ожил в этот конверт. Постоянно произносите Стихи из Псалма в Страстную
Пятницу и в Канун Дня Всех Святых, и, если ваш Род не  прервется,  через
годы должен явиться тот, кто оглянется в Прошлое и использует  Соли  или
материал для изготовления Солей, который вы ему оставили.  Смотри  Книгу
Иова, 14,14.
   Я счастлив, что вы снова в Салеме, и надеюсь, что вскоре смогу с вами
свидеться. Я приобрел доброго коня и намереваюсь купить коляску, благо в
Провиденсе уже есть одна (доктора Мерритта), хотя  дороги  здесь  плохи.
Если вы расположены к путешествию, не минуйте меня. Из Бостона  садитесь
в почтовую карсту через Дедхем, Рентем и Эттлборо: в каждом  из  этих  ,
городов имеется изрядная  таверна.  В  Рентеме  остановитесь  в  таверне
мистера Болкома, где  постели  лучше,  чем  у  Хетча,  но  отобедайте  у
последнего,  где  повар  искуснее.  Поверните  в  Провиденс   у   пороге
Дотуксета, затем следуйте по Дороге мимо  таверны  Сайлса.  Мой  Дом  за
Таун-стрит,  напротив  таверны  Эпенстуса  Одни,  к  северо-востоку   от
подворья Одни. Расстояние от Бостона - примерно сорок четыре мили.
   Сэр,  остаюсь  вашим  верным  другом  и  покорным   Слугой   во   имя
Альмонсина-Мстратона.
   Джозефус К. Мистеру Саймону Орну Вильяме Лейн, Салем".

2

   Как ни странно, именно это письмо указало Варду точное местоположение
дома Карвена в Провиденсе; ни одна запись, найденная им до сих  пор,  не
говорила об  этом  с  подобной  определенностью.  Открытие  было  важным
вдвойне, потому что  речь  шла  о  втором,  более  новом  доме  Карвена,
построенном в 1761 году рядом со старым, - обветшалом  здании,  все  еще
стоящем в Олни-Корт и хорошо известном Варду, который много раз проходил
мимо него во время своих скитаний по Степерс-Хилл. Место это было не так
уж далеко от его собственного дома, стоящего выше  по  склону  холма.  В
здании проживала сейчас негритянская  чета,  которую  время  от  времени
приглашали к Вардам для стирки, уборки и топки печей. На юношу произвело
огромное   впечатление   найденное   в   далеком   Салеме    неожиданное
доказательство  значения  этого  фамильного  гнезда  для   истории   его
собственной  семьи,  и  он  решил  сразу  же  по  возвращении  тщательно
осмотреть дом. Самые таинственные  фразы  письма,  которые  Чарльз  счел
своеобразными символами, в высшей степени заинтриговали  его;  и  легкий
холодок страха, смешанного  с  любопытством,  охватил  юношу,  когда  он
припомнил, что отрывок из Библии, отмеченный как  "Книга  Иова,  14,14",
был известным стихом: "Когда умрет человек, то будет ли он  опять  жить?
Во все дни определенного мне  времени  я  ожидал  бы,  пока  придет  мне
смена".
   Молодой Вард  приехал  домой  в  состоянии  приятного  возбуждения  и
следующую субботу  провел  в  долгом  и  утомительном  осмотре  дома  на
Олни-Корт.
   Здание, обветшавшее от древности, было довольно, скромным двухэтажным
особняком традиционного колониального  стиля,  с  простой  остроконечной
крышей, высокой дымовой трубой, расположенной в самом центре строения, и
входной дверью, покрытой вычурной  резьбой,  с  окошком  в  виде  веера,
треугольным фронтоном и тонкими колоннами в дорическом стиле. Внешне дом
почти совсем не изменился, и Вард  сразу  почувствовал,  что  наконец-то
вплотную соприкоснулся с мрачным объектом своего исследования.
