й.
Такали мы, такали да  и  протакали,  как  гласит  русская  пословица.  Или
поговорка. И ни черта вы тут не поймете. Кстати, вы обратили внимание, что
в Круге сексу отведено изрядно  места?  Намеки,  виденьица  с  эротической
подкладкой, Данута ваша... Вполне объяснимо, кутить так  кутить.  С  точки
зрения тюльпана, все ваши постельные упражнения,  предшествующие  дитю,  -
иррационализм в кубе. Для вас-то  это  удовольствие,  а  для  бабочки  или
настурции - бред дикий.  Как  же  в  таких  условиях  говорить  всерьез  о
контакте с альтаирцами? Сначала договоритесь  с  рыбами  и  цветами  вашей
собственной планеты.  Объясните  им  свою  жизнь.  Разделайтесь  со  всеми
относительностями. Входя во Вселенную, вытирайте ноги, иначе могут  в  шею
вытолкать...
   Он вытянул худую  руку,  поймал  за  конец  свою  последнюю  фразу,  не
успевшую растаять в воздухе, и поиграл ею, перебирая слова, как четки.
   И исчез. Запах его дорогого французского одеколона свернулся в комок и,
пища, шмыгнул под кровать.  Сплюнув,  Гай  потащился  в  ванную,  почти  с
интересом прикидывая, что там на сей раз.
   Ничего там такого особенного сегодня не было. Одно паскудство.  Голубая
ванна, вчера упорно показывавшая вместо отражения Гая Тадж-Махал и Кремль,
теперь была полна до краев протухшей тинистой водой. Из воды торчала синяя
распухшая харя утопленника - в его зубах, прихваченная за хвост, трепетала
серебристая рыбка. Гай выжидательно взглянул.
   - Были когда-то и мы рысаками... - хмуро сказал утопленник. Рыбка упала
в воду и обрадованно ушла на глубину. Пожав плечами.  Гай  открыл  кран  и
стал глотать пахнувшую хвоей холодную воду. Вот уже  три  дня  вода  пахла
хвоей.
   - Сучье это дело - тонуть, - признался утопленник и  брезгливо  понюхал
воду. Вода воняла. - Неэстетично. Когда расстреливают,  там  хоть  героизм
проявить можно, а так... Вряд ли лорд Китченер тонул гордо. Никто гордо не
тонет, все барахтаются, пузыри пускают, никто вниз не хочет,  один  Мартин
Иден сумел красиво, и тот выдуманный. Красиво выглядела  Джульетта,  когда
нож в себя вогнала, а вот если бы ее в грязной ванне топили...
   - Русалки, - сказал Гай для поддержания разговора.
   - Шлюхи, - веско сообщил утопленник. -  И  каждая  девочку  изображает.
Навидался. Пять раз подхватывал. Вообще не  то  сейчас  дно.  Испакостили.
Прежде тонула чистая публика - мореходы, флибустьеры, первопроходцы, одним
словом, а после ваших двух  мировых  поднаперло  швали.  Половина  русалок
нынче с триппером. Или на худой конец  с  Треппером.  У  Нептуна  трезубец
сперли.   Ваши   морячки   с   "Варяга"   Тихоокеанскую   Республику   Дна
провозгласили, Посейдона, как нетрудового элемента, в  Северный  Ледовитый
выслали, японские водяные  в  Канск  сбежали  и  фантастику  пишут.  Спрут
какой-то появился  тронутый,  всех  уверяет,  что  он  -  семнадцатилетняя
балерина. До чего дошло - Морской  Змей  в  эмиграцию  на  Венеру  сбежал,
побоялся, что после хека  с  минтаем  и  за  него  возьмутся,  на  котлеты
пустят...
   Он еще что-то ныл,  загибал  пальцы,  жаловался  и  обличал,  грозил  и
хныкал, но Гай уже не слушал. Сигареты кончились, и нужно было тащиться на
угол, к тому же сегодня утром принесли  пригласительный  билет  на  бал  к
Серому Графу.



