минус секс), или
моментальный провал куда-то в самое начало грез. Но осознание спящим сна как
сна убивает сон как реальность:  в  конце концов, любой сон в процессе  сна,
каким бы настоящим он ни был для спящего, просыпается моментально в прошлое,
рассыпается одним простым  вопросом: ба,  да не сплю ли  я? -- подобно тому,
как от жизни в процессе  жизни можно легко пробудиться простым вопросом о ее
смысле.  И  если отвечать  на вопрос честно,  то  после изнурительной погони
последовательных  "а зачем?" смысл  остается только в процессе, и настоящий,
непознаваемый  в процессе смысл  приходит лишь после смертельного (для  сна)
пробуждения в настоящую  жизнь; так же  и сон, который самоценен как стоящее
переживание  лишь в действии,  пока спящий действительно не знает, что стоит
проснуться, и все будет иначе, когда он  сможет оценить  сон  (если вспомнит
его) приложением к яви как свершившееся приключение или указатель.
     Во-вторых,  богатство  такого  рода  не  только  не  могло  быть  никак
применено,  но  и таило  в себе  не просто угрозу, но смертельную опасность.
Средствами,  которые  представляли собой все  эти сокровища,  Джинн  мог  бы
вертеть по-своему всеми денежными рынками Европы, Америки и Азии, повергнуть
к своим стопам любое  общество,  устраивать  и  расстраивать  благосостояние
государств -- словом, править всем миром.
     "Но ведь  мне  неинтересно  вертеть денежными рынками, я не хочу, чтобы
толпы  олигархов  пресмыкались передо  мной  в  надежде  на подачку, а нищие
плевали  вслед моему лимузину;  и то и другое -- заслуга денег  и  не  имеет
никакого отношения ко мне  -- человеку. Да и  вероятно ли, чтобы мне удалось
править миром лучше,  чем всем тем,  кто уже  пробовал до  меня?  Да о чем я
думаю!  Стоит мне попробовать  продать любую  из этих  вещей,  я моментально
попаду  и под государство, и под братков.  За  такие деньги от меня  мокрого
места  не оставят!  Да даже если  получится -- что, всю  жизнь  провести под
охраной? Какую жизнь!  Я и нанять никакую охрану  не успею! Стоп. Но  раз уж
это все уже у  меня,  рано или поздно об этом  станет кому-нибудь  известно,
столько не спрячешь, все равно грохнут. Вывозить -- тоже рискованно..."
     Ситуация была безвыходной. Он  взял  из ящика средних размеров какой-то
благородный  и  бесценный,  таящий  в  себе  невероятную  силу  шарообразный
жемчужный  матовый булыжник, зло  стиснул  его  в руке  и  вдруг резко,  как
пружина, развернувшись,  с  размаху швырнул его в стену. Камень отскочил  от
подобойной  мягкой  штукатурки  на тахту, скатился по подушке и  упал  вдоль
стены на пол, а в стене осталась вмятина.
     И в этот момент зазвонил телефон.
     -- Алле, -- сказал Джинн в трубку.
     --  Привет, --  сказала трубка в ухо Джинну голосом Олега. -- Это Олег.
Как дела?
     -- Нормально, -- ухмыльнулся Джинн. Он хотел еще добавить "как обычно",
но почему-то не добавил. -- А что?
     -- Я насчет денег.  Ты мне долг собираешься отдавать? -- В голосе Олега
сквозило искреннее напряженное волнение.
     -- Послушай,  я же тебе объяснял,  денег  у меня  нету, -- оправдывался
Джинн, косясь  на  сваленное  на полу богатство.  Он не  врал. Денег у  него
действительно не было.
     -- Когда будут?
     -- Не знаю.
     -- Ну и как нам с тобой быть?
     Джинну показалось, что Олег вздохнул с облегчением.
     --  Не знаю, --  повторил неприязненно Джинн. -- Хочешь, забери обратно
этот кувшин, мне он на фиг не нужен.
     -- А мне он зачем?
     -- Продашь кому-нибудь...
     -- Продать! Кому? Да он небось и не стоит ничего.
     -- Тогда за что я тебе деньги должен?
     -- За работу. Я на таможне денег отдал? Отдал.
     -- Я тебя об этом не просил.
     -- Очень  некрасиво так соскакивать.  Ты  прекрасно знаешь, что я  всем
вам, хакерам, посылки растаможиваю. Цены знал. Так  что денег ты мне должен.
Займи у кого-нибудь, -- ухмыльнулся из трубки Олег.
     -- Не у кого...
