орящему,  но
голову его все еще держал шлем. Он вздрогнул.
     - То есть?..
     - Мы фиксируем деятельность твоего мозга, - сказал Фосс.
     Бейли перевел взгляд с одного на  другого  и  назад.  Теперь  он  уже
боялся знать. Возможно, он понял все сразу, лишь  только  увидев  зонды  и
датчики. Однако он все еще не мог собраться описать происходящее словами.
     - И для чего вам... это информация?
     - Чтобы создать компьютерную  модель  твоего  интеллекта,  -  ответил
Баттеруорт. - Для чего же еще?



                                 ИНФОМОРФ

     Бейли закричал,  призывая  на  помощь,  и  ему  опять  заткнули  рот.
Очевидно, Френч и ее команде шум не слишком-то нравился.
     Ему ввели  в  вену  что-то  вроде  легкого  транквилизатора.  Валиум,
наверное, подумал он. Затем Розалинда Френч подошла и села напротив.
     - Времени очень мало. - Теперь она была спокойно - деловита,  никаких
внешних проявлений чувств, точно  так  же,  как  во  время  его  визита  в
лабораторию. - Мне следует объяснить тебе все. Будет куда проще,  если  ты
пойдешь на добровольное сотрудничество, и скорее ты  склонишься  к  этому,
если будешь честно понимать, что происходит.
     Бейли пригляделся к ней. Нет, она далеко не так спокойна, как с  виду
кажется. Однако во рту его все еще торчал кляп, а без возможности говорить
он никак не мог использовать ее страха для собственной выгоды.
     - Я уверена, что с официальным описанием "ЖС" ты ознакомился. Как  ты
теперь  можешь  видеть,  описание  это  нечто.  Мы   добились   успеха   в
моделировании интеллектов мелких млекопитающих восемь лет назад, не решили
не делиться нашими достижениями с работодателями. Они непременно начали бы
вмешиваться в ход исследований,  направляя  их  в  нежелательное  для  нас
русло. Мы не интересуемся военными применениями.
     Что ж, подумал Бейли, очень нравственно. Он был рад, что имеет дело с
людьми высоких нравственных позиций.
     - Наивеличайшей проблемой для нас,  -  продолжала  она,  -  оказалась
электромеханическая   процедура   фиксирования   состояний   нейронов    и
межнейронных  связей  без  привнесения...  погрешностей.  Мы   испробовали
множество методик невмешательства, иными словами, нондеструктивных. Но  ни
одна из них не  дала  результатов.  Единственный  результативный  метод  -
деструктивный. При этом мозг в буквальном смысле расчленяется на пласты.
     Вот так вот. Бесстрастно, бесчеловечно, ужасающе... Бейли вздрогнул и
прикрыл глаза.
     - Ганс и Майкл наконец-то создали подходящее оборудование для  работы
с образцами при низких температурах. К счастью, Лео Готтбаум хорошо  знает
некоторых криоников, желающих принять участие в  нашей  работе.  В  то  же
время Джереми сконструировал и собрал систему нужной конфигурации, которая
способна  принять  и  сохранить  смоделированный  интеллект.  Мы   успешно
отсканировали и сохранили интеллект собаки, и, насколько можно судить,  ни
одна из его функций не ухудшалась. Интеллект собаки жив и по сей день,  но
вместо живых клеток его поддерживает вычислительная техника. Мы готовились
провести первое сканирование мозга человека на  следующей  неделе.  Первым
подвергнуться процедуре вызвался Лео Готтбаум.
     В сознании Бейли вяло зашевелилось удивление, но затем он понял,  что
двигало   Готтбаумом.   При   регулярном   техобслуживании   оборудования,
компьютерная память может храниться вечно. Может, именно поэтому  Готтбаум
всю свою жизнь посвятил  "ЖС"?  Двадцать  миллиардов  долларов  новыми  из
общественных денег - и сей великий может сделаться бессмертным...
     - Насколько можно судить, - говорил между тем Френч,  -  компьютерный
интеллект функционирует в точности так же,  как  и  тот,  что  состоит  из
нейронов - при условии, что  копия  точна.  Компьютерный  интеллект  может
воспринимать все вполне реально, если мозг будет снабжен точной  имитацией
тех нервных импульсов, и какие привык  воспринимать.  Точно  так  же,  как
после ампутации мозг чувствует "фантомную конечность",  электронный  разум
может чувствовать свое "фантомное тело". Лео готов был пойти на риск,  как
и каждый из нас. Но это следовало проделать в тайне.  Если  массы  узнают,
что  мы  делаем,   поднимется   страшный   гвалт.   Возникнут   инструкции
ограничивающие нашу работу, если ее вообще не объявят противоправной.
     - Теперь понимаешь, - сказал Фосс, - почему твое расследование  нужно
было  прекратить?  Чтобы  сохранить  возможность  провести  заключительный
эксперимент.
     - И не только эксперимент, -  добавила  Френч,  -  но  будущее  всего
человечества.
     Она изрекла  это  глазом  не  моргнув;  совершенно  серьезно.  Горды,
подумал Бейли. Вправду верят, что именно - вершить судьбы человечества...
     - Лео пригласила тебя к себе, так как  полагала:  есть  шанс  убедить
тебя бросить это расследование, - продолжила Френч. -  Но,  побеседовав  с
тобой, он решил, что тут выбора нет.
     - Только ты пойми, пожалуйста,  -  сказал  Фосс,  -  не  привыкли  мы
убивать ни в чем не повинных людей.
     Опять высоконравственные принципы. Да ведь они впрямь уверены в своей
гуманности!
     - Мы могли бы держать тебя, как пленника, всю жизнь, - сказала Френч.
- Но рано ли, поздно ли,  тебя  начнут  искать.  Возникнут  подозрения.  И
работа наша по-прежнему останется под угрозой. Значит, дело  ясное.  Чтобы
объяснить твою смерть, мы - правдоподобным образом устроим автокатастрофу.
Тело твое будет найдено, но твое сознание мы скопируем и сохраним.  У  нас
имеется достаточно места для восьми инфоморфов. В том числе - для тебя.
     - Инфоморфом мы называем интеллект, существующий в виде  компьютерной
памяти, - вставил Баттеруорт. - Этакую информационную ипостась.
     - Хотя твое физическое тело и умрет, - спокойно сказал Фосс,  -  твой
интеллект будет жить вечность.
     -  Ага.  -  Баттеруорт  улыбнулся  своей  странноватой,  отстраненной
улыбкой. Хоть и вечность пока кто-нибудь вилку из розетки не выдернет.