2. БАЛ КАК ОН ЕСТЬ

   Лифт не работал. В нем накануне поселилась Белая Мышь, Собиравшая Факты
О Разложении, и жильцы боялись связываться - у Мыши  был  мандат,  который
она почему-то показывала сложенным вчетверо, но все  равно  ее  на  всякий
случай обходили. А Мышь работала.  Вот  и  сейчас  из-за  двери  слышалось
противное скрипение пера по плохой бумаге и занудливый тенорок:
   -  ...а  поскольку  вышеизложенное  в   свете   вышеуказанного   влечет
нижеследующее по отношению к поименованному...
   Гай нажал кнопку вызова. Дверца чуть приоткрылась, и в щель  высунулась
белая мордочка с юркими красными бисеринками глаз:
   - Вам кого?
   - Спуститься.
   - Гай... - задумчиво сказала Белая Мышь, С.Ф.О.Р. - Так... Гай  -  это,
несомненно, в родстве с Гаем Гракхом, каковой, будучи древним  римлянином,
жил в древнем мире и автоматически является консервативным рабовладельцем.
   - А прогрессивная деятельность? - спросил Гай, немного опешив  от  этих
генеалогических изысканий.
   - Либеральный типичный  представитель,  -  авторитетно  пояснила  Белая
Мышь.  -  Распространял  экспансию  Рима  в   Африку,   -   следовательно,
колониалист. - Она надела золотое пенсне и важно добавила: -  Волюнтарист.
Родня у вас, молодой человек, не того. Так что пешочком.
   На улице по-прежнему кружила пыль,  волоча  за  собой  клочки  газет  и
обрывки иллюзий. Посреди маленькой круглой площади у вычурного  бронзового
монумента Неизвестному Подлецу корячился зеленый лепесток Вечного Огня,  и
в почетном карауле, как всегда, стояли  четверо  в  форме  войск  НКВД,  с
медными цифрами 37 на малиновых  петлицах.  Полупрозрачный  призрак  Ежова
задумчиво и мрачно сидел неподалеку.
   - Глупо, - сказал он  Гаю,  когда  тот  подошел  поближе.  -  Все  наша
славянская  расхлябанность...  подвела...  Подпишешь  приказы,  напьешься,
спать завалишься, а Берия - хитрее, это тебе не наш брат русак, обошел как
стоячего, чертов мингрел...
   Гай ускорил шаги. Возле огромного, но варварски  обшарпанного  особняка
графа Дракулы на  широких  ступенях  собралась  всегдашняя  компания.  Два
залетных вервольфа в замшевых пиджаках скучающе щупали  повизгивающую  для
порядка ведьму, у всех троих были  унылые  лица  пресыщенных  акселератов,
знающих наперед, что и этот  день  будет  как  две  капли  воды  похож  на
вчерашний, и завтрашний, и все остальные грядущие дни. Рядом один  домовой
татуировал другому на левой ягодице: "Есть  ли  жизнь  на  Земле?"  Бродил
взад-вперед, утопив руки в карманах, щекотуны-безобразники  неизвестно  из
каких мифов. Черти ваксили копыта. Выводок шишиг  сочинял  Алле  Пугачевой
письмо с просьбой об автографе. Бродил неприкаянным чужаком бородатый  маг
из Атлантиды, которого никто не понимал и не собирался общаться,  хотя  он
ко всем так и  лез.  До  настоящего  вечернего  загула  было  еще  далеко.
Опохмелялись в сторонке лешие с опухшими славянскими харями.
   Табунок зевающих кикимор в латаных повойниках водил хоровод, гнусавя:

   Не кукушки прокричали -
   плачет Танина родня.
   На виске у Тани рана
   от лихого кистеня.
   Алым венчиком кровинки
   запеклися на челе,
   хороша была Танюша,
   краше не было в селе...