   Нынешние обитатели  дома,  упомянутая  негритянская  чета,  были  ему
хорошо знакомы. Старый Эйза и его тучная  супруга  Ханна  очень  любезно
показали ему все внутреннее убранство. Здесь было  больше  перемен,  чем
можно было судить по внешнему виду здания, и Вард с сожалением  отметил,
что  большая  часть  мраморных  урн,  завитков,  украшавших  камины,   и
деревянной  резьбы  буфетов  и  стенных  шкафов  пропала,  а   множество
прекрасных панелей и лепных украшений отбиты, измазаны, покрыты глубоким
царапинами или даже полностью заклеены дешевыми обоями. В общем, зрелище
было не столь захватывающим, как ожидал Вард,  но  по  крайней  мере  он
испытывал некоторое волнение, стоя  в  стенах  жилища  одного  из  своих
предков, которое служило приютом такому страшному человеку,  как  Джозеф
Карвен. Мурашки пробежали  по  его  спине,  когда  он  заметил,  что  со
старинного медного  дверного  молотка  тщательно  вытравлена  монограмма
прежнего владельца.
   С этого момента и вплоть до окончания учебного года Вард проводил все
время  в  изучении  фотокопии  шифрованного  манускрипта  Хатчинсона   и
собранных данных о Карвене. Шифр все еще не поддавался разгадке, но зато
из документов Вард извлек так много нового, нашел  так  много  ключей  к
другим источникам,  что  решил  совершить  путешествие  в  Нью-Лондон  и
Нью-Йорк, чтобы познакомиться с некоторыми  старыми  письмами,  которые,
согласно его данным, должны были  там  находиться.  Поездка  была  очень
успешной: он нашел письма Феннера  с  описанием  нападения  на  ферму  в
Потуксете, а также послания Найтингал-Телбота, откуда узнал о  портрете,
написанном на одной из панелей в библиотеке Карвена.
   Особенно заинтересовало его упоминание о портрете: он многое был дал,
чтобы узнать, как выглядел Джозеф  Карвен,  и  принял  решение  еще  раз
осмотреть дом на Олни-Корт в надежде найти хоть какой-нибудь след  давно
умершего  человека  под  слоем  облупившейся  стародавней   краски   или
полуистлевших обоев.
   В начале августа Вард предпринял эти поиски, тщательно  осматривая  и
ощупывая стены каждой комнаты, достаточно  просторной  для  того,  чтобы
служить библиотекой бывшего владельца дома. Особое внимание  он  обращал
на панели над оставшимися нетронутыми каминами и  пришел  в  неописуемое
волнение, когда примерно через час обнаружил обширное  пространство  над
каминной доской в одной из комнат первого этажа, где поверхность панели,
с которой он соскреб несколько слоев краски, была  гораздо  темнее,  чем
обычная деревянная облицовка. Еще несколько осторожных  движений  острым
перочинным  ножом  -  и  Вард  убедился,  что  нашел  большой   портрет,
написанный масляной, краской.
   Проявив, как подлинный ученый, терпение и выдержку, юноша не  рискнул
повредить портрет, сцарапывая дальше краску ножом  в  попытке  сразу  же
посмотреть на обнаруженную картину; он  немедленно  покинул  место,  где
сделал свое открытие, и отправился за человеком, который мог бы  оказать
ему квалифицированную помощь. Через три дня он вернулся с очень  опытным
художником,  мистером  Уолтером  Дуайтом,  чья  мастерская  находится  у
подножия Колледж-Хилл, и искусный реставратор картин тотчас же  принялся
за работу, применяя свои испытанные методы и соответствующие  химические
вещества.
   Старый Эйза и его жена, несколько  встревоженные  визитами  необычных
посетителей,  были  должным   образом   вознаграждены   за   причиненные
неудобства.
   Работа художника продвигалась, и  Чарльз  Вард  со  все  возрастающим
интересом следил за тем, как на свет, после долгого забвения, появляются
все новые линии и тени. Дуайт начал реставрировать снизу,  и,  поскольку
портрет был в три четверти натуральной  величины,  лицо  появилось  лишь
спустя некоторое  время.  Но  уже  вскоре  стало  заметно,  что  на  нем
изображен худощавый мужчина правильного сложения, одетый  в  темно-синий
камзол, вышитый жилет, короткие штаны из черного атласа и белые шелковые
чулки, сидящий в резном кресле на фоне  окна,  через  которое  виднелись
верфи и корабли. Когда художник расчистил верхнюю часть  портрета,  Вард
увидел аккуратный парик и худощавое, спокойное, ничем не  примечательное
лицо, которое показалось знакомым как Чарльзу, так и художнику.  И  лишь
потом, когда прояснились все детали этого  гладкого,  бледного  лика,  у
реставратора и у его  заказчика  перехватило  дыхание  от  удивления:  с
чувством, близким к ужасу, они  поняли,  какую  зловещую  шутку  сыграла
здесь  наследственность.  Ибо  последняя  масляная  ванна  и   последнее
движение лезвия извлекли на  свет  божий  лицо,  скрытое  столетиями,  и
открыли пораженному Чарльзу Декстеру Варду,  чьи,  думы  были  постоянно
обращены в  прошлое,  его  собственные  черты  в  обличье  его  ужасного
прапрапрадеда!
   Вард  привел  родителей,  чтобы  те  полюбовались  на   открытую   им
диковинку, и отец тотчас же решил приобрести картину, хотя  сна  и  была
выполнена на вделанной в стену панели. Бросавшееся в  глаза  сходство  с
юношей, несмотря на то, что человек, изображенный на протрете, был  явно
старше, казалось чудом; какая-то странная игра природы  создала  точного
двойника Джозефа Карвена через полтора столетия. Миссис Вард  совершенно
не походила на своего отдаленного  предка,  хотя  она  могла  припомнить
нескольких родственников, которые имели какие-то черты, общие с се сыном
и давно умершим Карвеном. Она не особенно обрадовалась находке и сказала
мужу, что  портрет  лучше  было  бы  сжечь,  чем  привозить  домой.  Она
твердила, что в портрете есть что-то отталкивающее, он противен ей и сам
по себе, и особенно  из-за  необычайного  сходства  с  Чарльзом.  Однако
мистер  Вард,  практичный   и   властный   деловой   человек,   владелец
многочисленных ткацких фабрик в  Ривер-Пойнте  и  долине  Потуксета,  не
склонен был прислушиваться к  женской  болтовне  и  потакать  суевериям.
Портрет  поразил  его  сходством  с  сыном,  и  он  полагал,  что  юноша
заслуживает такой подарок.  Не  стоит  и  говорить,  что  Чарльз  горячо
поддержал отца в его решении. Через несколько дней  мистер  Вард,  найдя
владельца дома и пригласив юриста  -  маленького  человечка  с  крысиным
лицом и гортанным акцентом, купил весь камин вместе с  верхней  панелью,
на которой была написана картина, за назначенную им самим немалую  цену,
назвав которую, он положил конец потоку назойливых просьб и жалоб.
   Оставалось лишь снять панель и перевезти ее в дом  Вардов,  где  были
сделаны приготовления для окончательной реставрации портрета и установки
его в кабинете Чарльза на третьем этаже, над электрическим  камином.  На
Чарльза возложили задачу наблюдать за перевозкой,  и  двадцать  восьмого
августа он привел двух опытных рабочих из отделочной фирмы Крукера в дом
на Олни-Корт, где камин и панель  были  очень  осторожно  разобраны  для
погрузки в машину, принадлежащую фирме.  После  этого  в  стене  остался
кусок открытой кирпичной кладки, где начиналась труба; там молодой  Вард
заметил углубление величиной около квадратного фута, которое должно было
находиться прямо позади головы портрета.  Заинтересовавшись,  что  могло
означать или содержать ото углубление, юноша подошел и заглянул в  него.
Под толстым слоем пыли и сажи он нашел какие-то разрозненные пожелтевшие
листы бумаги, толстую тетрадь в грубой  обложке  и  несколько  истлевших
кусков ткани, в которые, очевидно, были завернуты документы.  Вард  сдул
пыль и пепел с бумаг, взял тетрадь и посмотрел на заголовок,  выведенный
на обложке почерком, который он научился узнавать в  Институте  Эссекса.
Тетрадь была озаглавлена "Дневник и заметки Джозефа Карвена, джентльмена
из Провиденса, родом из Салема". Вард, пришедший в неописуемое  волнение
при виде своей находки, показал тетрадь рабочим,  стоявшим  возле  него.
Ныне они клянутся  в  подлинности  найденных  бумаг,  и  доктор  Виллетт
полностью полагается на их слова, доказывая, что юноша в ту пору не  был
безумным,  хотя  в  его  поведении  уже  были  заметны   очень   большие
странности. Все другие бумаги также были написаны  почерком  Карвена,  и
одна  из  них,  может  быть,  самая  важная,  носила   многозначительное
название:
   "Тому,  Кто  Придет  Позже:  Как  Он  Сможет   Преодолеть   Время   и
Пространство Сфер". Другая была написана шифром, тем  же,  как  надеялся
Вард, что и манускрипт  Хатчинсона,  который  он  до  сих  пор  не  смог
разгадать. Третья, к радости  молодого  исследователя,  судя  по  всему,
содержала  ключ  к  шифру;  а  четвертая   и   пятая   были   адресованы
соответственно "Эдварду Хатчинсону и Джедедии Орну, эсквайрам,  либо  их
Наследнику или наследникам, а также Лицам, их Представляющим". Шестая  и
последняя  запись  называлась:  "Джозеф  Карвен,  Его  Жизнеописание   и
Путешествия; Где Останавливался, Кого Видел и Что Узнал".

