звернулся. В двух шагах замер
в стойке еще один благородный представитель. Белый свет ламп
слепяще отражался от его забрала, придавая представителю вид
пришельца, марсианина, завоевателя с далеких звезд или из
голливудских фильмов. Очень эффектно.
   Я театрально поклонился ему и сам принял стойку. Улыбаясь
и зная, что он все равно не увидит моей улыбки и не
услышит моих слов, я тихонько шепнул:
   - Приступим, сударь? - и пошел в атаку.
   Вот это был бой! Я быстро понял, что имею дело с противником,
равным по силе и мастерству, а может быть, в чем-то
меня и превосходящим. Но еще я понял, что он долго не
практиковался: порой был непростительно медлителен и неуклюж.
Впрочем, я сам не имел в своем активе ежедневной практики
(события ноября-мая - не в счет) за последний год и
тоже порой был непростительно медлителен и неуклюж. Но
бил он уверенно, работал в жестком темпе, я едва успевал уворачиваться,
сильно мне при этом мешал шлем - всегда это было
моим слабым местом. Потому я подумывал, а не применить
ли мне что-нибудь свеженькое, незатертое из "школы пьяного
таракана", но тут сам чуть не попался на один такой прием
и пришел к выводу, что благородный представитель в курсе
новинок и лучше идею эту поскорее забыть. Интересно, сударь,
а в каком вы полку служили? Уж не в моем ли?
   Не знаю, долго бы я продержался, уворачиваясь и ставя
блоки, ставя блоки и уворачиваясь, если бы мне не подоспела
помощь с совершенно неожиданной стороны. В проходе прогремел
выстрел. Пуля вжикнула по потолку, посыпалась штукатурка.
Мы с представителем отпрянули друг от друга, прижались к
стенам, на время позабыв наши разногласия. Я обернулся. Я
был поражен.
   Я не знаю, не берусь хотя бы предположить, чего ему
это стоило: встать под непрерывным гнетом психотронных
генераторов, преодолевая жуткую изматывающую боль. Но Сифоров
встал.
   Он стоял в проходе на коленях и, наверное, ничего не
видя перед собой, слепо таращась, сильно прикусив губу,
держал в вытянутых трясущихся от напряжения и боли руках
табельный пистолет Макарова и пытался стрелять. На моих
глазах, он нажал на курок, и в проходе прогремел новый выстрел,
и капитан, конечно же, опять промахнулся.
   Но его бессмысленная, на первый взгляд, попытка сыграла
мне на руку. Я увидел, что мой противник тоже уставился на
Сифорова. Не верил, видно, что такое возможно, не понимал,
КАК такое возможно, и пялился, раскрыв рот (это мое предположение,
конечно) на совершенно невероятное в его понимании
зрелище. И я ударил его, воспользовавшись представившейся
возможностью и совершенно не встретив сопротивления, сбил
с ног и сорвал шлем. А когда Сифоров, обессиленный, повалился
на пол, выронив пистолет, потерял сознание, я обнаружил, что
противник мой, благородный представитель "третьей" силы, мне
давно и хорошо знаком. Потому что под шлемом я увидел помертвевшее
от боли лицо бывшего моего друга и боевого товарища,
которого я успел уже один раз "похоронить", капитана МВД
Михаила Мартынова.


   Глава тридцать первая

   Из знакомой мне троицы их было двое здесь: Мишка Мартынов
по прозвищу "МММ - нет проблем" и "внештатный консультант"
Леонид Васильевич, которого я все-таки сумел
опознать в том первом, сбитом мною в коридоре, владельце
шлема. Для полного комплекта не доставало только полковника
Хватова.
   Но и Леонид Васильевич особой охоты со мной общаться
не проявил, уселся в дальнем углу, посасывал хмуро свою неизменную
трубку. Взгляд его утратил памятную мне притягательность.
Тем более, что один глаз у "внештатного консультанта"
оказался подбит и заплыл.
   - Я знал, что ты рано или поздно выйдешь на нас, - неторопливо
говорил Мишка. - Ты, вообще, всегда был парень прыткий.
До сих пор жалею, что ты тогда предпочел свои авиационные
двигатели службе у нас. Сейчас бы, может, и меня переплюнул...
   - Ты же знаешь, я никогда не имел склонности к изготовлению
собственной карьеры.
