ля девушек киногруппы. На свет большого костра  (иногда
даже не плазменного!) сходились воины Серого  Отряда  и  морийские  гномы,
умбарские  пираты  и  лихолесские  эльфы  (большей  частью  гранасианского
происхождения), и часто песни и разговоры в  Гондоре  смолкали  далеко  за
полночь.
     Вообще-то Ариэль была нечастой гостьей этих сборищ, и тем  с  большим
почетом принимали здесь прекрасную Королеву. Сейчас  она,  как  на  троне,
сидела на самом удобном бревне и прихлебывала из большой  кружки  душистый
чай с травками, которые девы Гондора насобирали где-то по  овражкам.  Надо
сказать, что в Гондоре знали толк в травах и с наступлением лета полностью
переходили на настой из зверобоя, душицы и малины.
     Напротив Ариэль на каком-то полене сидел  Гилморн  и  смотрел  на  ее
красиво  склоненную  голову,  на  пламя  костра,  отражающегося  в  глазах
Королевы и камнях алфениллового листка. Потом его взгляд  скользнул  влево
от Ариэль и вдруг встретился с другим - темным, настороженным,  зовущим...
На секунду Гилморну показалось, что ему уже где-то приходилось видеть  эти
глаза, но  девушка  сидела  слишком  далеко  от  костра,  и  он  не  сумел
разглядеть ее как следует.
     И снова, как в ту незабываемую ночь в Раздоле, над рекой плыла полная
луна, и звезды сверкали так, словно каждая была Сильмариллом, и алые блики
костра красиво смешивались с прозрачным полотном лунного сияния. И так же,
как тогда, тревожно и маняще звенела гитара в руках одного из  дунаданцев.
В руках Ариэль  она  уже  побывала,  и  сидящие  у  костра  уже  встречали
радостным воем "Зеркало Галадриэль" и  песню  Эовин,  "Золотые  листья"  и
"Тревожную тайну". А теперь дружный хор, по традиции,  орал  на  весь  лес
ристанийскую песню Арагорна "Где теперь лошадь и всадник?"
     Ариэль не подпевала. Она просто сидела и смотрела  на  звезды,  и  ей
было хорошо от звуков гордой песни, и от сознания того, что  вокруг  много
друзей, и от того, что время от времени кто-то из гондорцев вставал и  изо
всей силы вопил в ночь: "Роха-ан!", а  затем  ветер  из-за  поворота  реки
приносил,  как  еле  слышный  звук  рога,  ответ:  "Гондор!".  Невыразимое
блаженство наполняло душу Ариэль светлым сиянием, и ей хотелось излить это
сияние на всех сразу, поделиться с этими людьми смеющейся в ней радостью.
     Резким ударом по струнам Алкар оборвал песню.  На  секунду  у  костра
воцарилась тишина, и в ней неожиданно четко прозвучал взволнованный  голос
девушки:
     - "Древнее золото"...
     - Давайте! -  тут  же  подхватили  другие  голоса.  Но  вдруг  Ариэль
показалось, что тот, первый, голос произносящий именно эти слова, она  уже
слышала не раз - и беспокойство пробудилось в ее душе. Алкар с готовностью
коснулся струн - и десятки голосов подхватили медленный  и  величественный
напев:

                      Древнее золото редко блестит,
                      Древний клинок - ярый,
                      Выйдет на битву король-следопыт,
                      Зрелый не значит - старый...

     Однако Ариэль не могла до конца насладиться песней, которую полюбила,
лишь раз услыхав. Мешал голос за ее  плечом,  тревожный  и  взволнованный,
неожиданно переходящий от почти молитвенного трепета к яростному надрыву:

                      Мы битвам уже потеряли счет -
                      О, сколько в них полегло бойцов!
                      Но, может быть, хочет кто-то еще
                      Примерить древнее это Кольцо?!

     Кончилась песня - и гибкая тень, почти никем не  замеченная,  стрелой
метнулась из-за плеча Ариэль и растаяла во мраке ночи. А Ариэль, непонятно
почему, вдруг бросила торопливое: "Я ненадолго, вернусь через пару минут",
- и осторожно последовало за тенью на берег реки.
     Минас-Тирит горделивой громадой возвышался над  обрывом.  Косые  лучи
луны заливали его, и лишь у самой стены притаилась полоска тени. А в  этой
тени Ариэль даже не увидела, а ощутила стройную фигурку в  длинном  плаще.