   Благообразный  домовой   аккомпанировал   им,   выводя   на   балалайке
душещипательно-ушещипательные   рулады,   а   неподалеку    хмуро    сидел
единственный, кого Гай немного уважал, - упырь Савва Иванович. Серая  пара
висела на нем мешком,  у  него  было  умное  морщинистое  и  усталое  лицо
деревенского конюха, почитывавшего вечерами Монтеня и Плиния.
   - Ты садись. Гай, покурим, - сказал он. И подвинулся.
   Гай сел рядом.
   - Мерзко все это, ей-черту. Распустились. Паноптикум. Хлам. И тошно. Ну
почему мне такая бессмыслица, а, Гай?  Знаешь,  я  бы  хотел  пройтись  по
Парижу или на худой конец по Берну и чтобы  рядом  девушка  в  джинсах,  а
ночевать можно и в палатке. Или тайга, а, Гай? Свежо, бензином не  воняет,
ручьи чистейшие, ягоды, орехи, туристов этих сучьих нет с их транзисторами
и байдарками. Хоть бы кто-нибудь меня  полюбил,  Гай.  Тошно  ведь.  Шлюхи
надоели. Инородная нечисть зажимает. Веришь, нет, тишины хочу...
   - Да... - сказал Гай.
   - Тошно. Кстати, тут Юлька бродит. Изнасилует она  тебя  сегодня,  Гай,
это как пить дать. Вот  придешь  сегодня  на  бал,  а  она  тебя  и  того,
стерва...
   - Не приду, - сказал Гай.
   - Придешь, куда денешься. Все мы не в силах не  прийти  на  дьявольский
бал... И забудь про Европу, тебе уже не пробиться туда, к реальности, есть
только Круг. Извини, Гай, я тебя на минутку покину.
   Савва Иванович встал, ловко сцапал за лацканы прохожего со  стандартным
лицом среднестатистического обывателя и привычно приказал:
   - Стой, падло. Кровь высосу.
   - Но почему я? - крикнул, бледнея, среднестатистический обыватель.
   - А что же ты думал? - сказал Савва  Иваныч,  ощерив  клыки.  -  Привык
видеть монстров и оборотней только на экране, да? Привык, что война  -  за
тысячи миль от тебя, что хунты бесчинствуют где-то на другой планете?  Что
бы там ни творилось, ты сидел дома, холил грыжу, плодил ублюдков.  Вермахт
пер на Восток - а ты сидел у телевизора.  Расстреливали  Блюхера  -  а  ты
кушал кофий. Убивали прокуроров в Милане и студентов в Сан-Сальвадоре -  а
ты похрапывал. Только почему ты решил, что так будет вечно?  Поймала  тебя
жизнь, и никуда тебе не деться.
   Гай не отвернулся - привык. Савва Иваныч  вернулся  к  нему,  стряхивая
кровь  с  жестоких  прокуренных  усов.  Раскрыл  серебряный  портсигар   с
гравировкой:   "Делегату   5-й   отчетно-выборной   конференции    упырей.
Бурчало-Гадюкинск". Среди нечистой силы считалось своего рода шиком  иметь
при себе серебряные безделушки.
   - Вот так и  живем,  -  пожаловался  он,  разминая  "Приму".  -  Мелочь
людишки. Рвань. Кровь из него сосать противно, да и какая там кровь, гнусь
одна, потом  желудком  маешься,  язву  нажить  можно...  Нет  отыскать  бы
интеллектуалочку, да махнуть в Париж к "Максиму", однако боюсь, ностальгия
по березкам и забегаловкам замучает. А... - безнадежно махнул он рукой.  -
Ну  их  всех  в  болото,  именуемое  научно-техническим  прогрессом,   как
говаривал Перуныч, что на Оке от мазута перекинулся. Пошли  на  бал.  Гай,
собираются уже. Постараемся импортной нежити морду набить, тяжело русскому
упырю в Европах, хоть волком вой... В случае чего я на  тебя  рассчитываю.
Устроим переполох, чтобы душа из них вон...
