ередатчик на четырнадцати метрах гонит цифровые  группы!
Иду, - Серега попятился, повернулся и побежал к своему фургону.  Я  закрыл
багажник, обошел машину, открыл правую дверь  и  сел  на  низкое  сиденье,
оставив  ноги  на  тротуаре.  Этой  зимой  группа  Фотеева  обезвредила  в
Новониколаевске  некую  "Миссию"  -  любителей  минировать  автомобили   и
взрывать их в людных  местах.  Раздобыв  агентурным  путем  характеристики
взрывателей, которыми те пользовались,  ребята  Фотеева  запрограммировали
раухер так, чтобы он выдавал все возможные комбинации  кода,  подсоединили
его к передатчику  и  постоянно  гнали  это  в  эфир.  "Миссионеры"  перед
очередной акцией стали проверять свою технику -  и  вся  их  база  ухнула.
Фотееву вставили трехдюймовый фитиль, так как пострадали и посторонние,  и
перевели в разработчики... Теперь какие-то козлы  намерены  повторить  его
подвиг, думая почему-то, что противник располагает только обычными или, на
худой конец, мини-ядерными фугасами. А замечательную мину "Тама" в  восемь
килотонн не желаете попробовать? Теперь я более чем уверен, что она есть -
не в этом, так в другом  автомобиле,  в  массивном  свинцовом  контейнере,
исключающем обнаружение приборами...
     Да уж. Не было ни гроша, и вдруг алтын... хотя и алтына тоже  нет,  а
есть  непонятно   что.   Хотели,   называется,   разжиться   фаршированным
автомобильчиком... разжились. Сколько Сереге  потребуется  на  пеленгацию?
Сможет ли он в этих помехах дистанционно  перенастроить  на  другую  волну
приемные  станции?  Или  придется  ездить  по  городу  на  фургоне,  рисуя
треугольник ошибок? Эх, черт, вспомнить бы мне  об  этой  дурной  морзянке
немного раньше! Нет, вот он, Серега. Все? Все!
     Запеленговал, почти кричит Серега, но там ничего нет! Где, показывай!
Вот... вот... Да нет, Серега, тут же всякие особняки и дачки, их просто на
карту не наносят, чтоб не дразнить народ. Ну, ребята, говорю я  и  в  трех
словах объясняю, что, собственно, происходит. Ты  уверен?  -  впивается  в
меня     Мартин.     Уверен.     Серега,      какие      группы      идут?
Семь-семь-семь-семь-один-пять,   последняя   -    переменная...    принцип
магических колес. Сколько осталось? Часа полтора. Нельзя рисковать, говорю
я, машину не найти, надо брать передатчик. Чей он может быть?
     Господи, какая разница! Ухнет "Тама"... или тута...
     Едем, говорит Мартин, и мне вдруг становится легко.
     Едем!
     Фургон и "Феникс" бросаем, обуза, все вместе, и парень, который ходил
с Серегой, тычет мне локтем в бок и улыбается, зубы белые, глаза  блестят.
Антон гонит так, что нас просто колотит друг о  дружку,  мостовые  разбиты
танками, кусками выворочен асфальт, и он петляет, как слаломист, но держит
скорость.
     Как же зовут этого третьего, третьего?..
     Ференц. Точно, Ференц.
     И он здорово похож на Фила Кропачека, Фила в юности,  мы  еще  только
летели в Хем-Белдыр, и он что-то кричал мне сквозь рев моторов и  вот  так
же скалил зубы...
     Никто из нас не знал, что будет потом.
     У моста через Яузу два танка,  но  нас  не  останавливают,  наоборот,
машут: скорей, скорей! Буквально  перепрыгиваем  речку,  я  оглядываюсь  и
вижу, как с тяжелого самосвала  на  мост  валятся  бетонные  блоки.  Антон
нацеливается на Таганскую площадь, где-то впереди и очень  близко  большой
пожар, военный полицейский  машет  жезлом:  здесь  не  проехать,  свободен
только Рогожский вал. Не страшно, крюк  не  велик,  летим  по  Рогожскому,
слева тоже что-то горит, и справа, далеко, но очень сильно - не Кремль ли?
Переулками - к Новоспасскому мосту, короткая задержка  у  заставы,  зулусы
растаскивают рогатки, освобождая нам дорогу - и снова скорость. На  съезде
с моста нас заносит на  трамвайных  рельсах,  задницей  о  столб,  сыпется
заднее стекло - не останавливаться, дальше, дальше! По Кожевнической, мимо
вокзала - и  здесь  длинный  ряд  полевых  кухонь,  люди  с  кастрюльками,
котелками - точная копия предыдущей, старуха с фарфоровой супницей в руках
переходит дорогу, и рядом - седая собачка... На Зацепе - затор,  несколько
машин горит, толпа, ничего не понятно, Антон сворачивает в переулки, дикий
слалом, я теряю ориентировку и  снова  начинаю  понимать,  где  мы,  когда
медленно, объезжая брошенные автомобили, мы пересекаем улицу Гете,  справа
пылает юберляден "Крым", пожарные в блестящих касках, пенные  струи,  дым,
черное стекло - рушится... До Кристы отсюда пять минут  небыстрой  ходьбы,
но круг не замыкается:  мы  удаляемся,  мы  гоним  по  голым,  как  кость,
переулкам, сейчас выезд на  проспект  Александра  Второго  Освободителя  -
затор. Пятимся, теряя секунды. Меня вдруг будто окатывает  кипятком:  все,
опоздали, сейчас рванет... сейчас... сейчас... Нет, это я  рвану,  это  за
мной идет охота... Давлю в себе все. Низкий рев  моторов  -  над  крышами,
освещенные близким пожаром, проходят пять "Готтсхаммеров". Следом  и  чуть
выше - еще пять. Наконец, застава у выезда на проспект.  И  здесь  зулусы,
белая форма, автоматы за спинами, в руках толстые короткие плети.  Офицер,
тоже негр, отдает честь,  немецкий  его  безукоризнен:  господа,  выполняю
приказ, никакие транспортные средства на проспект допущены быть не  могут,
объезд через... Нет, нам сюда, говорю  я,  сверхсрочно,  машину  мы  можем
оставить. Офицер  размышляет  две-три  секунды.  При  наличии  пропуска...
Пошли, ребята,  говорю  я.  Пешее  движение  похоже  на  неподвижность.  Я
советовал бы вам взять хотя бы отделение солдат, говорит офицер. Простите,
капитан, говорю я, но тогда я должен буду отнять у  них  патроны:  они  не
должны стрелять, даже если их начнут  медленно  резать.  Капитан  сдается.
Гуськом: Серега, я, Артем, Ференц, Мартин - мы бежим по тротуару, глядя по
сторонам, пеленг взят с точностью  до  пятидесяти  метров,  но  передатчик
находится где-то  посредине  между  проспектом  и  набережной,  и  попасть
туда... здесь? Очень может быть. Узкий проезд между домами, знак: движение
запрещено. Всматриваемся. Не видно ни черта. Я тормошу Серегу: здесь? Нет?
Похоже, что здесь, говорит, наконец, он.
     Жилой дом... еще жилой дом...  а  дальше  асфальтовая  дорожка  между
живых изгородей в человеческий рост, за левой изгородью бетонная стена, за
правой - решетка, за решеткой - темный парк. Плевое  дело  -  перепрыгнуть
через такую решетку, но вот те кубики наверху мне не нравятся совсем:  это
релихт-защита, и хорошо, если она только поднимет тревогу...  вообще-то  в
спокойной обстановке для преодоления ее нужно всего-навсего три  зеркальца
и кусок толстой проволоки, но  у  нас  нет  ни  того,  ни  другого,  да  и
спокойной обстановки тоже нет... Поэтому мы пойдем, как  солидные  люди  -
через дверь.
     Вот они, сетчатые ворота, их отпирают вон из  той  будки,  должен  же
быть какой-то служебный ход, точно, железная калитка с окошечком на уровне
лица и тоже с дистантным замком, ну, что же... стандартная ситуация  номер
семь... Мартин становится перед калиткой, слева и  сзади  от  него  Антон,
обматывает курткой пистолет. Я стою справа, в  опущенной  руке  взведенный
автомат - на самый крайний случай. Серега с  Ференцем  в  резерве.  Мартин
властно колотит в калитку рукояткой пистолета.  Из  будки  мгновенно,  как
чертик из коробочки, появляется амбал в форме внутренней стражи. Автомат у
него под мышкой, ствол смотрит на нас.
     - Кто такие?
     - Имперская тайная полиция, - говорит Мартин, сует пистолет за пояс и
достает из кармана удостоверение. Охранник  подходит  к  калитке,  щелкает
выключателем,  на   столбе   вспыхивает   яркая   лампа.   Мартин   держит
удостоверение напротив окошечка, охранник наклоняется и читает, щурясь,  и
тут Мартин роняет удостоверение,  в  этой  же  руке  у  него  баллончик  с
парализатором, и он пускает струю газа прямо в лицо охраннику. Тот падает,
как подкошенный, с шумом, с  обвальным  грохотом,  и  на  шум  выскакивает
второй, автомат  наготове,  но  Антон  успевает  выстрелить  раньше,  звук
негромкий, будто уронили кирпич, и охранник пятится и оседает...  Я  готов
принять следующего, но следующего нет, дежурят обычно по двое, Мартин сует
в окошечко руку, силясь дотянуться до  замка,  но  нет,  конечно,  кто  же
ставит замки так, чтобы до  них  можно  было  дотянуться?..  Тут  потребна
некоторая хитрость... я отстраняю Мартина, достаю нож и вижу,  что  Серега
уже встал на плечи Ференца и что-то ковыряет на самом верху ворот,  падает
вниз какая-то жестянка, Серега сопит и ругается сквозь зубы, потом  что-то
звонко ломается, и Серега, повиснув на одной руке, начинает  другой  рукой
что-то крутить, сначала ничего не происходит,  потом  раздается  скрип,  и
ворота начинают медленно-медленно ползти в  сторону.  Минута...  вторая...
Наконец, щель достаточно широка, чтобы в нее пролезть. Первым лезет Антон,
он  самый  крупный  из  нас,  кряхтит,  но  протискивается,   и   за   ним
протискиваемся мы все. У Сереги с пальцев капает кровь. Перевяжись, говорю
я ему и бегу в караульную будку.  Так...  пульт,  телефон,  рация.  Снимаю
телефонную трубку и кладу на стол.  Охранник  очнется  через  полчаса,  не
раньше, но на всякий случай я связываю его ремнями, затыкаю рот.  Автоматы
забрасываю на крышу будки. Гашу  фонарь  над  входом.  Вот  и  еще  минута
ушла...
     Аллея, кусты, молодые деревья. Несколько фонарей освещают лужайку, за
ней  -  двухэтажный  дом  новой  постройки,  свет  за  шторами,  а  рядом,
выглядывая из-за угла - роскошный легковой прицеп, "вилла на  колесах"  по
имени "Шметтерлинг" - так написано над окнами - но почему-то  с  огромной,
не менее десяти метров высотой,  телескопической  антенной.  Серега,  она?
Оно? Наверняка, говорит Серега. Оно. Ну, ребята...
     А вот и охрана. Между домом и  прицепом  появляется  крепкий  парень,
руки в карманах, мягкие  движения,  очки...  нет,  не  очки  -  ноктоскоп!
Идет... остановился... смотрит... увидел!  Артем  опять  успевает  раньше:
коротко - сдвоенным выстрелом -  бьет  автомат,  и  охранник,  подпрыгнув,
падает и выгибается назад, пистолеты вылетают из рук, а нам надо пробежать
всего пятьдесят метров. Мы бежим, ветер в ушах, две секунды,  никого  нет,
три секунды, никто не стреляет, четыре секунды, дверь... распахивается,  и
навстречу... вижу только кружок дула, руки делают все  сами,  запрокинутое
лицо, темнота, лестница вверх,  поворот,  еще  лестница,  позади  короткие
очереди, передо мной три двери, выбиваю ногой -  сортир,  черт,  дальше  -
никого, третья дверь, выстрелы навстречу, щепки и  вонь  пороха,  и  будто
кирпичом по темени, бью поверх голов, но впритирку, чтобы присели, а рядом
уже Артем, и у тех - нет шансов.
     - Пистолеты на пол, - в три приема выговариваю  я.  -  И  -  прошу  -
садиться...
     Под ногами - длинная, взахлеб, очередь. Вопль. Еще  очередь.  Тишина.
Горячая струйка за правым ухом, по шее, на спину.
     - Всем сидеть, - повторяю я.
     Вот он, раухер.  На  мониторе  -  семь  колонок  цифр,  в  последней,
седьмой, цифры меняются, меня опять  ошпаривает  кипятком,  и  я  даже  не
тянусь к выключателю - просто всаживаю в раухер десяток пуль. Наверное, от
сотрясения - экран монитора покрывается  густой  сетью  трещин,  раздается
громкое шипение, все меркнет. Успели. Успели. Успели, черт побери...
     И вот теперь я оглядываюсь по сторонам.
     Их четверо, все в  гражданском.  Но  по-настоящему  штатский  валенок
среди них, похоже, только вот этот, у стола, белее  штукатурки,  с  ужасом
смотрит не  на  меня,  а  на  остатки  раухера;  программер?  Наверное.  А
остальные...
     - Что  все  это  значит?  -  подсевшим,  но  вполне  твердым  голосом
спрашивает один из них, самый старший, бульдожьи щеки, ежик  -  совершенно
полковничья рожа. - Кто вы такие?
