ия?
     Валентин кашлянул, сказал веско:
     - Вы уже знаете, что здесь двадцать два заложника. По-моему, перебор?
Мы сейчас одного пристрелим, чтобы вы видели нашу серьезность.
     Из мембраны донесся крик:
     - Вы не должны! Не должны!.. Скажите ваши требования!
     - Скажу, - пообещал Валентин, - но поторопитесь.  Нам  понадобится...
э-э... самолет. Большой, чтобы поместиться всем заложникам.  Да-да,  всем.
Здесь нет больных  и  беременных...  разве  что  мои  ребята  постараются,
га-га-га!..
     В дверях стоял с автоматом  Сергей,  морщился.  Бравый  десантник  не
понимает, что говорить надо нарочито грубо. Сразу двух зайцев: видят,  что
не пощадят, и в то же время начинают надеяться, что такого тупого  громилу
сумеют обыграть.
     - Хорошо,  хорошо,  -  закричало  из  мембраны.  -  Будет  самолет!..
Бензином заправлять?
     Валентин зарычал:
     - Ты со мной шутки шутить?.. Самолет  и  пять  миллионов  долларов!..
Нет, семь миллионов, пся крев!..
     - Согласны! - донеслось из трубки. - Но на это  потребуется  время!..
Не торопитесь! Ничего не предпринимайте!..
     - Поторопитесь, - прорычал Валентин люто. - Мы не очень-то добрые...
     - Все выполним, - заверили в трубке, в  голосе  говорившего  Валентин
уловил облегчение. -  Только  подождите,  пока  соберут  деньги,  упакуют,
перевяжут, доставят сюда, а сейчас там  на  шоссе  ремонт,  надо  будет  в
объезд... Потерпите! Все будет ол-райт...
     - Долго терпеть не будем, - прорычал Валентин. - Чтоб быстро, понял?
     - Все будет быстро!.. Только позвольте переговорить с заложниками.
     - Это зачем? - гаркнул Валентин. - Чтоб, значится, сказали,  что  нас
только пятеро, а автоматов у нас тоже всего пять? Хрен вам. Обойдетесь.
     В трубке заторопились:
     - Нет-нет, вы не так поняли! Мы просто хотим убедиться,  что  там  не
трупы. Понимаете? И скажем, чтобы там не очень  тревожились.  Это  вам  же
лучше!
     - Да? -  Валентин  сделал  вид,  что  задумался,  потом  после  паузы
проворчал с колебанием. - Ну, вообще-то... вы, блин, ежели чего... мы  тут
такую мину заложили! Никакие ваши минеры не  разгадают.  Ка-а-ак  грохнет,
так до самой Америки клочья долетят.
     - Нет-нет, - заверили в трубке.  -  Так  вы  позволите  одному...  мы
пришлем врача, позволите пройти к вам и посмотреть заложников? Убедиться в
их здоровое.
     - А это уж хрен, - отрезал Валентин. - Пусть подойдет к дверям, я его
еще за бороду подергаю...  вы  чтоб  старика  прислали!..  Знаю  я,  каких
медиков  пришлете...  Оттуда  ему  всех  видно.  Кто-нибудь  из  пленников
подойдет к этому... ха-ха!.. врачу, расскажет, что они живы  и  здоровы...
пока что.
     Он бросил трубку, не обращая внимания,  что  голос  все  еще  кричал,
что-то предлагал, уговаривал, торговался. Там наверняка группа  аналитиков
прослушивает каждое его  слово  снова  и  снова,  пытается  найти  ключ  в
интонациях, тембре, паузах, произношении.
     Заложники  застыли,  стараясь  не  пропустить  ни   слова.   Валентин
скользнул по ним вроде бы безразличным взглядом,  повернулся  к  окну,  но
перед глазами осталась как на цветном снимке  вся  группка.  Сидят  в  три
ряда, в переднем майор, с выправкой,  крупная  птица,  еще  один  тоже  из
офицеров, от двоих за версту несет  сержантщиной,  остальные  пятеро  явно
яйцеголовые спецы. Конечно, спецы не по бабочкам. А если по  бабочкам,  то
по тем, которые могут догнать самолет и разнести вдребезги. Семеро женщин,
ни одного ребенка. Не успели еще  привезти  семьи.  А  женщины...  это  не
женщины, а тоже либо крутые бойцы, либо засекреченные гражданские.
     Все ухоженные, по-американски чистые,  Когда  переговариваются,  даже
если едва-едва приоткрывают рты, видно, как сверкают крупные  белые  зубы.