   Они поднялись по неметенной отроду лестнице. У двери стоял  для  парада
мохнорылый черт  в  ливрее,  успевший  уже  наклюкаться.  В  большом  зале
настраивали инструменты, и визготня струн  доносилась  сюда  в  вестибюль.
Гости съезжались. Внутри было гораздо чище, сверкала позолота,  ламбрекены
и тому подобная мишура. Весело болтая, прошли мимо три шотландские  ведьмы
в коротких  платьицах,  а  следом,  разглаживая  усы,  торопился  солидный
грузин, торговавший здесь апельсинами. Шушукались в углу приглашенные  для
большего  бардака  гомосексуалисты.  Бесшумно  проскользнули   исполинские
муравьи-кровососники,  ставшие  в  последнее   время   трудами   фантастов
серьезными конкурентами традиционным упырям.  В  другом  углу  реготали  -
шайка молодых дипломатов из альтаирского посольства загнала в угол  Еремея
Парнова, стянула с него штаны и полосовала прутьями по заднице за то,  что
он в инопланетян не верил. Парной кричал, что теперь верит, но ему резонно
возражали, что  теперь-то  теперь,  а  вот  раньше-то?  Грузин  успел  уже
договориться с самой блудоглазенькой из шотландочек и поволок ее в одну из
бесчисленных комнатушек-сношальниц.
   - И сюда поналезли... - проворчал Савва  Иваныч.  -  Ну  погоди,  сучий
прах, я вам сегодня устрою Варфоломееву ночь...
   Музыканты играли мазурку, и несколько пар уже мчались  по  кругу.  Всех
этих новомодных шейков и ча-ча-ча  здесь  по  старинке  не  признавали,  у
руководства   Всеадским   Советом   прочно   стояли,   сидели   и   лежали
классики-консерваторы. Гай,  прислонившись  к  колонне,  лениво  озирался.
Видно было, что назревает нешуточная драка - Савва  Иваныч  демонстративно
курил махорку и плевал на пол, хотя и то и другое считалось  моветоном,  а
вокруг   него   постепенно   смыкалось    подкрепление,    закаленная    в
славянофильских битвах нежить: известный дебошир  леший  Сукин-Распросукин
Кот, парочка водяных, исподтишка поигрывавших кастетами, Лихо  Одноглазое,
без которого не обходился ни один  скандал,  и  домовой  Федька  Вырвипуп,
оставшийся не у дел, после того как  в  Пропойске  снесли  церковь  Николы
Мирликийского, мешавшую какому-то там строительству.
   - Это ж просто скандал, - подзуживал Савва  Иваныч.  -  Славян  затерли
вконец, куда ни глянь - тролли да  гномы  с  прочими  кобольдами.  Где  же
жизненное пространство? Где боевой и сплоченный союз  славянской  нечисти?
Или мы уже не в состоянии  по  рылу  въехать?  Или  матушка-Русь  оскудела
талантами? О-го-го, мы еще способны...
   Любопытно, что в  быту  это  был  интеллигентнейший  человек  громадной
эрудиции, но, начиная интриговать, он каждый  раз  скатывался  к  лубочным
призывам.
   - А может быть,  не  надо  так-то?  -  робко  вмешался  леший  Полуэкт,
старичок с чеховской бородкой. - Как-никак нечисть нечисти друг и брат...
   - Нечисть нечисти люпус эст, - небрежно отмахнулся Савва Иваныч. -  Ты,
Полуэкт, слишком долго  при  Кунсткамере  проторчал,  и  эта  развращенная
Западом интеллектуальная среда тебя погубила. Мы -  нечисть  из  глубинки,
истовая, кондовая... ну, словом,  по  Блоку  и  Бушкову.  Компромиссов  не
признаем, так что катись отсюда, старче, пока я тебе ненароком окуляры  не
расшиб...