                                РЕЦЕПТОРЫ

     Его ненадолго оставили одного. Розалинда Френч поднялась наверх. Фосс
с Баттеруортом принялись настраивать какое-то оборудование,  стоявшее  вне
поля зрения Бейли. Джереми Портера тоже не было видно, хотя  Бейли  слышал
где-то позади прерывистый стук пальцев по клавиатуре.
     Он  был  озадачен.  Все  существо  его  отказывалось   примирится   с
услышанным. Однако она и так натворила немало -  тут  уж  не  захочешь,  а
поверишь, что шутить не станут. Ученые - компьютерщики изначально  склонны
к потере чувства реальности, а эта маленькая группа работала вместе десять
лет,  почти  не  контактируя  с  внешним  миром,   сосуществуя   в   своей
собственной, отдельной реальности, которая, в свою  очередь,  базировалась
на  идее-фикс  одного  человека.   Естественно,   ненормальное   для   них
нормально...
     Единственно  возможное  исключение  -  Баттеруорт.   В   силу   своей
отстраненности он может быть  менее  привязан  к  тому,  в  чем  остальные
непоколебимо уверены. Если Баттеруорт - единственная надежда, решил Бейли,
то... надежда умирает последней.
     Тут  появился  Фосс.  Вытирая  руки  бумажным  полотенцем,  смоченным
спиртом, он сказал:
     - Я сейчас уберу кляп. А ты должен уяснить себе:  если  снова  будешь
шуметь, снаружи тебя не услышат. Ты только замедлишь ход работы. А если мы
не сделаем все как следует,  то  в  твоем  инфоморфном  будущем  получатся
заметные изъяны.
     Он  вытащил  изо  рта  Бейли  скомканную  тряпку.  Бейли  кашлянул  и
сморщился.
     - И вы полагаете, я поверю в эту... электронную жизнь после жизни?
     Фосс посмотрел на него спокойно и задумчиво.
     - Ты, пожалуйста, не забывай,  что  сам  доктор  Готтбаум  планировал
подвергнуться этой процедуре. И все еще  не  раздумал.  А  он,  согласись,
человек большого ума.
     - А вы,  Фосс?  Вы-то  собираетесь  ли  сканироваться?  Тот  медленно
кивнул.
     - Конечно. И в конце концов мы будем соседями,  ты  да  я,  верно?  А
теперь, с твоего позволения... Чтобы точно воссоздать физические  ощущения
после того, как твой  интеллект  будет  запрограммирован,  следует  сперва
получить множество данных о чувствах. Общие считывания мы провели, пока ты
был под анестезией. Теперь нужно добиться более высокой точности. Начнем с
визуальных. Ты готов к сотрудничеству?
     Бейли взглянул в глаза Фосса. Фосс встретил его взгляд  с  неумолимой
твердостью.
     Время  тянулось  медленно.  Ему  показывали  сетки,  цветные   карты,
геометрические фолианты, печатный текст, пестрые мозаики.  Его  заставляли
смотреть вверх, вниз, вдаль и вблизь.  Ему  объяснили,  что  в  это  время
импульсы  его  зрительных  нервов  считываются   и   поступают   в   некое
аналитическое устройство. Если раз удастся преобразовать нервные  импульсы
в цифры и символы, потом их вполне можно будет  имитировать.  Можно  будет
послать сигнал, соответствующий "зеленому", на тот участок мозга,  который
отвечает за визуальное восприятие, и инфоморф увидит  зеленый  цвет,  хотя
глаз у него больше не будет. И с прочими чувствами можно проделать  то  же
самое; через некоторое время для него будет искусственно создана полностью
окружающая среда. Эту окружающую среду вполне можно будет видеть, слышать,
нюхать, пробовать на вкус и в любом случае ощущения будут подлинными.
     Казалось,  тесты  длились   долгие   часы.   Бейли   потерял   всякое
представление о времени.
     После долгой-долгой ночи - или то было уже утро?  -  снова  появилась
Розалинда Френч. Она принесла с  собой  множество  стеклянных  пипеток.  В
каждой содержался синтетический вкусовой препарат; каждой  пипеткой  Френч
касалась его языка, после чего нужно было  полоскать  рот.  Таким  образом
получили необходимые данные с его вкусовых  рецепторов.  Даже  в  качестве
инфоморфа Бейли сможет в полной мере наслаждаться едой.
     Наконец ему ввели какой-то гипнотик, и он  погрузился  в  беспокойный
сон,  по-прежнему  сидя  в  кресле,  с  зондами  в  уголках  глаз.  Теперь
сканировали его сны.