Несколько  секунд  она  стояла,  оцепенело  неподвижная,  а  затем   резко
взмахнула  рукой,  при  этом  на  пальцах  сверкнули  кольца  с   тяжелыми
кристаллами. Какой-то небольшой предмет на миг  полыхнул  в  лунном  свете
густым кровавым огнем и с громким плеском скрылся в  волнах  Оки.  Догадка
пришла внезапно, как удар, и Ариэль негромко позвала:
     - Таллэ!
     Девушка резко шагнула в  полосу  света.  Одновременно  независимая  и
беззащитная, она стояла  вполоборота  к  Королеве  и  даже  не  собиралась
испытывать какой-либо подобающей случаю почтительности.
     - Я не звала тебя за собой, Ариэль.
     Голос был резким и даже хрипловатым, но категорического приказа  уйти
не содержал. И Ариэль не ушла, а спросила вместо этого:
     - Что ты выбросила в реку, Таллэ?
     - Если тебе так нужно это знать  -  свой  личный  палантир,  случайно
найденный на свалке. Вторая подмосковная микрозона, стеклокаменные отвалы.
     - Зачем? - ответ Таллэ звучал  диковато,  но  и  этот  вопрос  Ариэль
выглядел не лучше.
     - В экстазе. Не трогай меня, Королева! Сейчас я счастлива, да,  очень
счастлива!
     Крупные слезы текли по лицу Таллэ,  а  она  не  вытирала  их,  и  они
катились по шее, серебряными  каплями  падали  на  ее  одежду  из  черного
бархата. Но в голосе девушке не звучало рыданий, и лицо оставалось  вполне
спокойным. И  все  равно  не  могла  Ариэль  поверить,  что  не  в  глупой
мелодраме, а наяву видит слезы  счастья.  Она  осторожно  коснулась  плеча
Таллэ:
     - Не плачь! Что с тобой?
     - Так, ничего. Просто в такие вот лунные ночи я делаюсь сама не своя,
все могу. У меня ведь и фамилия такая - Мунлайт.
     Своей рукой она сбросила руку Ариэль с плеча. Снова блеснули  кольца,
и Ариэль поймала себя на мысли, что раньше за Таллэ не замечалось привычки
носить по три-четыре кольца на одной руке. Началось-то это  с  кинопроб  -
Стэнли почему-то торчал и лез от кадра, где эта  хрупкая  рука  в  тяжелых
кольцах сжимает эфес меча. Но почему она стала носить их и не на съемочной
площадке? Ариэль заново оглядывала Таллэ и замечала многое  из  того,  что
прежде ускользало от ее взгляда. "Если женщина не нуждается в украшениях",
...тогда откуда взялись в вырезе черного бархата эти стразки,  нашитые  на
свитер в виде ожерелья?  Или  пересекающий  лоб  сребропластовый  обруч  с
обрамляющими лицо подвесками из радужных кристаллов?  Ведь  раньше  голову
Таллэ охватывала просто черная ленточка.  Господи,  неужели...  И  Ариэль,
сама ругая себя за это, сказала полувопросительно-полуутвердительно:
     - Ты любишь его, Таллэ...
     Ух, как полыхнули ее глаза!
     - Да, люблю! - почти крикнула она. - Всю  жизнь  люблю,  еще  с  того
момента, как только книгу прочитала! Только не этого, не вашего, а своего!
А тебе... а тебе я советую остановиться на ком-нибудь одном, и  желательно
не на нем. Мало тебе Рози Шелл?
     Только сейчас до Ариэль окончательно дошло. Словно пелена упала с  ее
глаз, и она была готова проклясть себя. Черт  возьми,  надо  было  головой
думать, а не хвататься за листок, надеясь, что приснится Наталия Эрратос и
скажет что-нибудь умное! Рука Ариэль снова непроизвольно  нашарила  листок
на груди, и он показался ей странно теплым. И вдруг, повинуясь  внезапному
порыву, она рывком сдернула цепочку со своей шеи и надела подарок  Наталии
на грудь Таллэ.
     - Когда-то мне подарили эту вещь  со  словами:  "Это  залог  великого
счастья и великого чуда", - проговорила она виновато. - Счастье уже  было,
чудо тоже. Мне он уже не нужен, а тебе может пригодиться. У этой вещи свой
характер, и, видно, пришла пора ей поменять владельца.
     И, словно  в  ответ  на  эти  слова,  камни  на  листке  ослепительно
вспыхнули - но лишь два, а самый нижний  продолжал  лишь  слабо  блестеть.
Впрочем, Ариэль это не очень удивило, так как во время  операции  "Стрелка
Леголаса" листок угодил в щель между рамой  и  косяком  окна,  и  один  из
камней вполне мог повернуться в оправе, подставив  свету  хуже  ограненную
сторону.
     - Спасибо тебе, Королева, - произнесла  Таллэ  изменившимся  голосом.
Едва листок коснулся ее груди, как бешеное волнение покинуло  ее  и  стало
казаться, что теперь все будет хорошо, да, очень хорошо!..



                                    13

       ‹     Арагорн долго с грустью смотрел ей вслед, потом  повернулся
       ‹и через двор направился к своему шатру. Настроение у него и  так
       ‹было плохое, а картина, увиденная им возле шатров,  не  улучшила
       ‹его.
       ‹     Вокруг небольшого костерка сидели несколько  воинов  Серого
       ‹Отряда и слушали песню,  которую  пела  непонятно  откуда  здесь
       ‹взявшаяся девушка с  лютней,  одетая  не  по-женски.  Светлый  и
       ‹чистый, почти эльфийский голос девушки проник Арагорну  в  самое
       ‹сердце, и он вдруг узнал Иорет  из  трактира  "Гарцующий  пони".
       ‹Интересно, как она тут оказалась?
       ‹     Арагорн шагнул в круг - и певица сразу смолкла.
       ‹     - Это опять ты? - устало спросил он. - Почему  всякий  раз,
       ‹как я должен принять какое-то трудное решение,  ты  оказываешься
       ‹на моем пути?
       ‹     - Должен же  кто-то  слагать  песни  о  твоих  подвигах,  -
       ‹ответила она с  легкой  усмешкой,  но  глаза  были  все  так  же
       ‹серьезно-печальны. - Почему бы мне этим не заняться?
       ‹     Арагорн  чувствовал  себя  неловко.  Завтра   отряду   рано
       ‹выходить в страшный путь... а она знает об этом (видно же по  ее
       ‹лицу, да и по лицам дунаданцев тоже) и, тем  не  менее,  поет  и
       ‹улыбается, словно ничего не происходит.
       ‹     - Потому, что моя завтрашняя дорога  не  предназначена  для
       ‹женщин, - ответил он осторожно. Иорет заглянула ему  в  глаза  и
       ‹вдруг расхохоталась.
       ‹     - Сегодня ты  уже  говорил  эти  слова  другой  женщине,  -
       ‹улыбку, светившуюся на ее лице, хотелось назвать издевательской.
       ‹- Но я - не она!
       ‹     - Откуда ты знаешь об этом?  -  спросил  Арагорн,  стараясь
       ‹сохранять  спокойствие.  Поведение  девушки  нравилось  ему  все
       ‹меньше и меньше.
       ‹     Вместо ответа Иорет снова  взялась  за  лютню  и  принялась
       ‹наигрывать мелодию той песни, которую когда-то пела в "Гарцующем
       ‹пони". Дунаданцы переглянулись - видимо, песня  была  им  хорошо
       ‹знакома.  Арагорн  с  трудом  припомнил  слова...   Почему   она
       ‹позволяет себе такие намеки?
       ‹     - Вести доходят ко мне на птичьих крыльях, - сказала Иорет,
       ‹не прекращая игры, а затем пропела:
       ‹
       ‹                  Глаза не округляйте -
       ‹                  Я следом шла давно,
       ‹                  Назад не посылайте -
       ‹                  Не выйдет все равно,
       ‹                  У вас есть долг, дружина...
       ‹                  А у меня есть свой.
       ‹                  Ты изумлен, растерян,
       ‹                  А я уйду с тобой,
       ‹                  Пусть ты взбешен, растерян,
       ‹                  Но я иду с тобой!
       ‹
       ‹     - Можешь понимать это в буквальном смысле, -  сказала  она,
       ‹допев. - Мне, как и тебе, надо в Гондор, и мне, как и тебе, надо
       ‹туда короткой дорогой.
       ‹     Арагорн не отвечал. Когда Иорет сказала про птичьи  крылья,
       ‹ему показалось, что когда-то он уже слышал эти слова,  сказанные
       ‹этим же голосом, и он пытался вспомнить,  что  же  было  с  ними
       ‹связано...
       ‹     - Что же  ты  молчишь,  Наследник  Исилдура?  -  продолжала
       ‹Иорет. -  Опять  будешь  говорить,  что  это  не  женское  дело?
       ‹Конечно,  у  меня  за  спиной  поменьше  лиг,  чем  у  тебя,  но
       ‹двенадцать лет  скитаний  научили  меня  не  страшиться  никаких
       ‹дорог. А что касается дома, то если у меня и есть  где-то  такое
       ‹место, то оно в Гондоре.
       ‹     Вместо  ответа  Арагорн  осторожно  взял  ее  за  руку.  На
       ‹безымянном пальце Иорет было тонкое серебряное колечко, покрытое
       ‹прозрачной эмалью  с  черными  черточками,  сгруппированными  по
       ‹четыре. Арагорн  внимательно  рассмотрел  его,  и  его  оставили
       ‹последние сомнения.
       ‹     - Я не в обиде  на  тебя,  Иорет,  дочь  Эленни  Эреджин  и
       ‹Эрверна Итильского, - наконец сказал он. - Вижу,  что  вместе  с
       ‹кольцом ты унаследовала и характер матери. Когда-то я был близко
       ‹знаком с Эленни, и тем печальнее для меня узнать, что ее  нет  в
       ‹живых.
       ‹     Впервые за весь разговор  Иорет  взглянула  на  Арагорна  с
       ‹уважением.
       ‹     - Моя мать умерла двадцать пять лет назад,  и  я  почти  не
       ‹помню ее. Наверное, Валары просто сжалились над ней. А я - я еще
       ‹пять лет назад ничего не знала, пока ветер странствий  не  занес
       ‹меня в Раздол...
       ‹     - А отец? - осторожно спросил Арагорн. Он боялся  причинить
       ‹боль девушке, но слишком много воспоминаний было связано у  него
       ‹с Эрверном Итильским и его  женой,  которую  так  изнурили  годы
       ‹страданий, что никто не угадал бы в  ней  эльфинку,  да  еще  из
       ‹Нолдор...
       ‹     Глаза Иорет вспыхнули.
       ‹     -  Добро  или  зло  нес  ты  в  Гондор,  Звездный  Орел,  -
       ‹воскликнула она по-эльфийски. - но моей  семье  ты  принес  лишь
       ‹беды! Так  слушай:  Денэтор  знал  все!  Мой  отец  был  честным
       ‹человеком, и когда его прямо спросили - он ответил правду. Через
       ‹десять лет после того, как Денэтор стал наместником, умерла  моя
       ‹мать, и с тех пор ему не давала покоя мысль, что лишь двое знают
       ‹правду о Наследнике Исилдура - он и мой отец. А ведь род Эрверна
       ‹не ниже рода Денэтора, и он понимал, что если в Гондор  вернется
       ‹законный Король - Эрверн станет не на сторону наместника...
       ‹     Через два года после смерти матери отец женился второй  раз
       ‹на красавице из Долины Запретов. Но мы с  этой  женщиной  так  и
       ‹остались чужими друг для друга. Ни одна из нас не делала  другой
       ‹ни добра, ни зла. Другое дело - сестренка. С ней мы жили душа  в
       ‹душу, хотя я и была старше на десять лет.
       ‹     Двенадцать  лет  назад  южные  пределы  Гондора   атаковали
       ‹харадцы. Денэтор послал туда Эрверна с небольшим отрядом, послал
       ‹на  верную  гибель.  Наместник  знал  об  этом  наверняка,  а  я
       ‹догадалась, лишь когда отца  принесли  мертвым.  Но  за  год  до
       ‹смерти отец рассказал мне все - и я почувствовала, что больше ни
       ‹минуты не могу оставаться в Гондоре. В ту ночь,  когда  принесли
       ‹отца, я все рассказала  сестре,  в  свои  десять  лет  она  была
       ‹достаточно умна, чтобы все понять. А на рассвете покинула город,
       ‹ни с кем не попрощавшись, и ушла на север.
       ‹     Сестра, наверное, считает меня погибшей.  Все  эти  годы  я
       ‹вспоминала о ней. Сейчас она выросла, стала, наверное, большая и
       ‹красивая, и если мы встретимся снова,  я  боюсь,  что  не  узнаю
       ‹ее...
       ‹     Иорет замолчала. Носком сапога она осторожно ткнула ветку в
       ‹огне, и та рассыпалась фонтаном золотисто-алых искр. Арагорн все
       ‹так же стоял, глядя в огонь, и в  его  душе  рождалась  странная
       ‹нежность к этой девушке, на которую со смертью ее матери перешло
       ‹древнее проклятье - нигде не знать покоя...
       ‹     - Ты по-прежнему хочешь идти в Гондор с  Серым  Отрядом?  -
       ‹снова спросил он, избегая называть Путь Мрака.
       ‹     - Мой плащ тоже серый, - ответила она спокойно.
       ‹     - Что  ж,  если  у  тебя  и  вправду  характер  матери,  то
       ‹удерживать тебя бесполезно. Ищи себе коня.
       ‹     -  Он  у  меня  есть.  Исключительно  умная  зверюга,   все
       ‹понимает, только не говорит.
