-  Вот  именно.  К несчастью, я заметил  Испарану  в  нескольких  милях
впереди  и  знал, что этот  перевал позволит  мне подобраться к  ней гораздо
ближе,  чем если бы я  поднялся верхом на один  из тех проклятых  Драконовых
Холмов, и  спустился с  него,  и повторил бы то  же самое снова и  снова.  Я
выбрал Ущелье Песчаного Чудовища.
 - И остался в живых!
 - И остался в ,живых, Хассек. Оно напало на меня. С ним было невозможно
сражаться, и мои лошади унеслись обратно, туда, откуда мы пришли. Сами пески
поднялись  мне  навстречу.  Они  образовали  что-то вроде смутно  похожей на
человеческую  фигуру, которая постоянно перемещалась  вместе  с кружащимся в
вихре  песком, - и она  схватила  меня. Я был  беспомощен,  как  ребенок  я
задыхался.  Я услышал  голос, ее голос - она требовала сказать ей,  не был я
Хисарр Зулом! Этот голос каким-то образом разговаривал внутри моего мозга, и
я каким-то образом ответа!  ему. "Нет, - сказал я чудовищу, - я хочу  убить
Хисарр Зула, потому что это могу сделать  только я один". Конан  взглянул на
своего спутника:
 - Это  небольшое преувеличение, поставщик благовоний для королевы Кофа.
Хассек без улыбки кивнул.
 - Значит, мы  оба  умеем лгать, - задумчиво  пробормотал он,  спрашивая
себя,  сумел  бы  он  сохранить  присутствие духа,  чтобы солгать  какому-то
песчаному демону, если бы тот в эту минуту усердно пытался задушить его!
 После  этого  песчаное  чудовище  отпустило  его,  продолжал  Конан,  и
рассказало ему свою  историю: оно было безглазым духом умершего здесь десять
дет назад брата Хисарр  Зула,  и за все эти годы оно сумело  подчинить своей
воле сами пески.  И так оно убивало всех,  кто пытался пройти через перевал.
Слепо   разыскивая   своего  убийцу,   Хисарра,   оно   нападало   на   всех
путешественников и расправлялось с ними. Похожий на лощину перевал был усеян
костями, клочками одежды и оружием.  В течение многих лет  по этому  долгому
кратчайшему пути через сводящие с  ума Драконовы Холмы шли только глупцы или
те, кто ничего не ведал о стонущем песчаном кошмаре, который обитал здесь.
 Хисарр и его брат  - это  был Тосия Зул, Песчаное Чудовище  - много лет
изучали древние науки, тайные знания давно  умерших волшебников. Они познали
секреты,  не  известные  больше  никому  из  тех,  кто  живет  среди  людей:
демоническое  учение о бесформенных кошмарах, таящихся вокруг  холмов  этого
мира и в самой черноте между мирами, в темных пещерах, куда не ступает  нога
человека,  и даже  в  вечно  перемещающихся пустынях,  превращенных  палящим
солнцем в  вечность. Хисарр и его брат искали власти. В своем доме в Замбуле
они затевали всякие мерзости  и хан узнал об этом  и  послал людей схватить
их. Они  бежали,  прихватив с  собой мешки  всякого добра,  но оставив  свои
познания, -  так  думал  Тосия Зул.  Он даже  рискнул  своей  жизнью,  чтобы
вернуться и спасти  Хисарра. Они бежали, оставив позади  бесценные сокровища
древних знаний. Они бежали в ночь, как псы, - богатые псы!
 Хисарр солгал своему брату. В  Драконовых Холмах Тосия  обнаружил,  что
Хисарр прихватил с собой  некоторые из старинных рукописей. Они поссорились.
Ночью Хисарр  убил  своего  брата  и  выжег  ему глаза  раскаленными  добела
монетами,  чтобы он не  смог увидеть дорогу в следующий мир. А сам продолжил
путь в Аренджун.
 -  Там он усовершенствовал способы похищения людских душ, как я узнал к
своему смятению, - хуже, чем смятению! Понимаешь, он хотел использовать это,
чтобы подчинить своей власти некоторых чиновников,  и  таким образом  вскоре
овладеть всем  городом. А потом и страной - и  все это  путем  угрозы душам,
находящимся в его власти. После этого... - Конан  пожал плечами. - Еще  одна
страна,  я думаю,  и потом,  возможно, другая. В течение десяти лет Песчаное
Чудовище, которое было Тосия Зулом, испытывало  мучения и  убивало всех, кто
пытался  пройти  мимо него.  Шакалы  сожрали его  плоть, и,  хоть  он  и был
мертвым,  он знал  это  -  и чувствовал!  Чудовище  оплакивало  десятилетие,
которое  оно провело в муках - мертвое и в то  же время не мертвое, - и даже
само заявило, что я должен пронять: оно не может больше быть в своем разуме!