   Мы стояли у забеленного до половины окна, наблюдая за
тем, как под конвоем сотрудников ФСК, которым его передали
из рук в руки, идет через двор поникший Сифоров. Во дворе
впритык друг к другу стояли раз-два-три-шесть автомобилей:
три БМВ и три волги. Переминались с ноги на ногу контрразведчики,
был среди них и полковник Усманов. Ему что-то
объяснял, размахивая руками, давешний громила в замызганной
спецовке. Полковник с выражением полной покорности судьбе на
лице внимательно слушал. Сифорова подвели к машине. Вырываясь
из цепких лап конвоиров, он обернулся, что-то крича - может
быть, звал меня - но прийти на помощь ему я не мог: не хотелось
подставлять под новый удар.
   Сифорова затолкнули в БМВ, и автомобиль сразу же тронулся
с места.
   - Сильный человек, - дал капитану характеристику Мартынов,
машинально почесывая шишку за ухом. - Первый раз я наблюдал,
чтобы человек смог подняться в поле шок-излучения.
   - А он смог, - ответил я просто. - Что теперь с ним будет?
   - Беспокоишься? Он что, тебе друг?.. А-а, понимаю. Да
ничего с ним не будет. Влепят выговор по служебной линии,
отправят заниматься конрабандистами. Он же ничего толком не
знает, не успел разобраться. А вопросы? Пусть думает, на то
у него голова на плечах.
   - Мишка, - сказал я. - Кто вы такие, Мишка?
   Мартынов снова почесал шишку и ответил медленно, подбирая
каждое слово:
   - Мы существуем давно. Лет тридцать уже. Когда была теоретически
обоснована возможность воздействия на человеческую психику
разного рода техническими средствами, встал вопрос о защите
от подобного воздействия главы государства. Опасность при этом
исходит не только со стороны потенциальных противников из-за
рубежа, но и от внутренних структур, участвующих в непрекращающейся
борьбе за власть. В роли такой структуры вполне может
выступить любое из силовых министерств. Потому секретнее нашей
службы ничего в этой стране нет. Мы не числимся даже на бумаге;
списка сотрудников Службы ты не найдешь ни в одном из существующих
архивов. Все сотрудники заняты в других ведомствах:
кто кадровый офицер, кто в ФСК, кто, как я и Хватов, в МВД.
У нас имеется своя разведка, свои исследовательские лаборатории;
мы проводим свои собственные расследования, финансируем
по секретному счету свои собственные разработки. Принцип подбора
кадров в Службе - чисто личные взаимотношения. Хватов,
например, два с половиной года присматривался ко мне, прежде
чем предложить свободную вакансию. Потому нас не слишком много,
мы предпочитаем не раздувать штат сверх необходимого, но
мощь, которой мы располагаем, как ты мог убедиться, велика,
гораздо более велика, чем объединенная мощь всех силовых министерств
вместе взятых.
   - И как же ваша Служба называется?
   - Так и называется. Служба защиты Президента от психотронных
воздействий.
   - Ага. Значит, раньше защищали генсеков, а теперь - президентов?
   - Такова основная задача. Но помимо этого мы занимаемся
утечками информации по исследованиям в области прикладной
психотроники, проблемой альтернативных исследований, такими
вот фигурами как Герострат. Кстати сказать, последний доставил
нам немало хлопот...
   Центр-два, подумал я. Вот он - самый настоящий Центр-два.
Мы придумали "утку", полагали, что блефуем, но на самом деле
мы почти угадали: Центр-два существует, хотя и в несколько
ином виде, чем нам это представлялось.
   - Вы разыскиваете Герострата? - спросил я.
   - Еще бы. И более успешно, чем вы. Мы вскрыли все его
опорные пункты: три арсенала, одиннадцать явочных квартир,
подвал, где он держал и пытал специалистов из Центра. Но на
самого Герострата выйти пока не удалось. Здесь он нас обошел,
и мы потеряли двоих, прежде чем поняли, что он знает
о нашем существовании. Вот если бы вы еще под ногами не путались...
   - Черт возьми! - взорвался я. - "Не путались под ногами"!
Свихнулись вы тут все на своей секретности. Мы, как слепые
котята, тыкались туда-сюда, из-за наших ошибок гибли люди,
а вы что, не могли остановить нас еще на первом этапе, схватить
того же Усманова за руку и сказать ему: "Не суйся не в
свое дело, малыш"?
   Мартынов смутился.