   Публики прибывало. Колыхались огоньки  черных  свечей,  звенели  шпоры,
мелькали  крахмальные  пластроны,  ментики,  мантии,  остро   посверкивали
бриллиантовые перстни, мотались напомаженные  чертячьи  хвосты.  Проворные
вурдалаки рангом пониже в красных камзолах разносили шампанское и коктейль
"Чистилище". Звенел вальс Штрауса, и панна Юля Пшевская кружилась с бравым
вампиром  с  острова  Мэн,  первым  секретарем  мэнского  посольства   при
резиденции Дракулы. Ходили слухи, что Юленька - любовница Франкенштейна  и
дуэль будет как  два  пальца,  потому  что  этот  консульский  хлыщ  нагло
обхаживает панну вторую неделю, а Виктор - человек ревнивый. Не так  давно
все эти балы и сплетни всерьез интересовали Гая, но  он  успел  убедиться,
что полезной информации отсюда не выжмешь.
   Неподалеку умиротворенно  слушал  музыку  и  полизывал  мороженое  Брэм
Стокер, почетный председатель Всеадского Совета, удостоенный за заслуги  в
вампирологии Большого Креста  Адского  Пламени  с  марсианскими  алмазами.
Шайка Саввы Иваныча только и ждала повода,  и  он  вскоре  представился  -
какой-то  англизированный  заморский  тролль  в  дымчатых  очках  наступил
Сукину-Распросукину Коту на ногу, которую леший специально и подставил. Не
размениваясь на пошлую перебранку,  Сукин  Кот  сгреб  обидчика  за  ворот
смокинга и с молодецким уханьем принялся молотить  кулачищем  по  чему  ни
попадя.  Бросившихся  на  помощь  соотечественнику   кобольдов   встретили
кастетами водяные, а  сзади  налетели  с  разлапистыми  подсвечникам  Лихо
Одноглазое и Вырвипуп. По  залу  с  гиком  и  гоготом,  сшибая  танцующих,
покатился клубок, в котором уже не разобрать было, кто кого лупит  и  чем.
Остальные не обращали  внимания,  танцы  продолжались,  оркестр,  заглушая
безобразный шум драки, заиграл полонез Огинского, считавшийся здесь  белым
танцем, и Гай поначалу не удивился, когда к нему подошла Юля  Пшевская,  с
готовностью щелкнул каблуками, но девушка схватила его за руку и  потащила
по коридору. За спиной орали и ухали, матерились на разный лад,  в  драку,
хватая подсвечники, бросались опоздавшие лешие  и  тролли;  оглянувшись  в
дверях.  Гай  успел  увидеть,  как  Савва  Иваныч   неподражаемо   колотит
выхваченной у музыканта виолончелью короля Коля,  а  кто-то  зеленобородый
торопливо колдует в углу, перебирая завороженные четки, но  непонятно,  на
чьей он стороне, очень уж космополитического облика...
   - Вздорная компания, - пожаловалась панна Юлька с милой гримаской.
   Была она русоволосая и голубоглазая, в кружевном бальном  платье,  духи
ее пахли возбуждающе и загадочно. Пухлые детские губки,  невинное  личико,
но, приглядевшись, отыщешь в нем что-то настораживающее...
   - Ты куда меня тащишь? - поинтересовался Гай.
   - Где не помешают, - пояснила она. - Вот сюда хотя бы. Запирай дверь  и
помоги мне снять эти кружева, ужасно застежки неудобные.
   За стеной могуче храпели с присвистом - там отсыпался после  вчерашнего
бронтозавр Гугуцэ. Расстегнуть эти  неудобные  застежки,  на  которые  она
жаловалась, оказалось неожиданно легко, оставалось пробормотать на  скорую
руку несколько бездарных комплиментов, чтобы  создать  видимость  глубокой
страсти, едва  ли  не  любви,  тактично  убежало  сквозь  стену  ненароком
заглянувшее привидение, Юлькины маленькие груди  умещались  в  ладонях,  и
взбираться на высокую кровать с дурацким балдахином не было охоты, так что
пришлось опрокинуть ее прямо на смятые  бальные  кружева,  кусая  покорные
губы, запах расплавленного воска возбуждал, и она уже  стонать  не  могла,
едва не теряя сознание, и то, что Гай с  ней  делал,  было  уже  форменным
зверством, но он, с удивившим его самого ожесточением, вдыхая  горьковатый
аромат девичьего пота, проникал все глубже, пока к прежним горячим запахам
не применился голубой аромат крови.  Тогда  он  опомнился,  встал  и  стал
собирать разбросанную одежду. Юлька осталась  лежать  на  измятом  бальном
наряде, разгоряченная, растрепанная и все  равно  красивая,  кровь  на  ее
ногах превратилась в стайку алых бабочек, упорхнувших в каминную трубу.