О, я-то очень хорошо это понимал!
 - Ты стоял и разговаривал вот так...  с песком? Ты видел этого мертвого
волшебника?
 - Я видел  все  время  меняющий свою  форму столб песка.  Голос говорил
внутри  моей головы. Он рассказал мне,  как  я могу заполучить обратно  свою
собственную душу:  я должен был помешать разбить зеркало, ибо это обрекло бы
меня навеки. И, однако, я должен был сделать так, чтобы оно было разбито -
 человеком, носящим  корону.  Чудовище  сказало, что у всех, кто правит,
есть сила сила, которую они сами не  сознают. Однако сначала  я  должен был
захватить обратно зеркало.  Потому что, видишь  ли,  у  меня  почти  не было
сомнений  в том, что стоит мне привезти Хисарр Зулу амулет,  и  он сразу  же
проявит все свое вероломство.  Я не верил, что он вернет мою душу и отпустит
меня на  свободу.  Песчаное Чудовище рассказало  мне, как я смогу освободить
тех бездушных тварей, созданных его братом.
 Киммериец начал  описывать  жуткие средства,  которые должны были  дать
покой  этим  нелюдям,  и Хассек, взглянув  на него, увидел, что  его профиль
превращается в суровый лик каменной статуи какого-то мрачного бога, и тут же
понял,  что Конан  совершил это: необходимо было отрубить голову волшебнику,
набить череп,  и  уши, и ноздри  землей, а потом сжечь  эту  голову всю  без
остатка.
 -  А-а. И  замок Хиссар Зула сгорел вместе со всем содержимым. Это была
твоя работа, Конан?
 - Да, - сказала статуя с прищуренными глазами. - Пламя распространилось
от его головы, после того, как сама кость превратилась в известь и пепел.
 - Но как тебе удалось одолеть его?
 - Дух Тосии  рассказал  мне о  нескольких  способах сделать это, и все,
кроме одного, были слишком ужасными, чтобы их можно было принимать в расчет.
Я...
 -  Расскажи  мне,  -  попросил  иранистанец,  руки  которого  покрылись
мурашками, - о тех нескольких средствах, которые даже  для тебя были слишком
ужасными, чтобы  их можно было использовать против такого ужасного человека,
как Хисарр Зул!
 -  Я  помню их, - безжизненным голосом  сказал Конан. - Я никогда их не
забуду.  Как  сказало мне чудовище, после смерти  своего  брата  оно наконец
смогло  бы  получить свободу от  этой жизни-после-смерти, смогло бы покинуть
ущелье и  отправиться...  туда,  куда отправляются  подобные злые души после
смерти. Оно сказало мне, что я должен сделать, и я
 спросил, есть ли еще способ, а потом еще. И хотя оно каждый раз впадало
в ярость,  я  напоминал ему,  что я  для него  -  средство  добыть  свободу,
уничтожить Хисарр Зула.
 И Конан спокойно, монотонным голосом перечислил эти способы.
 Хисарр Зула можно было убить, удавив его волосом девственницы, погибшей
от бронзового оружия и ставшей женщиной после смерти и после того, как волос
был  удален. Конан  сказал, что когда он услышал это, его чуть не вырвало, -
так же, как сейчас  Хассека. Какая мерзость! Или же Хисарра можно было убить
водами реки Зархебы, ибо они истекали ядом проблема заключалась в том,  что
Зархеба была очень, очень далеко, в  юго-западном  Куше. Или его можно  было
убить железом, выкованным в Стигии над костром из костей, потому что из этой
темной, исполненной колдовских  чар земли, обители злобно скалящихся демонов
и магов, пришла большая часть заклятий, выученных двумя волшебниками.
 - Боги и кровь богов! - сказал Хассек, не пытаясь
 скрыть содрогания.
 -  Да.  В конце  концов он  сказал  мне также,  что  Хисарр  Зула можно
одолеть, обратив его собственное  колдовство против него. Мне это показалось
невозможным - но в результате я именно это и сделал.
 - Как?
 - Я  не  скажу тебе, -  невозмутимо  ответил  Конан,  и Хассек  не стал
спрашивать снова.
 У  Конана  не  было  ни средств передвижения, ни  припасов.  Тосия  Зул
разрешил  эту  проблему  -  ради  себя  самого  киммериец  интересовал  его
постольку, поскольку  был  оружием, которое дух  мог обратить  против своего
брата. Началась  песчаная буря. Она подняла Конана в воздух ветер подхватил
его  и  унес на много миль к  югу - к  одному оазису, куда,  как  думал дух,
направлялся  Хисарр Зул Конан знал,  что  на самом  деле туда  приближалась
Испарана, потому что теперь  он обгонял ее  на том пути, по которому она шла
со своими верблюдами.
 - Волшебник дал мне безобидную копию амулета. Я смог подменить его так,
чтобы  Испарана об  этом  не узнала. Потом... ну, по разным  причинам, - это
действительно  такая  женщина,  Хассек,  что только держись,  и  к  тому  же
прекрасно владеет мечом и  вероломна,  как... как Хисарр! Как я  говорил, по
разным причинам  нас нагнал  караван. Он был  из  Хорезма, и эти  люди  были
работорговцами.  Вскоре мы с Испараной вновь оказались  попутчиками  и вновь
пошли на север - прикованные к цепи вместе с другими невольниками.
 - Тебя, помимо всего прочего, еще и обратили в рабство?
 - Да,  - спокойно сказал Конан.  - Но уверяю тебя, не без того, чтобы я
убил несколько человек из тех, кто охранял караван.
 "И оставил за собой еще несколько трупов", - подумал Хассек и ничего не
сказал.
 - Все из-за этой проклятой Испараны! Она тогда как раз пыталась убежать
от меня. Они схватили ее. Они приковали нас обоих к веренице рабов. И мы оба
зашагали на север -  в цепях. У каждого  из нас был  амулет - она не  видела
моего  и не  знала, что  ее  амулет  был не  настоящим,  не имеющим  никакой
ценности для Хана Замбулы.
 -  Но как, зо имя  Эрлика  и Друда,  ты смог  бежать  из  хорезмийского
работорговческого каравана - посреди пустыни... в цепях?
 -- Друд  - это бог, который мне не известен, - сказал Конан,  кажущееся
спокойствие которого просто бесило его попутчика.
 -  Самый древний из богов, которому все еще поклоняются в Иранистане, -
коротко объяснил Хассек.
 -  Признаюсь, -  сказал Конан, - что я вовсе не бежал, Я упоминал уже о
пятерых солдатах из Самарры, которых встретил раньше. Мы встретили их снова
они возвращались назад. Я кричал без передышки, и  капитан Арсиль из Самарры
сделал так,  чтобы нас  освободили. Поскольку  я слишком  добр для своего же
собственного блага,  я  потребовал,  чтобы  Испарану освободили  тоже, -  он
усмехнулся.  - В последний раз, когда я  ее видел, она направлялась на юг, и
ее "сопровождали" в Замбулу  Арсиль и его  люди - которые  ничего не знали о
нашей настоящей цели, Испараны и моей, - в  то время, как я ехал на  север с
ее верблюдами и лошадьми. Хассек рассмеялся вслух.
 - И,  значит, она отвезла  фальшивый Глаз Эрлика обратно к  Актер-хану,
который, без сомнения, носит  его в  настоящую  минуту,  веря,  что это  его
собственный, колдовским образом изготовленный защитный  талисман! Потому что
это амулет, особо и исключительно  настроенный  только  на него,  Конан, при
помощи колдовских чар.
 Конан покачал головой.
 - Нет, - сказал  он, и  Хассек в изумлении  уставился на  него. Неужели
было что-то еще?
 - Чтобы удостовериться, что амулет, который я принес ему, действительно
настоящий,  Хисарр  Зул  сотворил  заклинание,  которое  растопило  копию  и
превратило  ее  в бесформенный кусок шлака.  Я  сожалею  об этом.  Даже  для
Испараны я  не желал бы таких страданий или, если она после  них останется в
живых, такого шрама от ожога между грудями. Они были очень красивыми.
 Хассек,  как  до  него и его  соотечественник-иранистанец,  от которого
Конан   перенял   свою   привычку,   ответил   на   эту   досадную   новость
одним-единственным словом:
 - Черт!
 Конан взглянул на него, и в кои-то веки раз эти пламенные голубые глаза
были почти безмятежными.
 - Да, - сказал он.
 Они ехали дальше, и  здесь уже начиналась пустыня. Даже солнце казалось
теперь более горячим.  То там,  то сям  из желто-белой почвы  вырисовывались
чахлые растения, упорно цепляющиеся за землю и за жизнь. Солнце и небо стали
ярче, словно отражая все более участки местности под копытами лошадей.