   - Понимаешь, Игл, дело в том, что ваше участие в деле,
если уж быть до конца откровенным, нам иногда помогало. Второй
фронт; Герострат чувствует себя затравленным. Вот если
бы вы придержали своих скакунов, действовали не так ретиво,
гибче...
   - Да не объяснили вы нам, что действовать надо гибче.
Сунули, как... котят в пекло и смотрели, удовольствие получали,
наблюдая, как Герострат нас убирает одного за другим.
И не думай, что мощь ваша великая вас украшает. Сволочь - она
сволочь и есть, хоть атомной бомбой ее снабди.
   Теперь взорвался Мишка:
   - Да что ты знаешь?! - закричал он мне в лицо. - Что ты
вообще знаешь об истинном положении вещей?! В курсе ты, что
программирующие видеокассеты, на которую ты сам когда-то попался,
запущены еще в восьмидесятых? В курсе ты, что каждый
пятый в стране за счет этого - член Своры? И Свора растет,
понимаешь ты?! В курсе ты, что появились уже ловкачи: все
эти Марии-Деви, Асахары, Муны и еще десяток менее известных
имен - кто сообразил, сумел прочухать ситуацию, и хотя "паролевика",
книги кодов, у них нет, чисто на эмпирике, методом
проб и ошибок находят нужные словосочетания, и уже человек - не
человек, а раб, послушный исполнительный механизм.
И вот тебе готовая Свора: тысяча, десять тысяч, сто тысяч
человек! Ты понимаешь?! Объясни теперь, как мы могли хоть
слово, хоть полслова вам сказать, передать?.. Если и среди
вас каждый пятый - потенциальный агент Герострата!
   Он замолчал, тяжело дыша. А я, ошеломленный этим новым
обрушившимся на меня знанием, не мог ничего ему ответить.
Мишка перевел дух, успокоился.
   - Ну тебя-то теперь это не касается, - сказал он. - Ты
вышел из игры, интереса у Герострата настоящего к тебе нет.
Мы наступаем ему на пятки, и он будет спасать свою шкуру.
Так что отправляйся спокойно домой, встречай свою Елену.
Говорят, она завтра из Европы возвращается? Люби ее, живи,
как жил, и забудь о Герострате. Не сегодня-завтра мы его
возьмем и займемся наконец остальными. Но если вдруг что-то
случится непредвиденное, сразу звони мне - запишешь телефончик.
   - Скажи, Мишка, - обратился я к нему почти просительно. - Когда
вы достанете Герострата, вы убьете его?
   - Скорее всего, да, - не задумываясь, будничным тоном
ответил Мартынов. - Он слишком опасен.
   Мишка казался искренним, когда говорил о предопределенности
данного исхода, но я почему-то ему не поверил.


   Глава тридцать вторая

   Раз, два, три, четыре, пять, вышел Боря погулять. Вдруг
Мартынов выбегает, в нашего орла стреляет. Пиф-паф, ой-ей-ей,
умирает Боря мой.
   Разговор с Мишкой Мартыновым прояснил, мягко говоря, многое.
Только вот эффект его воздействия на меня сравним с тем
самым каноническим: "пиф-паф, ой-ей-ей..." И дело даже не в
том, что теперь я знал ВСЮ правду (или, по крайней мере, ее
большую часть); и даже не в том, что теперь я понимал, почему
так легко у Герострата получалось управлять людьми, которых
он встречал в первый и в последний раз в жизни; и не в
том, что игра оказалась куда более масштабной, чем можно было
себе представить, ведь на интуитивном уровне я уже догадался,
что нами вертят, используют, по выражению Сифорова, "втемную",
ведь привык я уже, что иначе и быть не может, что ничего другого
от власть имущих ждать просто не приходится, и новое
подтверждение тому воспринял почти спокойно. Другое выбило
меня из колеи, заново принудило судорожно искать точку равновесия,
без которой не может, по-видимому, существовать
здравомыслие человеческое. И сопровождалось это возвращением
моих старых страхов, приходом той холодной черноты,
который я испытал вначале, когда из слов Елены понял, что
Герострат жив, несмотря на то, что видел я его смерть, несмотря
на фигурку белого ферзя, которого подобрал с пола в
пустой пыльной комнате.
   Участие на паях с Сифоровым и Мариной в охоте ФСК на
восставшего из мертвых Герострата поддерживало меня на плаву.