3

   Сейчас мы  подходим  к  тому  периоду,  с  которого,  как  утверждают
психиатры ортодоксальной школы, началось безумие  Чарльза  Варда.  Найдя
бумаги своего прапрапрадеда, Чарльз сразу же просмотрел некоторые  места
и, по всей вероятности, нашел что-то, крайне интересное.  Но,  показывая
рабочим заголовки, он, казалось, особенно тщательно старался  скрыть  от
них сам текст и  проявлял  беспокойство,  которое  едва  ли  можно  было
объяснить   исторической   и   генеалогической.    ценностью    находки.
Возвратившись домой, он сообщил эту новость с  растерянным  и  смущенным
видом, словно желая  внушить  мысль  о  необычайной  важности  найденных
бумаг, не  показывая  их  самих.  Он  даже  не  познакомил  родителей  с
заголовками записей, а просто сказал им, что нашел несколько документов,
написанных  Карвеном,  большей  частью  шифром,  которые  следует  очень
тщательно изучить, чтобы понять, о чем  в  них  говорится.  Вряд  ли  он
показал  бы  рабочим  даже  заголовки,  если  бы   не   их   откровенное
любопытство. Во всяком случае, он, несомненно, не желал проявлять особую
скрытность, которая могла бы вызвать подозрения родителей и заставить их
специально обсуждать эту тему.
   Всю ночь Чарльз Вард просидел  у  себя  в  комнате,  читая  найденные
бумаги, и с рассветом не прервал своего занятия. Когда мать позвала его,
чтобы узнать, что случилось, он попросил принести завтрак  наверх.  Днем
он показался лишь на короткое время, когда пришли рабочие  устанавливать
камин и портрет Карвена  в  его  кабинете.  Следующую  ночь  юноша  спал
урывками, не  раздеваясь,  так  как  продолжал  лихорадочно  биться  над
разгадкой шифра, которым был записан манускрипт. Утром его мать увидела,
что он работает над фотокопией Хатчинсоновой  рукописи,  которую  раньше
часто ей показывал, но, когда она спросила, не может ли ему помочь ключ,
данный в бумагах Карвена, он ответил отрицательно. Днем, оставив  труды,
он, словно зачарованный, наблюдал за  рабочими,  завершавшими  установку
портрета в раме над хитроумным устройством в камине, где большое  полено
весьма реалистически пылало электрическим огнем, и подгонявшими  боковые
панели камина, чтобы они не особенно  выбивались  из  общего  оформления
комнаты. Передняя панель, на которой был написан портрет, была подпилена
и установлена так, что позади нее  образовалось  что-то  вроде  стенного
шкафа.
   После ухода рабочих  Чарльз  окончательно  переселился  в  кабинет  и
расположился там, поглядывая то на разложенные перед ним бумаги,  то  на
портрет, который взирал на него, словно состарившее его  облик  зеркало,
напоминающее   о   прошлом   столетии.   Родители   Чарльза,   вспоминая
впоследствии о поведении сына в то  время,  сообщают  интересные  детали
относительно  его  стараний  скрыть  предмет   своих   исследований.   В
присутствии слуг он  редко  прятал  какой-либо  из  документов,  который
изучал, ибо совершенно справедливо предполагал, что сложная и  архаичная
писанина Карвена будет им не по силам.
   Однако в обществе родителей он проявлял большую осторожность, и  хотя
упомянутый манускрипт был написан  шифром,  то  есть  представлял  собой
просто кучу загадочных символов и неведомых идеограмм (как  и  рукопись,
озаглавленная "Тому, Кто  Придет  Позже..."),  он  накрывал  его  первым
попавшимся листом бумаги. На ночь юноша  крепко  запирал  все  бумаги  в
старинный шкафчик, стоявший у него в кабинете. Так же он поступал всякий
раз,  выходя  из  комнаты.  Вскоре  он  приобрел  постоянные   привычки,
установив  для  себя  определенные  часы  работы;  его  долгие  прогулки
прекратились, и, казалось, он был занят только бумагами. Начало  занятий
в школе, где Чарльз учился в выпускном классе,  было  для  него  большой
помехой, и он  неоднократно  заявлял,  что  по  се  окончании  не  будет
поступать в колледж. Он говорил, что должен заняться чрезвычайно важными
специальными исследованиями,  которые,  по  его  словам,  дадут  гораздо
больше знаний, чем все университеты мира.
