орожденные  детеныши,  и  даже не из
одного злосчастного, случайно погибшего выводка, а зверьки разной породы.
     - Как же это вы так? - невольно вырвалось у девушки. Белобрысый молодец
воззрился на нее с удивлением:
     - Мы? При чем здесь мы?
     - Ты еще не  в курсе, - досадливо нахмурился Теймураз, которому явно не
хотелось объяснять некоторые вещи Варваре при посторонних. - Я не успел тебя
предупредить,  что здесь это в порядке вещей. Как  экспедиция,  так  с пяток
слепышей обязательно подбираем.  Прямо под кустами валяются. Хотя это  и  не
вяжется...
     Выразительное лицо его приобрело  гримасу холодной брезгливости, отнюдь
его  не украшающей,  словно он узрел на  блистательном лике Степухи  грязную
кляксу. Ну естественно, ведь брошенные слепыши -  это просто  несовместимо с
общим   характером   их   обожаемой  планеты.   Воплощенного   рая.  Тарелки
обетованной.
     - Да, в высшей степени странно, - безжалостно подтвердила Варвара. - По
земным меркам это детеныши сильные,  жизнеспособные. Все  способы реанимации
перепробовали?
     - Ну, Евгений  Иланович вам  живого  бы не  отдал.  -  От  добродушного
великана так  и  пахнуло  омерзительным  холодом, словно  из  сублимационной
камеры. - А вы что, не были у него в вольере?
     - Нет. Меня отрядили на капусту.
     - А-а, -  многозначительно изрек непредставившийся  молодец. - Так вот,
Евгений Иланович считает, что эволюция на Степаниде  гораздо стремительнее и
пластичнее,  чем мы  можем  себе  представить.  Несколько тысяч лет  назад -
точную масштабную  шкалу палеоэкологи нам выдадут не скоро - здесь  внезапно
началось  падение  численности большинства видов.  Может, виноваты  те,  кто
прилетел сюда  раньше нас,  но  это вопрос пока спорный. Но  так  или иначе,
природа ответила изменением репродуктивной схемы, то есть вместо одного-двух
крупных  детенышей стало  рождаться  пять-шесть мелких. Но  некоторые  особи
просто не в  силах  угнаться за  этими капризами эволюции, и вот результат -
теряют собственных слепышей. Или позволяют им потеряться...
     - Где это ты видел, чтобы самка потеряла  самого сильного из выводка? -
мрачно проговорил  Теймураз,  отбирая  пеструю тушку у  Варвары  и для пущей
убедительности  встряхивая  ее перед самым носом у гостя. - Не знаю, как там
по  гипотезе  Сусанина, но ты  же не в первой вылазке за  Стену, где  это ты
видел выводки по пять-шесть медоедышей? Их  два-три, и только  один -  такой
крупный. А подгонять это под прилет неизвестно кого...
     -  Знаешь, мне  ваши дилетантские  вопли на каждом  симпозиуме  вот как
надоели! Вместе с вашей угрозой вырождения...
     -  Ну,  она  стоит  вашей  не  менее  дилетантской   теории  иридиевого
отравления, не говоря уже о гипотезе "магнитопароксизма"!
     - Брэк, - сказала Варвара. - Мне еще роботов распаковывать.
     -  Кстати,  Сусанин  просил передать,  что  если вечером  у  вас  будет
свободное  время,  то  с  девяти  до двенадцати  дежурить  некому:  Параскив
заболел, а Евгению Илановичу хоть пару часов поспать надобно.
     -  Кибами обойдутся,  -  жестко отрезал Теймураз. -  Ишь  моду  завели:
человек освоиться не успел, а им уже все дырки в расписании затыкают.  Ты не
позволяй, Варвара.
     - А что... с ним? - неожиданно для себя спросила девушка.
     -   Ничего  особенного,   простудился.   Вчера   очередного  новенького
выхаживал, которого мамаша бросила. Корова.
     Последнее прозвучало отнюдь не зоологическим термином.
     - А я думала, аполины его украли, играючи.
     -  Аполины подбирают только тех, которых мамаши забывают, уходя в море,
- по  тону Теймураза нетрудно  было догадаться,  что он  старается как можно
быстрее развязаться и с неприятной темой,  и с непрошеным посетителем.  - Ну
ладно, скажешь своему диктатору, что я вечером приду.
     - Нет, почему же? - быстро возразила Варвара. - С тебя довольно и того,
что  ты  меня  выхаживаешь.  Как  теленка.  Так  что передайте  Сусанину:  я
подежурю, как только отогреюсь.