     -- Это твои проблемы. Найди как хочешь. Хоть укради. Деньги это не мои,
а одного человека. Завтра придем к тебе вместе -- чаю попить.
     -- Не надо ко мне приходить!
     -- Это не тебе решать, надо или не надо.  Будь завтра, пожалуйста, дома
в семь часов. Только не вздумай бегать, дороже встанет. До завтра.
     -- До завтра, -- машинально  повторил Джинн, кладя трубку. Он  тоскливо
посмотрел  на  ящики и  тюки, представил  себе,  как завтра Олег с  каким-то
"человеком" наткнутся на все это богатство, и ему стало плохо. Он постарался
взять себя в руки и не  паниковать. Надо  было срочно  куда-то это все деть.
Куда?
     И  тут Джинн вспомнил, что  во дворе  его  ждет Пылесос. Может быть, он
поможет оттащить  дары.  Ну  хотя бы на чердак. Надо только будет что-нибудь
придумать, чтобы любопытный Пылесос  не узнал  про  содержимое.  А там,  Бог
даст, проявится Хоттабыч, и дальше будет видно.
     Он быстро спустился  во двор и без труда  нашел Пылесоса, без признаков
жизни  полулежащего на скамейке детской  площадки.  Девушек  рядом видно  не
было. Джинн осторожно наклонился к  Пылесосу, чтобы послушать, дышит ли  он.
Но Пылесос не просто дышал, но даже мог говорить. Он медленно открыл красные
маслянистые глаза, расплылся в глупейшей широчайшей улыбке и медленно, почти
по слогам, произнес:
     -- А, Джинн...
     -- С тобой все в порядке?
     --  Старик.  -- Пылесос  снова  закрыл глаза.  -- Через кальян  •-- это
круто!  Гашиш  -- сказочный...  -- И  после паузы  с усилием  проговорил, не
переставая глупо и расслабленно улыбаться: -- ...шишки -- не катят!
     Большего добиваться было бесполезно. Джинн  опустился рядом на скамейку
и заплакал.

     Краткое содержание девятой главы
     Появляется некто  Пылесос и две эпизодические  дамы. Пылесос накуривает
Джинна чужим халявным гашишом до такой  степени, что даже  метро, в  котором
они добираются до дома  Джинна, имеет совершенно измененный, с точки  зрения
наших измерений, вид. Во дворе вся компания натыкается на караван верблюдов,
что  приводит ее,  учитывая  состояние участников, в  полный  восторг. Всех,
кроме Джинна, который отлучается домой, где выясняет, что верблюды  привезли
ему  подарки  от Хоттабыча.  Эти  подарки  --  немыслимые  драгоценности  --
посланцы  Хоттабыча  сваливают  на  полу его  комнаты и  исчезают,  а  Джинн
получает  от Олега  телефонный звонок  с  сообщением, что завтра неизвестные
уголовные   преступники  вместе  с  Олегом  придут  к  Джинну  домой,  чтобы
поговорить  о  погашении  долга.  Сокровищ,  Джинн не  хочет:  жизнь  богача
почему-то представляется  ему непривлекательной,  а в настоящий момент  даже
исключительно  опасной.  Джинн  досадует  и  даже бросает  об стену  одну из
крупных жемчужин, обнаруженных в ящиках. Убедившись в волшебности Хоттабыча,
но еще не привыкнув  к ней, Джинн  пытается  привлечь Пылесоса к спрятыванию
даров, но Пылесос оказывается недееспособен.


Глава десятая,
     в которой появляется плохой

     Утро Дайва проспала.
     Вчера, выставляя время в будильнике на начало рабочего  дня -- чтобы не
прерывать  сон, а сразу позвонить на работу и сообщить, что заболела и берет
выходной,  -- она впервые перепутала  время до полудня и после, о чем узнает
только вечером, когда будильник зазвонит. Разбудил ее телефонный звонок дяди
Уильяма, двоюродного брата ее родного отца, того самого дядьки, которого так
боялся начальник ее отдела. И боялся, надо признать, не зря. Дядя Уильям был
человеком   исключительно  богатым,   знаменитым   и  влиятельным,   хотя  и
старавшимся,  чтобы  эта влиятельность  не была публичной. Родственники  его
звали Трэй -- Тройка, поскольку он был третьим в семье  Уильямом  Генри.  Но
Дайва называла его Уильям, а не Билл, потому что слово "Bill" вызывало у нее
неприятные мысли о том, что за все в жизни приходится платить.
