ря на  сапоги, расшиб себе ногу. Его меч  рассек  правую
руку  бандита у  самого  запястья.  Услышав позади себя странный  булькающий
звук, Конан вбил  каблуки в бока лошади и низко пригнулся.  Гнедыш  рванулся
вперед, и его всадник оглянулся, удерживаясь обеими ногами.
 Было легко понять, что этот человек собирался  нанести ему удар сзади и
что ему это удалось бы,  если бы  ему не помешали  эта помеха приняла форму
небольшого, семидюймового кинжала. Испарана метнула его с достаточной силой,
чтобы пробить левое плечо  бандита. Легкая рукоять и половина клинка торчали
из плоти  между бицепсом  и трицепсом. Бандит  забыл про Конана и  каблуками
развернул лошадь, чтобы броситься к женщине.
 - Спасибо, Спарана, - прокричал Конан. - Скачи, Спарана!
 С двух сторон  на него бросились  три  человека, хотя один  из них  был
ранен в  правую  руку.  Конан заставил своего  коня проскочить между ними  и
уклонился  от удара  ближайшего к  нему бандита,  хоть  и  не  смог  нанести
ответный удар. Он увидел, что Испарана увернулась от раненного ею человека и
мчится на юг со всей возможной скоростью.
 Поскольку ни у одного из кочевников не было лука и, следовательно,  они
могли  только пуститься в погоню, Конан рывком  развернул  Гнедыша и понесся
вслед за ней.
 За   его  спиной  не  меньше   шести  человек  закричали  от  ярости  и
разочарования.  Двое  были  ранены  трое  нет.  Яростно  вопя,  эти  пятеро
бросились в погоню. Шестой, их ослепленный вожак, спотыкаясь, брел по песку,
выкрикивая их имена. Его лошадь заржала и поспешила догнать остальных.
 Восемь лошадей галопом скакали по пустыне на юг, растянувшись в длинную
линию.
 Четыре вьючные  лошади  смотрели вслед остальным. Одна из них заржала и
ударила копытом в  песок. Вторая  устремилась  вперед.  Первая позволила  ей
повести себя  на  поводу. Все четыре перешли  на рысь и поскакали по  следам
остальных восьми.
 Ослепший  человек, шатающийся,  спотыкающийся, вскрикивающий,  случайно
оказался у  них на пути.  Первая лошадь обогнула его. Вторая  и третья сбили
его с ног. Четыре вьючных животных Конана и Испараны  рысили вслед за своими
хозяевами,  и  все  двенадцать  лошадей торопились  по  пустыне  на  юг,  вы
строившись в линию почти в лигу длиной. Слепой человек перестал вскрикивать.
 Железноголовый и Гнедыш бежали хорошо. Оба коня провели много времени в
пустыне и были  привычны  к  этой странной почве, уходящей из-под копыт  при
каждом   их   ударе.   Конан   оглянулся,   чтобы  посмотреть   на   вопящих
преследователей-джазихим. Они неслись так, что их  зеленые одежды хлопали по
ветру
 их вращающиеся над головой мечи сверкали  на  солнце. Киммериец скакал,
пригнувшись к шее лошади, чтобы лучше распределить свой вес и сделать  более
обтекаемым свое массивное тело, и вновь и вновь выкрикивал имя замбулийки.
 Глупо было бы ожидать, что она приостановится, чтобы он мог догнать ее,
думал Конан, поскольку ее лошадь шла с отрывом и несла меньший вес. И все же
ему  хотелось  бы, чтобы  Испарана  была  вооружена.  Он был  бы  рад  иметь
возможность  передать  ей  длинный  клинок, прицепленный  у него  за седлом
горский нож, который раньше принадлежал Хассеку.
 И все же ей удалось сохранить кинжал и  спрятать его -  и с его помощью
спасти Конану  жизнь, в  то время,  как она могла бы ускакать - вооруженной.
Может быть, у нее есть еще  один кинжал, думал Конан. Ему внезапно  пришло в
голову,  что он так и не проверил, не спрятаны  ли в ее сапогах  ножны.  Все
остальные детали ее одежды и тела были ему знакомы.
 -  Эй, прекрати это! - запротестовал  он, когда Гнедыш легко перескочил
длинный гребень,  образованный нанесенным песком,  и  приземлился так, что у
его всадника лязгнули зубы.
 Хвост коня струился позади,  словно  золотисто-коричневый стяг,  а  его
развевающаяся  грива больно хлестала Конана по лицу. Его одежды вздувались и
хлопали  на  ветру. Он не оглядывался. Не  было  оснований предполагать, что
преследователи  смогут  догнать  его. Все, что ему  нужно было  делать,  это
продолжать галоп... Вечно?