     - Тогда до полуночи, а там мы  вас  сменим.  -  Кивок,  предназначенный
Теймуразу, мало было назвать предельно сухим.
     Теймураз, сумрачно уставясь на свои босые ноги, долго выдерживал паузу,
дожидаясь, пока стихнут шаги на крыльце.
     - Добился своего,  фе-но-тип.  -  Было  очевидно,  что  раздражение его
относится  не столько  к  непрошеному посетителю, сколько  к вышеупомянутому
Сусанину. - И  с мысли сбил к тому  же. А  я хотел тебя предупредить. Видишь
ли, то,  что с тобой приключилось,  не кажется мне случайным. Ты смотришь на
нашу Степуху недоброжелательно, предвзято... Она отвечает тем же.
     Варвара изумилась: он мялся и  подбирал  слова, что было совсем на него
не похоже.
     - Я понимаю, - продолжал  он, - ты такой  человек... Я даже имею в виду
не твое водоплаванье, а профессию...
     -  Да,  -  резко  оборвала  она  его:  терпеть  не могла  разговоров  о
собственной особе. - Да, я такой человек. Все, рожденные в воде, удивительно
общительны и  дружелюбны,  а  вот  все  таксидермисты, насколько я  их знаю,
феноменально  неконтактны.  Вот и получился  из меня гибрид, которого только
подведи к стене с двумя воротами,  черными и белыми, - он обязательно влезет
в черную дверь. Потому что за ней заведомо интереснее.
     Она снова забралась  под  два одеяла, и  оттуда  ее  приглушенный голос
звучал особенно ворчливо:
     - А  что  касается  инцидента в бухте, то  просто  я  пробыла под водой
гораздо дольше, чем любой из вас. Ведь легко допустить, что эффект янтарного
миража  возникает  только  на  пятой  или  шестой  минуте.  Ну,  как  пленка
проявляется -  нужен определенный интервал времени.  Никто из вас  просто до
начала  представления под водой не досидел: ведь,  кроме  меня, здесь больше
нет нэд'о?
     - Нэд'о... -  гортанно повторил он. - Нет, таких  больше нет. Таких же,
как ты, по-видимому, вообще больше на свете нет. Потому что ты выбираешь  не
черную дверь... А, закончим.
     - Ладно уж, договаривай!
     - Не стоит. Кстати,  и  насчет моря  ты  не  права -  мы  спускались  с
аквалангами, и надолго. Не видели ничегошеньки.
     - Это только означает, что загадочный "фактор икс", по воле или расчету
которого зажигаются миражи, не  считает аквалангиста  человеком или, вернее,
аквалангиста он принимает за разумное существо, а голенького пловца - нет.
     -  Вот-вот!  - мрачно обрадовался Теймураз. - Вот именно это я и имел в
виду, что  ты  не  выбираешь реальную  дверь, ни черную, ни  белую; а вместо
этого  ты на глухой стене рисуешь новую, в действительности не существующую,
серо-буро-малиновую...
     -  В  крапинку!  -  подхватила  Варвара. -  А  знаешь,  что это  такое?
Бадахшанский порфирит - дивной красоты камень.
     - Мне  кажется, мы  перестали понимать друг друга, - с какой-то детской
обидой проговорил Теймураз.- А я-то поначалу обрадовался, что появился у нас
человек, с которым мне наконец-то будет легко и просто...
     Варвара вдруг ощутила острую жалость  и к нему, и к себе. Она ведь тоже
радовалась.
     -  Это потому, что  ты  меня  принял, как  Степуху свою - всю  в белом.
Полутораметровая снежинка.  А я  ведь  даже  не черная. Я  - в крапинку,  и,
увидев чудо эдакое,  ты решил сбежать, чтобы не запутаться.  А я такая.  И в
довершение всего я еще и не умею слепо верить. Даже  друзьям. Хотя некоторые
считают это обязательным условием для дружбы.
     - Ну дай хоть слово, что не полезешь в море одна!
     - Тоже не могу. Потому что именно этим я и собираюсь усиленно заняться.

x x x
     Она ждала,  когда подплывут аполины,  лежа  на воде и закинув  руки  за
голову.  В ноги толкался  надувной плотик с поражающими воображение морскими
кокосами.
     Первым  объявился крупный  самец с характерными темно-лиловыми обводами
вдоль  нижней челюсти.  Несмотря  на  внушительные  габариты, он,  как самый
обыкновенный земной дельфин, взлетел вверх метра на два, изогнулся в пируэте
и шлепнулся в  воду,  намеренно окатив  девушку фонтаном брызг. Вероятно,  и
здесь это служило знаком неудовольствия: мол, отчего не позвала?
