красивая девушка, а какое у вас платье!  Розовый  цвет
вам очень идет.
   Он говорил так искренне!
   - Вы танцевали с Домиником? - спросил де Вит.  И  она  ответила  "да",  и
потом они поговорили о том, что вечер удался, и о том,  как  себя  чувствует
профессор. Они разговаривали  о  пустяках,  пока  к  профессору  не  подошли
солидные джентльмены в очках и  не  выразили  желание  пообщаться  со  своим
старым другом, но, заметив при этом, они ни в коем случае  не  хотят,  чтобы
молодая леди лишила их своего общества. Абигайль безошибочно поняла это  как
мягкий намек на то, что ей не  мешало  бы  удалиться.  Что  она  и  сделала,
покинув их вместе с их скучными разговорами  о  книге  профессора  де  Вита,
которую они принялись обсуждать, забыв, где находятся. Последний  танец  она
танцевала с Хенком, который вдруг сказал:
   - Профессор ван Вийкелен сказал, что через пару  дней  мы  с  вами  снова
встретимся. Он ведет больных в разных отделениях,  но  к  детскому  особенно
неравнодушен. Какой добрый человек наш профессор, хотя, посмотрев на него, в
это трудно поверить: уж очень он остер на язык, а говорит таким  тоном,  что
мурашки бегут по коже. - Он внимательно посмотрел на нее и добавил:
   - Но он прекрасный человек. Я бы не хотел работать с кем-то другим.
   Абигайль понимающе кивнула:
   - Не сомневаюсь. Я уже заметила,  что  он  незлой.  Однако,  когда  вечер
закончился и они с профессором встретились снова, особой доброты на его лице
она не заметила. Абигайль все еще была возбуждена, лицо ее сияло от радости,
доставленной чудесными танцами. Он подал ей шубу. Она  весело  поблагодарила
его:
   - Все было просто замечательно. Спасибо, что вы меня пригласили.
   - Вы благодарите меня, хотя и считаете, что с моей стороны это  был,  как
вы это назвали, маневр? Вы очень великодушны, мисс Трент.
   Они молча сели в машину, и  он  повез  ее  по  сонным  улицам  города  на
Бегийнхоф. По дороге никто не проронил ни слова. Машина остановилась, и  они
все так же молча направились к дому через площадь, освещенную тусклым светом
фонарей. Вдруг профессор остановился:
   - Я хотел объясниться с вами на вечере, но не мог вставить и слова в вашу
беспрерывную болтовню.  Поэтому  я  сделаю  это  сейчас,  несмотря  на  риск
подхватить простуду, но в силу того,  что  сегодняшний  холод,  без  всякого
сомнения, удержит вас от того, чтобы перебивать меня или дерзить, я  считаю,
что риск того стоит.
   Абигайль, закутанная в соболя, смотрела  на  него  с  открытым  ртом.  За
последние недели  она  привыкла  к  его  витиеватой  манере  изъясняться  и,
конечно, не ожидала от него ничего другого, но ей не понравились  его  слова
насчет беспрерывной болтовни,  хотя  она  не  могла  не  признать,  что  все
сказанное - сущая правда.
   - Да, сэр? - Абигайль выжидательно посмотрела на него.
   - Перестаньте называть меня "сэр", - раздраженно сказал ван  Вийкелен.  -
Не  обязательно  напоминать  мне  о  моем  возрасте  каждый  раз,  когда  вы
открываете рот.
   Может, потому, что на площади было довольно темно и лицо его было в тени,
Абигайль решилась и весьма откровенно сказала:
   - Не  говорите  глупостей!  Вы  слишком  комплексуете  по  поводу  своего
возраста: вы в самом расцвете сил, вы красивы, и вы не можете не знать,  что
женщины обожают мужчин старше себя. - Она замолчала, испугавшись своих слов,
и поспешила исправить свою оплошность, добавив:
   - То есть большинство женщин.
   - Подхалимничаете? - спросил он ее подозрительно спокойным голосом.
   -  Я  подхалимничаю?!  -  Она  задохнулась  от  ярости.   -   Зачем   мне
подхалимничать? Вы, вы... - Злость  ее  прошла  так  же  неожиданно,  как  и
появилась. - Я хотела помочь вам, - печально сказала  она,  -  но  теперь  я
вижу, что только все испортила.
   Она сделала несколько шагов в направлении дома миссис Маклин.
   - Я лучше попрощаюсь с вами и пойду.
   - Нет, вы не попрощаетесь, пока я этого не захочу. Вы очень  ошиблись  по
поводу сегодняшнего бала. Никаких.., э.., маневров не было, я никогда бы  не
унизился до этого. И говорил вам только то,  что  думаю:  вы  в  самом  деле
восхитительны в этом розовом платье, оно вам очень идет, и вы очаровательны.