 Вряд ли.  Возможно, в  течение нескольких  часов, а  может, и меньше. В
конце концов Железноголовому и Гнедышу придется замедлить бег.  Конечно  же,
они были менее свежими, чем кони людей в зеленом, которые, должно быть, жили
или  разбили  свои  шатры  неподалеку.  Тогда  Конану  и  Испаране  придется
встретиться  со  своими врагами лицом к лицу или быть разрубленными на куски
из-за  спины. Хорошо  было бы  наткнуться  на  нагромождение камней или одну
большую скалу, на которую он смог  бы взобраться и отражать удары даже более
чем пяти нападающих.
 Закусив губу,  Конан  поднял голову -  достаточно,  чтобы  окинуть  все
вокруг прищуренным  взглядом. Он увидел только поднимающиеся и  опускающиеся
песчаные барханы, и длинные высокие песчаные склоны  были только песком или,
возможно,  песком,  нанесенным  к  подножию  каменистых холмов,  поверхность
которых под ним стала совершенно гладкой.
 Гнедыш  с трудом поднимался сейчас  по одному такому  длинному  склону.
Конан оглянулся назад, когда  конь достиг вершины.  Преследующий его квинтет
не доскакал еще до подножия бархана. Конан увидел, что один бандит  нетвердо
сидит в седле.  То отродье,  чью правую руку он разрубил, слабеет  от потери
крови, решил киммериец.
 Гнедыш,  взбрыкивая, тяжело  спускался  по песчаному  склону.  Внизу  и
впереди Испарана скакала галопом к гораздо более высокому бархану или холму,
еще  не стертому с лица земли  шершавым,  вечно пересыпающимся  песком.  Она
направляла Железноголового так, чтобы подниматься наискосок и  поберечь силы
коня.  Конан  принял решение,  характерное для варвара, так же,  как  тогда,
когда  атаковал вожака  шестерых  бандитов,  у  которого  были все основания
считать его легкой добычей.
 Гнедой  скакун всхрапнул,  когда  левый  кулак его  хозяина  напрягся и
натянул  подобранный повод.  Спускающейся вниз  лошади  не очень-то хотелось
поворачивать влево,  однако она  сделала  это. Ее копыта про  скальзывали по
песку. Конан висел на ее спине, пытаясь отклоняться влево, в сторону вершины
холма,  и  продолжая тянуть повод в  этом же направлении. Гнедыш,  более чем
неохотно, сопротивляясь, снова поднимался теперь в гору. Конан почти выпадал
из седла, и мышцы его икр вздулись от усилия удержаться на лошади. Потом они
будут подрагивать еще целый час.
 Но теперь-Теперь Гнедыш  снова поднялся  на вершину,  и Конан беззвучно
ослабил хватку ног, вбил каблуки в бока лошади и прижал их снова.
 Гнедыш оскорбленно  всхрапнул и ринулся вниз, под уклон,  на  несколько
локтей левее следов своего подъема.
 Беги, и тебя  поймают,  думал Конан.  Повернись, пока преследователи не
могут тебя  видеть,  и  упади на них  сверху, пока они  будут  в  невыгодном
положении, на подъеме, и, без сомнения, можно увеличить свои шансы с помощью
совершенно неожиданной атаки. Как только он проскачет вниз мимо джазихим, их
делом  будет решать, преследовать ли его, позволить ли ему  преследовать  их
или вообще отказаться от этой затеи.
 Один человек ринулся вниз по склону, чтобы атаковать пятерых.
 -  Хараг! - проревел один из  них или что-то в этом духе возможно, он
крикнул: "О, Йог!"  Он  увидел, как  преследуемая ими  добыча несется на них
сверху со  скоростью лавины. Невозможно было не  распознать в этом  человеке
мрачную  решимость,  какой бы безумной  она ни была. Остальные  бандиты тоже
взглянули вверх. Глаза и рты раскрылись от удивления.
 У джазихим  практически не было  другого выхода, как  только придержать
своих лошадей. Один  из них  повернул в сторону под  углом  к  другим  хотя
несущийся  вниз противник был  один, этот жалкий субъект в  зеленых  одеждах
инстинктивно попытался удрать.
