ь в некоторое количество времени и пива. В качестве гостей
Джинна определились  дополнительно  двое -- некто  Гришан и  Друид. Люди как
люди.
     Людей как людей могло быть  и больше,  но писатель строго ограничил  их
количество, сославшись  на общую слабость задней подвески своего автомобиля.
Сам автомобиль показался Джинну слишком хорошим для неудачливого бизнесмена,
но писатель пояснил, что это из прошлого, когда он  еще не был  писателем  и
его   "способности   к   нормальной   материализации   не   были   разрушены
распиздяйством творческих процессов и поисков путей удовлетворения очищенным
существованием".  При  этом  писатель  вел  машину  так,  что холодок  этого
очищенного  существования слегка протрезвил пассажиров  и навел их на мысль,
что надо добавить. Добавить решили водки -- для надежности.
     Квартира  Джинна  привела  писателя  в  полный восторг. Еще в коридоре,
втягивая носом воздух, он спросил:
     -- Один, значит, живешь. Квартира -- от бабушки наследство?
     -- Ну да, -- удивленно ответил Джинн.
     -- И ты, наверное, полгода всего здесь живешь...
     -- Ну да, а как ты догадался?
     -- Так это же видно, -- уверенно заявил писатель.
     -- Видно, что именно от бабушки?
     --  Конечно. Что  я, бабушек не  видел, что ли. Дедушки так не живут. О
человеке вообще  можно многое  сказать  по  тому, чем  он  себя окружает. Я,
например, могу сказать, за что тебя с работы уволили.
     -- Откуда ты вообще знаешь, что меня с работы уволили?
     -- Я вообще много чего знаю, только что от этого толку?
     Но на этом он не успокоился.
     -- Слушай,  --  сказал писатель, зайдя на  кухню,  -- что ж ты сразу не
сказал, что у тебя кофе нет, надо было взять в палатке.
     -- С чего ты взял, что у меня нет кофе? -- удивился Джинн.
     --  Написано  большими  буквами при входе, -- ответил писатель, --  Я в
основном кофе пью.  Поэтому в гостях сразу могу определить, есть он или нет.
А  если есть, то примерно какой. Ну там --  молотый или  растворимый. И даже
сорт.  В  такой обстановке кофе  не живет.  Это  же  круто.  Чай  в  стакане
завариваешь?
     Джинн кивнул.
     --  Так,  --  продолжал  писатель, --  а  это  что?  --  Он  указал  на
свалявшееся шерстяное одеяло под батареей. -- Собака?
     -- Котята, -- улыбнулся Джинн. -- Братья.
     -- Предъяви  братьев, -- потребовал писатель.  Братья явились сами. Они
начали тереться о ноги писателя, проявляя ласку. Писатель слегка отстранился
и
     осмотрел их критически.
     -- Мда, -- сказал он.
     --  Прикинь,  зажрались,  --  пожаловался Джинн,  носком  носка  тронув
алюминиевую миску на полу у мойки. -- Гречневую кашу уже не едят.
     Писатель посмотрел на Джинна исподлобья:
     -- А ты -- ешь?
     --  Ну,  --  мыкнул  Джинн  с  таким  видом, будто  нет на свете ничего
естественнее и приятнее, чем есть гречневую кашу.
     -- Любишь, что ли? -- продолжал подкоп писатель.
     --  Да куда деваться-то,  -- сказал Джинн. --  Ну, вообще-то, вроде как
да.
     -- А они, вообще-то, вроде как нет,  --  сделал вывод  писатель. -- Вот
странно, правда? Джинн не стал отвечать:
     -- От девушки братья? -- спросил писатель.
     -- В каком смысле? -- переспросил Джинн.
     --  Была  девушка,  -- пояснил писатель,  -- принесла  котят.  Дескать,
помирают, надо пожалеть. Ты повелся. Девушка-то осталась?
     -- Слушай, -- опять удивился Джинн, -- откуда ты все знаешь?
     --  Девушки  не  осталось,  --  продолжал  писатель,  явно  наслаждаясь
эффектом.  --  Котята,  должен  тебе  сказать,  тоже лишние. Будут мешать  в
седьмой главе. И вообще. Придется отменить.
     -- Как это отменить? -- возмутился Джинн.
     -- Не волнуйся, на время. Дача есть у родителей? Джинн кивнул.
     -- Шесть соток, сто километров от Москвы... -- поддержал писатель.
     -- Сто сорок, -- уточнил Джинн.
     -- Извини,  -- ухмыльнулся  писатель. --  Короче, надо для проформы еще
осмотреть комнату. Одна комната? Но вопрос почти решен. Ты согласен?
