рья, именно этот человек заговорил:
 - Взять их.
 20. МЕЧ НА СТЕНЕ
 - Стойте!
 Этот контрприказ был  отдан  Актер-ханом, и  десять  его  Шипов замерли
наготове,  держа руки  на рукоятях  оружия.  Хан наклонился  вперед на своем
отделанном серебром троне из  фруктового дерева. и  на лице  его  отразилось
возбуждение.
 -  Конан,  - продолжал  он,  -  Испарана,  отойдите  в сторону  -  оба.
Освободите  проход к двери. Капитан  Хамер  - выведи  своих людей в коридор.
Всех. Я желаю поговорить с этими двумя.
 Человек в шлеме  с  перьями,  не поворачиваясь, рывком  обратил лицо  к
Актеру.
 - Господин Хан! Это враги - и они вооружены! Конан внимательно наблюдал
за  сатрапом  и капитаном. Он  не  заметил, чтобы они обменялись  каким-либо
знаком. Офицер вроде  бы искренне  был в ужасе о"  кажущегося безумия своего
повелителя. Актер взглянул поверх его плеча на Конана.
 -  Ты сдашь свое  оружие? Я  не  собираюсь обманывать  тебя,  Конан.  Я
действительно хочу, чтобы мы трое остались одни в этом зале.
 - Зачем?
 Это единственное слово,  произнесенное киммерийцем, пронеслось,  словно
рык, сквозь тишину огромного зала.
 - Я скажу тебе, -  ответил Актер-хан, удивляя  всех,  кроме  Конана.  -
Возможно,  ты  кое-что  знаешь  о  том,  почему  небольшой  отряд  воинов на
верблюдах в  эту самую минуту  доставляет столько беспокойства моей армии. Я
помню, что ты прибыл в Замбулу в сопровождении некоторых из этих шанки...  и
мне искренне не хочется уничтожать их всех до единого, хотя и ты, и я  - оба
знаем, что я  могу  это  сделать.  Я буду  говорить  с тобой  и  с Испараной
наедине.
 Испарана еле слышно произнесла:
 - Не верь ему!
 Конан сказал вслух:
 - Я ему верю.
 - Господин Хан... - начал капитан Хамер умоляющим тоном.
 Актер взмахнул рукой, выказывая некоторые признаки гнева.
 -  Довольно!  Вы  покинете этот зал и останетесь поблизости в коридоре,
капитан, ты и  твои люди. Я готов  стерпеть некоторое неуважение со  стороны
этого  могучего воина,  Хамер, который  считает, что я  предал его. Но я  не
стану спорить с тобой, человеком, которого я назначил на пост только потому,
что он - брат  одной из  бывших шл... любовниц. Помни: оставайтесь рядом  за
дверью и так уже достаточно моих Шипов покинуло дворец, чтобы помешать этим
крысам пустыни на их паршивых верблюдах внезапно атаковать ворота!
 И Актер-хан снова перевел взгляд с Хамера на Конана.
 - Ваше оружие? Ты же понимаешь, что  я  не могу  позволить вам остаться
здесь наедине со мной и с оружием в руках.
 -  Я понимаю. Ни один чужестранец не должен приближаться к королю в его
палатах, имея при себе оружие.
 - Ко-нан... - сделала еще  одну попытку Испарана.  Конан обратил  на ее
увещевания  не  больше  внимания, чем Актер на мольбы Хамера. Восседающий на
троне сатрап империи Турана  и  семнадцатилетний  юноша-горец  из  Киммерии,
словно два могущественных властелина, пристально глядели в глаза друг  другу
- пока Конан нагибался и клал на пол оба своих длинных клинка.  Он некоторое
время поколебался, не отводя взгляда от глаз Актера, потом положил туда же и
оба кинжала. Хан и двенадцать замбулийцев наблюдали за  ним, затаив дыхание
воздух в просторной комнате, казалось, сгустился от напряжения.
