Роберт Говард, Эндрю Оффут.
    Меч Скелоса


 OCR: chreiiku (chreiiku@lad.ru)




 ...Он  глухо  зарычал, словно тигр, в котором сила зверя  сочетается  с
разумам демона.
 Бальзак
 Пролог: МЕЧ
 Двое,  обнаженные,  с  отметинами  на  телах,  оставленными  голодом  и
искусством палача, стояли  на  дне  каменного колодца и  смотрели  вверх. На
площадке  перед  дверью  у верхней  ступени  лестницы, ведущей  в  подземную
темницу,  четверо  глядели на них в ответ. Трое из них  носили бороды  двое
были в кольчугах и шлемах. На двоих  были длинные широкие одежды, а на одном
- странный головной  убор. У троих на бедрах висели спрятанные в ножны мечи,
а четвертый -держал в гладкой, без морщин руке меч.
 Молодой человек в странной феригийской шляпе и длинной розовато-лиловой
мантии оторвал взгляд от стоящих внизу пленников и обратился к  тому, на ком
были разноцветные одежды:
 - Ты получил от этих двух пленников все, что тебе требовалось, господин
Хан? Теперь ты хочешь, чтобы их убили?
 Человек  с  жирными   черными   волосами,  закрученными  в   локоны,  с
выступающим животом и в то же время с недурной наружностью, - этот человек в
подпоясанной  серебряным  поясом, окаймленной золотом мантии, переливающейся
разными красками, приподнял брови.
 -  Да, - сказал  он,  -  однако  ты, конечно  же,  не  собираешься  сам
спуститься туда и исполнить роль палача?
 Один из двух солдат ухмыльнулся под своим заостренным  кверху бронзовым
шлемом на  чехле из кожи поверх губки. Он издал  слабый  звук,  и человек  в
мантии и с мечом в руке бросил на него  хмурый  взгляд. Однако тут же на его
квадратном лице появилась слабая улыбка, и он снова обратил взгляд к хану.
 - Нет, мой господин. Я  прошу только, чтобы ты подождал некоторое время
и посмотрел. Совсем недолго, мой господин.
 Неподалеку от них низкая железная жаровня  на кривых ножках прижималась
к  земле,  словно черный  демон,  чья  голова была  пламенем,  отбрасывавшим
жутковатые отблески  на стены темницы.  По обе стороны от  человека в мантии
стояло  по ведру:  в одном был песок,  в другом - вода. Присев на  корточки,
этот человек с  квадратным, чисто выбритым лицом положил меч наземь, острием
от себя. Лезвие было  прекрасной  работы, длинный, смертоносный лист сияющей
стали, а черенок исчезал в серебряной  рукояти, изображающей шею и  поднятую
голову дракона. Поперечная  перекладина, или гарда, образовывала его крылья,
а топазовая головка эфеса  венчала голову дракона, словно  сверкающим желтым
золотом.
 Что-то  бормоча,  сидящий  на корточках  человек посыпал меч грязью  из
ведра с землей. Он испачкал таким образом клинок, рукоять, гарду и головку и
позаботился о том, чтобы оружие было покрыто грязью все целиком. Тот солдат,
что был постарше,  явно не одобряя его действий, смотрел в землю, и лицо его
было  угрюмым. Так  обращаться с оружием,  сделанным с подобным искусством и
трудом, конечным продуктом гения какого-то мастера-ремесленника!
 Перевернув меч, маг  - ибо он совершенно очевидно  был магом - повторил
свои  действия.  Все  это  время  он  продолжал  непрерывно  бормотать  свои
чародейские заклинания.
 Не  обращая  внимания  на  то,  что  темная,  как  вино,  мантия,  туго
натянулась  на  его  обращенных кверху ягодицах, маг встал  на  четвереньки,
словно  поклоняясь  клинку.  Но   на  самом  деле  он  продолжал  бормотать,
одновременно  выдувая  мощную  струю  воздуха  поверх  оружия.  И  снова  он
постарался  покрыть меч  целиком,  на  этот  раз  невидимым  образом,  своим
дыханием.
 Земля зашевелилась, потом слетела, когда маг поднял меч и трижды рассек
им воздух этой молчаливой, душной комнаты. Сам воздух  застонал, разрезаемый
этим острым клинком.
 Обнаженные, покрытые шрамами пленники пристально глядели снизу вверх на
эти обряды. Они обменялись  взглядами, полными недоумения и  опаски, и вновь
обратили глаза вверх. Оба могли  узнать волшебство, когда видели его, ибо их
родной Иранистан,  расположенный еще  дальше к  Востоку, вряд ли можно  было
назвать   свободным   от  присутствия   магов  и   гостей  из  пространства,
расположенного между измерениями.