     -- Чего -- согласен?
     -- Ну, что будешь главным героем моей книжки?
     -- Ну... конечно. Это же здорово!
     -- Пока  не  знаю. Я только начал. Тогда давай рассмотрим кофе. Денег у
тебя,  понятно, пятнадцать  рублей. Вот возьми  сходи,  пожалуйста,  а  то я
обратно дорогу  не найду  и код у  тебя в подъезде мудреный.  И  возьми  еще
бутылку водки --  будем  совершать переход  в  другое  состояние,  а  заодно
отметим близкое знакомство и взаимную приязнь и привязанность.
     -- А машину ты здесь оставишь? Или можешь сам остаться, если хочешь...
     --  Не хочу. Переход  будем совершать  без  меня. Я вас встречу на  том
берегу, -- ответил писатель и  добавил: --  Я  человек  беспрепаратный.  Мне
сейчас расползаться негоже.
     Джинн нетвердыми ногами спустился в палатку, а когда вернулся, писатель
уже успел отодрать кусок обоев в комнате и радостно читал старую газету,  на
которую  они  когда-то  были  наклеены.   Выходные  данные  газеты  остались
невскрытыми  и  потому  скрытыми  от  писателя, а  то, что ему досталось для
восторга,  было частью  каких-то двух  заметок, от  одной  из  которых  даже
осталось название: "В наступление на горох".
     -- Потрясающе! -- читал писатель. --  "На следующее утро решили убирать
бобы. И  опять та  же история. Комбайн рвет,  мнет стебли.  Главный  агроном
берет  инструкцию по  эксплуатации агрега...", дальше  утрачено. А  вот еще:
"Впереди режущего аппарата с обеих сторон подвешены деревянные отвалы, точно
такие, как у косилок.  Когда комбайн  идет,  отвалы сдвигают два  валика..."
Так..  "...ближе к лесу бегают  два  колесных  трактора.  К каждому  из  них
прицеплена  обычная   косилка   "КСХ--2",  КСХ  --  это,  наверное,  косилка
сельскохозяйственная,    --    пояснил   писатель,   --    "...с   несложным
приспособлением:  стальные полоски  с  загнутыми кверху  концами  скручивают
скошенные стебли, образуя пышный ве..." Дальше  опять  нету. Будем  считать,
что веник. Косилка веники вяжет. Или венки. Круто, правда?
     -- Чего крутого-то? -- спросил Гришан.
     --  А  вот еще,  смотри,  уже другая  заметка.  "Шофер зло  сплевывает,
вылезает из кабины и обходит колонну..." -- это же просто супер! Правда?
     -- Чего супер-то?
     -- Все  в настоящем времени, понимаешь? Этим газетам хрен знает сколько
лет, а  проблемы описаны в  настоящем времени, понимаешь?  То есть они  есть
всегда. Ну, пока коммунизм, разумеется, кто же знал, что он кончится. И все,
что они  делали  в  коммунизме, они  делали  в  настоящем  времени,  в самом
настоящем, приколись! Вот это наглость!  "Шофер зло сплевывает..." Мы  здесь
ханку квасим,  а он все сплевывает и сплевывает! А  трактора  до сих пор все
бегают и бегают! И вяжут веники из венков.
     -- Ну и пусть сплевывает, нам то что!
     -- А и то, -- покладисто согласился писатель. -- Только тема времени --
серьезная фигня. Я  вот, например,  пишу в  прошедшем времени,  хотя события
происходят в настоящем  для меня. Но уже  в прошедшем -- для читателя. Хотя,
когда  он  читает, он оказывается в моем прошлом настоящем, которое для него
более настоящее, чем  для  меня  мое прошлое. И  это  прошлое  время у  меня
неравномерно,  как  настоящее,   насколько  оно  вообще  существует  не  как
впечатление,  впечатанное  в  память,   а   как   живое  ощущение   реальной
действительности или действующей реальности. Продолжительность события имеет
место  не  сама  по  себе,  а  в  оценке.  Она  растягивается  и сокращается
относительно времяисчисления.  За две  строчки можно оказаться  в Америке, а
потом  четыре  страницы ехать  до ближайшего  города.  Время  жизни  --  это
события...
     -- Может,  все-таки выпьем? -- сказал Гришан. -- Кстати, Джинн,  я тебе
блин  рулезный  захватил,  как  главному хацкеру.  Потом  оставлю.  -- И  он
обратился к писателю: -- Извини, что прервал, ты рассказывай, рассказывай.