     Несмотря  на  знаменитость своего портрета,  дядя Уильям позволял  себе
полную секретную  свободу перемещений по белому свету, предварительно  делая
официальный вид, что он где-то совсем в другом месте. Вот и теперь, когда он
приехал  в Калифорнию, в одну из своих тайных резиденций на Тихом  океане, и
его официальный сайт,  и  многочисленные приближенные,  и  даже  члены семьи
искренне уверяли и сами были уверены в том, что он в Индии -- лично отбирает
у индусов культурные ценности для своей знаменитой виртуальной коллекции.
     -- Как спалось? --  опуская всякие там "добрые утры", с ходу спросил из
телефона дядя Уильям.
     Дайва, с ужасом  обнаружившая, который  час, начала было говорить,  что
чувствует себя неважно, что  ей  надо срочно  позвонить  на  работу, но дядя
Уильям ее перебил:
     -- Да я уже все утряс, не психуй. У меня к  тебе  важный разговор есть.
Можно  сказать, из-за  этого и  приехал. Я  тут  про тебя  кое-какие справки
навел... Думаю, тебе тоже будет интересно. А про недомогание твое я знаю. Не
волнуйся, ничего  страшного.  В  общем,  хочу с  тобой пообедать.  Отказы не
принимаются  -- я заеду  через два часа. Хватит тебе двух часов одеться там,
то-се?
     Через два часа, минута в минуту, он  приехал  -- сам за рулем неброской
белой  "Тойоты",   в  простых  светлых  брюках  и  обыкновенном  пиджаке  из
универмага Sears. Есть Дайва отказалась -- нет аппетита, и они решили просто
погулять по берегу.
     -- Может, мороженого хочешь? -- спросил  дядя Уильям. -- Нет? А я  себе
куплю.
     Издалека Дайва наблюдала,  как  он покупал мороженое,  долго  ругаясь с
продавцом.
     -- Обнаглели вконец, -- недовольно сообщил он, вернувшись, -- если  они
печатают  бонусные  купоны,  надо все  принимать!  А  он  говорит,  что  они
просроченные! А есть на них срок действия? Есть, я спрашиваю? Вот, смотри.
     Он  дал   Дайве   кучку  маленьких  бумажек,   оторванных  от  этикеток
мороженого. Каждая  бумажка,  по утверждению  производителя, стоила двадцать
пять  центов   при  покупке  очередной   порции.  Срока   действия   на  них
действительно не было.
     --  Вот я буду  еще брать эту дрянь, -- негодовал дядя Уильям, указывая
на мороженщика средним пальцем  согнутой правой руки. -- Купить,  что ли,  в
пыль эту их шарашкину контору?
     И он полез в карман  за телефоном, оставив Дайву в недоумении по поводу
значения  выражения "купить в пыль". Однако, достав из кармана телефон, дядя
Уильям не стал набирать номер, а повертев его в руках, опустил обратно.
     -- Ладно, хрен с ними, -- внезапно успокоился он, -- жалко тратиться на
ерунду. Давай по делу. Ты замуж не собираешься?
     Такого вопроса Дайва совершенно  не ждала. С дядей Уильямом они не были
настолько  друзьями.  Не  вдаваясь  в подробности, она коротко ответила, что
нет, не собирается, и поинтересовалась, чем вызван вопрос.
     --  У  папашки  твоего совсем кисло дела идут, -- вместо ответа сообщил
дядя  Уильям, пиная носком ботинка обглоданный океаном камушек, -- у него  в
Азии  уйма  денег гикнулась на кризисе. А  потом еще и в  России.  Вот  тебе
вложения в реальное производство. А еще спорил со мной. Мальчик у тебя есть?
     То,   что   у  папы  не  очень  хорошо  шли  дела,  Дайва  знала,  хотя
созванивались они редко, а виделись еще  реже. Очевидно, дядя Уильям задумал
какую-то брачную  комбинацию, чтобы укрепить  финансовое положение их семьи.
Дайве это показалось странным: как  бы  плохо  ни шли  дела у ее отца, одних
только денег, оставшихся  от  прадедушки  в  различных  фондах,  должно было
хватить  на  много  поколений.  Да  и странно было,  что  дядя Уильям взялся
устраивать чьи-то  дела.  Все-таки предприниматели  --  особые  люди,  и  ей
никогда их не понять.  Чтобы сократить  намеки, Дайва прямо спросила, уж  не
хочет ли он, чтобы она вышла замуж.
     --  Ну, в общем, да, -- серьезно ответил он и с хрустом  откусил кромку
вафельного рожка.
     Дайва рассмеялась в ответ, а потом сказала, что это, конечно, чушь, что
это, безусловно, невозможно,  что  она крайне признательна дяде  Уильяму  за
заботу, но что она надеется, что впредь он будут проявлять эту заботу о тех,
кому это действительно необходимо. А кто претендент?