 Гнедыш, прыгая, поскальзываясь, съезжая  вниз и снова  бросаясь вперед,
удерживался на ногах только благодаря своей все увеличивающейся скорости. Он
летел вниз, словно орел, камнем падающий на увиденную добычу. Конан направил
его  в узкое пространство между  сбившейся в  кучу четверкой  и джазихим-оди
ночкой,  который  поворачивал прочь  от своих  товарищей  и  был  справа  от
киммерийца.
 Конан рубанул по ноге одного из бандитов, находящихся слева от него,  и
в ту же минуту почувствовал, как острие  чьего-то меча царапает ему щеку. Он
тут же рванул повод - опять влево.
 Как  он и ожидал, круп лошади дернулся  вправо и ее правый  бок с такой
силой ударил  лошадь  джазихим, словно  та налетела на  огромный  валун.  Ее
задние ноги соскользнули вниз  на несколько футов, она безуспешно попыталась
восстановить  равновесие  и  упала.  Ее  всадник,  из плеча  которого торчал
кинжал, упал вместе с ней. То, что его нога, без сомнения, была сломана не в
одном месте, почти не имело значения, потому  что лошадь  перекатилась через
него.
 Гнедыш каким-то образом удержался на ногах, продолжая свой безумный бег
под  гору.  Левая  рука  Конана  по-прежнему  была  в  напряжении, заставляя
животное  все  время  отклоняться  влево, делать длинный  разворот на склоне
холма.  Он  не чувствовал  жалости  к  лошади,  у  которой к  этому  времени
наверняка  был разорван рот с одной стороны. Ее  слюна стекала  вниз по ноге
Конана.
 Только когда фыркающее, задыхающееся животное снова начало подниматься,
Конан оглянулся через плечо, чтобы посмотреть на  результаты своей, безумной
внезапной атаки.
 Лошадь  без  всадника, взвизгивая, скользила и съезжала на крупе  вниз,
под уклон. Еще одна карабкалась вверх по стороне бархана. Двое бандитов были
на  земле  один еще шевелился.  А трое  в потрясенном  молчании  глазели на
киммерийца. Их вожак за  какое-то мгновение был ослеплен ударом меча другой
их  товарищ  был ранен в плечо брошенным  кинжалом и теперь раздавлен  своей
собственной,  бьющейся  на  зем  ле  лошадью  третий лежал  ниже по склону,
зажимая обеими руками глубокую  рубленую  рану на  бедре. Шестеро попытались
ограбить  и  изнасиловать женщину,  идущую с одним мужчиной трое остались в
живых и сохранили своих лошадей,  и один из них  был ранен в  правую руку. И
теперь он шатался в седле, а полы его одежды были залиты кровью.
 - Сюда, шакалы!  -  проревел  Конан. -  Встретьте меня на вершине этого
подъема,  и я уложу вас всех,  как  бродячих псов, какие вы и  есть на самом
деле! Вас уже стало вдвое меньше, а на мне нет ни царапины.
 В то самое время, когда он так громко выкрикивал эти слова, по его щеке
струйкой стекала кровь и капала на джеллабу, но Конан не считал эту царапину
царапиной. Его гнедой, с ходящими ходуном боками, отфыркиваясь и цепляясь за
песок копытами, поднимался в гору.
 Трое джазихим обменялись  взглядами,  посмотрели через  плечо на своего
мертвого товарища, потом на раненого, на Конана и снова друг на друга.
 - Месть! - рявкнул один и,  взмахнув мечом, послал своего скакуна вверх
по склону. Его зеленые одежды хлопали и развевались вокруг него, а изогнутый
клинок сверкал огнем на солнце.
 "Черт, -  подумал Конан, - они могли бы  бросить эту затею, если бы  не
тот болван с большой пастью".
 Испарана   была   теперь  далеко  впереди,   а  он  уменьшил  число  их
преследователей - и в то же время значительно подорвал силы своей лошади.  И
трое  противников  скакали  вверх  по склону  параллельно  с  ним,  по  всей
видимости, ничуть не устрашенные. Он решил дать коню спуститься вниз, начать
подниматься на следующий холм и снова развернуться и атаковать сверху.
 В ту  самую минуту, как  он начал поворачивать  голову гнедого, громкие
крики привлекли его внимание и внимание его преследователей. Все  оглянулись
назад, туда,  откуда они прискакали, - и увидели  группу из  семи всадников,
скачущих галопом по их следу... и на всех были  темно-зеленые  шарфы и более
светлые одежды того же цвета.
 "Мне не следовало останавливаться", - подумал Конан.
 "Ну, вот и оно,  - мысленно добавил  он потом. -  Это смерть.  Что ж, я
буду удирать  от них,  а  потом вступлю  в  бой. Им  придется убить  меня  в
схватке, - будь я проклят, если дам им возможность захватить меня  в  плен и
развлекаться, пытая меня, пока я не умру! Нет,  я буду бежать так долго, как
только смогу, и  посмотрим,  сколько этим не имеющих матери шакалов  пустыни
мне удастся забрать с собой в ад!"
 Гнедыш, усердно работая копытами, добрался до гребня  и  перемахнул  на
другую  сторону,  а потом заскользил  под  гору. Конан висел  на  его спине,
позволяя ему действовать по-своему на этот раз животное не  бросилось вниз,
а съезжало по склону, барахтаясь в песке. Возможно, таким образом Конан  мог
обеспечить ему хоть несколько минут отдыха.
 - Вытащи меня из этого, - пробормотал Конан, - и я дам тебе лучшее имя!
 Ему  не  нужно  было  смотреть  влево, чтобы  проверить, где  находятся
преследователи  они спускались параллельно его  курсу  в двадцати футах  от
него и начинали заворачивать в его сторону. Правая рука последнего  всадника
была засунута в вырез его  одежды, и он ехал, согнувшись и цепляясь за седло
левой рукой.
 Конан глянул  вперед  и  увидел, что Испарана  как  раз  поднимается на
вершину другого, более высокого холма, закрывавшего горизонт дальше к югу.
 Почему она стала придерживать лошадь?
 Гнедыш  достиг основания  холма.  Он  споткнулся  и  дал понять,  что с
большой радостью поскачет галопом вправо, по ровной местности. Конан показал
ему, что  все будет совсем наоборот. Лошадь споткнулась, попыталась тряхнуть
головой, задохнулась и, пошатываясь от слабости, с очевидной неохотой начала
подниматься по длинному склону более крутого холма. Конан заста вил животное
подниматься  под  углом,  чтобы  ему   было  легче,  и  выбрал  направление,
противоположное также поднимающимся под углом следам Испараны.
 Его преследователи были теперь ближе и  надвигались с воплями. Они тоже
увидели идущее  им на помощь подкрепление и, совершенно очевидно,  надеялись
спасти свое  лицо, уничтожив этого одинокого всадника  прежде, чем подоспеют
их приятели.
 Конан  решил дернуть повод гнедого в  другую  сторону. Испарана  сможет
сама позаботиться о себе, а он повернется к противнику  правым боком. Однако
он  тут же  понял, что если он  это  сделает, ему немедленно  будет  грозить
опасность  вступить  в  бой на скаку или еще что-нибудь  более  худшее,  ибо
всадники в зеленых одеждах были теперь достаточно близко для этого.
 Именно в эту минуту сверху  внезапно раздался разноголосый хор воплей и
боевых криков, и Конан поднял глаза.
 Испарана остановила  своего нервного скакуна на самом гребне,  а по обе
стороны от нее двумя вереницами неслись вниз верблюд за верблюдом. На каждом
из них человек в развевающейся на ветру белой каффии и белом бурнусе кричал,
вопил и размахивал мечом.  Эти неуклюжие скакуны тяжело  бежали под уклон на
своих больших ногах, специально приспособленных для  пустыни. Песок  взлетал
вверх бледно-желтыми клубами. Высокие седла  поскрипывали над этими смешными
одиночными горбами.
 Со  стороны  преследователей  Конана  послышались крики  ужаса. Бандиты
забыли  о  своей жертве и  повернули лошадей обратно  под  гору.  Семеро  их
товарищей,  ведя  за собой  вьючных  лошадей Конана,  спускались  по  склону
противоположного  холма. Конан  с  мрачной  и уродливой ухмылкой наблюдал за
тем, как  один из  трех упал с коня. Человек, чью правую руку он разрубил, в
конце  концов  не  вынес  потери крови, усугубившейся тем, что  ему пришлось
преследовать своего противника и управлять лошадью на нескольких склонах.
 Верблюды пронеслись  мимо Конана,  и  их  всадники  едва удостоили  его
взглядом.
 Последние двое бандитов из  тех, что напали на него вначале, были сбиты
на  землю ударами  мечей прежде,  чем им  удалось достичь короткого  участка
ровной  местности  между  двумя  барханами.  Около  полдюжины  всадников  на
верблюдах, продолжая  вопить,  ринулись  вверх  по  противоположному склону.
Конан подумал, что все  эти жители пустыни производят очень  уж много  шума,
когда нападают  друг на  друга. Потом  он  вспомнил  крикливых  киммерийцев,
которых сопровождал в Венариум, и выбросил эту мысль из головы.