   Естественно, выдержать такое напряжение в течение многих дней, ни  на
что не отвлекаясь, мог лишь человек, который всегда был более или  менее
прилежен,  склонен  к  занятиям  наукой  и  одиночеству.  Вард  же   был
прирожденным ученым-отшельником, поэтому родители не столько удивлялись,
сколько сожалели о его строгом затворничестве  и  скрытности.  В  то  же
время и отец, и мать сочли странным, что он  не  показал  им  ни  одного
листочка из найденного сокровища и не сказал ничего связного  о  данных,
которые удалось получить.
   Эту таинственность, он объяснял своим желанием подождать до тех  пор,
пока он не сможет предоставить свое открытие как нечто  цельное,  но  по
мере того, как недели проходили без дальнейшего прогресса, между  ним  и
его семьей росла стена, подкрепляемая неприятием матерью его  дальнейших
исследований.
   В октябре Вард снова начал посещать библиотеки, но уже не по вопросам
старины.  Теперь  он  искал  литературу  по  колдовству  и   волшебству,
оккультизму и демонологии, и когда библиотеки Провиденса исчерпали  себя
он сел на поезд до  Бостона,  чтобы  там  рыться  в  богатствах  большой
библиотеки в Коплей-Сквер,  Гарвардской  и  Зинонской  исследовательской
библиотек, где были доступны редкие работы на библейскую тематику.
   Он купил и быстро заполнил целый ряд полок странными, собственноручно
собранными, материалами. В течение Рождества он сделал серию поездок  по
городам, включая Салем -  чтобы  разобраться  с  некоторыми  материалами
Эссекского Института.
   К середине Января, 1920 года, в поведении Варда  появились  некоторые
черты триумфа, несколько неожиданные для него, и теперь его  уже  нельзя
было застать за работой над Хатчинсонским шифром. Вместо  этого  он  вел
двойные исследования в области химии и  просмотра  архивов,  приспособив
для этого лабораторию в неиспользуемом чердаке дома, и для последнего он
часто обращался  к  источникам  демографической  статистики  Провиденса.
Местные наркодилеры  и  фармацевты,  позже  подвергнутые  допросу,  дали
удивительные и вроде бы бессмысленные каталоги  веществ  и  инструментов
приобретенных  им.  Но  показания  клерков  Государственной  резиденции,
Здания муниципалитета,  и  различных  библиотек  сходились  в  том,  что
предметом второго  направления  его  исследований  была  могила  Джозефа
Карвена, с надгробья которой  старшими  поколениями  было  осмотрительно
стерто его имя.
   Постепенно в  семье  Вардов  росло  подозрение  в  том,  что  с  ним,
происходит что то странное. Небольшие  странности  в  поведении  Чарльза
быстро сменились растущей страстью к тайнам, склонностью к уединенности,
которые прежде не были ему присущи. Было похоже, что  он  только  делает
вид, что учится, и хотя он ни разу не  потерпел  провала  на  экзаменах,
было очевидно что круг его интересов сильно  изменился:  он  колдовал  в
своей химической лаборатории, где  валялась  куча  старинных  опусов  по
алхимии, рылся в старых записях погребений во всех  церквах  города  или
склонялся, словно зачарованный, над книгами по оккультным наукам в своем
кабинете, где удивительно похожее на него, можно даже сказать, все более
похожее, лицо Джозефа Карвена бесстрастно смотрело с панели на  северной
стене.
   В конце марта к архивным изысканиям  Варда  прибавились  таинственные
вылазки на заброшенные  городские  кладбища.  Причина  этого  выяснилась
позже, конца от клерков мэрии стало известно, что  он,  вероятно,  нашел
важный ключ к разгадке. Кроме  могилы  Джозефа  Варда  его  интересовало
погребение некого  Нафтали  Филда.  Причина  этого  интереса  выяснилась
позже, когда в  бумагах  Варда  была  найдена  копия  кратко