 - Конан, - сказал Хассек, - ты... случайно не знаешь также о разрушении
некоей могущественной башни, принадлежавшей человеку по  имени Яра, жрецу из
Аренджуна?
 Конан усмехнулся, несмотря на легкую дрожь, пробежавшую по его телу при
воспоминании  об  этом поединке  с  колдовскими  чарами,  случившемся  всего
четверть года назад.
 -  Возможно, Яра  прогневал бога, которому  служил, и  тот поразил  его
сияющую, как драгоценный камень, башню ударом молнии, Хассек.
 -  Возможно. А может быть, я  еду в компании поистине великого вора - и
погибели для волшебников.
 Конан  только  усмехнулся,  но  по  мере  того, как они  ехали  дальше,
задумался. Погибель для волшебников? Это  правда,  что у него было несколько
интересных приключений с несколькими волшебниками и продуктами волшебства...
и что он остался  в живых, а волшебники  -  нет. Он размышлял над этим, пока
они ехали на юг, в глубь сверкающих песков.
 6. ВОЛШЕБНИК ЗАМБУЛЫ
 Далеко-далеко к югу от Конана и иранистанца, в  той же самой пустыне и,
в общем-то, всего в нескольких днях пути к северу от Замбулы четверо  солдат
из  Самарры, проснувшись, обнаружили, что  один из их числа исчез. Исчезла и
"гостья",  которую  они сопровождали. Самаррский капитан ударил себя кулаком
по ладони.
 -  Гром и молния! Я бы поручился  за Сарида своей правой рукой! Клянусь
бородой Тарима - эта проклятая ведьма...
 - Да, капитан, - сказал один из его людей. - Сарид таращил на нее глаза
с  самого  начала,  когда  мы  освободили ее  и киммерийца  из  хорезмийской
вереницы невольников. Правду сказать, Сарид сам себя назначил ее охранником.
Никому  из нас  и  в  голову  не  приходило  обращать  на них  внимание  или
прислушиваться к словам, которыми они обменивались, пока мы  ехали, и стояли
лагерем, и ехали снова.
 - А теперь эта потаскуха уговорила его ускакать вместе с ней! Сайд!  Он
предал  нас...  предал  долг и  короля...  из-за этой вероломной замбулийки!
Тарим бы побрал тот день, когда мы позволили этому киммерийцу навязать ее на
наши головы!
 - Может статься, она умрет от этого ожога...
 -  Который  мы ей  смазывали бальзамами и  перевязывали  с такой нежной
заботой! Хм! Нам этого не дождаться, Салик. Такие, как она, живут вечно.
 - Капитан Арсиль... она  все время клялась, что служит Хану  Замбулы. И
что животные и припасы, которые забрал киммериец, принадлежали ей. И еще она
не переставала утверждать, что он увез амулет, принадлежащий ее хану. А тот,
что был у нее... -  самаррский солдат с дрожью  в голосе  оборвал свою речь,
сделал оберегающий знак и пробормотал имя какого-то бога.
 Голова капитана дернулась.
 - А ким... Конан  сказал, что все  наоборот. Теперь  я не знаю... они с
Саридом поскали на север, Камбур?
 - Похоже, да, - сказал третий солдат.
 - Так. Она поворачивается  спиной  к Замбуле, а ведь мы уже почти  там.
Несомненно,  чтобы попытаться  выследить киммерийца Конана! Может быть, этот
мошенник  со  странными  глазами  все-таки  солгал  нам. Признаюсь,  он  мне
понравился... Все ради  амулета, а? Камбур, я готов побиться об  заклад, что
бедный глупый Сарид  не доживет до  новой луны.  Этот  киммериец  достаточно
велик, чтобы сожрать его целиком. Ах, бедняга! Клянусь Таримом,  я  надеюсь,
что Конан разрубит эту проклятую ведьму и бросит ее в пищу собакам!
 - Арсиль... капитан... мы... последуем за ними?
 -  Нет! Клянусь Таримом, нет! Я не  собираюсь провести  остаток жизни в
этой пустыне  или  задерживать  вас здесь. Украденный товар, за  которым нас
посылали,  -  у  нас...  большая его часть.. и  я без  особого  удовольствия
представляю себе, как буду рассказывать той Саридовой девушке о том,  что  с
ними случилось, - капитан Арсиль застонал. - И его матери... и командиру!
 - Э... может, им  всем  было  бы  лучше -  и  нам  тоже, -  если  бы мы
объявили, что Сарида убили. Как героя. А потом...