                                 КОНТАКТ

     Подставив  клочок  бумаги  под  солнечный  луч,  пробившийся   сквозь
покрытое паутиной окошко у  автомата,  Юми  прочла  номер.  Позади  хозяин
магазинчика швабрил пол, шаркая ногами и посвистывая какой-то давным-давно
забытый рок. Она повернулась к нему спиной, взглянула на свое отражение  в
хромированной лицевой панели аппарата и набрала номер. Щеки ее побледнели;
глаза были темны и страстны.
     Ответил сонный женский голос. На секунду Юми лишилась дара речи. Нет,
она вовсе не полагала, что Ричард Уилсон обязательно одинок;  взаправду  -
она вовсе не думала на эту тему, но тем не менее была удивлена.
     - Алло, - сказала она. - Я хотела бы поговорить с... Джимом.
     - Его сейчас нет. - Женщина подавила зевок. - А кто говорит?
     - Меня зовут Юми.  Он  просил  позвонить,  если  у  меня  будет,  что
сообщить. И теперь у меня есть сообщение - очень  важное.  -  Она  слышала
свой собственный, такой решительный и  серьезный  голос  и  от  всей  души
желала обойтись как-нибудь без этого всего.
     - Боюсь, что не знаю, когда Джим будет дома. Он звонил вчера  вечером
и сказал, что у него сломалась машина. Поэтому он  остановился  где-то  по
дороге, пока не сможет ее починить. - Пауза. - Может, я смогу помочь? Джим
держит меня в курсе большинства своих дел.
     - Вы - его жена? - Юми не смогла сдержать свое любопытство.
     -  Да.  -  Она,  похоже,  не  оскорбилась;  говорили   с   легкостью,
беззаботно, словно считала  любопытство  самой  естественной  человеческой
чертой.
     Юми лихорадочно размышляла. Как же быть?
     - Наверное,  я  позвоню  еще  раз,  но  попозже,  -  сказала  она.  -
Передайте, что звонила Юми;  только,  пожалуйста,  пусть  он  мне  сам  не
звонит. Это очень важно.
     - Хорошо.
     - Я могу узнать, как вас зовут.
     - Шерон.
     - Хорошо; спасибо, Шерон. Я перезвоню ближе к вечеру.