Лица напряженные, потные от страха. Все  отводят  взгляды,  даже  украдкой
стараясь не смотреть, чтобы не выделиться,  чтобы  пересидеть  до  момента
выкупа, не привлекая внимания.
     Он знал, что должен накручивать в себе злость, должен выглядеть  злым
и яростным, ведь на самом деле как можно быть злым к мирным людям, которые
просто работают на этой базе по контракту? Он не  зол,  он  только  делает
вид, делает вид...
     Но злость росла, настоящая черная злость. Он отводил  взор,  но  едва
взгляд падал на этих чистеньких и ухоженных  животных,  в  груди  вскипало
нечто черное, несправедливое, завистливое. Сейчас весь мир стоит на  ушах,
все  информационные  службы  трезвонят  об  этих  несчастных,  президенты,
премьеры  и  канцлеры  начинают  говорить  о  том,  что  нужно  освободить
заложников любой ценой, во что бы ни стало. Чтобы ни один волос не упал  с
их голов, мирные люди не должны пострадать и т.д. и т.п. и пр.
     А эти все это прекрасно знают, ждут. Их будут выкупать,  торговаться,
а если в самом деле не удастся обмануть, то заплатят  все  доллары,  дадут
самолет и даже позволят улететь...
     Он взял коробочку  телефона.  На  него  смотрели  украдкой,  стараясь
оставаться незамеченными.
     - Время идет!.. - сказал он громко. - Где самолет?
     Из мембраны прозвучало испуганное:
     - Туда уже поехали!.. Началась заправка топливных баков!.. Все будет,
только не волнуйтесь!
     Валентин прорычал:
     - Медленно поворачиваетесь!.. Даю полчаса!.. Потом - отстреливаю.  По
одному, по два, как моя ноздря решит.
     Голос что-то верещал, но палец Валентина уже нажал "NO"  и  подержал,
пока зеленый экран  погас  вовсе.  Похоже,  мелькнула  хмурая  мысль,  при
следующем сеансе связи начнут усиленно предлагать наркотики.

     Ахмед посмотрел на часы,  его  брови  поднялись,  сразу  посуровевший
взгляд обратился на захваченных. В переднем ряду трое мужчин, в том  числе
рослый военный, который то ли успел натянуть мундир, то ли еще не ложился.
По обе стороны крупные мужики,  широкоплечие  и  ширококостные.  Будь  они
русскими, уже обросли бы дурным мясом, распустили бы животы, а так оба все
еще в тугом теле, здоровые, как быки, видно, какими  тренажерами  удержали
растущее пузо, какими согнали сало с боков. И чувствуется, что если  бы  в
спины так не упирались ноги женщин, то протиснулись бы к стене,  а  женщин
выставили бы в первый ряд.
     С пальцем на спусковом крючке Ахмед подошел  к  ним  почти  вплотную.
Черный глаз автоматного дула взглянул ближайшему в лицо:
     - Ты кто?
     Кровь отхлынула от лица американца. Губы затряслись:
     - Я всего лишь старший техник!... Мигель Смит...
     - Молись своему богу, - сказал Ахмед сурово, - но только быстро. Твое
время истекло.
     В помещении настала страшная тишина. Никто не двигался, даже не дыша.
Мигель всхлипнул, словно его ударили поленом под ложечку:
     - Время?.. Но почему я?
     - Время истекло, - бросил Ахмед уже жестче. - А нам  все  равно  кого
пристрелить.
     Мигель затравленно  посмотрел  по  сторонам,  но  майор  и  остальные
заложники хмуро отводили взгляды.
     - Но мы можем договориться! - воскликнул он.  -  Убийство  -  это  не
решение...
     - Договориться? - удивился Ахмед.  Он  оглянулся  на  Акбаршаха,  тот
смотрел  во  все  глаза,  Ахмед  что-то  придумал,   никто   расстреливать
захваченных не собирается. Ахмед измерил дюжего американца с головы до ног
задумчивым взглядом. - Договориться... О чем с  трусами  договариваться?..
Впрочем, если ты сейчас плюнешь в лицо своему командиру, то я поверю,  что
ты не совсем трус...
     Американец покосился на майора, спросил Ахмеда с надеждой:
     - Тогда не застрелишь, да?
     - Нет, - заверил Ахмед. И уточнил. - Не в этот раз.
     Мигель  повернулся  к  майору.  Тот  сидел,  повесив  голову,  спиной
упершись  в  подошвы  сидящих  сзади.  Ахмед  приставил  ствол  к   голове
здоровенного американца.
     Мигель вздохнул:
     - Сэр, вы должны меня понять...
     - Разговоры! - прервал майор.