 Так же пристально смотрели хан и оба  солдата,  и они тоже чувствовали,
как  волосы шевелятся  у них на затылках и слегка перехватывает дыхание. Они
знали, что наблюдают за колдовством. Они могли только спрашивать себя, какую
цель  оно преследует  и какого  результата добьется здесь, в этой холодной и
мрачной темнице.
 Маг окунул руку в ведро с водой. Снова и снова он окроплял меч и окунал
руку,  и  опять окроплял меч -  и все  время бормотал.  Все  это, совершенно
очевидно, шокировало того же старшего из охранников этот человек повидал на
своем веку сражения и относился с большим уважением к хорошему оружию. Любой
мог купить топор, но  меч был произведением искусства и большого мастерства.
Ветеран долго собирал деньги, чтобы купить тот  меч,  который сейчас висел у
него на боку. Он обращался с ним с большим уважением и заботой, чем со своей
женой, которая,  в  конце  концов, обошлась  ему не так  дорого. Плотно сжав
губы, он  наблюдал, как  согнувшийся  маг  покрывает  клинок  худшим  врагом
хорошего лезвия, сделанного из стали: водой.
 Теперь  солдат,  возможно,  несколько  смягчился: подняв  меч  вверх, с
которого капала  вода, маг продол жал  говорить  певучим, гортанным голосом.
Едва шевеля губами, он пронес лезвие сквозь пламя, танцующее над жаровней.
 Металл зашипел, словно охваченный сверхъестественным гневом. Перевернув
его, маг повторил свои действия и, надо полагать, слова своего проклятия или
колдовского призыва.
 Наконец, все еще бормоча  невразумительные  заклятия,  маг  поднялся на
ноги.  Без  всякого предупреждения и почти не  целясь,  он метнул  меч,  как
копье, в стоящих внизу обнаженных пленников.  И теперь заклинатель заговорил
громко, и все поняли слова:
 - Убей его.
 Меч  все  еще был в воздухе  -  полоска серебра, когда маг произнес эти
слова ужасающим тусклым голосом, полным угрозы и злобы, которые  были словно
смертоносные  споры,  заполняющие чашечку Черного  Лотоса из накрытых  тенью
рока джунглей Кхитая. Солдат и хан не отрывали глаз от  меча - так же, как и
двое  иранистанских  пленников  внизу.  Один из  них,  покрытый  шрамами,  с
ввалившимися щеками и животом,  попытался увернуться  от клинка, летящего  к
нему   острием   вперед.  Тогда   послышались  голоса,  бормотание  губ,  не
принадлежащих магу свернул ли  летящий  клинок за долю секунды до того, как
погрузился в грудь уклоняющегося человека... чуть-чуть влево от центра?
 Пораженный  таким фантастическим  образом, которым с  охотой пользуются
более   беспечные  рассказчики   и   сочинители  историй,  прямо  в  сердце,
иранистанец резко содрогнулся потом испустил предсмертный вздох и  упал. Он
не замер  сразу же, но задергался в  предсмертных судорогах. Меч  погрузился
глубоко. Он вздрагивал над поверженным телом.
 - Просто замечательный  бросок,  Зафра,  -  удивленно сказал хан  после
того, как смог  вырваться  из уз  цепенящего  шока.  -  Мне  и в  голову  не
приходило, что ты...
 Внизу  второй пленник  схватил  дракона-рукоять  меча,  торчащего,  как
тонкий  могильный  знак из серебра  и  стали,  над трупом его  товарища.  Он
вытащил  меч, выпустив ручеек крови, и посмотрел  наверх, на  наблюдавших за
ним  четверых  пленивших  его  врагов.  Все мысли и чувства читались  в  его
ввалившихся,  блестящих от  голода глазах: хан! Сам хан, всего в  нескольких
локтях,  а  у  иранистанца в  руках  меч-Неторопливыми,  размеренными шагами
обнаженный чужеземец подошел к основанию лестницы. Его взгляд был прикован к
хану. Кровь капала с меча в его руке.
 За  спиной мага мечи со скрежетом вылетели из отделанных сверху деревом
ножен, - два наемника приготовились защищать своего правителя. Разделаться с
иранистанцем, ослабевшим  от пыток и недостатка пищи, будет делом нескольких
секунд. Без сомнения, охранники недолго прожили бы, если бы их хан был убит,
ибо он был сатрапом Турана, а Империя Турана была могущественной и ревнивой,
как жеребец, для которого только что миновала пора юности.