                                 ЗАКРЫТИЕ

     Как ни страшно  было  звонить,  гораздо  страшнее  было  возвращаться
теперь домой. Никакой реальной причины для страхов не было - они  возникли
в ее сознании просто так, из ниоткуда, и по мере приближения к куполу  все
сильнее сжимали свои объятья.
     Войдя в  купол,  она  увидела  отца,  поспешно  набивающего  бумагами
чемодан. Лучи  утреннего  солнца  наискось  прорезали  жилую  половину,  и
золотистые пылинки клубились в их свете, разлетаясь в  стороны  от  бумаг,
которые сортировал отец, отбирая лишь некоторые, а прочие отбрасывал.  Она
смотрела на него и размышляла, что же он такое затеял и  отчего  в  куполе
так тихо. Затем поняла - почти все компьютеры были отключены.
     Он  почувствовал  ее  присутствие  и  поднял  на  нее  пронзительный,
подозрительный взгляд.
     - Юми! Где ты была?
     Они тут же почувствовала свою вину, точно отец способен был читать ее
мысли, либо каким-то образом подслушал звонок. Он был настолько  всеведущ,
- порой казалось, что для него нет ничего невозможного.
     - Я спускалась в магазин, - ответила она,  удерживая  на  лице  маску
скромности и тщательно скрывая свои чувства.
     - Зачем? - Он, не отрываясь, смотрел на нее.
     Юми  почувствовал  себя  непроходимой  дурой  -  даже  не  догадалась
что-нибудь купить... Так вот и стой теперь перед ним с пустыми руками...
     - Просто захотелось прогуляться.
     - Что ж, рад, что ты, наконец, вернулась. Мы уезжаем. - Он  бросил  в
чемодан поверх бумаг что-то из одежды. - Тут кое-что произошло. Я связался
с  моими  друзьями  из  "Крионик  Лайф".  Мне  нужно  лечь  в  больницу  в
Лос-Анджелесе не завтра, а еще сегодня. Если мы  выедем  через  пятнадцать
минут, я как раз успею по пути забросить тебя  в  аэропорт.  Я  взял  тебе
место на рейс, отлетающий к Гавайям сегодня, в семь вечера.
     Она безучастно взирала на него. Так всегда: сколько бы  ни  старалась
она предсказать  заранее  его  настроения  и  требования,  он  всякий  раз
выкидывал такое, отчего она терялась и цепенела.
     - Что случилось? - спросила она. - Это из-за твоего рака?
     - Рака? - Он, казалось, был сбит с толку; затем в нетерпении  покачал
головой. - Нет, дело совершенно в другом.
     - Что-то случилось в той лаборатории? - Хотя сейчас воскресенье, люди
внизу часто работают сверхурочно.
     Он махнул рукой.
     - Нет времени все это  обсуждать.  Извини.  -  Он  отвернулся  к  той
компьютерной системе, что все  еще  работала,  и  принялся  отключать  ее,
бросив через плечо:
     - Пожалуйста, собирайся не медля.
     Она спустилась в одно из кресел, заваленных бумагами. Теперь понятно,
почему она постоянно чувствует себя ребенком рядом с  отцом  -  он  всегда
обращался с ней, как с ребенком.
     - А что, если я не готова к отъезду?
     Он медленно обернулся, прокручивая ее слова в голове, пытаясь уловить
их смысл.
     - Это дом - мой, - раздельно, слово по слову, сказал  он,  взирая  на
нее, как на безнадежную дуру. - А ты, Юми, моя гостья. Вчера ты  подписала
документ, в котором отказалась от всех прав на собственность. И не  имеешь
никаких оснований оставаться здесь после моего отъезда.
     Она тихо, с отвращением, фыркнула.
     - Конечно, конечно, ты прав. Я действительно, как ты сказал, не  имею
никаких оснований. Твое жилье, твоя жизнь, тебе и решать,  а  чего  бы  ни
хотела я... все вздор. - Она поднялась и направилась в свою комнату. - Так
что ты не беспокойся, я буду готова вовремя.  Я  не  смогу  вынести,  если
заставлю тебя ждать отец.