     Дядя Уильям неторопливо доел мороженое,  оторвал от оставшейся упаковки
очередной  бонусный купон, вытер  руки  и рот  бумажным  носовым платком  из
кармана, завернул в него упаковку и с точностью баскетболиста забросил его в
мусорную корзину.
     -- Пожалуй, я мог бы играть за Knicks не  хуже Билла Брэдли. Может, мне
тоже в президенты двинуться? Замутить свою партию. Представляешь заголовки о
предстоящих дебатах --  Билл  против  Билла!  Америка  выбирает  из  четырех
претендентов и сходит с ума! Супермаркет президентов! Пожилая женщина умерла
от перенапряжения, посетив предвыборные мероприятия всех кандидатов! Клево?
     Дайва  согласилась  и  повторила  свой  вопрос.  Дядя  Уильям  поправил
указательным пальцем золотую оправу очков и коротко ответил:
     -- Я.
     Дайва ошарашенно молчала.
     -- Я, в общем-то,  понимаю, что должен объясниться, -- спокойно говорил
дядя Уильям.  -- Я  тебе никаких знаков  внимания никогда не оказывал,  мы с
тобой тем более  родственники, и ты вообще не  понимаешь, в  чем тут дело. К
тому же я уже женат. Но это все не препятствия. Тебе какие-нибудь объяснения
сейчас нужны или ты уже сразу согласна?
     Дайва попросила объяснений.
     -- Ладно,  вон скамейка,  давай  присядем. Они  сели на лавочку  и дядя
Уильям начал свои объяснения довольно странно:
     -- Ты, главное, не думай, что я головой поехал. У меня все в порядке. Я
тебе  сейчас всякие удивительные вещи буду говорить, которые ты слушай  и не
возражай.  У меня ни времени нет на  всякие там ухаживания,  ни желания,  ни
сил. То, что я тебе сейчас скажу, означает, разумеется, определенную степень
доверия. И говорю я это только потому, что считаю, что ты  априори согласна,
просто сама еще этого не понимаешь.
     Дайва слушала, не перебивая.
     --  Во-первых, как? -- Дядя Уильям  разогнул указательным пальцем левой
руки большой палец кулака правой. -- Просто. Твой отец согласен, я с ним  на
эту  тему общался,  он, конечно, поныл  слегка  -- но  больше  для  порядка.
Родственники мы  с ним не кровные, мой дедушка твоему отцу -- не отец. Хотя,
ты, возможно, и не знаешь. Мелинда тоже не возражает. Я ведь почти до сорока
лет не женился, все чего-то ждал. Потом знаешь, вдруг вот показалось -- она.
Сколько же  можно ждать? Но  мы  потом  выяснили, что  нет,  не она.  Вместе
выяснили. То  есть ты меня не  пойми  неправильно,  я ее очень люблю  и  все
такое. Особенно  когда  Дженни  родилась.  И  она  меня  --  тоже.  Поэтому,
собственно,  и  согласилась -- дело  важнее. Она-то  меня  лучше всех знает,
понимает, что  к чему. Она, в общем-то, тебя и нашла. Ну, что ты --  это ты.
Тут только женщина могла. Но у тебя  вроде вопросов не должно возникать, да?
Аллах  разрешил мужчине иметь столько жен,  сколько он может  содержать, так
ведь у вас? И переходим к во-вторых.
     Он поправил рукой очки и всем телом позу.
     -- Во-вторых,  зачем? -- Он отогнул  указательный  палец, отчего  стало
похоже,  будто  он держит  воображаемый  пистолет и  сейчас по-детски скажет
"Бэнг!". -- Ты, в общем, понимаешь, что  я  вовсе в тебя не влюблен и всякая
прочая дурь. Есть  благородная цель -- объединить мир. Так, чтобы тебя особо
мистикой не  грузить, мы хоть и  не родственники, но в некотором  роде одной
крови.  Что-то  вроде потомков избранных родов.  Тебе,  я так понимаю, ни  в
какую реинкарнацию  верить не положено. Так ты и не верь. Но дело именно так
обстоит. У тебя  будет нечто большее, чем просто деньги. У тебя  будет  муж,
имеющий  такую  власть,  которую ни за какие деньги  не купишь. И ты  будешь
иметь  такую  всемирную славу, которой не видел ни один президент,  ни  один
император, ни даже коммунистический генеральный секретарь. На века.
     Дайва   усмехнулась   и  сказала,  что  ока,  конечно,  очень  доверяет
способностям  дяди  Уильяма,  но все  же он должен ее понять как коммерсант:
какие гарантии, что все будет так, как он говорит?
     -- Подпишем договор, -- сказал дядя Уильям. --  Брачный. На десять лет.
Детально  запишем  все  условия.  Если  через  десять лет будет  не  так  --
разводимся, и забираешь мои деньги, акции, короче -- все, что есть. Ну, пару
миллионов только детям оставишь --  мне уже тогда ничего не понадобится. Для
меня назад дороги не будет.
     Дайва грустно проводила глазами чайку.
     А если она откажется?
     -- Ну, тогда... -- задумчиво протянул  дядя Уильям. -- Честно говоря, я
этот  вариант  не рассматриваю.  Так  не  будет.  Сейчас  тебе  предлагается
свободный выбор.  Дальше выбор будет несвободный. Срок на размышления я тебе
дать не могу -- тут не я один принимаю решения. Да, не удивляйся. Видишь ли,
как только мы тебя  нашли,  сразу  пошел некий параллельный процесс, процесс
необратимый. Образно говоря, джинна  уже  выпустили  из  кувшина,  а другого
джинна  у  нас  нет. История дает  исключительный шанс  -- один на несколько
тысячелетий. Думаешь, так просто все эти миллениумы?
     Он поднялся  со  скамейки, и  Дайва поднялась вслед  за  ним. Они молча
вернулись к машине.
     -- У нас есть  примерно  полгода  на подготовку свадьбы, -- сказал дядя
Уильям, запуская мотор. --  Нужно будет решить некоторые вопросы. Я тебе еще
позвоню.  Да, ты уж  извини. В  общем,  ну это... Я,  конечно, понимаю, дико
звучит.  Короче  -- никаких мальчиков  у  тебя быть  не должно.  Девочки  --
пожалуйста. А мальчики -- нет. Тут очень много на карту  поставлено.  Да, --
прервался он на телефонный  звонок -- Что значит не нашли?! Ну и  что, что у
них все программы нелицензионные?!  Да плевать  мне на ваши сложности -- КГБ
еще остался у них? Значит, скажи нашему представителю, что он у меня будет в
Сахаре  песок подметать, понял?! И ты вместе с  ним!  Идиоты, -- сообщил он,
швырнув трубку на заднее сиденье.
     С  дороги уже была  видна  красная крыша ее  дома -- она мелькала среди
деревьев, которыми были обсажены подъездные пути.
     -- Все, приехали, -- сообщил дядя Уильям, выруливая к дому. -- Эти двое
чуваков будут тебя беречь -- ты теперь очень большая ценность. Не обижай их.
Кстати, на всякий случай, полиция  в курсе всех моих действий. Охрана у тебя
совершенно легально. Знаешь, все же лучше уж дома, чем в госпитале. Все-таки
ты больна.
     Дайва сдержанно попрощалась, с трудом сдерживаясь,  чтобы не  вцепиться
ему в волосы, и открыла дверцу.
     --  Подожди.  Вот  коробочка,  здесь  пилюли.  Приступы  у  тебя  будут
повторяться. Если  совсем невмоготу или  там на людях, принимай по одной. На
работу можешь не  ходить  -- тебе дали отпуск. Но вообще-то, знаешь, подходи
пореже к компьютеру. Это от  него все твои проблемы.  Плавай, гуляй, спортом
занимайся. Здоровье тебе еще пригодится. Пока.
     Она  постояла на  крыльце,  провожая взглядом отъезжающую  "Тойоту",  и
зашла в  дом,  не  глядя на  вошедших  за  ней  телохранителей  -- чтобы  не
допустить  дискриминации,  один  из них  был чернокожим. Дома  она  включила
телевизор  в  гостиной, где расположились  охранники,  открыла  кран ванны и
только там, укрытая шумом бьющей воды, тихонько заплакала.
     Дядя Уильям оказался  прав: приступы странной болезни повторились после
того,  как она провела три часа за компьютером. Она приняла пилюлю, но, пока
не вышла из Windows, ей не стало легче.
     К  вечеру  она  точно  установила  связь  между  своим самочувствием  и
временем, проведенным у монитора. Наверняка они что-то сделали с ее машиной.
Но раз дядя сказал, что  под колпак ее взяли недавно, значит, есть шанс, что
диски с ее программами они не  нашли. И даже, может быть, не искали. Что  ж,
она  тоже  читала  детективы и имеет опыт конспирации: хакинг  -- это вам не
шутки.  Завтра  она попробует достать  из  тайника программы  и  перепрошить
матрицу.  И мы еще посмотрим,  кто кого... Конечно, она могла бы позвонить в
полицию. Но что она скажет? Что ее