 Молодой маг поднял руку, останавливая охранников, и спокойно сказал:
 - Убей его.
 Иранистанец поставил  ногу на вторую ступеньку,  когда меч  ожил в  его
руке.
 Дракон  изогнулся, потом изогнулся еще раз он вырвался из руки узника,
пальцы которого разжались от удивления.
 Меч быстро  повернулся  и стремительно бросился на иранистанца,  словно
клинком  управляла могучая невидимая рука. Пленник машинальным, защищающимся
жестом выбросил вверх руку  -  и клинок почти прошел через  запястье.  Кисть
руки повисла на лоскутке  кожи, кусочке  мышцы и осколке расщепленной кости.
Меч немедленно  изменил направление удара  и  погрузился  в грудь человека -
чуть слева от середины.
 Иранистанец, отброшенный назад силой вонзающегося клинка,  зашатался  и
упал навзничь.  Так он  и остался лежать - одна  босая пятка на  нижней  сту
пеньке  лестницы. Его ноги судорожно дергались.  Меч торчал  из его  тела  и
вздрагивал,  словно  увенчивающий рукоять  серебряный  дракон  был  живым  и
яростным.
 Маг повернулся и взглянул на своего хана коричнево-гранатовыми глазами,
холодными, как само целомудрие. Его квадратное, безбородое  лицо под высоким
головным убором не выражало ровным счетом  ничего: ни торжество, ни ожидание
не освещали его черт.  Теперь  он  совершенно не обращал  внимания на  двоих
охранников, чьи сердца были словно заполнены страшной стужей,  холодной, как
сталь, - заколдованная сталь.
 - Впечатляюще, волшебник!
 Маг  поклонился в ответ  на слова своего хана. И когда  его  лицо таким
образом на мгновение исчезло из поля зрения остальных, он улыбнулся, ибо был
молодым магом, только что  вышедшим  из подмастерьев,  и  не  часто  получал
похвалы,  и  его будущность и богатство  были еще под сомнением.  Теперь  он
знал, что и  то, и другое  ему  обеспечено более прочно, чем самому хану. Он
был теперь не подмастерьем, а волшебником, которому Актер-хан знал цену.
 -  Заколдуй  так  тысячу  мечей,   -  продолжал  правитель,  когда  маг
выпрямился, - и у меня будет армия, не требующая никакого содержания и почти
не занимающая места, - и непобедимая!
 - Ах, мой господин, - осмелился  возразить  юный маг,  - я показал тебе
нечто  ужасное и  впечатляющее, и ты немедленно думаешь только о  том, чтобы
получить больше!
 Один из солдат судорожно сглотнул  воздух.  Однако, когда его правитель
заговорил, он  понял, что  отныне  с этим  вызывающим  содрогание  демоном в
человеческом  облике придется  обращаться  с  осторожностью  и  уважением, -
вместе с его феригийской шляпой, змеиными глазами и всем остальным.
 - Не посчитай  меня  неблагодарным, волшебник...  хотя  я  не  потерплю
наставлений от тебя.
 Глаза хана  сместились в орбитах  во направлению к двум стражникам. Это
было молчаливое напоминание, что пленники стали теперь трупами.
 - Я сожалею, но только два клинка  могут быть  заколдованы одновременно
таким образом,  мой господин, - сказал маг. Возможно, хан отметил, что он не
извинился но никаких комментариев не последовало.
 - Почему?
 Взгляд мага переместился на солдат затем снова пристально уставился на
хана.
 - Сейчас здесь не от чего  нас охранять,  -  сказал хан. - Подождите за
дверью.
 После минутного  замешательства,  когда  солдаты раскрыли было рты,  но
закрыли, оставив  слова не произнесенными, они удалились.  Их повелитель  не
взглянул им вслед он  продолжал смотреть  в лицо мага, который доказал, что
если ему чего-то и не хватает, то только лет.
 - Почему? - повторил хан.
 - Это закон  Скелоса, откуда  происходят те чары, которые  я наложил на
клинок, господин Хан.  Необходимо  употребить  верные  древние слова  именно
нужным образом и в нужном тоне  и использовать четыре стихии именно в нужном
порядке  и   пока  произносятся  некие   особые   слова   заклятия  стихии,
охватывающие все предметы: землю и воздух, воду и огонь.
 - Очень жаль.  Однако...  великое деяние, и я поражен и очень  доволен,
волшебник. Ты будешь носить это.
