцу, как вы, трудно это понять. Все, что вам нужно -
это чек на жалованье, ничтожный домишко, жена и ребенок. И все же я подарю
вам возможность к продолжению вашего  нудного  существования,  даже  после
того, как я умру. Хотите, или как?
     Бейли собрал все силы, чтобы совладать с яростью.
     - Хочу.
     - Хорошо. Последняя просьба?
     Да, понял Бейли, он действительно собирается выключить его, точно так
же, как выключил всемирную информационную сеть.
     - Я хочу поговорить с женой.
     - Что ж, выполнимо. Она тут уже некоторое время пробивается к вам. По
нашим меркам - несколько месяцев,  а  по  ее  -  несколько  минут.  Ладно,
валяйте. У вас - тридцать субъективных секунд. Надеюсь, вы выжмете из  них
все, что можно.
     Едва Готтбаум закончил фразу, образ его распался на  микроскопические
пылинки. Облачко медленно растаяло в воздухе.
     На белой площади под ясным небом возник белый  экран.  Пять  футов  в
высоту, три - в ширину;  просто  поставленный  вертикально  полупрозрачный
прямоугольник. Экран покрылся мозаикой расплывчатых разноцветных клякс,  и
тут же цветные пятна образовали изображение. Шерон сидела в черном кожаном
кресле, подавшись вперед и с нетерпением глядя в окно в мир Бейли.
     - Джим! - вскрикнула она.
     Значит она увидела его - или его изображение, переданное  в  реальный
мир какой-то системой.
     - Шерон... - Он неуверенно шагнул к ней.
     - Что там случилось? - Она была вне себя от беспокойства. -  Сказали,
что произошел катастрофический сбой в системе, и связь не установить...
     -  Нет.  Просто  Готтбаум,  наверное,  сознательно  отключил  внешние
коммуникации. Но... Господи, у нас так мало времени...
     "Пятнадцать секунд", - сказал синтетический, бесплотный голос.
     MAPHIS, понял Бейли.
     - Готтбаум сошел с ума, - заговорил он, стараясь успеть  сказать  как
можно больше. - Чистит системы по всему миру. Собирается также покончить с
MAPHISом. Сказал, что поместит меня в хранилище. Я только  хотел  сказать,
как люблю тебя и Деймона, и...
     MAPHIS умер.



                                  СЕМЬЯ

     Он услышал шум прибоя.
     К нему почему-то вернулась память о детстве  на  родительской  ферме.
Там он был окружен сушей, от моря его отделяли мили и мили,  и  величайшим
из возможных роскошеств, куда более желанным,  нежели  городской  пентхауз
или полный слуг особняк, полагал он маленькую комнатку с окном,  выходящим
на море. Он любил тайны, а море всегда окружал таинственный ореол:  волны,
шум прибоя, постоянная переменчивость казались маской,  под  которой  море
прячет от него свои секреты.
     Однажды он приобрел симулятор - программу со звуком прибоя, и засыпал
под нее. Волны, бьющиеся  о  берег,  заглушили  родительский  телевизор  в
гостиной и стрекот сверчков за окном  спальни.  Но  симулятор  не  звучал,
точно так, как настоящее море, сколько Бейли ни  возился.  И  уж  конечно,
совсем не то слышалось ему сейчас.
     Ветер доносил до него крики морских птиц.  Открыв  глаза,  он  увидел
прямо перед собой океан: буруны кипели и пенились, разбиваясь  о  берег  и
распластываясь по песку.
     Вначале он просто смотрел, не задумываясь о  том,  что  видит.  Затем
пришло понимание: ведь это же невозможно! Буруны лениво  омывающие  берег,
пляшущие вдали белоснежные барашки, сырой, соленый ветер, пена, кипящая  и
шипящая в полосе прибоя - все это лежит далеко за  пределами  возможностей
MAPHISa.
     Опустив взгляд, он обнаружил, что сидит в старомодном кресле качалке,
одетый в линялые джинсы и рубашку из шотландки. Босые  ноги  покоились  на
вышитом тамбуром половике  в  центре  деревянного,  до  глубокого  темного
блеска  отполированного  пола.  Он  был   один   в   комнатке   с   белыми
оштукатуренными стенами. На  столике  с  раздвижными  ножками  и  откидной
крышкой стояла керосиновая лампа. Двустворчатая стеклянная дверь перед ним
была распахнута, за ней виднелась пустынная бухта  и  чайки,  снующие  над
волнами.
     Пахло солью и водорослями. Бейли приподнялся, и кресло скрипнуло  под
ним. Посмотрев вниз, он заметил, что ногти на ногах слишком уж  отросли  и
нуждаются в стрижке. Потрогав подбородок, он нащупал щетину  -  более  чем
недельной давности. Поднеся к глазам руку, он растопырил пальцы и принялся
разглядывать мелкие морщины на коже, тоненькие крошечные  волоски,  легкую
голубизну вен под  кожей.  На  крайней  фаланге  был  небольшой  шрам.  Он
вспомнил, откуда: вырезал складным ножом валентинку-сердечко для Шерон.
     Кто-то постучал в дверь позади. Он резко обернулся - и  почувствовал,
как мускулы  сопротивляются  внезапному  движению.  Он  был  слаб,  голова
кружилась, точно после долгого прибывания в постели. И еще очень  хотелось
есть.
     - Кто там?
     Голос сорвался с непривычки. Бейли моргнул и прокашлялся.
     Дверная ручка с тихим скрипом повернулась, дверь  распахнулась,  и  в
комнату вошла Шерон.
     Встав с кресла, Бейли замер от изумления. На ней были белые  штаны  и
ярко-зеленая футболка. Она лучезарно улыбалась. Она бросилась к нему, и он
пошатнулся от неожиданности. Она так сжала его в объятьях, что он едва  не
задохнулся.
     - Легче, легче!
     Нахлынувшие чувства даже испугали Бейли: столь мощен был их поток. Он
обнял ее, и тогда она поцеловала его. Когда же они целовались в  последний
раз?  Это  было  откровением   -   открытием   заново   нежного,   мягкого
прикосновения к ее коже.
     - Ты в порядке? - спросила она. - Все хорошо?
     - Я... - Он едва мог говорить. Он сморгнул слезы с глаз. Как глупо...
Но - плевать. - Это ты? - Заглянув ей в глаза, Бейли коснулся ее  щеки.  -
Где... то есть, как?..
     - Сядь! - велела она, подтянув поближе одно кресло и тоже усаживаясь.
- Давай, садись.
     Он неуверенно двинулся к своему креслу, боясь, что стоит  ему  отойти
от Шерон хоть чуть-чуть, та исчезнет. Усадив его, она  сжала  его  руки  в
своих и посмотрела ему в глаза. Океан за ее спиной мягко поглаживал берег;
чайки все так же сновали над волнами.
     - Мы не в MAPHISe, - сказал он. - Ты как-то вызволила меня?
     - Да. - Она  быстро  кивнула.  -  MAPHIS  теперь  далеко  в  прошлом.
Далеко-далеко.
     Он с облегчением рассмеялся. Напряжение пропало.
     - Насколько же далеко?
     - Неважно. - Она часто-часто покачала головой. - Я  должна  тебе  все
рассказать. Вообще-то рассказ небольшой, но лучше я начну...
     - ...с самого начала.  -  Бейли  охватило  ребячливое  веселье.  Груз
тревог и опасений, от которого он  не  мог  избавиться  в  MAPHISe,  точно
свалился с плеч.
     - Помнишь, - сказала она, - что сделал Готтбаум в самом конце?
     - Конечно,  помню.  -  Это  воспоминание  было  самым  свежим.  Перед
мысленным взором Бейли снова возник старик в центре громадной темной сферы
эрзац-неба, испещренной кроваво-красными огоньками. - Чистил  компьютерные
системы. Я был с ним в тот момент.
     Она серьезно кивнула.
     На  некоторое  время  после  этого  в  мире  воцарился  полный  хаос.
Правительство в очень многих аспектах зависело от  информационных  систем,
переставших существовать. Тебе  придется  привыкать  к  ряду  кардинальных
перемен.
     - То есть, еще не все встало на свои места? - Он нахмурился,  пытаясь
понять, к чему она ведет.
     - Теперь уже не встанет. Понимаешь, сначала все пытались наладить  по
старому образцу, но Готтбаум был вездесущ. Стило исправить одну сеть, и он
снова проникал в нее из другой. Пробовали фаги и антигены,  но  он  всегда
держался на шаг впереди, нейтрализуя их программы  и  сразу  же  парализуя
вновь пущенные системы. Правительство не могло  ни  платить  служащим,  ни
взимать  налоги,  следить  за  соблюдением  правопорядка,   контролировать
банковские системы... Нельзя было полагаться даже на факсы и телефоны.
     Бейли с трудом верилось во все это.
     - И теперь так будет всегда? Но ведь можно же как-то обойти...
     - Пробовали делать все по-старому, вручную, но так было не справиться
со  всей  необходимой  работой.   Пробовали   строить   новые   сети,   но
правительству необходима связь с основными линиями  связи,  иначе  оно  не
сможет работать. И, едва появлялся новый канал передачи  данных,  Готтбаум
находил его, проникал в новую систему и парализовал ее. И  государственные
служащие начали бросать работу; вперед выдвинулись частные компании,  взяв
на себя большинство  функций  правительства.  Кое-какие  правительственные
агенты остались по сей день,  но  государственного  управления  больше  не
существует.
     Минуту Бейли молчал, осваивая новую информацию.
     - Значит, и ФБР больше нет?
     Она досадливо покачала головой.
     - Джим, твоя работа теперь ничего не значит.
     Он заставил себя улыбнуться.
     - Верно. Если ты со мной. Только скажи: ты будешь со мной?
     - Конечно. Всегда и во всем.
     Он смотрел в ее лицо. Как хотелось в это поверить!
     - Без правительственного контроля, - продолжала она, - наука  здорово
продвинулась вперед. Нанотехнология, микроботы... И множество систем вроде
MAPHISa. Люди начали покупать их и переселяться в них добровольно. Вначале
это  были,  в  основном,  смертельно  больные,  для  которых  единственным
способом в