     Четыре светлолицые самочки заплюхали следом. У нее руки так  сами собой
и  потянулись  погладить  крутолобую  голову,  почесать  горлышко. Так  ведь
нельзя.  Вчера она часов до  двух  пытала  добра  молодца  Кирюшу  Оленицына
(познакомились-таки)  по поводу  здешней зоопсихологии вообще  и  всего, что
касалось   неописуемой  привязчивости,  именуемой   "синдромом   Лероя",   в
особенности. Но оказалось, что ничего они толком не знают, людей не  хватает
набрать нужную статистику, да и группы уходят за пределы Пресептории от силы
на три-четыре  дня. Пока  установлено,  что все  зверье поголовно тянется  к
человеку, ластится, чуть  ли не на брюхе ползает -  как  не  приласкать!  Но
девяносто девять этих врожденно-преданных человеку  четвероногих  аборигенов
только сильнее  завиляют хвостом, когда их погладишь,  а вот  сотый  -  тот,
захлебнувшись от восторга и нежности, помчится за тобой следом и, безнадежно
потеряв тебя из виду, разобьет себе голову о первую попавшуюся скалу.
     А  может,   и  не  сотый,  а  пятидесятый.  Или  двадцать  второй.  Или
четырнадцатый.
     Или, как Варварин король-олень, - первый.
     Отгоняя навязчивое видение,  девушка встряхнулась,  точно калан, подняв
облачко брызг. Это будет очень трудно:  держаться  с аполинами середины, - и
обходясь  без нежностей, и в то  же  время  не ослабляя  контакта,  чтобы не
удрали. Ведь  сегодня она начинала целую серию экспериментов,  целью которых
было установить: а  появится ли вчерашний янтарный мираж в  присутствии этих
хозяев моря?  Почему-то Варваре  заведомо казалось, что - нет;  если же  она
ошибалась, то в случае опасности на аполин можно было положиться. Вытащат на
белый свет, и даже проворнее, чем это сделал Теймураз. И Кирюша Оленицын был
того же мнения, что они не подведут. Вот только бы не уплыли...
     Варвара   пошарила  рукой  по  плотику,   нащупала  черный,  глянцевито
поблескивающий шар и,  размахнувшись, послала его  прямо  в  группу  аполин.
Самочки  шарахнулись,  защелкали  по-аистиному,   и  тут  же  вокруг  кокоса
поднялась  форменная чехарда, которая затянулась  бы на самое неопределенное
время, если бы Варвара не приняла соломоново решение и не кинула  каждому по
шару.
     Ракушечный хруст, хлопанье куцепалых  плавников  по воде,  восторженный
блеск  маленьких глазок... Все сыты? Нет,  оказывается,  не  все. Черногубый
аполин,  поматывая  зажатым  в зубах  розовым моллюском,  уже  очищенным  от
створок  четырехдольной  раковины,  подплыл  и с  плохо  скрытым  сожалением
предложил ей лакомую добычу.
     -  Ой  ты, глупый,  - растрогалась Варвара, - ешь сам, у  меня ведь тут
целая кладовая!
     Аполин жмурился и тряс  головой, так что  розовые  ошметки шлепались  в
воду, привлекая мелких рыбешек-побирушек; пришлось и в самом  деле доставать
еще один кокос и демонстрировать ему.
     - Ну, заморили червячка? - спросила Варвара, когда он наконец управился
со своим полдником. - А теперь, как говаривала Жанна д'Арк,  все,  кто любит
меня, за мной!
     Вся  пятерка   с   готовностью  выразила   свою   любовь  и  продолжала
демонстрировать ее при помощи всевозможных фигур водной акробатики вплоть до
самого острова, рыжим крабом подымавшегося  из морской воды.  Варвара ныряла
вместе со  всеми, с каждым разом  все глубже и глубже уходя в толщу воды. Но
море,   спокойное,   безразличное,  подслеповато   помаргивало   отдаленными
янтарными искорками и не желало показывать никаких фокусов.
     Возле самого  острова резко похолодало, так  что Варвара  не стала даже
вылезать из воды - ржавые  камни не вызывали у нее ни малейшего любопытства;
она  повернула  обратно,  и аполины продолжали ее  эскортировать на  пути  к
берегу.