Вы очаровательны в любом наряде.
   Абигайль не могла разглядеть выражение его лица, да это было и не  нужно.
Его глубокий голос звучал так искренне. Ей  захотелось  обнять  его,  крепко
прижаться к нему, но вместо этого голосом, лишенным всякого  выражения,  она
сказала:
   - Спасибо, профессор. Я рада, что ошиблась. Они подошли к дому, он взял у
нее ключ и сам открыл  дверь,  а  затем,  держа  ключ  в  руке,  внимательно
посмотрел на нее.
   - Спасибо за вечер, - сказал он, и голос его не был холодным или суровым,
он был нежным. - Я ведь уже говорил вам, что вы почти  вернули  мне  веру  в
женщин. Более того, вы вернули мне веру в человека.
   Он неожиданно наклонился и неловко поцеловал ее в  губы.  Абигайль  самой
хотелось поцеловать его, но  она  не  решилась.  Она  невнятно  пробормотала
"спокойной ночи" и скрылась за дверью.
   Да, ей есть о чем поразмыслить, думала Абигайль, поднимаясь по лестнице в
свою комнату: для начала - о непонятном поведении профессора. Почему  иногда
он  смотрит  на  нее  с  неприязнью  -  хотя  нет,  это  не  неприязнь,  это
беспокойство, будто он боится, что она разочарует его, а иногда - ласково  и
нежно. На верхней ступеньке лестницы  она  остановилась,  вспомнив  про  его
поцелуй. Он поцеловал ее из обычной благодарности,  подсказывал  ей  здравый
смысл. Действительно, когда она вошла в свою комнату и критически посмотрела
на себя в зеркало, ей пришлось  признать  правоту  своего  здравого  смысла.
Соболя были великолепны, но лицо оставалось таким же непримечательным, каким
оно было раньше.  Прическа  совсем  растрепалась.  Ей  не  хватало  обаяния,
изюминки, которая заставляет  мужчину  поцеловать  женщину.  На  улице  было
темно, горько улыбнулась она, при свете дня у нее на поцелуй не было  бы  ни
малейшего шанса.

Глава 5

   Миссис Маклин обрадовалась, услышав о предложении профессора поработать в
детском отделений.
   - Дорогая моя, - объяснила она, - так чудесно, что вы будете жить у меня.
Я знаю, что могу уже обходиться без посторонней помощи, но мне  с  вами  так
хорошо! Она попросила Абигайль считать ее дом  своим  и  приглашать  к  себе
Боллингера и вообще всех, кого захочет, в любое время.
   - Но я больше никого не знаю, - заметила Абигайль.
   - А тот милый хирург, о котором вы мне рассказывали?  -  спросила  миссис
Маклин. - Или, может, кого-нибудь из медсестер, или Доминика.
   Абигайль промолчала, представив, как она приглашает  профессора  на  чай.
Последние три дня он заходил к ним, как обычно, был очень любезен, но с  ней
держался несколько отчужденно. Она поймала на себе  его  осторожный  взгляд.
Наверное, думает, что это на него нашло, зачем он ее поцеловал? И не  знает,
чего теперь от нее ждать. А ничего ждать от  нее  не  надо,  она  решительно
выбросила  из  головы  тот  случай,  целиком  уйдя  в  заботы,  связанные  с
предстоящей работой в больнице. Если на душе у  нее  и  было  невесело,  она
старалась не показывать вида.
   Абигайль навестила Болли, разумеется, выбрав  день,  когда  у  профессора
была операция. Они с Болли, Анни и Колоссом, которые составили им  компанию,
выпили чаю в маленькой гостиной и обсудили новый поворот событий.
   - Все складывается прекрасно, -  заявил  довольный  Боллингер.  -  Должен
признаться, мисс Абби, мне этот город очень нравится.  Да  и  вы  здесь  так
повеселели. Надеюсь, вы поработаете  недельку-другую  в  больнице.  Абигайль
полностью разделяла его чувства. Старшая  медсестра  детского  отделения  ей
очень обрадовалась: из-за вспышки сальмонеллеза  медсестер  не  хватало,  но
хуже всего было, конечно, то, что  заразились  их  маленькие  пациенты.  Для
посторонних отделение закрыли. Предпринимались  титанические  усилия,  чтобы
найти источник инфекции, но, как объяснила  сестра  Рицма,  сальмонеллез  не
занесли с пищей, и здесь был  случай  очень  коварного  вида  сальмонеллеза:
медсестра, работающая в отделении, могла быть носителем  инфекции,  даже  не
подозревая об этом.
   - Я надеюсь, - продолжала она на прекрасном английском, - что вы  сильная
девушка, мисс Трент. Она с некоторым сомнением  оглядела  маленькую  крепкую
фигурку Абигайль.
   Абигайль поспешила заверить ее, что  она  сильна,  как  лошадь,  и  очень
здорова. Сестра Рицма улыбнулась.
   - Я очень рада, что у нас в отделении теперь  есть  еще  одна  сестра,  -
сказала она и стала вводить Абигайль в курс дел, подробно рассказывая  ей  о
каждом маленьком пациенте. Это заняло у них много времени,  но  наконец  они
закончили  обход  отделения,  заглянув  в  каждый   бокс,   за   стеклянными
перегородками которых лежали больные дети.
   Отделение было переполнено. Заболевших детей поместили  в  самых  дальних
боксах, чтобы изолировать от других  больных.  Их  было  шесть  с  различной
степенью тяжести: трое лежали под капельницами, а трое,  по  словам  сестры,
выздоравливали. В двух соседних боксах лежали еще четверо детей,  у  которых
подозревали сальмонеллез, а в последнем, большом  боксе  находилось  четверо
младенцев в очень тяжелом состоянии, изолированных даже друг  от  друга.  Их
недавно прооперировали, и все  они  были  инфицированы  сальмонеллезом.  Они
лежали молча, очень вялые и апатичные. Сестра Рицма поправила  капельницу  и
сказала:
   - Мы их вылечим, но нам придется нелегко.  Она  улыбнулась,  и  Абигайль,
которой очень нравилась сестра Рицма, поспешила подбодрить ее,  почувствовав
ее беспокойство.
   - Что вы мне поручите?
   - Этих младенцев. Видите, их четверо. Знаю, вам будет трудно, но если  вы
останетесь в этом боксе, то другие  сестры  смогли  бы  заняться  остальными
детьми.
   Она взяла лист назначений и объяснила Абигайль ее обязанности.
   - Если вам потребуется помощь, позовите меня - вот звонок. Ночная  сестра
придет в десять: мы работаем в три смены, - сказала она и замялась. - Вы  не
могли бы задержаться сегодня до десяти? Дело в том, что до завтра у меня нет
ни одной свободной медсестры. А  профессор  настаивает,  чтобы  в  отделении
дежурили только профессиональные медсестры.
   - Хорошо. Я думаю, что мы с ночной  медсестрой  вполне  справимся,  если,
конечно, она согласна. Лицо сестры Рицмы прояснилось.
   - Замечательно. Но я не уверена, что профессор ван Вийкелен согласится.
   - А зачем ему это знать? -  удивилась  Абигайль.  -  Пока  мы  поработаем
вдвоем, а потом нам время возместят.
   - Все  из-за  того,  что  в  больнице  сложилась..,  э..,  непредвиденная
ситуация. Но вы не очень возражаете?
   - Не очень, - успокоила ее Абигайль. - И профессор ничего не узнает.
   Но сестра Рицма только с сомнением покачала головой и сказала:
   - От профессора ничего не скроешь.
   Профессор появился  через  полчаса,  мрачный  как  туча,  но  не  потому,
подумала Абигайль,  что  кто-то  разозлил  его,  а  потому,  что  был  очень
обеспокоен инфекцией в детском отделении, особенно заразившимися младенцами,
которых  он  оперировал  и  которые  были  уже  на  пути  к   выздоровлению.
Поравнявшись с Абигайль, он замедлил шаги и пожелал ей доброго утра, хотя по
его голосу нетрудно было понять, что означенное утро добрым он  не  считает.
Затем с помощью сестры Рицмы он внимательно осмотрел всех  младенцев,  давая
Хенку рекомендации и указания. Абигайль молча стояла рядом,  переживая,  что
не понимает  и  четверти  сказанного;  но  оказалось,  что  волновалась  она
напрасно, потому что он все повторил для нее по-английски.
   После обхода он подошел к ней, огромный и торжественный в своем халате  и
маске.
   - Вам нравится выполнять эту работу? - спросил он ее  таким  раздраженным
тоном, что она не посмела сказать ему ничего, кроме короткого  "да",  но,  в
конце концов, это была правда. - Ваше дежурство закончено, - продолжил он. -
У нас действительно катастрофически не хватает персонала, но я  договорился,
вы будете работать в обычном режиме.
   - Да, сэр, - ответила Абигайль, на секунду опередив сестру Рицму, которая
собиралась что-то ему сказать.