     Мигель плюнул ему в лицо. Тот сидел все такой же бесстрастный, плевок
повис на его щеке.
     Ахмед  оглянулся  на  своих  людей.  Акбаршах,  почему-то  побледнев,
смотрел расширенными глазами. Ахмед нахмурился:
     - Разве это плюнул? Ты решил меня обмануть...
     - Нет, нет!
     - Тогда плюнь, как следует. Иначе...
     Мигель, не дожидаясь щелчка затвора, собрал губы  в  жемок,  подвигал
щеками, собирая слюну, харкнул громко и смачно.  Жирный  плевок  повис  на
брови майора и залепил ему глаз. Вязкая слюна потекла по щеке.
     В помещении была мертвая тишина. Все взгляды переходили с  Ахмеда  на
американцев и обратно. Ахмед выждал  паузу,  кивнул,  нехотя  отступил,  а
Мигелю кивком даровал жизнь... еще на какое-то время.
     Арабы слышали с каким облегчением вздохнули американцы. Когда  Мигель
опускался на место, с другой сторону негромко шепнул Карпентер,  такой  же
огромный и тяжелый сотрудник, который здесь числился тоже таким же старшим
техником:
     - Ты все сделал правильно. Главное - выжить.
     - Я знаю...
     - Мы не должны их раздражать. Это  звери,  их  прихоти  причудливы  и
непредсказуемы. Нам важно выиграть время.
     Мигель качнул головой:
     - Я думаю, наши коммандос уже здесь взяли под прицел каждую  щелочку.
А командование придумает, как ворваться сюда так, чтобы из  нас  никто  не
пострадал.
     Майор вздрогнул:
     - Лучше бы договорились о выкупе...
     - Да-да, - согласился Мигель с поспешным облегчением. - Я это и  имел
в виду.
     Майор сидел с ползущим по  щеке  плевком,  пока  молодая  женщина  не
решилась вытащить носовой платок, отважно отерла ему лицо.

     Время тянулось  как  ледниковый  период.  Дважды  заглядывал  Сергей,
возбужденно докладывал, что польской полиции собралось видимо-невидимо, но
с американской базы прибыли на бронированных микроавтобусах  явно  элитные
части.  Судя  по  вооружению,  эти  ребята  служат  в   войсках   быстрого
реагирования.
     Валентин поднес к губам коробочку телефона. Голос прозвучал с мрачной
угрозой:
     - Ну?
     В ответ без паузы затараторило;
     - Только не волнуйтесь!.. Автобус  уже  выехал.  Только  что  миновал
мост, подъезжает к перекрестку на аллею Свободы... Чемодан с долларами вам
доставят еще раньше. Минут через пять-шесть подвезут на бронеавтомобиле, а
потом к вам пойдет человек, служащий банка...
     Валентин прервал:
     - Хрен вам, служащий! Знаем этих служащих. Пусть сам  директор  банка
принесет! Или его заместитель. Их знаем по рожам, не обманете.
     Разговаривая, он передвигался плавным  скользящим  шагом,  мимо  окон
проскальзывал  с  такой  скоростью,  что  снайперы  могли  увидеть  только
смазанный силуэт. У крайнего окна выглянул, чуть отогнув занавеску. Хоть и
понимал,  что  глупо  таиться  так  по-деревенски   перед   снайперами   с
оптическими прицелами, снабженными насадками, как для ночного видения, так
и для тумана, смога,  песчаных  бурь,  но  надо  поддерживать  впечатление
непрофессионализма. Будут разрабатывать сценарии попроще...
     На всех крышах окрестных домов застыли тесно,  плечом  к  плечу,  как
озябшие вороны на проводах,  мужчины  в  черных  облегающих  комбинезонах.
Здесь их было не меньше парашютного полка, хорошо видно на фоне  звездного
неба, облитые желтым светом полной луны, вдобавок горели все фонари,  свет
шел из всех окон, а  в  довершение  всему  ослепляюще  высвечивали  мощные
прожекторы. Тоже все профессионалы...
     В сотне шагов от  здания,  сразу  за  оградой  играли  всеми  цветами
рождественские елки: полицейские мигалки, казалось, усеяли не только крыши
машин, но радиаторы и даже колеса. За темными корпусами  глупо  скорчились
полицейские, в руках пистолетики, нацелены  в  сторону  их  дома.  Идиоты,
самый дальнобойный пистолет - оружие ближнего боя, с такого расстояния  не
попадут даже в стену здания, но что-то изображают, пыжатся.
     Сергей кивнул в их сторону, криво усмехнулся:
     - Герои!.. Что-то пыжатся, изображают!
     - Киногерои, - недобро бросил Валентин. - Им не так важно, что  будет
с  нами,  каждый  надеется,  что  раз  их  тут  как  саранчи,  то   другие
справятся...  а  вот  перед  телекамерами  покрасоваться!  Их  же   сейчас
показывают крупным планом по всем телеканалам!
     - Ну, нас тоже, думаю, показывают. У них телеобъективы, что  чуть  ли
не сквозь стены видят!
     Валентин холодно усмехнулся:
     - Но нас показывают с оскаленными  рожами.  Глаза  у  нас  бегают  по
сторонам, у тебя вот слюни капают...
     Сергей оскорбился:
     - Где это слюни?
     - Э, да ты еще не знаешь операторских трюков!  А  теперь  еще  и  так
называемая подготовка пленки к  показу.  Там  такое  можно...  Чтоб  сразу
видели, что враг, а кто их любимый  клоун,  которого  надо  в  президенты.
Народ туп и ленив, хоть здесь, хоть  на  Западе.  Если  одна  студия  даст
материал, над которым надо думать, а вторая подаст  уже  разжеванное,  то,
понятно, кого будут смотреть и слушать...
     Он говорил уже  без  горечи,  отстранено,  обычным  житейским  тоном,
цепким взглядом охватывая как полицейский  кордон  вокруг  здания,  так  и
заложников, не попытались бы чего, и от этой обыденности на Сергея повеяло
большим ужасом, чем от возможности получить веер пуль в упор.
     Валентин чувствовал, как губы все время кривятся  в  горькой  улыбке.
Вот теперь он, боец  элитных  частей  -  террорист.  Вне  закона.  Взял  в
заложники, подумать только, мирных граждан. Он уже не человек, а чудовище!
Мирных граждан, да как осмелился...
     А почему нет? Мирное население нельзя было убивать, скажем, в царское
время. Даже при Советской  власти  нельзя,  потому  что  хоть  и  народная
власть, и выборы, но все знаем, какие тогда были выборы. Но сейчас,  когда
население страны, в самом деле, выбирает президентов, а с ними и  политику
страны, то это население и отвечает за нее.
     Да, парадокс, но именно в странах  с  диктаторскими  режимами  мирное
население должно быть  неприкосновенно.  Оно  бесправно,  не  отвечает  за
агрессивный или любой другой курс страны. Но в Штатах это  так  называемое
мирное население толкает президента на агрессивный  курс.  Само  население
требует послать флот к берегам арабских стран. Само население голосует  за
удар по Саддаму Хусейну. Так  что  Хусейн  имеет  полное  моральное  право
навести ответный удар. В том числе и по американскому населению, ибо  оно,
так сказать, напало первым.
     И не только Хусейн.

     Глава 22

     В кармане звякнуло. Валентин поспешно схватил коробочку сотового:
     - Первый!
     - Говорит второй,  -  донесся  угрюмый  голос  Дмитрия.  -  Подъехала
машина... Броневик... Ага, вылез толстячок, в руке чемодан... Понятно, сам
пан директор банка.
     - Уверен? - спросил Валентин.
     - На все сто! Такими их даже рисуют.
     - Смотри, - предостерег Валентин.  -  Могут  и  замаскировать  своего
спецназовца. Бди!
     Голос из мембраны мрачно ответил:
     -  Бдю.  Вряд  ли.  Поляки  до  свинячьего  визга  страшатся,   чтобы
американцам хотя бы прищемили пальчик! Не только семь миллионов, весь свой
золотой запас притащат... Правда, там у них пусто. Во всяком  случае,  все
сделают, чтобы освободить без выстрелов. Ждут крох со штатовского стола!
     Валентин буркнул:
     - Что у тебя голос невеселый. Что случилось?
     - Да смотрю, сколько их тут собралось. Чуть ли не вся польская армия.
Так бы нас защищали... Или хотя бы себя. Чую,  нам  уже  не  вырваться.  А
все-таки жалко, когда рванет... Все-таки тоже славяне... И союзники,  хоть
сейчас уже бывшие...
     Валентин сказал строго:
     - У России теперь, как и у всех,  нет  постоянных  союзников!  Отныне
есть только постоянные интересы. Что с долларами?
     Слышались шорохи, потрескивание, наконец хрипловатый голос дмитрия:
     - Все в порядке. Я забрал. Там пачки долларов. Много!
     Валентин сдержался, хотя на языке вертелись разные слова. Дмитрий  не
новичок, явно его прикрывал Сергей, да и не станут снайперы бить по  нему,
ибо в ответ здесь могут расстрелять десяток заложников.