 Кольцо с огромным солнечным камнем перешло с пальца на ладонь, с ладони
- к ожидающей руке и оттуда - на палец мага. Его поклон был не очень низким,
и он ничего не сказал.
 - Я возьму этот меч.
 - Я  так и думал, что мой хан пожелает  этого. И  мне  пришла  в голову
другая мысль, и потому  я хотел, чтобы  стражники  здесь не  присутствовали.
Может  быть, мне лучше  наложить чары  на  клинок, уже  принадлежащий  моему
мудрому господину?
 Хан  положил руку на  украшенную драгоценностями рукоять кривого  меча,
поднимающуюся над его левым бедром.
 - Да! Клянусь потрохами Эрлика - да!
 -  Меч должен  быть омочен  в  крови  сразу  же после  того, как  будет
наложено заклинание, мой господин.
 - Да, я думаю, мы  сможем найти кого-нибудь,  кто отдаст свою никчемную
жизнь, чтобы его хана защищал подобный клинок, волшебник! Действуй!
 И сатрап  Замбулы вытащил меч с драгоценной рукоятью и подал его своему
магу Зафре.
 1. КОНАН ИЗ КИММЕРИИ
 Высокий  юноша  сжал коричневый  локоть девушки и  сильно шлепнул ее по
заду.  Она  танцующим шагом выскользнула из-под  удара,  встряхивая длинными
волосами цвета гривы чалой  лошади,  и одарила  юношу взглядом, сочетающим в
себе  упрек  и  ласку.  Сегодня ночью он ее бросил. Позвякивая сделанным  из
монет поясом, девушка пошла своей дорогой, а парень пошел своей.
 Она поторопилась дойти до хорошо освещенного квартала, потому что здесь
был самый  худший район Города Грешников.  Глотки  быстро  перерезали в этих
темных узких  улочках  местности,  известной  под  названием  Пустыни, и еще
быстрее - в темноте переулков, скользких от отбросов и блевотины.
 Высокий юноша сделал не  более  четырех размеренных  шагов, прежде  чем
повернуть  и войти  как  раз  в такой  узкий переулок.  Даже на  дне колодца
видимость не могла быть намного хуже. Больше всего света было  на углу улицы
за  спиной -  его давала  пара  ламп, выполненных в  форме львов,  у входа в
шумную  таверну.  Этот свет некоторое  время следовал  за юношей, но  вскоре
померк.
 Запах  бросился   в  ноздри  и  попытался  поразить  обоняние  миазмами
разлагающегося мусора, застарелого вина, прокисшего в бурдюках, сырой земли,
вывернутой рядом с домами а темнота попыталась в то же самое время погасить
пылающие  голубые  глаза  юноши. Отсутствие морщин  на лице  этого  человека
позволяло заключить, что он молод. Но нечто сродни твердости оружейной стали
в его глазах опровергало  такое  заключение.  Более внимательный наблюдатель
заметил бы, что этот черноволосый гигант, которому явно не исполнилось еще и
двадцати лет, многое повидал,  многое пережил и  вынес...  и восторжествовал
над всем. Никто не мог быть  настолько глуп, чтобы поверить, что этот кинжал
и меч в потертых, старых ножнах из шагреневой кожи не были смочены кровью.
 Все  это,  и  его  размеры  впридачу, придавали юноше  уверенность  он
повернул в переулок, почти не замедляя шага.
 Его самоуверенность  была  непринужденной  самоуверенностью  молодости,
самонадеянностью волка среди собак. Он избавил мир от двух кошмарных оживших
мертвецов, этот силач, рожденный на поле боя он воровал, пока спящая жертва
лежала  всего на расстоянии  пары футов от него он убил  двоих волшебников,
добивавшихся  его смерти, и еще высокорожденного владыку Кофа и он разбивал
чары и отправлял в мир иной так много людей,  владеющих оружием, что потерял
им  счет, - и все  это  несмотря на свои невеликие годы. Это были всего лишь
собаки, лающие на волка, и волк был более крупным, и более быстрым, и  более
жестоким и  злобным, чем они,  он  излучал уверенность, придаваемую умением,
как свеча создает сияющий нимб вокруг своего пламени.
 Волк свернул в переулок, и собаки ждали.
 Один  шаг  сделал  поджарый,  гибкий, как кошка,  человек, вышедший  из
черной тени  у стены,  острие  его меча смяло тунику  на мускулистом  животе
юноши.
 -  Стой спокойно и убери руку с рукояти меча, Конан, иначе  я налягу на
меч, и у тебя появится второй пупок.