 - Испарана, - сказал Конан.
 - Конан... мы только что...
 Он оторвал взгляд от лица Актера на достаточно долгое время, чтобы дать
ей  почувствовать  жар  этих вулканических  голубых  глаз, пылающих  на  его
суровом лице. Она уставилась на него в ответ  и попыталась выразить взглядом
разумную мольбу.
 - Я безоружен, Хан Замбулы, - произнес он, не отрывая глаз от Испараны.
- Поскольку  эта  замбулийка  отказывается,  пусть она покинет  зал вместе с
Хамером и его колючей командой.
 Теперь ее взгляд был  исполнен мрачнейшей угрозы - и она, медленно и  с
неохотой, повторила действия киммерийца. Четыре меча и четыре кинжала лежали
на гладких  плитах пола. Конан  оставался в  полусогнутом положении, готовый
подхватить длинный и короткий клинки.
 Хамер  снова  взглянул  на  своего хана - с  надеждой.  Его  люди  были
наготове. Слово, знак - и они выхватят мечи и бросятся, чтобы пролить  кровь
этой  бывшей  воровки  из  их  города и этого  громадного,  рычаще-мрачного,
надменного   чужестранца,   от   которого   их   хан   принимал   намеренное
пренебрежение. Конан, вдруг осознав, что сдерживает дыхание, выдохнул, снова
втянул  в  себя  воздух,  выпустил его  ему  потребовалось  направлять  эти
действия усилием воли.
 - Капитан Хамер,  - сказал Актер-хан, и мускулы Конана напряглись - как
и мускулы свирепо глядевших на него охранников, - оставь нас.
 Конан заставил себя расслабиться - чуть-чуть.
 - Ты пойдешь последним, капитан,  - продолжал Актер-хан. - Возьмешь эти
их клинки.
 Десять человек колонной  промаршировали  мимо Конана и Испараны все их
движения были настолько проникнуты контактом ненавидящих глаз и напряжением,
что казалось,  будто  они длятся целые часы. Глаза  киммерийца встретились с
глазами Хамера.
 - Будь так добр, отойди в сторону, Конан, - крикнул хан.
 - Нет. Сначала ее клинки.
 Испарана  запротестовала.  Конан,  не  отрывая  взгляда  от  шемитского
стражника,  продолжал настаивать. Теперь  он  стоял, выпрямившись  если  бы
капитан  начал  сейчас   вытаскивать  меч  из   ножен,  внезапный  бросок  и
сокрушительный  удар коленом и предплечьем заставили бы его распластаться на
полу. И  тут бы все началось:  его люди,  толпясь и  пихаясь,  бросились  бы
обратно в зал...
 - Испарана! - рявкнул Конан. - Отойди! Испарана с подергивающимся лицом
повиновалась.  Капитан, приблизившись на  два  шага,  поставил  ногу  на  ее
кинжалы и разделил их. Потом этой же ногой он один  за другим отправил их  в
коридор. За ними последовал ее меч. Второй ее меч. Ожидающие не отводящие от
этой сцены глаз  вооруженные люди подняли их двое при этом спрятали в ножны
свои собственные клинки.
 Хамер посмотрел  на Конана, и их глаза  встретились. Киммериец отступил
на один шаг в сторону.
 -  Мои  кинжалы, -  сказал  он  и проследил за тем,  как  шемит  делает
осторожный шаг  и  потом  толчком  ноги  посылает  один из  ножей  вслед  за
остальными  клинками.  Второй  кинжал  последовал  за  первым  -  раньше  он
принадлежал Балтаю.
 Прошла целая минута, прежде чем оба  меча Конана  оказались в коридоре.
Он был уверен в том,  что Испарана и  Хамер почувствовали  в эту минуту, как
возрастает  их напряжение. Для него самого это был критический  момент  его
собственное   напряжение  уменьшилось.  Только  он   знал,  что  если  Актер
произнесет слова предательства  и Хамер начнет вытаскивать свой  меч, то пах
капитана  пронзит  боль,  а его  лицо окажется разбитым всмятку. Конан ждал.