Я наблюдал движение сил, направленных на то, чтобы его обезвредить,
и хотя неудачи следовали у нас одна за другой, мы
совершали ошибки, теряли людей, срывали раздражение друг на
друге - мы все же продвигались, мы вели охоту, и когда-нибудь
(если забыть о существовании Службы защиты Президента)
мы вполне могли его взять. Зря, что ли, наше упорство, наши
жертвы? И вот оказывается, что зря! Сидеть надо было тише
воды, сидеть и не высовываться, а мы высунулись и получили
пулю в лоб.
   А Герострат по-прежнему на свободе, и значит, не будет
мне покоя, не будет у меня уверенности в том, что моя семья,
я сам находимся в безопасности, "не представляем интереса".
А предатель в моей голове только и ждет момента, когда поступят
соответствующие команды.
   В Свору легко вступить, но возможно ли выйти?..
   И значит, опять все сначала, ты снова один, и никто тебе
не поможет.
   Я вернулся домой часам к трем дня. Обед готовить не
стал, а прожевал всухомятку успевший за две недели зачерстветь
до совершенной каменности ломоть ржаного хлеба, позабытый
в хлебнице.
   Я думал и вспоминал.
   Я вспоминал малейшие подробности нашей охоты: кто где
стоял, кто куда смотрел, кто чего говорил. Многие факты и
странности получили теперь с раскрытием природы третьей силы
исчерпывающее объяснение. Но думал я о другом, и искал в
памяти совсем другое. Что-то проскользнуло на самой грани
моего восприятия в те дни, что-то очень важное - мне почему-то
казалось, что ничего важнее этому нет, но незамеченное ни
мной, ни моими партнерами, ни, естественно, Службой защиты
Президента от психотронных воздействий. Ниточка к Герострату.
   Зачем тебе это? - вопрошал предатель. Тебе все равно
не справится с ним в одиночку. Он слишком ловок, слишком
быстр, слишком хитер для тебя. Говорят же тебе: не высовывайся!
   Но я должен искать, отвечал я самому себе. Иначе все
теряет смысл, а смысл для меня - это воздух, такой вот я
человек.
   И как поддержка, как оправдание моей уверенности,
что иначе нельзя, зазвучал вдруг глуховато голос Марка
Федотовича Гуздева, моего преподавателя, убитого в мае Геростратом.
"Как-то раз, - спокойно без лишней в таких случаях
торопливости рассказывал Гуздев, - принимали экзамен по сопромату
профессор и ассистент. Заходит первый студент. Тянет
билет, но ответить по вопросу ничего не может. Профессор
задает наводящие вопросы, но студент молчит. "Ну давайте
вашу зачетку," - говорит со вздохом профессор. "Я забыл зачетку
дома", - отвечает студент. "Тогда до свидания," - отпускает
профессор студента. Вслед за первым студентом заходит
второй, и как и первый не может ответить ни на основной
вопрос, ни на дополнительные. "Давайте зачетку," - с новым
вздохом говорит ему профессор. Студент долго ищет по всем
карманам зачетку, но не находит и виновато признается: "Я
забыл ее дома". "Идите, - отпускает его профессор, потом
обращается к ассистенту. - Я предлагаю первому поставить
два, а второму - три." Ассистент соглашается. Но потом,
когда экзамен закончен и пора идти домой, он решает уточнить:
"Объясните мне, профессор, пожалуйста, почему первому
мы поставили два, а второму - три?". "Но второй-то хоть
что-то искал," - ответил профессор."
   Будем искать, Марк Федотович, подумал я. Будем искать.
   Другое дело, необходимо прежде определить стратегию
поиска. Перебор мельчайших деталей охоты ничего не даст.
Эмоции заслоняют объективную реальность, а здесь требуется
системный подход.
   Вообще, какие существуют методы раскрытия больших и
малых тайн? Я перебрал в уме. Дедуктивный метод. От общего
к частному. Шерлок Холмс, доктор Ватсон, собака Баскервилей.
Не подойдет. Не хватает той самой суммы общих данных, да и
с высшей математикой у меня всегда были проблемы. Кто там
еще есть? Эркюль Пуаро, капитан Гастингс, двенадцать подвигов.
Этому было еще проще. Берешь группу подозреваемых, выясняешь,
у кого самое прочное алиби, и ищещь в этом алиби дефекты.
Если такие дефекты себя обнаруживают, считай, преступник
найден. Просто и запутано. Мне такая метода не подходит.
Все ж таки я имею дело с живыми людьми, а не с гениальными
АЛИБИНОСАМИ Кристи.
   По этому поводу мне вспомнился еще один анекдот. Правда,
совсем из другой коллекции, из обоймы черного юмора.
   Археологи откопали какую-то невообразимо древнюю мумию.
Радиоуглеродный анализ показал, что мумие восемь тысяч лет,
но утверждение это требовало дополнительной проверки. Археологам
вызвались помочь три знаменитых человека: Шерлок Холмс,
Штирлиц и Мюллер. Мумия была помещена в отдельную комнату и
первым с ней уединился Шерлок Холмс. Вернулся он через час.
"Ей восемь тысяч лет," - ответил он на вопрос археологов.
"Как вы догадались?!" - вскричали пораженные археологи. "Дедуктивный
метод," - загадочно отвечал великий сыщик. Вторым
пошел Штирлиц. Вернулся через полчаса. "Ей восемь тысяч лет."
"Как вы догадались?" "Информация к размышлению," - не менее
загадочно отвечал великий разведчик. Третьим пошел Мюллер.
Вернулся через десять минут. "Ей восемь тысяч лет." "Как вы
догадались?" "Сама сказала," - отвечал великий шеф гестапо,
вытирая о мундир запачканные руки.
   М-да, такой вот анекдот. Очень для меня сегодня актуальный.
Но от дедуктивного метода мы уже отказались; информацию
к размышлению хоть лопатой греби-разгребай, но тоже еще выводы
нужно уметь сделать, а вот насчет "Сама сказала"... Где
и как Герострат мог проговориться? И проговорился ли он
где-нибудь?..
   Стоит подумать...
   Давай рассмотрим дело под другим углом. В какие формы
диалога за последнее время ты с Геростратом вступал. Два
письма. "АРТЕМИДА" и "видеозвуковое" послание в лице двойника.
Все? Нет, не все. Еще был лабиринт, галерея памяти,
сверкающее золотом чудо-юдо и видение полуночной встречи с
Геростратом - блок ложных воспоминаний. От здравого анализа
путешествия внутрь самого себя меня отвлек тогда нервный
срыв Марины (где она, интересно, сейчас?), Но теперь-то есть
и время и возможность все спокойно обдумать. Что я видел там,
что полезного я мог там увидеть?
   Меня не покидало ощущение, будто я что-то забыл. Самое
важное. И никак у меня не получалось вспомнить. Стратегия,
стратегия здесь нужна.
   Кто у нас там еще есть в списке? Ага, метод пастора
Брауна. Классика. Честертон. Зная обстоятельства совершенного
преступления, вживаешься в образ преступника, а затем
выбираешь из круга подозреваемых того, кто этому образу наиболее
полно соответствует. Вот представь себе, Герострат
сидит в квартире, в пустой пыльной комнате, на столе рядом
с ним кнопочный телефон. Он сидит, вспоминает меня и думает,
какое бы такое послание составить, чтобы я понял, оно обращено
ко мне и меня, только меня, предупреждает о возможных
последствиях моего дальнейшего участия в деле... "АРТЕМИДА".
Он сидит в комнате... пыльной и пустой...
   "..."АРТЕМИДА", говоришь? Ликвидировать, говоришь?.."...
   Я прыгнул на него через стол...
   "АРТЕМИДА".
   "ARTEMIDA".
   И я снова, будто наяву, увидел, как вспыхивает за
спиной Герострата, становится четче одна короткая надпись,
одно слово, одно имя: "АРТЕМИДА".
   Ну конечно же! Я хлопнул себя по лбу. Теперь мне все
стало ясно. Герострат снова был на высоте. Он выбрал в единственное
место в городе, где никто никогда ни при каких обстоятельствах
не будет его искать. Но я его нашел. Я ЕГО НАШЕЛ!
Ай, да Игл, ай, да сукин сын!
   Я в возбуждении пробежался по комнате. Теперь действовать.
Проверить все и действовать. Но сегодня было уже поздно,
на улице смеркалось, и нужную тебе справку можно будет получить
только завтра с утра.
   Я думал, что не смогу уснуть в эту ночь, но едва стоило
мне устроиться на диване, как глаза сами собой закрылись и
я провалился в глухую лишенную сновидений темноту.
   Выспался я прекрасно и в девять был уже на ногах. Но энтузиазм
вчерашнего вечера как рукой сняло. Только сейчас я начал
понимать, ЧТО на самом деле мне предстоит, и в душе зашевелился