       ‹     - Тогда завтра на рассвете Алкар тебя разбудит.
       ‹     - Если я  вообще  засну  в  эту  ночь,  -  ответила  Иорет,
       ‹медленно поднимаясь с земли...



                                    14

     ...Вот уже третий день все Средиземье  стояло  на  ушах,  а  причиной
этого  послужил,  на  первый  взгляд,  не   очень   примечательный   факт:
прошлогодняя команда лихолесских эльфов в полном составе подалась в Черные
Силы. Вообще-то команды различных городов время  от  времени  меняли  свою
"национальную принадлежность", так что само по себе это событие никого  не
потрясло. Но, как  всегда  бывает  в  подобных  ситуациях,  незначительный
эпизод быстро оброс слухами, и люди, узнавшие об этом из вторых  рук,  уже
не могли отличить правду от вымысла.
     Первое, что услышала Ариэль на подходе к Гондору, был такой разговор:
     - А кто у них будет Сауроном?
     - Да Трандуил и будет, скорее всего.
     - Энгус - Саурон?! Да в нем  эльфийского  больше,  чем  в  Раздолбае,
Гальке и Славике, вместе взятых!
     - Во-первых, это ты зря про Всеславура. Если Королева оставила его на
этой роли, значит, он действительно чего-то стоит. А во-вторых, ты  совсем
не знаешь Энгуса. Тогда, на прошлогодних Игрищах, когда Лихолесье вырезали
второй раз, все эльфийское с него разом слетело.
     - Ну, знаешь, это  не  показатель.  Попробуй  сам  в  такой  ситуации
удержаться  в  рамках.  По-моему  Раздолбай  в  том  случае  поступил  как
последняя скотина.
     - Я тоже думаю, что в его власти было остановить резню. Но  с  другой
стороны за Лео он все-таки не отвечал...
     Ариэль вышла из-за кустов и увидела Эстель, прилаживающую  вывеску  к
небольшому строению из жердей и кораллита.  Ей  помогал  парень  в  одежде
дунаданца, но без значка со сверкающим мечом. Ариэль вспомнила, что  зовут
этого типа Арвелег и что Нелдор вытащил его чуть ли не из орочьей банды.
     На вывеске крупными буквами на трех языках -  русском,  английском  и
силиэ -  было  выведено:  "Гондорская  корчма  "Золотая  белка"  -  лучшее
заведение в южных краях".
     - "У меня приличное заведение", да,  Эстель?  -  с  улыбкой  спросила
Ариэль, неслышно подобравшись к корчмарке.
     Арвелег и Эстель рассмеялись, вспомнив правило прошлогодних Игр: если
кто-то вел себя в трактире неподобающим образом, Лавр Наркисс  имел  право
запустить в него объедками, произнеся при этом магическую фразу:  "У  меня
приличное заведение!". В случае  удачного  попадания  дебошир  на  полчаса
поступал в распоряжение трактирщика и отправлялся мыть посуду.
     - У меня приличнее, - важно ответила Эстель. - За десять игровых дней
"Гарцующего пони" громили десять раз, а мою корчму - только два. По-моему,
большой плюс.
     - Эй, хозяюшка! - раздался голос из глубин строения. - Где  обещанный
коктейль?
     - Сейчас! - невозмутимо отозвалась Эстель. - Лучше бы помогли вывеску
присобачить. А то как громить, так это вы можете, а как  чинить  -  ни  от
кого, кроме Серых, никакой помощи.
     Ариэль заглянула внутрь. Несмотря на ранний  час  и  на  то,  что  до
Великой Игры оставалось еще три недели, в корчме уже было полно народу,  и
здесь тоже шел разговор об Энгусе и Черных силах.
     - А я вам вот что  скажу,  -  горячился  сидевший  рядом  с  конунгом
Имраэлем его приятель по прозвищу Барон Пампа. - Все  это  клевета  насчет
мести! Самое большее, на что способен Энгус  -  не  пустить  на  эти  Игры
лихолесскую команду.
     - И никому, кроме них самих, не было бы от этого хуже,  -  иронически
добавил кто-то из гондорцев.
     - Вот он и осознал это, да поздно. Лихолесье уже заняли  гранасианцы.
Вот и пришлось им всей кодлой идти в Черные, раз все места уже заняты.
     - Вы можете говорить что угодно, но у меня все  равно  ощущение,  что
Трандуил  явился  сюда  не  с  добрыми  намерениями,   -   громко   сказал
Димка-Фарамир. - На Играх у всех нас будет  из-за  этого  немало  приятных
минут.
     - Давай рассужда