Капитан ханской охраны, опустив руку на рукоять меча и отступив на два шага,
повернулся  и  вопросительно  взглянул на  своего повелителя.  Конан, слегка
позвякивая доспехами и едва слышно ступая по полу обутыми  в башмаки ногами,
сделал два шага вперед, по направлению к Хамеру.
 - Капитан  Хамер... убирайся...  вон. Прежде  чем хан  успел договорить
последнее  слово,  Конан промчался  на десять  шагов  вправо, потом вперед и
остановился. Теперь он был на  таком же расстоянии  от хана, что  и Хамер, и
далеко от одетых в мундиры шемитов.
 Капитан  - на лице которого дурные предчувствия смешивались  с желанием
убить, заявлявшим о себе блеском глаз, - проследовал за своими Хилайим прочь
из зала.
 - Закрой двери, - скомандовал Актер-хан.
 - Мой господин Хан...
 Актер-хан вскочил на ноги и ткнул пальцем:
 - Закрой двери!
 Казалось, хан в конце концов сошел с ума. Возможно, виной тому было его
хорошо  всем известное пьянство. Он отдал приказ, и тринадцать  человек были
тому свидетелями. Его действия граничили с самоубийством - и это после того,
как он жестоко оскорбил  и унизил Хамера перед  его собственными солдатами и
врагами. Хамер мысленно пожал плечами. Если этот проклятый пьяница, его хан,
которого  называют Заколотым Быком,  желает совершить самоубийство... пусть.
Он сделал знак.
 Капитан Хамер самолично принял участие в закрывании дверей.
 Это было сделано.
 Двое воров были одни в тронном зале с Ханом Замбулы.
 Они были  безоружны,  и оба полностью отдавали себе отчет и в этом, и в
том, что совсем рядом, по другую сторону этих открывающихся дверей, толпятся
вооруженные  солдаты.  Конан  сосредоточился  на  своем  дыхании,  упорно не
позволяя  своему   взгляду  перескакивать  на  меч   с   красиво  отделанной
самоцветами рукоятью, висящий на стене слева от трона. О да, он
 знал, что этот меч висит там. Возможно, Актер-хан думал, что он забыл о
нем или не заметил его. Возможно, он думал, что Конан отметит положение меча
и утратит бдительность. Но Конан был не из таких он помнил, что Актер-хан -
левша.
 Напряжение  висело над  тишиной  просторного зала, словно  смертоносный
орел, парящий над своей осторожной жертвой.
 Хан сообщил Конану, что его план вступил в силу. Все началось.
 За  стенами  города  шанки  выполняли  свою  часть  плана.  Солдаты  из
гарнизона  преследовали их  люди из  дворца стояли у ворот, далеко  отсюда.
Неизвестно  где Балад и его  войско двигались по направлению ко дворцу. А во
дворце - Конан и Испарана стояли перед Актер-ханом, наедине с Актер-ханом, и
Конан знал  о мече,  на который он не смотрел.  Не смотрел на него  и Сатрап
Замбулы.
 "Ему никогда это не удастся",  - думал киммериец. Он, Конан,  будет там
прежде, чем Актер успеет наполовину вытащить меч  из его  богато  украшенных
ножен.
 Если уж на  то пошло, то  киммерийцу лучше  было бы самому придвинуться
поближе  к  оружию.  Возможно, Актер спрятал какой-нибудь  меч в этом  своем
парадном  троне  с  высокой  спинкой.   А  эта  расширяющаяся  книзу  мантия
шахпурского пурпура  могла скрыть под  собой  какой  угодно  кинжал. "Нет, -
думал Конан,  - мне не нужно  бояться этого меча  на  стене если  кто-то  и
пустит его в дело, то это буду я".
 Конечно, стражники все еще ждали совсем рядом с высокими дверьми...
 -  Испа,  -  позвал  Конан,  не  отрывая  взгляда  от  хана,  -  опусти
перекладину на двери.
 Актер-хан  только улыбнулся  и  откинулся  назад,  и Испарана  опустила
огромный, снабженный  противовесом брус  в скобы,  прикрепленные к дверям по
две  с каждой стороны. Теперь слегка  улыбнулся  Конан, пытаясь  представить
себе  лицо капитана и то, что будет твориться в его мозгу, когда он услышит,
как его полностью отрезают от его хана.
 Да, в эту самую минуту славный шемитский капитан должен быть как нельзя
более обеспокоен! Вопрос был в том, почему  улыбался Актер-хан. Знал ли он о
том, что бурлило у Конана в уме?
 - Итак, киммериец. Ты видел меч Зафры.
 - Я видел его. Я смог ускользнуть от него и победить его. Я использовал
его. Брат твоей прежней потаскухи только что вытолкнул его в коридор.
 Пальцы хана  сжались на подлокотниках  трона Это инстинктивное движение
не ускользнуло от взгляда Конана.
 - Этот меч, - выдохнул Актер-хан. - Ты... Конан кивнул.
 - Ах, так. - сказал Актер, - И Зафра...
 - ...направил  его против  меня.  Я уклонился  от него, и  выскочил  из
комнаты,  и закрыл  за  собой дверь, - сообщил  Конан, отмечая  без  особого
беспокойства,  что  здесь у него  под  рукой  не  было  ничего  похожего  на
светильник, который он использовал, чтобы отразить направляемую  волшебством
сталь.
 - Пока я держал дверь, чтобы она не открылась, меч Зафры продолжал свое
дело. Он выполнял то, что ему  было приказано.  Зафра сказал, что он  должен
был  убить. Он  и  сделал это... в то время, когда  был  в комнате наедине с
Зафрой.
 Услышав   о  смерти  своего   подопечного,  своего  советника,   своего
высокоценимого  молодого  мага,  которого  он  сделал  Волшебником  Замбулы,
Актер-хан зажмурился и заскрипел зубами. В конце концов ему удалось овладеть
собой, и он открыл глаза и рот. Его голос был очень мягким.
 - Очень... ловко с твоей стороны. У Зафры не было способа защитить себя
от своего собственного заклинания?
 - Об этом я ничего не знаю, - пожимая плечами,
 ответил  Конан. - После того как  я  выскочил  из  комнаты, там остался
только  один  человек - и меч, которому был отдан приказ. Зафра сказал,  что
меч  не остановится,  пока не убьет. Он приказал: "Убей его". Зафра, а не я,
стал "им". Актер-хан вздохнул.
 - Мне будет не хватать его, хотя это был человек, которому я никогда не
мог  доверять. Полностью - никогда. Без Испараны - которой мне не  следовало
доверять, - я прекрасно могу обойтись.
 - Попробуй пройти мимо меня, чтобы добраться до нее, Хан Замбулы.
 - Да, это я,  -  многозначительно,  нараспев протянул Актер. -  Я - Хан
Замбулы.  Некто  по  имени  Балад, и  с  ним  кучка  недовольных  изменников
противостоят мне,  и  им  никогда  не  одержать  победы. Ты там,  в пустыне,
подружился с шанкийскими варварами, и теперь они выступили против Замбулы. Я
- Хан Замбулы.
 Конан   внимательно   следил   за   тем,   чтобы  его  лицо  оставалось
бесстрастным. "Да, ты -  хан, Актер,  в  этот час, в эту  минуту.  Ты еще не
связал воедино Балада, меня и "атаку" шанки,  ты связал только шанки и меня.
Продолжай  тратить время  на  меня,  Хан  Замбулы,  -  продолжай  оставаться
глупцом".
 Актер-хан улыбнулся.