   - Ну и ну, - сказала она, повернув голову  и  не  вставая.  -  Ты  меня
форменным образом изнасиловал. Гай.  Хотя  так  даже  интереснее.  Как  ты
думаешь, ребенок у меня будет?
   - А черт его знает, - проворчал Гай. Бежать, бежать отсюда, наплевав на
задание, дураку ясно, что выполнить его  не  удастся...  Что-то  пушистое,
неуловимо голубое смялось в его  душе.  Данута,  с  запоздалым  раскаянием
подумал он. Совсем плохо. Правда,  если  верить  авторитетам  вроде  Саввы
Иваныча,  даже  роковые  треугольники  в  наше  время  устарели,   роковой
двенадцатиугольник, не меньше...
   Когда они вернулись в зал, драка  почти  утихла.  Еще  утюжили  в  углу
джентльмена в импортной бороде Сукин Кот  и  Вырвипуп,  еще  Савва  Иваныч
доламывал о грузина сменивший виолончель контрабас, а Лихо уволакивало  ту
шотландскую ведьмочку, громогласно обещая на деле доказать  разницу  между
южным человеком и исконным  славянином.  Но  было  ясно,  что  это  финал.
Славянская нежить доказала, что она  всегда  на  высоте.  Появились  новые
лица, оркестрантов сменили шестеро смуглых бородачей  в  чалмах,  свистели
флейты, и под булькающий  зазывный  ритм  старинной  восточной  мелодии  в
центре зала танцевали черноволосые девушки в прозрачной кисее. За  спинами
гостей мелькнула длинная мизантропическая физиономия графа Дракулы.
   Гай взял с подноса  бокал  и  жадно  осушил  его,  не  ощущая  вкуса  и
крепости. Чувствовал он себя  премерзко,  хотелось  незаметно  ускользнуть
домой. Юленька, наоборот, улыбалась так невинно, словно это и не она  пять
минут назад изнемогала, хрипя, что ей больно  и  она  не  выдержит.  Шурша
платьем, на котором была еще заметна пыль комнаты, видевшей  и  не  такое,
она направилась в противоположный конец зала, увидев там, судя по  улыбке,
кого-то знакомого.
   Упала она неожиданно. Скорее всего, выстрел был бесшумным.  Алое  пятно
расплылось  на  кружевах,  сотканных   слепыми   мастерицами   в   здешних
подземельях. Гай успел  перехватить  злобный  взгляд  мэнского  дипломата.
Бессмысленно было бы искать стрелявшего, наверняка это был Слепой  Выстрел
- один из тех, что был сделан в какой-нибудь из сотен войн прошлого, но не
нашел тогда цели. Наиболее умелые колдуны способны притягивать из прошлого
такие выстрелы, копить их и направлять на свою жертву. Как сегодня.
   - Ты, Гай, особо не расстраивайся, - сказал Савва Иваныч, пробившись  к
нему сквозь толпу. Музыка и танцы не прекратились ни на  секунду.  -  Она,
стерва, под любого ложилась, одно название - фея. Не горюй, дружище.
   - Я и не горюю, - сказал Гай. - Слушай, давай напьемся?
   - Давай, - согласился Савва Иваныч. - Я тут знаю один новый кабак...
   Нюх на новые кабаки у него был несказанный.
   Рука об руку они прошли сквозь гомонящую толпу разномастной нечисти.  У
кол