     - Трио, - охотно отвечаю я.
     - Что-что, - он от изумления чуть не падает.
     - Отдел особых операций при штабе ВВС Сибири, - подчеркнуто  медленно
говорю я. - Старший координатор Валинецкий.
     Секундное молчание и глаза, которыми он  видит  не  меня,  говорят  о
многом - почти обо всем. Сейчас он начнет врать, и я его опережаю.
     - Господин полковник,  -  наобум  говорю  я  и,  кажется,  попадаю  в
десятку, - мы прекрасно знаем, кто вы и чем занимаетесь. Дело,  однако,  в
том, что... - я посмотрел на часы, - тридцать две минуты назад мы получили
неопровержимое доказательство того, что вас недоинформировали о  характере
радиофугасов, тралением которых поручили заниматься... - у  меня  начинает
медленно плыть перед глазами, я нашариваю стул и сажусь, хорошо  бы  лечь,
но это нереально. - Дело  в  том,  что  один  из  них  представляет  собой
плутониевую мину мощностью восемь килотонн и, по нашим данным,  установлен
где-то в районе сибирского посольства... Вы понимаете, надеюсь, что  акция
наша носила вынужденный характер и имела  целью  предотвратить  злодеяние,
которое иначе бы...
     - Всем к стене! - оглушительно кричит Артем, а я мягко, как  в  вату,
падаю на пол. В глазах уже почти темно, но сквозь эту темноту я еще  вижу,
как в дверь косо входит Серега, а с ним кто-то такой знакомый...
     - Феликс, - ласково шепчу я сквозь липкую  сладость  во  рту,  -  как
хорошо, что и ты здесь...



                          17.06.1991. 0 ЧАС. 35 МИН.
                     ПУШКИНСКАЯ НАБЕРЕЖНАЯ, 2, СТРОЕНИЕ 9

     - А дом этот тоже им принадлежит? - спросил я, оглядываясь.  Холл  на
первом этаже, где  мы  сидели,  был  великолепен,  только  обивка  немного
пострадала.
     Феликс испуганно кивнул.
     - А где они зарегистрированы? Совет директоров где находится?
     - В Каире.
     - Тоже хороший город... - я вздохнул. - "Эйфер". "Восторг". Придумали
же название... Ладно, давай дальше.
     Я  продолжал   вертеть   в   руках   шприц-тюбик,   и   Феликс,   как
загипнотизированный, не мог оторвать от него взгляд. В тюбике,  вообще-то,
был промедол, но Феликсу я сказал, что - аббрутин.  Дальнейших  объяснений
не потребовалось, он стал рассказывать все, что знал, и пока  я  не  видел
серьезных лакун в его информации.
     На фирму "Эйфер" Феликс набрел в прошлом году, расследуя по поручению
крипо убийство  петербургского  инженера,  подозреваемого  в  коммерческом
шпионаже. Заинтересовавшись некоторыми странностями в делах фирмы,  Феликс
стал  незаметно,  но  глубоко  копать  под  нее.  Выяснилось,  что  фирма,
формально  сибирско-российско-египетская,  создана  на  деньги  -   весьма
немалые, восемьсот миллионов золотых марок, - полученные в  виде  займа  у
банка "Стахат". Даже не  размышляя  о  причинах  такой  безумной  щедрости
банка, останавливаешься перед другим, куда более чудесным феноменом: никто
и не помышляет о возврате долга. То есть под  видом  займа  откуда-то  эти
деньги были перечислены. Далее: собственно коммерческая деятельность фирмы
полна тайн и мистификаций, так, например,  налог  ею  выплачен  с  сумм  в
тридцать-пятьдесят раз  меньших,  чем  следовало  бы  ожидать,  исходя  из
видимых объемов ее оборота. Очень трудно заподозрить налоговое  управление
Рейха,  пусть  даже  его  египетский  филиал,   в   некомпетентности   или
нечестности. Следовательно, вся -  или  почти  вся  -  деятельность  фирмы
фиктивна, и  прибыли  ее  берутся  вроде  как  ниоткуда.  Кое-что  удалось
отследить:  так,  например,  внесение  на  счета  фирмы  в  кабульском   и
пишпекском отделениях все того  же  банка  "Стахат"  анонимных  взносов  в
размере от сотен тысяч до миллионов марок. Расходы фирмы тоже  не  слишком
обычные: так, на счета московской городской  и  общероссийской  канцелярий
НСПР перечислены в общей сложности сто сорок миллионов марок. Еще  порядка
двухсот пятидесяти миллионов ушло по сложным маршрутам, но,  очевидно,  на
те же адреса. Обратил Феликс внимание еще и на то, что  в  банке  "Стахат"
некоторые выигрышные счета пользуются особым вниманием фортуны.  Например,
вклад генерала Шонеберга за время существования  фирмы  "Эйфер"  четырежды
утраивался - так что к финалу своей  карьеры  генерал  подошел  счастливым
обладателем трех с лишним миллионов золотых марок,  причем,  что  особенно
ценно, законным и легальным их обладателем. В отличие, скажем, от Феликса,
который стал обладателем поистине  бесценной  информации,  но  обладателем
незаконным и нелегальным. Для крипо все это - в силу известных юридических
положений о методах расследования - не представляло ни малейшего интереса.