 - Да,  я - Хан Замбулы. А  ты... бедный варвар. Как мало ты знаешь. Это
просто хорошо развитые мускулы и умение владеть мечом, ведь так?
 -  Это правда, гением меня не  назовешь. Всего  несколько  дней назад я
уставал и злился, когда  вы, выросшие в городах шакалы,  которые думают, что
стены  вокруг   собранных  в   кучу   домов  создают  нечто,  именуемое  ими
"цивилизацией",  - когда все вы называли  меня варваром. Теперь я совершенно
не зол я горд. Называй меня варваром.  Я убиваю в честном бою, но никогда -
из-за угла. Ты, Хан Замбулы, убиваешь исподтишка. Как видишь, я учусь.
 -  Ты  учишься, парень с  холмов... чего бы там  ни было. Но, Конан, ты
узнал недостаточно - и недостаточно быстро. Без тебя я преспокойно обойдусь.
 Конан только посмотрел на  него свирепым  взглядом. Он  заставлял  себя
расслабиться и быть готовым  ко всему. Он не смотрел на Испарану. Независимо
от того, в какую сторону сделает движение  Актер, он, Конан, прыгнет прямо к
мечу на стене. Ему незачем было бояться этого меча бояться нужно было хану,
считает он так или нет.
 -  Зафра сказал тебе,  Конан,  что  меч не разбирается ни в родах, ни в
местоимениях и не  останавливается до тех пор, пока  не убьет, - после  чего
нужно только приказать ему снова? Для него и Испарана, и ты - это "его".
 Киммериец дерзко пожал плечами.
 -  Что бы это все ни значило - какая от этого польза? Меч не  прорвался
бы сквозь эти двери, даже если бы Зафра был жив, чтобы отдать ему приказ. Но
Зафра мертв.
 Конан не видел причин говорить Актеру, что меч, вероятно, повиновался -
повиновался и в тот раз, не заботясь о том,  кем была  его жертва, -  только
покойному колдуну. А между тем... почему Актер был так уверен в себе, почему
казалось, что он торжествует?
 "Что он планирует? Что знает он такое, чего не знаю я?"
 Конан глянул на стену справа от  себя. Он  знал,  что эта  дверь вела в
комнату Зафры.  Возможно, капитан собирался...  - нет. Конан был уверен, что
хан  и Хан-Хилайим не обменялись никаким сигналом и у них не было оснований
полагать, что он  и Испарана, вырвавшись с боем из  подземелья, направятся к
этому залу, а не к ближайшему выходу. Тем не менее, киммериец подошел на шаг
ближе. К Актер-хану. К мечу на стене.
 Он попытался  послать свои  мысли  на  поиски.  Он  не мог  внимательно
осмотреть комнату,  потому  что  не осмеливался отвести глаза от  вероломной
кровожадной  мрази,  оскверняющей трон, который она  занимала. Что придавало
Актеру  такую  уверенность в  себе?  Почему  он  улыбался?  Почему он был  в
состоянии улыбаться? Он хотел остаться здесь наедине  с  Конаном и Испараной
не для того, чтобы спросить об атаке шанки, как он сказал он не боялся этой
атаки и не подозревал, что это был обманный маневр, результат трехстороннего
плана, составленного  Конаном, Баладом и  Хаджименом.  Конан и Испарана были
нужны ему здесь по другой  причине. По какой?  Почему он улыбался?  Это была
торжествующая улыбка. Почему-и как?
 Конан  не знал. "Актер  прав",  -  думал киммериец. Он  молод  и  знает
недостаточно. Его ум недостаточно изворотлив, хотя  он считал себя блестящим
стратегом,   составляя   план,   который   должен   был   опрокинуть   этого
пьянствующего, вероломного правителя. Актер был  прав. Оружием  Конана  были
быстрота, и сила, и меч, а не мозг.