 Всадники в  зеленых одеждах  тоже вопили - и бежали. Шестеро  направили
своих скакунов - которые наполовину скакали, наполовину скользили, - вниз по
склону, на запад седьмой, которого жадность заставила поверить в то, что он
умнее всех, схватил  повод, к которому были  привязаны четыре вьючных лошади
Конана, и повернул на восток.
 Конан с рыком оскорбленного собственника ударил коня каблуками и послал
его  вслед за  грабителем. Четверо  всадников на верблюдах тоже пустились за
ним  в  погоню  остальные  свернули на  запад,  десять верблюдов за  шестью
лошадьми. Эти люди в белых бурнусах, задумался  Конан, должно быть, свирепые
воины! При соотношении  десять  к шести шестеро, если они настоящие мужчины,
обычно оказывают сопротивление.
 Джазихим в зеленых одеждах, ведущий за собой лошадей  с навьюченными на
них  припасами Конана, оглянулся,  увидел погоню  и  бросил  повод.  Четверо
животных  замедлили  бег и остановились.  Рядом  с  ними  пронеслись  четыре
верблюда,  и  лошади  попытались брыкаться и вставать  на дыбы. Конан  снова
повернул  Гнедыша.  В  тот  момент, когда он достиг своих вьючных  животных,
перерезав им путь, чтобы собрать их вместе и остановить, он услышал,  как их
неудавшийся владелец вскрикнул и умер.
 Конан едва удержался  в седле,  останавливая Гнеды ша  и подбирая повод
своих лошадей с припасами. Он остался  ждать на склоне холма.  Гнедыш тяжело
дышал  и  отфыркивался Конан  похлопал  его по мокрой от пота шее.  Теперь,
когда  они стояли  неподвижно, Конану стало ужасно  жарко, - тем не менее он
клялся себе,  что  никогда  больше не  будет  скакать  вот  так,  без  своей
замечательной кольчуги, купленной в Шадизаре за самоцвет из Хаурана!
 Четыре человека на верблюдах  поднялись к нему по склону и разделились.
Конан, обливаясь потом, быстро заговорил:
 - Я как нельзя более рад видеть вас,  соколы пустыни! - поприветствовал
он  их  на  языке  Турана,  на котором, как  он  с надеждой предполагал, они
говорили.
 Они ничего не  ответили их  вожак  кивнул,  не раскрывая  рта. У  всех
четверых   были  густые  короткие  бороды,  черные   или   темно-каштановые
обведенные черным глаза придавали их лицам странное,, свирепое выражение.
 - Это принадлежит мне и моей  женщине, - сказал Конан, коротко указывая
на Испарану, которая  ждала на вершине более высокого  холма. - Эти собаки в
зеленых  одеждах  окружили  нас,  превосходя  нас числом, но мы,  прежде чем
бежать,  уложили  четверых. Их вожак остался  в  нескольких лигах отсюда  я
ослепил его.
 Человек  с большим  носом  и  вьющейся  бородкой, который  был всего на
несколько лет старше Конана, уставился на него с высоты своего дромадера.
 - Кто вы? Куда вы едете? Почему женщина безоружна?
 - Посмотри на его глаза! - сказал один из его спутников, едва  подавляя
возбуждение.
 - Я Конан, киммериец, - сказал обладатель этих голубых глаз, незнакомых
многим  так далеко  на юге. - Мы едем в Замбулу, где живет  женщина. Вон там
лежит человек, которого я сбил наземь, его раздавила его собственная лошадь,
- добавил он, не
 желая, чтобы  они приписали себе все заслуги или подумали, что он ни на
что не годен. - Он лежит рядом с другим, которому я разрубил ногу. Ее кинжал
торчит в плече первого. А ее меч... - он тряхнул головой и легко солгал: - В
нескольких лигах отсюда. Она  потеряла его при  нападении  этих разбойников.
Они враги вам?
 - Они враги всем. А!
 Всадники  на верблюдах  повернули головы  к  западу,  откуда доносились
вскрикиванья и лязг металла. Их товарищи нагнали людей в зеленом и,  по всей
очевидности, расправа с этим воровским отродьем, предпочитавшим бежать, а не
сражаться, должна была быть короткой.
 Человек с кудрявой бородой  и необычайно  глубоко посаженными  глазами,
окаймленными черной чертой, вновь обратил свой взор на Конана. Тот заметил у
него на лбу шрам в виде маленькой, четкой буквы v.
 - Вы двое ед