     Но писатель  больше  не  стал  рассказывать. Он  ушел на кухню,  как он
выразился, "мутить" кофе, и больше Джинн его не помнил. Хотя, нет. Когда они
что-то пели под гитару,  кажется, "Не  стоит прогибаться под изменчивый мир"
или Чижа, писатель всплыл снова, с  удивлениями по поводу  того, что то, что
он, писатель, слышит по радио, поют еще и по квартирам, потому что, дескать,
в его время все было не так, и на этом исчез окончательно.
     Вместе  с  писателем   исчезло  время,  а  пространство  распалось   на
бесконечности, и внутрь Джинна хлынул черный космос.

     Краткое содержание третьей главы
     В кафе с Интернет-уклоном  Джинн встречает писателя Сережу,  который по
заказу  издателя  пишет книжку "Медный  Кувшин  Старика Хоттабыча",  которая
является  римейком  известной  повести  Лагина,  которая  является  римейком
английского  романа Энстея, который является  римейком бессмертной сказки из
"1001  ночи" -- очевидно  рассчитывая, что  использование такого популярного
сюжета  запросто  приведет  к  популярности и его, и его издателя.  Писателю
нужен прототип главного героя, и Джинн  становится  основным кандидатом. При
этом  облом,  что  кувшин  оказался  пустым,  очевидно,  никого  из  них  не
беспокоит. Джинн становится пьян и засыпает.


Глава четвертая,
     в которой чужая жадность создает угрозу фраеру

     Начинался  обычный  московский  будний  день.  Начинался, как  и  любой
другой, сначала для рыночных  торговцев и дворников, постепенно сменивших на
улицах  проституток  и  сотрудников ДПС  ГИБДД, которые, отстояв возле своих
автомобилей  ночную  (между  вчера   и  сегодня)  трудовую   вахту,  сдавали
неупотребленное оружие и деньги --  за вычетом  своих  комиссионных.  У  них
эстафету приняли почтальоны,  водители общественного транспорта,  вахтеры  и
диспетчеры,  вместе   с   рабочими   убыточных   заводов  наполнявшие   этот
общественный транспорт и создававшие давку на свободных  от пробок улицах  и
под землей,  в  вагонах автобусов и метро. Потом первые утренние, в основном
советские, автомобили стали  заполнять магистрали города спешащими к  девяти
часам мелкими  управленцами, бухгалтерами, продавцами  и прочими, коим несть
числа,  профессионалами. После  девяти  на средних  иномарках,  окончательно
застолбивших  движение,  потянулись  профессионалы и  чиновники  подороже  и
средней  руки купцы и  предприниматели.  К десяти класс автомобилей поднялся
еще  на один  разряд  --  проснулись  банкиры,  хозяева  и дольщики  крупных
компаний  и  министры;  и,  наконец,  к  одиннадцати  в   автомобилях  стали
появляться  первые бандиты, позже которых -- к  часу, трем и пяти --  встает
богема.
     Небольшое кафе заправочной станции "Лукойл" на въезде в город явно было
рассчитано  на двух-трех посетителей,  скучавших за  разбавленным  пакетиком
чая,  и в основном так всегда и  бывало. И  только  полчаса  в день -- между
одиннадцатью  и двенадцатью  утра  --  оно было  заполнено  так, что  гостям
приходилось стоять. Стоя, гости делились историями убийства  животных и рыб,
амурными приключениями и пересказами кинобоевиков,  пока наконец их масса --
историй и людей -- не становилась критической, и  тогда быстро определялось,
кто  где  будет стоять,  кто  когда подъедет, на  какой  машине,  кто  будет
прикрывать, и  так  далее.  В  основном  все было  всегда  похоже, все  роли
известны,  все  схемы  отработаны  и  обкатаны  не  раз, и потому эта  часть
разговора  была  самой короткой и даже скучной. Об  остальных, не  связанных
напрямую  с предстоящими действиями, делах  здесь говорить  было не принято.
Затем гости,  одетые и украшенные  так однообразно, что возникала  мысль  об
униформе, по двое-трое-четверо выходили к своим разноклассовым автомобилям и
отъезжали  к близлежащим  рынкам, магазинам и другим  промысловым объектам и
субъектам коммерции.
     Олег  подъехал  именно  в  это время  именно  сюда,  потому что ему так
назначили, а назначили  так для того, чтобы  в  разговоре  могли участвовать
сразу  несколько  человек,  которых  в другое  время  и место  нужно было бы
собирать специально. Он поставил свой  черный Чирик -- "Гранд Лимитед" -- на
парковку  напротив  кафе   и  зашел  здороваться.  Попросил  было  кофе,  но
разговаривать решили лучше в машине, и кофе пропал. После недолгих колебаний
выбрали стосорокет "Мерседес-300", все-таки самый удобный для общения салон,
-- остальные участники кватролога  были на джипах. Знакомый Олега представил
ему  двоих незнакомых:  Дмитрий  и Руслан, никаких кличек,  с  именами  было
удобнее -- они ничего не означали. Самого знакомого звали Александр.