 Ему оставалось  только  ждать  -  напряженно приказывая  своему телу не
напрягаться,  -  пока  он  узнает,  какая  хитрость может  быть в  запасе  у
Актер-хана.  Что он прячет за  спиной...  может быть, в  буквальном  смысле?
Кинжал?  Неважно.  Этот  человек  не сможет бросить  его  быстрее, чем может
двигаться киммериец. К тому же  практически невероятно, чтобы он умел метать
кинжал так  же, как  Испарана и  он не был в достаточной  степени мужчиной,
чтобы  попытаться вступить в бой с  рослым и мускулистым юношей, которого он
так  бойко называл "варваром". Терпение Конана было далеко  не безграничным,
далеко  не таким, каким оно станет в более зрелые годы, - если он  переживет
нынешний день.
 Он начал медленно подходить к возвышению,  и к стоящему на нем трону из
мерцающего серебром фруктового дерева, и к сидящему на этом троне человеку в
фиолетовой мантии.
 -  Ах,  Конан,  Конан! Видишь ли,  варвар...  видишь ли,  Зафра наложил
заклятие Скелоса на два меча. И хан улыбнулся, почти сияя.
 -  Конан!  -  встревоженный  крик Испараны.  Взгляд  Конана  немедленно
метнулся к  висящему на стене спрятанному в ножны  мечу  и застыл на нем.  В
этот  миг  киммериец понял, что  он  пропал, что он погиб, а  в  следующий -
подумал,  что может спасти  хотя бы Испарану. Меч ведь не различает  родов и
местоимений,  а?  Значит,  он  убьет  их,  одного  за  другим,  получив  два
приказа... если только она не откроет двери, и стражники капитана  Хамера не
ворвутся толпой в зал,  окружая ее со всех сторон. Станет ли тогда меч, убив
Конана, набрасываться на них, словно коса на заманчиво раскинувшееся хлебное
поле?
 - Спарана! Открой дверь!
 - Конан! Меч...
 - Убей его.
 На теле киммерийца выступил пот  и  побежал по его бокам, заструился по
лбу. Глаза Конана не отрывались от прикрепленного к  стене меча,  окутанного
заклятием  меча,  который должен  был  стать  его  окончательной  погибелью,
пережив  человека,  заколдовавшего  его  и  встретившего   свою  собственную
погибель. Конан  смотрел  на  меч.  Голубые  глаза  киммерийца  были  словно
прикованы к усаженной самоцветами рукояти тяжелыми цепями.
 Миг жгучего напряжения растянулся. Конан ждал, и все  его  тело дрожало
мелкой дрожью. Он смотрел на меч.
 Тот не шелохнулся.
 Это  был  просто  меч,  висящий  в ножнах  на  золотых скобах на  стене
тронного зала. Как висят тысячи других во всем мире...
 - Убей его! - на этот раз хан заговорил  немного громче. Его требование
граничило с просьбой.
 Испарана стояла, застыв  в неподвижности у  огром  ных запертых дверей,
подняв руки на уровень противовеса, повернув голову, устремив взгляд на меч.
 Меч не шелохнулся.  Ладони Актер-хана стиснули резные львиные головы на
подлокотниках  его  высокого  трона,  и,  когда  он  резко  обернулся, чтобы
взглянуть на меч, костяшки его пальцев были белыми.
 - Убей его! Убей его!
 - Опусти брус, Испарана.
 Брус  с грохотом упал на свое место. Хан уставился на  того, кто бросил
ему вызов. Меч продолжал висеть на стене.
 - Актер-хан - собственный меч Зафры повиновался ему, но не мне.
 Пот затекал Конану в глаза и заставлял его жмуриться и дергать головой.
Киммериец жалел, что не  может  присесть.  Он  чувствовал  озноб. Напряжение
оставляло его пот улетучивался.
 - Либо заклятие потеряло-силу вместе с его смертью, либо...
 - Эта вероломная собака!
 По залу раскатился нервный женский смех.
 - Господин