                             НЕЗАГРУЖАЕМАЯ ЗОНА

     Ехали молча. Молчание это  просто  выгрызало  все  изнутри.  От  него
судорожно подводило живот, болела голова и хотелось  совершить  что-нибудь
очень решительное - пнуть отца, заорать, распахнуть дверцу и выпрыгнуть из
машины на ходу... Но Юми подавляла эти желания и сидела, уставив невидящий
взгляд в окно, стараясь не думать ни о чем.
     Что же касается Готтбаума - если молчание ему и досаждало,  он  этого
не показывал. Он умело вел машину на большой скорости, следуя, видимо,  им
самим составленному расписанию. К середине дня они достигли LAX.
     Остановившись в разгрузочной зоне, отец поставил машину на  тормоз  и
посмотрел на Юми. Ей показалось, что в его  глазах  на  секунду  появилось
нечто этакое; какое-то неосознанное  чувство  -  возможно,  даже  минутное
сожаление.
     - Прошу  прощения  за  то,  что  приезд  не  доставил  тебе  большего
удовольствия, - сказал он.
     Она еще секунду вглядывалась  в  его  лицо,  точно  для  того,  чтобы
убедиться, вправду ли  он  что-нибудь  чувствовал.  Но  под  давлением  ее
внимания он вновь стал самим собой. Суровые  морщины  на  его  лице  стали
глубже, и он отвел взгляд, покосившись на часы в приборной панели.
     Так и есть. Он покончил с ней и теперь хочет только поскорее уйти.
     - Наверное, я никогда больше не увижу тебя, - сказала она с трудом. -
Хотя все еще не верится, что ты собираешься... сделать то, о чем говорил.
     Отец пожал плечами.
     - В конце текущей недели увидишь в новостях мой некролог.
     Юми теребила ткань своего платья.
     - Ты проводишь меня до терминала?  -  Она  наперед  знала,  что  отец
откажется, но пусть сам прямо скажет об этом...
     - Извини, - сказал он, - я не могу.
     Она взяла с заднего сиденья  свою  сумку,  бросила  ее  на  колени  и
обхватила руками. Тут ей подумалось: а что, если она вдруг заорет:
     - А ну вылазь, ублюдок, из своей е...й машины, обними и поцелуй  меня
на прощанье, как все нормальные люди!
     Она отворила дверцу.
     - До свидания отец.
     - До свидания, Юми. - Рука его потянулась к рычагу передач.
     Она выбралась из машины, и звучно хлопнула дверцей. Машина  тронулась
с места, отворачивая от обочины. Неужели он действительно вот  так  просто
уедет?
     Его машина пристроилась к потоку экипажей и уже через  десять  секунд
скрылась из виду.



                          НЕБЕСПОЧВЕННЫЕ СОМНЕНИЯ

     Злая, как черт, широкими размашистыми шагами, с бледным  лицом  и  до
скрипа стиснутыми зубами они прошла к аэровокзалу и остановилась у первого
попавшегося таксофона. Злобными, резкими тычками набрала  номер.  На  этот
раз без всяких опасений.
     - Шерон Уилсон? - спросила она, услышав в трубке женский голос.
     Последовала некоторая заминка.
     - Нет. Это - Шерон Бейли.
     Только спокойствие.  Юми  прижалась  лбом  к  холодной  металлической
стенке телефонной будке.
     - Но вы - жена Джима, я узнаю ваш голос. Я уже звонила вам.
     Снова пауза.
     - А кто говорит?
     - Это Юми. - И тут она  поняла,  в  чем  дело.  -  Ваш  муж  назвался
фамилией Уилсон - наверное, потому, что считал необходимым скрыть, кто  он
на  самом  деле.  Он  работает  в  отделе  безопасности,  ведь  так?   Но,
пожалуйста, скажите ему, что я звоню. Я уверена, он захочет поговорить  со
мной.
     Женщина нервно засмеялась.
     - О, понимаю.
     - Он дома?
     И вновь пауза.
     - Нет. Он звонил еще раз. Он где-то  на  прибрежном  шоссе,  все  еще
старается наладить машину. Видите ли... вы меня  извините,  но  если  дело
касается... безопасности, мне, наверное, не следует вмешиваться.
     Юми была воспитана в уважении к желаниям других; так, чтобы  не  быть
навязчивой и никого не оскорбить. Мать называла это вежливостью,  отец  же
принимал такое отношение к себе  как  должное  и  единственно  верное.  Но
здесь, у таксофона, Юми было так обидно и больно, что она не в силах  была
считаться с другими людьми.
     - Когда я звонила вам в прошлый раз, вы говорили, что муж  делится  с
вами подробностями своей работы.
     - Н-ну... иногда, - неохотно ответила Шерон.
     - Джим не рассказывал вам о своем визите к доктору Лео Готтбауму? Я -
Юми Готтбаум, его дочь.
     - О, понимаю.
     - Ваш  муж  интересовался  работой  отца.  Про