     - Забрось в окно, - распорядился он, - а сам оставайся. Пусть думают,
что уже расслабились, заполучив такой выкуп!
     - Не перегни, - предупредил Дмитрий.
     - Не перегну, - усмехнулся Валентин. - Кто же решится на штурм,  если
тут можно прищемить пальчик?

     Заложники начали негромко переговариваться.  Сперва  шепотом,  затем,
видя, что террористы не обращают внимания, чуть осмелели, кое-кто  решался
даже пошевелиться, медленно оглядывались, искали взглядами знакомых.
     Через два человека от майора сидела молодая пара, то ли муж  и  жена,
то ли жених и невеста, но если поженятся, то брак явно будет удачным:  уже
сейчас похожи один на другого, словно притирались не один десяток лет.
     Взгляд Ахмеда то и  дело  соскальзывал  на  запястье,  где  секундная
стрелка едва-едва ползла, а  минутная  так  и  вовсе  примерзла.  Валентин
сочувствующе бросил:
     - Уже скоро. Там все рассчитано по минутам.
     - Да я ничего...
     - Займись чем-нибудь.
     - Чем?
     Валентин холодно усмехнулся:
     - Да  нарушением  прав  человека!  Надо  отвлечь  массмедиков.  Да  и
правительства зашевелятся.
     Ахмед кивнул, громко щелкнул затвором,  привлекая  внимание,  поманил
пальцем бравого сержанта:
     - Эй ты!..
     Лицо сержанта стало желтого цвета. Губы полиловели, он едва вышептал:
     - Что... Что вы хотите?
     - Что-то ваши спасатели не шевелятся, -  буркнул  Ахмед.  -  Им  надо
увидеть кровь, чтобы побыстрее... Ты не бойся! Один выстрел -  и  все.  Не
больно. Даже не почувствуешь. Вставай, два шага вперед.
     В страшной  тишине  сержант  вскрикнул  громко,  по-заячьи,  упал  на
колени:
     - Не убивайте! Я жить хочу!
     Ахмед смотрел с гадливостью:
     - Стыдись! Ты же солдат! Ты прошел подготовку...
     - Да! Но я прошел высшую школу выживания!.. Меня учили выживать любой
ценой!!! Любой!!!
     Он верещал в панике, ибо из дула автомата в руках террориста на  него
смотрела смерть. Оттуда коротко полыхнет огонь, а стальная  пуля  разнесет
ему череп, а это он не проходил.  Его  учили  убивать  и  выживать,  учили
убивать много и быстро, но о  том,  что  могут  убить  и  его,  говорилось
скороговоркой, тут же переводя разговор  на  то,  какие  награды  ждут  по
возвращении, о продвижении по службе, а главное  -  повышенное  жалование,
походные, двойные за пребывание в чужих водах...
     Акбаршах спросил по-английски Валентина:
     - Чего это он так?
     Валентин объяснил, с трудом подбирая слова:
     - Он, как и все американцы... знает, что все американцы произошли  от
обезьяны. А один американец, который от  обезьяны  произошел...  особенно,
тот объяснил, что они и сейчас еще обезьяны, и что  не  надо  душить  наши
постыдные инстинкты, страсти. Надо жить как обезьяна, что обрела разум...
     Юный  араб  отшатнулся,  по   красивому   лицу   пробежала   судорога
отвращения:
     - Быть такого не может!
     - Клянусь!
     Акбаршах смотрел с недоверием. Ахмед оглянулся на  них,  отступил  на
шаг, держа заложников под прицелом. У него даже  уши  задвигались,  словно
почуял добычу или  замыслил  какую-то  пакость.  Сказал  с  преувеличенным
сомнением:
     - Акбаршах прав, кто вас, гяуров, знает. Для  вас  соврать,  что  два
пальца намочить... Верно, Акбаршах? А мы вот возьмем и проверим. Эй  ты!..
Хочешь жить, то возьми и поимей вон ту девку... Ах да, ты ж от  страха  не
сумеешь... Тогда дай ей по роже! Сейчас же, иначе получишь пулю в лоб.
     Он передернул затвором. Мигель передвинулся к  молодой  девушке,  она
смотрела устало и покорно. Его губы шепнули едва слышно:
     - Потерпи...
     Размахнулся, пощечина получилась звонкая.  Он  обернулся,  русский  и
араб переглянулись, араб помялся, русский победно улыбался, а араб  сказал
сердито:
     - Ты ударил слабо. Бей как следует, иначе...
     Мигель взглядом попросил у нее прошения, размахнулся, ударил  все  же
не в полную силу, стараясь показать замах богатырским. Е