 - Чтобы он каким-нибудь образом объявился  в Самарре на следующий день,
или в следующем месяце, или в следующем году? О нет, Камбур, и ты никогда не
станешь сержантом, если у тебя  в мыслях будет такая неразбериха.  Нет! И...
Камбур.
 Красивое загорелое лицо Арсиля приняло задумчивое выражение.
 - Лучше будет, если мы ни словом не обмолвимся ни о Конане из Киммерии,
ни  об  этой  проклятой  Испаране,  пока  будем  проезжать  по  замбулийской
территории.
 Камбур, иранистанец  на службе Самарры, кивнул.  Арсиль был прав, и его
мысли были мудрыми, - хотя Камбур побился  бы об заклад на  свои сапоги, что
этот громадный парень с  прямым носом и глазами цвета неба  обдурил их всех.
Камбур не собирался  так  уж сильно скучать по Сариду... хотя ему было жаль,
что Испараны  больше с ними  не было.  Он со спокойной  душой оставлял ее на
попечение  Сарида, зная, что у того дома есть девушка и что их помолвка была
оглашена  и зарегистрирована. Камбур сам лелеял кое-какие идеи  и надежды по
поводу   замбулийской  чаровницы,  которую  они  нашли  рядом  с  Конаном  в
хорезмийском невольничьем караване.
 "Так,  значит, Арсиль  боится  за Сарида?"  Камбур  встряхнул  покрытой
шлемом  головой.  К черту  Сарида! Пусть  этот верзила-варвар  остерегается!
Испарана   в   достаточной   степени   женщина,   в    достаточной   степени
искусительница, чтобы даже  его поставить на колени! А уж как  она ненавидит
этого киммерийца!
 * * *
 Предметы,    загромождающие    просторную    комнату,    были    самыми
разнообразными: от  обычных,  повседневных  до странных,  от экзотических до
зловеще-таинственных и  поистине ужасающих. Молодой маг, находившийся в этой
комнате,  был странен  только тем, что  был молод. Он разглядывал  что-то  в
глубине хрустального шара и улыбался при этом. Его  коричневый головной убор
был  странно высоким кроме этого, на нем была простая длинная белая туника,
надетая   поверх   коричневых   штанов.   На   его  груди  висел   медальон,
покачивающийся в такт его движениям. Этот медальон представлял собой большое
кольцо, усыпанное по краю жемчужинами в центре сверкал многогранный  рубин,
окруженный   двенадцатью  солнечными  топазами,  образующими   шестиконечную
звезду. Медальон  был подарком  хана, так же,  как  и  одно  из двух  колец,
которые носил маг.
 С улыбкой, которая не открывала зубов и не смягчала выражения  лица, он
отвернулся от своего волшебного шара потом,  мягко ступая ногами, обутыми в
красный фетр,  пересек комнату и подошел к высокой,  обшитой панелями двери.
Он дважды постучал  в нее костяшкой одного пальца и, насвистывая, вернулся к
шару.
 Через несколько минут  дверь отворилась и появился еще один человек. Он
был отчасти  лыс,  и хотя волосы сбегали с двух сторон  вниз по его щекам, к
линии челюсти,  в середине они были сбриты и открывали подбородок с ямочкой.
Рисунок  из   переплетенных   лоз,  вышитых  алыми   стежками,  украшал  его
темно-коричневую мантию на подоле, манжетах и у шеи. На груди у него шуршала
серебряная  цепь, и он тоже  был обут  в  красный  фетр.  Запястье вошедшего
охватывал медный браслет.
 Ни он, ни маг не произнесли ни слова.  Он придержал дверь, и маг прошел
мимо, даже  не бросив на  него  взгляда своих  холодных  и  жестких,  словно
камень, карих глаз.
 Молодой  волшебник  вошел  в  широко  раскинувшийся,  высокий  зал  под
потолком, на  котором  было  изображено небо  и который  поддерживали резные
колонны,  имитирующие деревья  акации. В зале прежде всего бросалось в глаза
возвышение  у  задней  стены, а  на  этом  возвышении - большое  сиденье  из
фруктового дерева с  гравировкой из серебра. Человек, сидящий на нем, не был
ни красив, ни уродлив, ни толст, ни тонок, хотя у него и было брюшко. Поверх
его  длинной желтой мантии была надета еще одна, из травчатого синего шелка,
совершенно  очевидно  привезенная с большими издержками  из далекого Кхитая.
Она была  интересно скроена и прорезана так, чтобы выставить напоказ  нижнюю
одежду цвета шафрана.
 Приблизившись  к  трону,  молодой  маг  сдел