     Итак, можно  считать установленным, что  все, произошедшее на капустной
фелюге,  было  или  из  ряда  вон выходящей  случайностью,  или  отравлением
какими-то  донными газами, свойственными только Коровьей  бухте.  Мир  праху
янтарных  миражей.  И даже  жаль.  Она обернулась: горизонт был чист, солнце
едва начало склоняться  к красновато-бурым зазубренным горам, и  безмятежные
стайки  морских  желтоперых  уклеек  порскали  во  все  стороны,  тревожимые
приближением прожорливых аполин...
     И золотой призрачный парус,  точно плавник исполинской акулы,  бесшумно
шел  прямо  на  девушку, толкая  перед собой  внушительную волну  высотой  в
двухэтажный дом.  Варвара стремительно развернулась навстречу волне и забила
ладонями по поверхности воды,  пытаясь привлечь внимание своих расшалившихся
спутников.  Озорные темно-лиловые  глазки  оглядели  горизонт,  но  ни  одно
животное и ухом не повело.
     - Братцы, ныряем! - крикнула  Варвара, прекрасно понимая, что надеяться
можно   только   на  их   врожденные   обезьяньи   способности,   кои   были
продемонстрированы   безотлагательно:  четверка   белолицых  подружек  разом
выставила  из-под воды крутолобые головы,  щелкая  клювами и  даже высовывая
языки. - Вы мне еще  подразнитесь! -  сердито фыркнула Варвара. - Сейчас вам
будет ох как не смешно, да и мне тоже. Да будете вы нырять?..
     Ультимативный  тон  не возымел ни малейших последствий.  Она  изумилась
такой беспечности: ведь разумные же твари, в конце концов! Но в  этот момент
"парус",  до  которого  оставалось  каких-нибудь двадцать метров,  беззвучно
растаял, и  на его месте обнаружилась совершенно неправдоподобная промоина в
самой середине  наступающей  волны.  Девушка  даже  зажмурилась  и  потрясла
головой,  настолько это зрелище противоречило всем известным  и  неизвестным
законам  природы:  слева и справа  от их тесной группы прошли  два пенящихся
гребня, а их самих - и  ее, и пятерку аполин - едва качнуло на фантастически
спокойной дорожке.
     Варвара потерла глаза мокрым  кулачком: уж не показалось ли? Но тут обе
волны, и левая, и правая, с одновременным грохотом обрушились на берег,  так
что  из  лабораторных   корпусов  повыскакивали  перепуганные  лаборантки  в
халатиках и гидрокостюмах. Вода торопливо отхлынула, и в этом своем обратном
движении она показалась девушке подозрительно желтой и искрящейся.
     Или такой ее делало начинавшее клониться к закату солнце?
     Она рванулась  к берегу  и прошла эти  несколько сот метров с рекордной
для себя  скоростью, совершенно забыв о  сопровождавших  ее  животных.  Они,
напротив, честно выполнили свой  долг и  не  забыли проводить ее  до  самого
мелководья, самым препротивнейшим образом забитого тиной, дохлыми медузами и
какой-то слизкой протоплазмой. Варвара вылезла на галечную полосу, брезгливо
встряхиваясь,  и  первым  делом   наткнулась  на  двух  лаборанток,  которые
укладывали на кусок клеенки  что-то зеленовато-бурое и обмякшее. Теленок. Не
новорожденный, но сосунок.
     - Помочь? - спросила Варвара.
     - Идите  в душ, -  недружелюбно ответила та, что  отличалась  сайгачьим
профилем. - Тем более что все ваше унесло в море.
     Они  подняли клеенку и потащили, держа за углы и семеня от тяжести. Да,
такое  занятие  не  способствует   улучшению  настроения.  Варвара  пошарила
взглядом по берегу: кругом валялись разнокалиберные звезды, гигантские черви
и  многостворчатые  раковины.   И   еще  нечто,   по   окраске  напоминающее
светло-серую  чайку...  Нет,  аполиненок,  и  редкого  вида:  с  трехцветной
черно-бело-розовой меткой на лбу. Может, хоть этого посчастливится выходить?
Она  подобрала  зверька, который казался мокрой  ватной  игрушкой, двинулась
следом  за  сердитыми  девицами,  но  дверь  первого корпуса  распахнулась и
выпустила Параскива в его празднично-алых плавках,  столь дисгармонирующих с
печальным  изуродованным  берегом,  в  каком-то  клочковатом  свитере   и  с
замотанной шеей. Варваре подумалось, что за один такой внешний вид следовало
запретить ему пребывание на дальних планетах.