И тогда Феликса попутал бес: он решил продать собранные материалы...  кому
бы вы думали? Самой  "Эйфер".  То  есть  он  решил  продемонстрировать  им
несовершенство их систем безопасности и предложить свои услуги по созданию
новых,  абсолютно  непробиваемых  систем.  На  всякий  случай  многократно
застраховавшись по классическому принципу "мертвой руки", Феликс вышел  на
контакт со службой безопасности фирмы -  и  не  успел  моргнуть,  как  был
скручен, напичкан  какой-то  дрянью  и  уложен  в  небольших  сравнительно
размеров картонную коробку. В следующее мгновение он уже лежал в  железной
клетке, подвешенной между  полом  и  потолком  (карантин  какой-нибудь  из
пожизненных тюрем? Очень похоже...), а секундой позже - стоял  на  зеленом
ковре в кабинете  человека,  который  не  стал  скрывать  своего  имени  и
должности:  Гейко  Николай  Павлович,  шеф  контрразведки   Сибири...   Мы
убедились в вашей искренности, Феликс, сказал Гейко  и  объяснил  Феликсу,
что такое аббрутин. Спасибо вам  за  то,  что  вы  для  нас  сделали.  Это
исключительно ценно. Надеюсь на  продолжение  нашего  сотрудничества.  Так
Феликс стал обладателем земельного участка в Красном Яре, самом престижном
пригороде Нового Томска, и десяти миллионов рублей, положенных на его  имя
в Военно-крестьянский акционерный банк. На следующее утро  он  уже  был  в
Москве. Через неделю ему полностью обновили аппаратуру, и он занялся  тем,
что  на  жаргоне  программеров  называется  "тинтенв-лке"  -   "чернильное
облако". Вскоре добраться до каких  бы  то  ни  было  следов  деятельности
"Эйфер" стало почти невозможно. По ходу дела Феликс получал  информацию  о
все новых и новых операциях фирмы: об отмывании - под весьма  значительный
процент -  денег  туранских  "конопляных  шейхов",  о  незаконной  продаже
предприятий  и  земельных   участков   в   Индии   японцам,   наконец,   о
финансировании откровенно террористических формирований в России,  Польше,
Грузии, Египте, в странах Турана... Феликс предлагал вообще уничтожить эту
информацию, но  получил  строгий  приказ:  маскировать  тщательно,  но  не
уничтожать ни в коем случае. Только тогда он понял истинную цель  и  смысл
деятельности фирмы "Эйфер"...
     А я сидел и, насилуя свой несчастный мозг, пытался наложить  то,  что
говорил Феликс, с тем, что я знал помимо него  и,  в  частности,  о  Гейко
Николае Павловиче. С одной стороны, он бессменный шеф контрразведки  аж  с
шестьдесят  пятого  года,  то  есть  показал  себя  аполитичным,  лояльным
специалистом. С другой - все "азиаты" почему-то считают его своим. До  сих
пор ориентация и политические симпатии того или иного  деятеля  серьезного
практического значения не имели, но сейчас ситуация  переменилась.  Значит
ли это, что Гейко проводит некую свою, независимую от Толстого,  политику?
И вообще - что  это  за  последние  перестановки  в  правительстве?  Стоп.
Предположим, план Толстого  срабатывает,  Рейх  и  Сибирь  образуют  некий
тесный союз, "уральский кордон" рушится, целостность России восстановлена.
Троекратное ура, но  через  некоторое  время  рвется  бомба:  оказывается,
правительственное ведомство  Сибири  занимается  перекачкой  наркомарок  в
Рейх... Толстой уходит в отставку - ой ли? - его преемник...  Нет,  как-то
это ненадежно и мелкотравчато. С другой стороны, только для  компрометации
НСПР - партия существует  на  деньги  торговцев  наркотиками,  ату  ее!  -
слишком громоздко и  чрезмерно  убедительно.  Да  еще  япон