     Александр  был внутри себя очень горд,  что именно в его толстоколесной
шести цилиндровой приемной проходила встреча.  Никакого недвижимого офиса он
не имел,  а  все его  привязки  к  земле  ограничивались креслом-кроватью  в
комнате, которую он  делил со  старшим братом  в родительской  двухкомнатной
хрущевке на Дубнинской.
     -- Ну и чего, -- перешел сразу к делу Александр, -- зацепил парня?
     -- Что за парень-то? -- уточнил Дмитрий.
     -- Я  же  тебе  говорил,  помнишь, --  повернулся в  своем водительском
кресле к заднему  сиденью Александр, -- парнишка-программист, говорят, очень
толковый. Живет один, своя хата на Кутузовском, а с нами не работает.
     -- Он под кем ходит? -- спросил Руслан конкретно Олега.
     -- Да ни под кем, -- переглянувшись с Александром, подбирал слова Олег.
-- Тут вот какая ситуация...
     --  Я  расскажу, --  перебил  Александр.  -- Короче,  пацан  хакер, ну,
компьютерщик, блин,  медвежатник типа  -- банки  там,  магазины,  только  не
впрямую, а  через компьютерную сеть, ну вроде как фальшивые авизо,  помнишь?
Ну вот. То есть может, но, блядь, не хочет. Мы к нему подъезжали пару раз --
ни в какую. По понятиям, он не вор, не коммерсант, просто фраер, на общак ни
разу не присылал, по всем рамсам -- отмазка. Но у него и лаве на не -- живет
от  бакса к  баксу. В  лоб наехать -- сдаст ментам. Попадалово на бабки, сам
понимаешь.  Мы чего  хотели:  либо его на  хату выставить, либо пусть на нас
ворует. Но его просто на базаре не подтянешь -- совсем не с чего.
     --  Погоди. -- Дмитрий положил локоть на передний кожаный  подголовник.
-- Если пацан медвежатник, то есть по понятиям -- вор, какой же он фраер?
     -- Да не вор он -- только  зародыш. Я же  конкретно тебе кричу. У  него
башка  нормально работает,  но  сам  он  -- ненормальный. Типа ничего ему не
надо.  Мы  его уже давно пасем, и тут он таможился  через  Олега  с какой-то
железякой и остался должен денег.
     -- Чего денег? -- спросил Руслан конкретно Олега.
     -- Двести баксов, -- быстро ответил Олег.
     Руслан и Дмитрий разразились гомерическим хохотом.  Александр бросил на
Олега полный ярости взгляд, и тот сразу сник.
     -- Хорош прокачивать пацана, -- сказал Александр, имея в виду Олега. --
Я же сказал  --  мой пацан. Двести  баксов --  это зацепка.  К сожалению  --
единственная. Хата его минимум тридцатку  весит, если  сразу. Да не  в  хате
дело -- это уж так, отступные. Я же кричу, парень -- башка. Через него можно
сотни тысяч  из  банков скачать, по всему  миру. Это  же  чистый  бизнес,  в
галстуках!
     -- А  ты нас за лохов не  держи,  мы  газеты  тоже  читаем,  -- сказал,
внезапно  перестав  смеяться,  Руслан. -- Только я тебе вот что скажу. Можно
привести  верблюда  к воде, но нельзя заставить  его пить. И  еще,  если  ты
забыл, крыса сильно слабее человека и не станет нападать, но если загнать ее
в угол --  прыгнет  и горло перегрызет. Любому.  Двести  баксов твои  -- это
ничто.  И как зацепка, и как лаве.  Хотя  для  него, может, безумные деньги.
Давить на  него  глупо. Сломается и работать не  будет. Тема  интересная, но
подход нужен осторожный.
     --  Слушай,  --  Александр  начал  злиться,  --  не  он первый,  не  он
последний. Я и не таких подпрягал.
     -- Как получилось, что он тебе должен? -- спросил Олега Дмитрий.
     Олег испуганно посмотрел на Александра, и тот недовольно отозвался:
     -- Ну, говори, говори...
     --  На его адрес груз пришел через мой терминал. Они все интернетовские
покупки через мой терминал проводят. Мне мой  таможенник позвонил,  спросил,
буду ли  я  растаможивать.  Ну, я сразу  подъехал и оформил груз.  Потом ему
привез.
     -- Кому -- ему? -- уточнил Дмитрий
     -- Ну, Джинну, --  отозвался Олег. --  Парня Джинн зовут,  в смысле  --
кликуха.
     -- А что за груз?
     -- Кувшин старинный.
     -- Старинный? Антиквариат?
     -- Да не то чтобы -- так...
     -- Дорогого стоит?
     -- Да ничего он не стоит -- труха помойная.
     -- Точно труха? Ты что, в этом разбираешься?
     --  Да я-то нет. Но таможенники  разбираются. Они по каким-то каталогам
сверялись,  эксперта  вызывали  --  грош ему  цена в  базарный  день. Просто
памятник истории,  но ценности особой не представляет. Я его  декларировал в
пятьдесят рублей.
     -- Зачем ему этот кувшин?
     -- Я откуда знаю!
     --  И  что,  он согласился  заплатить  двести  долларов  за  растаможку
кувшина, который ничего не стоит? Он что, правда псих?
     -- Ну, типа того, -- промямлил Олег как-то не очень убедительно.
     --  Что значит  "типа того"? --  Дмитрий очень  внимательно смотрел  на
Олега. -- Правду говори.
     Олег бросил взгляд на Александра,  но тот отвернулся со скучающим видом
в окно.
     -- Ну,  я же растаможил ему груз -- он мне должен за работу, -- ответил
Олег.
     -- А он тебя об этом просил? Да или нет?
     --  Пацаны,  --  вмешался  Александр,  --  какая разница  -- просил, не
просил, скажи, еще контракт подписал. --  Он натянуто хохотнул. -- Человек в
натуре должен денег. Надо его разрулить.
     -- Значит -- не просил, -- продолжал Дмитрий. -- Скажи, да или нет.
     -- Ну, -- промямлил Олег, -- нет.
     -- Я же объясняю... -- снова вмешался Александр.
     -- Не надо,  я  все понял, --  сказал Дмитрий. -- Значит, так. Пацан --
фраер. Не вор. Не коммерсант. Интеллигент. По всем рамсам. Поддернули вы его
коряво. По понятиям,  он чистый. Вы либо его  конкретно напрягайте, по теме,
либо оставьте в покое. По понятиям.
     --  Да плевал  я на  понятия!  -- завелся  Александр.  --  Я  вам  дело
предлагаю, а вы разбор устраиваете!
     --  Не  психуй,  --  сказал  Руслан.  --  Насчет  понятий ты,  надеюсь,
погорячился. Дело  интересное,  но требует правильного подхода. У вас с  ним
когда стрела?
     Александр с Олегом быстро переглянулись.
     -- Стрелу мы  на завтра  забьем.  У вас  как  со  временем? -- небрежно
спросил Александр.
     Руслан  от  показной  Александровой  небрежности  негромко  хмыкнул  и,
обращаясь к Дмитрию, проговорил натянуто-ласково:
     --  Вот видишь, дорогой,  с какими людьми приходится общаться? Человек,
может,  завтра деньги  отдаст, а мы уже впряглись,  уже выслушали, уже время
потратили. А завтра он мне позвонит, -- Руслан кивнул на Олега, -- и скажет:
извини,  Руслан,  ничего не  получилось.  А я тебе  позвоню и  скажу:  Дима,
знаешь,  нас здесь  за  пацанов не ставят,  любой коммерсант  с  нами  может
блатного играть, прийти, хуйней всякой  нагрузить и съехать без наказания. И
пойдем мы с тобой к Москве-реке говном умываться... Дмитрий засопел.
     --  Ты  думаешь,  ты  к  кому  пришел?  --  внезапно  бросив  фальшивую
ласковость,  заорал  Руслан  на  Олега и со  всей  дури  треснул  кулаком  в
деревянную   панель   двери,  отчего   она  хрустнула,  заставив  вздрогнуть
Александра. -- Ты с авторитетными людьми разговариваешь, понял?!  С деловыми
людьми! Ты  с нами  не  играй, -- снова  переходя  на ласку,  нежным голосом
сказал он. --  А не  то я тебя съем. По кусочку. Нарежу мелко и ням-ням. Как
корову -- с кровью, не прожаривая...
     Олег  нервно поежился, кидая  колючие  взгляды  на  Александра,  но тот
невозмутимо молчал.
     -- Короче, мы в деле,  -- сказал Дмитрий. -- Долг этот я  у тебя, Олег,
покупаю,  ну, скажем, за  тысячу, согласен? -- И  он  по