     Он отобрал у Варвары аполиненка, положил его на гальку и, присев рядом,
заговорил так, словно продолжал какой-то недавно прерванный разговор:
     -  И  не  пытайтесь  с  ним  что-нибудь сделать  -  это  бесполезно,  я
гарантирую. Мы тут ютимся  друг  у друга  на голове, и я не могу оборудовать
даже  мало-мальски  приличную  реанимашку...  Вот  вы  прилетели с последним
грузовиком:  что  нам  шлют?  Комбикорм.  Не   для  них,  -   он  кивнул  на
покачивающуюся клеенку, которую заносили в  тамбур, - а для нас, как это  ни
парадоксально.  Но  нам  шлют  замороженное  мясо,  которое  в  свежем  виде
буквально ломится  в ворота Пресептории  и мечтает попасть  к нам  на кухню.
Здесь могли бы прокормиться не сто  шестьдесят, а тысяча шестьсот человек, и
поверьте мне, как специалисту, - это никак не отразилось бы на экологическом
балансе видов. Но зато на оборудование и наблюдательную аппаратуру места  на
космолетах  уже не  хватает! И называется это -  бережное отношение  к чужой
фауне.
     Он  сокрушенно, как-то по-стариковски кивал головой после каждой фразы,
и  соболиные  брови  скорбно  складывались  уголочками,  вызывая  у  девушки
состояние щемящей смятенности.
     -  А  Степанида  идет   к   нам  на  поклон.  Даже  не  идет  -  бежит.
Выплескивается. Швыряет к ногам своих подкидышей и волчицей воет: разумные и
гуманные, помогите!
     Варвару вдруг охватило непонятное раздражение. Все, что сейчас  говорил
этот обладатель княжеского имени  и лоэнгриновского облика,  было несомненно
верным, но требовало какого-то естественного дополнения. Нет реанимационного
кабинета, так  не  сиди здесь, на  галечке,  а иди  и  строй.  Каменных глыб
навалом,  кибов бесхозных - тоже.  А  что касается оборудования,  то один из
грузовиков  с мороженым мясом можно  просто неразгруженным завернуть обратно
на  Большую  Землю.  В  другой  раз пришлют  только  то,  что  действительно
необходимо. А так вот объясняться в бесконечной любви к несчастной Степухе -
слушать противно...
     Девичья мечта начинала как-то блекнуть.  Не было в Светозаре тех  черт,
которые она  в первую очередь искала в человеке, который должен был бы стать
для нее гораздо больше, чем просто первый встречный: внутренней зоркости, но
не холодной, граничащей с липким любопытством, а теплой и сильной, готовой в
любой миг на дружескую поддержку. И еще - доверия к чужой чуткости. А вместо
этого  нашла  узкотерриториальные  восторги,  заслоняющие  весь  белый свет.
Видите ли, эта заброшенная планета -  самая  лучшая в мире и все потому, что
здесь живем и  работаем  мы. Как там  значилось на  фасаде  трапезной? "Наши
простейшие - самые простые во Вселенной!" Характерная надпись. И беда в том,
что  это  не просто устаревшая студенческая шуточка. Чтобы не высказать  все
это вслух.  Варвара изо всех  сил стиснула  зубы, отчего встопорщились усики
над верхней  губой, и, круто повернувшись, пошла к ангароподобному строению,
именуемому телятником. Она шагнула  через порог  и  очутилась нос  к  носу с
пиратской физиономией Сусанина.
     - А вы зачем  сюда? - напустился он на нее без малейшего  вступления  и
повода. - Я вас не вызывал. И в график дежурств не  включал. Пока. Но могу и
передумать, если вы чересчур свободны.
     - Добрый вечер, Евгений Иланович, - сколь возможно  вежливо проговорила
Варвара. - Я зашла за каким-нибудь халатом: все мое унесло в море.
     - А разве я вас посылал в море?
     -  Евгений Иланович,  -  еще  более  вежливо  и  спокойно ответствовала
девушка, - в море я купалась после окончания рабочего дня. И буду делать это
ежевечерне.
     - Рабочий день экспедиционника заканчивается, когда он закрывает глаза,
- мрачно проговорил Сусанин.- Засим начинается рабочая ночь, ибо собственный
сон должно рассматривать как биологический эксперимент. Новичкам ясно?
     -  Ясно,  -  сказала Варвара, влезая в чей-то - а похоже, Сусанинский -
халат. - Возвращаюсь на рабочее место.
     Она повернулась  и вышла из лабораторного  "предбанника". Дверь фукн