 Холодные  голубые глаза  свирепо  взглянули  на человека,  стоящего  по
другую  сторону  обнаженного  клинка. Тот был среднего роста - это означало,
что добыча была  выше его  на целый  фут. На нем был длинный  темный  плащ с
поднятым капюшоном во мраке переулка даже зоркие глаза молодого  киммерийца
не смогли разглядеть заговорившего с ним. Конан стоял неподвижно, и его мозг
посылал  всему  его  большому  телу сигнал  расслабиться.  Очень  медленно и
осторожно он перенес  одну  ногу назад.  А потом вторую и когда давление на
переднюю часть его туники прекратилось, он выпятил вперед покрытые мускулами
ребра,  чтобы удержать острие меча и заставить противника поверить, будто он
находится на пару дюймов ближе, чем на самом деле.
 -  Клянусь  Белом,  богом  всех воров,  -  сказал  Конан,  - что это за
идиотские выходки? А  как  насчет Кодекса  Бела,  приятель:  воры  не грабят
воров?!
 - Просто... стой спокойно, Конан, если тебе дорого твое брюхо.
 - Я никогда не  двигаюсь,  если  меч  пытается пропороть  мою тунику, -
сказал Конан, и  в тот момент, когда он договорил эту ложь,  за  его  спиной
послышался шорох ткани.
 Пора  было  прекращать  дальнейшую  игру.  Конан  был  не из  тех,  кто
позволяет  проткнуть  или оглушить  себя  из-за  спины  только  потому,  что
существует угроза спереди. По крайней мере, он мог  видеть клинок человека в
плаще клинок же  за  спиной мог  оборвать  его жизнь, и он бы так его  и не
увидел. "Если мне повезет сегодня  ночью, - думал Конан,  - противник вперед
сделает  выпад машинально  и проткнет  того коварного подлеца,  что стоит за
моей спиной!"  Темнота,  как  говорили восточные  мудрецы, мешает  не только
честным людям, но и бандитам. Конан не стал задумываться над тем,  что здесь
все были бандитами.
 Он уже опускался на корточки  и не перестал  двигаться, чтобы подождать
возможного  удара  поверх головы за  долю секунды до  того, как его ягодицы
соприкоснулись  с  узловатыми икрами, он нырнул в сторону. В тот же  миг его
рука метнулась поперек тела к рукояти меча.
 Он услышал в  воздухе  завывание  и по этому  звуку  понял, что стоящий
сзади человек замахнулся отнюдь не мечом: сопротивление воздуха было слишком
сильным. Вырывая свой собственный меч из ножен, Конан  увидел, что в руках у
нападавшего дубинка.  Это была палка пяти футов длиной и  толщиной с женское
запястье. Конан заметил также, что человек в капюшоне не нанес удара мечом.
 "Странно,  -  думал  Конан, не прекращая двигаться. - Если  один держал
меня на  острие меча, то почему второй  пытался  оглушить  меня сзади  -  и.
почему тот, что с мечом, не проткнул меня или, по крайней  мере,  не  ранил,
когда я шевельнулся?"
 Поднимаясь в  боевую  стойку с  чуть согнутыми  коленями,  он  выбросил
вперед  свой собственный  клинок.  Человек  в капюшоне  предпочел  отскочить
назад,  а  не  отражать  подобный  удар  своим  мечом.  Двигаясь, все  время
двигаясь, Конан  продолжил выпад - и острие меча поднялось под  безошибочным
углом и вспороло глотку  человека с дубинкой. Тот отшатнулся назад, и только
теперь Конан заметил моток веревки в его левой руке.
 Раненый  наткнулся спиной на стену и  стоял, пока жизнь вытекала из его
горла вместе с алым потоком крови. Конан,  сохраняя  боевую стойку и обнажая
зубы в кровожадной ухмылке, повернулся лицом к другому противнику... который
упал на колени. Меч звякнул среди отбросов, покрывающих землю.
 - Не убивай меня, Конан. Пожалуйста. Я не пытался убить тебя. Я не стал
бы этого  делать.  Веришь мне? Я не вооружен.  Видишь?  Ты  ведь  не станешь
убивать безоружного человека?
 - Я мог бы, - сказал Конан, скрывая удивление. - Встань.
 Человек в длинном темном плаще повиновался.
 - Повернись. Сними этот капюшон и иди передо мной, туда,  где есть хоть
какой-нибудь свет.
 Человек в плаще стоял и никак не мог решиться повернуться спиной.
 Волк рявкнул: