ий  брат
Люка, крикнул, что он видит издали, как от проклятой фермы поднимается к
звездам "красный туман". Это заметил только  ребенок,  но  Люк  отмечает
многозначительное совпадение - в это момент  три  кошки,  находящиеся  в
комнате, были охвачены необъяснимым страхом, от которого  они  выгнулись
горбом, и шерсть стала у них дыбом на спине.
   Через пять минут подул  ледяной  ветер,  и  воздух  наполнился  таким
нестерпимым  зловонием,  что  только  свежий   морской   бриз   не   дал
почувствовать его группе нападающих" находящейся на берегу, или  кому-то
иному в селении Потуксет. Это зловоние не было похоже ни на какой запах,
который Феннерам приходилось ощущать прежде, и вызывало какой-то  липкий
бесформенный  страх,  намного  сильнее  того,  что  испытывает  человек,
находясь на кладбище у раскрытой могилы. Вскоре  после  этого  прозвучал
зловещий голос,  который  никогда  не  суждено  забыть  тому,  кто  имел
несчастье его услышать. Он прогремел с неба, словно  вестник  гибели,  и
когда замерло его эхо, во всех окнах задрожали стекла. Голос был  низким
и музыкальным, сильным, словно звуки органа,  но  зловещим,  как  тайные
книги арабов. Никто не мог сказать, какие слова он произнес, ибо говорив
он на незнакомом языке, но Люк Феннер попытался записать услышанное:
   "деесме-ес-джесхет-бонедосефедувема-энттемосс". До 1919 года ни  одна
душа не усмотрела связи этой приблизительной записи с чем-либо известным
людям ранее, но Чарльз Вард покрылся внезапной бледностью, узнав  слова,
которые Мирандола определил как самое страшное заклинание, употребляемое
в черной магии. Этому дьявольскому  зову  ответил  целый  хор  отчаянных
криков, без сомнения человеческих, которые раздались  со  стороны  фермы
Карвена,  после  чего  к  зловонию  примешался  новый  запах,  такой  же
нестерпимо  едкий.  К  крикам  присоединился  ясно  различимый  вой,  то
громкий,  то  затихающий,  словно  перехваченный  спазмами.  Иногда   он
становился почти членораздельным, хотя ни  один  из  слушателей  не  мог
различить слов; иногда переходил в  страшный  истерический  смех.  Потом
раздался  вопль  ужаса,  крик   леденящего   безумия,   вырвавшийся   из
человеческих глоток, ясный и громкий, несмотря  на  то,  что,  вероятно,
исходил из самых глубин  подземелья,  после  чего  воцарились  тишина  и
полный мрак. Клубы едкого дыма поднялись к небу, затмевая  звезды,  хотя
нигде не было видно огня и ни одна постройка на ферме  Карвена  не  была
повреждена, как оказалось на следующее утро.
   Незадолго до рассвета двое людей в пропитанной  чудовищным  зловонием
одежде постучались к Феннерам и попросили у них кружку рома, за  который
очень щедро заплатили. Один из  них  сказал  Феннерам,  что  с  Джозефом
Карвеном покончено и что им не следует ни  в  коем  случае  упоминать  о
событиях этой ночи. Как ни самонадеянно звучал приказ, в нем было нечто,
не позволяющее его ослушаться, словно  он  исходил  от  какой-то  высшей
власти, обладающей страшной силой; так что  об  увиденном  и  услышанном
Феннерами в ту ночь рассказывают лишь случайно  уцелевшие  письма  Люка,
которые он  просил  уничтожить  по  прочтении.  Только  необязательность
коннектикутского родственника, которому писал Люк - ведь письма в  конце
концов уцелели, - сохранила это событие  от  всеми  желаемого  забвения.
Чарльз Вард мог добавить одну деталь, добытую им после долгих расспросов
жителей Потуксета  об  их  предках.  Старый  Чарльз  Слокум,  всю  жизнь
проживший в этом селении, сказал, что до его дедушки дошел странный слух
- будто бы в поле недалеко от селения через неделю после того, как  было
объявлено  о  смерти  Джозефа   Карвена,   было   найдено   обуглившееся
изуродованное тело. Разговоры об этом долго не умолкали, потому что этот
труп,  правда,  сильно  обгоревший,  не  принадлежал  ни  человеку,   ни
какому-нибудь животному, знакомому жителям Потуксета  или  описанному  в
книгах.
   Никто  из  тех,  кто  предпринял  ночной  набег,  ничего  о  нем   не
рассказывал, и все подробности, дошедшие до  нас,  переданы  людьми,  не
участвовавшими  в  сражении.  Поразительна   тщательность,   с   которой
непосредственные участники штурма избегали малейшего упоминания  об  это
предмете.
   Восемь моряков были убиты, но, хотя их тела не были переданы  семьям,
те удовольствовались рассказом о столкновении с  таможенниками.  Так  же
были объяснены и многочисленные раны, тщательно  забинтованные  доктором
Джейбзом  Бовеном,  который  сопровождал  отряд.  Труднее   всего   было
объяснить странный запах, которым пропахли вес  участники  штурма  -  об
этом  говорили  в  городе  несколько  недель.  Из  тех,  кто  командовал
группами, самые тяжелые ранения получили капитан Виппл и Мозес Браун,  и
письма, отправленные их женами своим родственникам,  говорят  о  том,  в
каком отчаянии были эти женщины, когда раненые решительно  запретили  им
прикасаться к повязками и менять их.
   Участники нападения на ферму Карвена сразу  как-то  постарели,  стали
раздражительными  и  мрачными.  К  счастью,  вес  они   были   сильными,
привыкшими действовать в самых тяжелых условиях, и кроме того,  искренне
религиозными людьми, ортодоксами, не признающими никаких  отклонений  от
привычных им верований. Умей они глубже  задумываться  над  пережитым  и
обладай более развитым интеллектом, они бы, возможно, серьезно заболели.
Тяжелее всего пришлось Президенту Меннингу, но  и  он  сумел  преодолеть
мрачные воспоминания, заглушая их молитвами. Каждый из  этих  выдающихся
людей сыграл в будущем  важную  роль.  Не  более  чем  через  двенадцать
месяцев после этого события,  капитан  Виппл  был  во  главе  восставшей
толпы, которая сожгла таможенное судно "Теспи", и в  этом  его  поступке
можно  усмотреть  желание  навсегда  избавиться  от   ужасных   образов,
отягощающих его память, сменив их другими воспоминаниями.
   Вдове Джозефа Карвена отослали запечатанный свинцовый  гроб  странной
формы, очевидно найденный на ферме, где он  был  приготовлен  на  случай
необходимости; в нем, как ей сказали, находилось тело мужа. Ей объявили,
что он был убит в стычке с таможенниками, подробностей которой ей  лучше
не знать. Больше  никто  ни  словом  не  обмолвился  о  кончине  Джозефа
Карвена, и Чарльз Вард имел в своем распоряжении лишь неясный намек,  на
котором построил свою теорию. Это была лишь тонкая нить  -  подчеркнутый
дрожащей рукой  пассаж  из  конфискованного  послания  Джедедии  Орна  к
Карвену, которое было частично переписано почерком  Эзры  Видена.  Копия
была найдена у потомков Смита, и можно было лишь  гадать,  отдал  ли  ее
Виден  своему  приятелю,  когда  все  было   кончено,   как   объяснение
случившихся с ними чудовищных вещей,  либо,  что  было  более  вероятно,
письмо находилось у Смита еще  до  этого,  и  он  подчеркнул  эти  фразы
собственной рукой. Вот какой отрывок подчеркнут в этом письме:
   "Я вновь и вновь говорю Вам:  не  вызывайте  Того,  кого  не  сможете
Покорить воле своей. Под сими словами подразумеваю я Того, кто сможет  в
свою Очередь призвать против Вас такие силы, против  которых  бесполезны
окажутся Ваши самые сильные инструменты и  заклинания.  Проси  Меньшего,
ибо Великий может не пожелать дать тебе Ответа, и в его власти окажешься
не только ты, но и много большее".
   В свете этого пассажа, размышляя  о  том,  каких  невыразимо  ужасных
союзников мог вызвать силами магии Карвен в минуту отчаяния, Чарльз Вард
задавал себе вопрос, действительно ли его предок пал от руки  одного  из
граждан Провиденса.
   Влиятельные  люди,  руководившие  штурмом  фермы  Карвена,  приложили
немало усилий к тому, чтобы всякое  упоминание  о  нем  было  стерто  из
памяти людей и из анналов города. Вначале они  не  были  так  решительно
настроены и позволили вдове погибшего, его тестю и дочери  оставаться  в
полном  неведении  относительно  истинного  положения  дел;  но  капитан
Тиллингест  был  человеком  хитрым  и  проницательным  и   скоро   узнал
достаточно, чтобы ужаснуться и потребовать от своей  дочери  возвращения
девичьей фамилии. Он приказал сжечь все  книги  покойного  и  оставшиеся
после него бумаги и стереть надпись с надгробия на могиле  своего  зятя.
Он был хорошо знаком с капитаном Випплем  и,  вероятно,  получил  больше
сведений от бравого моряка, чем кто-нибудь иной, относительно  последних
минут колдуна, заклейменного вечным проклятием.
   С этого времени было строго запрещено упоминать даже  имя  Карвена  и
приказано уничтожить все касающиеся его записи  в  городских  архивах  и
заметки в местной газете.
   Миссис Тиллингест, как стала  называться  вдова  Карвена  после  1772
года, продала дом на Олни-Корт и жила вместе со  своим  отцом  на  Павер
Лейн  до  самой  смерти,  которая  последовала  в  1817  году.  Ферма  в
Потуксете, которую все избегали, с годами ветшала и, казалось, пришла  в
запустение в невиданной быстротой. К 1780  году  там  оставались  только
каменные и кирпичные здания, а к 1800 году даже они превратились в груду
развалин. Никто не осмеливался пробраться через разросшийся кустарник на
берегу реки, где могла  скрываться  потайная  дверь,  никто  не  пытался
представить себе обстоятельства, при которых Джозефа Карвена лишь смерть
спасла от ужасов, вызванных им самим.
   И только дородный капитан Виппл время от времени  бормотал  себе  под
нос, как утверждали люди, обладавшие хорошим слухом, не совсем  понятные
слова:
   "Чума его возьми... если уж вопишь, то не  смейся...  Этот  проклятый
мерзавец напоследок припрятал самое  скверное...  Клянусь  честью,  надо
было сначала сжечь его дом". Глава третья ПОИСКИ И ВОПЛОЩЕНИЕ

1

   Как мы уже говорили, Чарльз Вард только в 1918 году узнал, что Джозеф
Карвен - один из его предков. Не следует удивляться тому, что он  тотчас
же проявил живейший интерес ко всему,  касающемуся  этого  таинственного
человека, каждая позабытая подробность жизни которого стала для  Чарльза
чрезвычайно важной, ибо в нем самом текла кровь Джозефа  Карвена.  Да  и
всякий  специалист  по  генеалогии,  наделенный  живым  воображением   и
преданный  своей  науке,  не  преминул  бы  в  подобном  случае   начать
систематический сбор данных о Карвене.
   Свои первые находки он не пытался держать в  тайне,  так  что  доктор
Лайман даже колебался, считать  ли  началом  безумия  молодого  человека
момент, когда он узнал о своем родстве с Карвеном,  или  отнести  его  к
1919 году. Он обо всем рассказывал родителям, хотя матери  не  доставило
особого удовольствия известие, что среди се предков есть такой  человек,
как Карвен, - и работникам многих музеев и библиотек,  которые  посещал.
Обращаясь к владельцам частных  архивов  с  просьбой  ознакомить  его  с
имеющимися в  их  распоряжении  записями,  он  не  скрывал  своей  цели,
разделяя их несколько насмешливое и  скептическое  отношение  к  авторам
старых дневников и писем. Он часто выказывал искренний интерес  к  тому,
что  же  в  действительности  произошло  полтораста  лет  назад  на  той
потуксетской ферме, чье местоположение он тщетно  старался  отыскать,  и
кем собственно был Джозеф Карвен.
   Получив в свое распоряжение дневник Смита и  его  архив  и  обнаружив
письмо от Джедедии Орна, он решил посетить Салем,  чтобы  выяснить,  как
провел Карвен молодость и с кем был там связан, что он и сделал во время
пасхальных каникул в 1919 году. В Институте  Эссекса,  который  был  ему
хорошо знаком по прошлым визитам  в  этот  очаровательный  романтический
старый город с полуобвалившимися английскими  фронтонами  и  теснящимися
друг к другу остроконечными кровлями, Чарльз был очень любезно принят  и
нашел множество данных о предмете своего исследования. Он узнал, что его
отдаленный предок родился в Салем-Виллидже, ныне Денвер, в семи милях от
города, восемнадцатого февраля (по старому стилю) 1662  или  1663  года,
что он удрал из дому в возрасте пятнадцати лет, стал  моряком,  вернулся
домой  только  через  девять  лет,  приобретя  речь,  одежду  и   манеры
английского джентльмена, и осел в Салеме. В эту пору он почти  прекратил
общение с членами своей семьи, проводя большую часть времени в  изучении
невиданных здесь прежде книг,  вывезенных  им  из  Европы,  и  занимаясь
химическими опытами с веществами, привезенными на  кораблях  из  Англии,
Франции и Голландии. Иногда он совершал экскурсии по окрестным селениям,
что стало предметом пристального наблюдения со стороны местных  жителей,
которые связывали их со слухами  о  таинственных  кострах,  пылавших  по
ночам на вершинах холмов, и не переставали об этом шептаться.
   Единственными близкими друзьями Карвена были некие  Эдвард  Хатчинсон
из Салем-Виллиджа и Саймон Орн из Салема. Часто видели, как он беседовал
с этими людьми о городских делах, они нередко посещали друг  друга.  Дом
Хатчинсона стоял почти в самом лесу и заслужил  дурную  репутацию  среди
достойных  людей,  ибо  по  ночам  оттуда  доносились  странные   звуки.
Говорили, что к нему являются  не  совсем  обычные  посетители,  а  окна
комнат часто светятся разным цветом. Большие подозрения вызывало  и  то,
что он знал слишком много о давно умерших людях, о полузабытых событиях.
Он исчез, когда началась знаменитая салемская охота на ведьм, и более  о
нем никто не слышал.
   Тогда же из города выехал и Джозеф Карвен, но в Салеме скоро  узнали,
что он обосновался в Провиденсе. Саймон Орн  прожил  в  Салеме  до  1720
года, но его слишком юный  вид,  несмотря  на  почтенный  возраст,  стал
привлекать всеобщее внимание. Тогда он бесследно исчез, но тридцать  лет
спустя в Салем приехал его сын, похожий на него как две  капли  воды,  и
предъявил свои права на наследство. Его  претензии  были  удовлетворены,
ибо он представил документы, написанные хорошо всем  известным  почерком
Саймона Орна. Джедедия Орн продолжал жить в Салеме вплоть до 1771  года,
когда письма от  уважаемых  граждан  города  Провиденса  к  преподобному
Томасу Бернарду и некоторым другим привели  к  тому,  что  Джедедию  без
всякого шума отправили в края неведомые.
   Некоторые документы, в которых речь шла о весьма странных вещах, Вард
смог  получить  в  Институте  Эссекса,  судебном  архиве  и  в  записях,
хранившихся в Ратуше. Многие  из  этих  бумаг  содержали  самые  обычные
данные - названия земельных участков, торговые счета и тому подобное, но
среди них попадались и более интересные сведения;  Вард  нашел  три  или
четыре бесспорных указания на то, что его непосредственно  интересовало.
В записях процессов о колдовстве упоминалось, что некая  Хепзиба  Лоусон
десятого июля 1692 года в суде Ойера и Терминена присягнула перед судьей
Хеторном в том, что "Сорок ведьм  и  Черный  Человек  имели  обыкновение
устраивать шабаш в лесу за домом мистера Хатчинсона", а некая Эмити  Хоу
заявила на судебном заседании от восьмого августа  в  присутствии  судьи
Джедни, что "в ту Ночь Дьявол отметил своим Знаком Бриджет С., Джонатана
Э., Саймона О., Деливеренс В., Джозефа К., Сьюзен  П.,  Мехитейбл  К.  и
Дебору В".
   Существовал кроме того каталог  книг  с  устрашающими  названиями  из
библиотеки Хатчинсона, найденный после его исчезновения, и незаконченный
зашифрованный манускрипт, написанный его почерком, который никто не смог
прочесть. Вард заказал фотокопию этой  рукописи  и  сразу  же  после  ее
получения  стал  заниматься  расшифровкой.  К  концу  августа  он  начал
работать над ней особенно интенсивно, почти не отрываясь, и впоследствии
из его слов и поступков можно было сделать  вывод,  что  в  октябре  или
ноябре он наконец нашел ключ к шифру. Но юноша никогда прямо не  говорил
о том, удалось ли ему добиться успеха.
   Еще  более  интересным  оказался  материал,  касающийся  Орна.  Варду
понадобилось очень немного времени, чтобы доказать,  что  Саймон  Орн  и
тот, кто объявил себя его сыном, в действительности  -  одно  лицо.  Как
писал Орн приятелю, вряд ли было разумно при  его  обстоятельствах  жить
слишком долго в Салеме, поэтому он  провел  тридцать  лет  за  пределами
родины и вернулся за своей собственностью уже как  представитель  нового
поколения.  Орн,  соблюдая  все  предосторожности,  тщательно  уничтожил
большую часть своей корреспонденции, но люди, которые занялись его делом
в 1771 году,  сохранили  несколько  документов  и  писем,  вызвавших  их
недоумение. Это были загадочные формулы и диаграммы с надписями, которые
были сделаны рукой Орна и  другим  почерком  и  которые  Вард  тщательно
переписал или сфотографировал, а также  в  высшей  степени  таинственное
письмо,  написанное,  как  явствовало  из  его  сличения  с   некоторыми
уцелевшими отрывками в городской книге актов, без всякого сомнения рукой
Джозефа Карвена.
   Это письмо было, очевидно, составлено раньше конфискованного послания
Орна. По содержанию Вард установил дату его написания - несколько  позже
1750 года.  Небезынтересно  привести  текст  этого  письма  целиком  как
образец стиля человека, внушавшего страх современникам, чья  жизнь  была
столь таинственна.
   К получателю письма Карвен обращается "Саймон", но это имя  постоянно
перечеркивается. (Вард не мог определить кем: Карвеном или Орном).
   "Провиденс, I мая.
   Брат мой!
   Приветствую Вас, мой достоуважаемый старинный друг, и да будет  вечно
славен Тот, кому мы служим, дабы овладеть абсолютной властью.  Я  только
что  узнал  нечто,  любопытное  также  для   Вас,   касательно   Границы
Дозволенного и того, как  поступать  относительно  этого  должно.  Я  не
расположен следовать  примеру  Вашему  и  покинуть  город  из-за  своего
возраста, ибо в Провиденсе, не в пример  Массачусетсу,  не  относятся  с
Нетерпимостью к Вещам неизвестным и необычным и не предают людей Суду  с
подобной Легкостью. Я связан заботами о своих товарах и торговых судах и
не смог бы поступить так, как Вы, тем паче, что ферма  моя  в  Потуксете
содержит в своих подземельях то, что Вам известно и что не  будет  ждать
моего возвращения под личиной Другого.
   Но я готов к любым превратностям Фортуны,  как  уже  говорил  Вам,  и
долго размышлял о путях к Возвращению. Прошлой Ночью я напал  на  Слова,
призывающие ИОГ-СОТОТА, и в первый Раз узрел сей  лик,  о  косм  говорит
Ибн-Шакабак в некоей книге. И Он сказал, что IX псалом Книги  Проклятого
содержит Ключ.
   Когда Солнце перейдет в пятый Дом, а Сатурн окажется в  благоприятном
Положении, начерти Пентаграмму Огня и трижды произнеси IX Стих. Повторяй
сей Стих каждый раз в Страстную Пятницу и в канун  Дня  Всех  Святых,  и
предмет сей зародится во Внешних Сферах.
   И из Семени Древнего Предка возродится Тот, кто заглянет  в  Прошлое,
хотя и не ведая своих целей.
   Но нельзя Ничего ожидать от этого, если не будет  Наследника  и  если
Соли или способ изготовления Солей будут еще не готовы. И здесь я должен
признаться, что не предпринял достаточно  Шагов,  дабы  открыть  Больше.
Процесс проходит весьма туго и требует такого Количества Специй, что мне
едва  удастся  добыть   довольно,   несмотря   на   множество   моряков,
завербованных мною в Вест-Индии. Люди  вокруг  меня  начинают  проявлять
любопытство, но я могу держать их на должном  расстоянии.  Знатные  хуже
Простонародья, ибо входят во  всякие  мелочи  и  более  упорны  в  своих
Действиях,  кроме  того,  их  слова  пользуются  большей   верой.   Этот
Настоятель и доктор Мерритт, как я опасаюсь, проговорились кое о чем, но
пока нет никакой Опасности. Химические  субстанции  доставать  нетрудно,
ибо в городе два  хороших  аптекаря  -  доктор  Бовен  и  Сент-Керью.  Я
выполняю инструкции Бореллуса и  прибегаю  к  помощи  VII  Книги  Абдула
Альхазреда. Я уделю вам долю из всего, что мне удастся получить. А  пока
что не проявляйте небрежения в использовании  Слов,  которые  я  сообщил
вам. Я переписал их со всем тщанием, но, если вы питаете Желание увидеть
Его, примените то, что записано на Куске некоего пергамента,  который  я
вл