   Если он найдет замену - замечательно, а если же нет - они будут  работать
так, как договорились, и знать профессору об их договоренности совершенно ни
к чему. На лице Абигайль, видимо, отразились ее мысли, и это не  ускользнуло
от его внимательного взгляда.
   - Что вы так на меня смотрите?  -  подозрительно  спросил  он.  -  Что-то
замышляете?
   Абигайль посмотрела на него невинными глазами.
   - Я? А что мне замышлять?
   Он что-то пробурчал,  кивнул  и  ушел,  сопровождаемый  Хенком,  который,
поравнявшись с ней, подмигнул  ей.  И  вот  она  осталась  одна  с  больными
младенцами - их капельницами, листами назначений, чтобы без  устали  следить
за их слабыми воробьиными пульсами, менять им пеленки после приступов рвоты,
утешать  и  убаюкивать.  Позже  к  ней   заглянула   сестра   Рицма,   очень
взволнованная.
   - Вы еще не знаете про медсестер  -  ну,  профессор  сказал,  что  найдет
дополнительный персонал?.. Так вот, у двоих уже обнаружили первые  симптомы,
а еще одну срочно вызвали домой, так как серьезно заболела ее мать.
   - Не волнуйтесь - мы сделаем так, как договорились. Если ночная сестра не
против, то я согласна...
   Днем профессор зашел в отделение. Он был очень озабочен, и,  кроме  новых
инструкций и назначений, они ни о чем не говорили. Вечером заглянул  Хенк  и
посидел у нее минут десять, в отличие от  профессора  интересуясь,  как  она
справляется с малышами и чем ей помочь. Абигайль, конечно, устала и  мечтала
только о том, чтобы снять надоевшие халат и маску: у нее был только короткий
перерыв на обед, даже чай ей принесли в палату.
   Без четверти десять пришел профессор. Он был в маске, видны  были  только
глаза, которые холодно смотрели на нее сверху  вниз.  Абигайль  поняла,  что
общаться  с  ней  у  него  нет  никакого  желания.  Он  осмотрел  детей   и,
выпрямившись, выразил удовлетворение их состоянием. Затем  ледяным  голосом,
от  которого  мурашки  должны  были,  видимо,  побежать  по  коже,  спросил,
сменялась ли она с дежурства и когда.
   - Видите ли, - осторожно сказала Абигайль, - дело в том, что  нет,  я  не
сменялась...
   - Вы проигнорировали мои инструкции, сестра Трент? - Глаза его  сузились.
- Не перебивайте  меня.  Я  не  позволю  пренебрегать  моими  указаниями.  -
Недовольным тоном, но без гнева он продолжал:
   - Я только попросил вас временно помочь нам, и больше ничего.  Когда  мне
нужно  будет  посоветоваться  с  вами,  как  наладить  работу  отделения,  я
непременно это сделаю. А до тех пор будьте любезны не самовольничать.
   Абигайль поправила капельницу  и  ласково  сказала  ему,  как  капризному
ребенку:
   - Не нужно сердиться, профессор. Вы знаете, что все  просто  сбиваются  с
ног, чтобы исполнить любую вашу прихоть, и не  говорите,  что  это  не  так.
Сестра Рицма боится и на шаг отступить от ваших инструкций, но она ничего не
может поделать с тем, что две  сестры,  которые  должны  были  заступить  на
дежурство, заразились сальмонеллезом, а у третьей тяжело заболела мать.  Она
ужасно разволновалась,  когда  я  предложила,  чтобы  мы  с  ночной  сестрой
работали попеременно по двенадцать часов, пока ситуация не изменится. Вот  и
все - и не из-за чего сердиться.
   Она замолчала. Она наговорила  ему  дерзостей,  а  он,  в  конце  концов,
уважаемый профессор, известный хирург.
   - Я не.., э.., вышел из себя, мисс Трент, не в моих привычках давать волю
чувствам, хотя, должен признаться, характер у меня действительно тяжелый.
   В глазах его что-то промелькнуло - неужели он смеялся? Ну нет, с чего  бы
это?
   - Я очень признателен  вам  за  помощь  и  хочу  извиниться  за  то,  что
погорячился. Я постараюсь сделать так, чтобы вы как можно скорее вернулись к
нормальному ритму работы.
   Он повернулся и ушел, оставив Абигайль в полной растерянности. Она  ждала
по меньшей мере выговора, хотя трудно было сказать наверняка, -  его  только
позабавила ее вспышка; по крайней мере, так ей показалось.
   В десять часов пришла ночная  сестра,  и  следующие  двадцать  минут  они
провели вместе, обсуждая листы  назначений  и  осматривая  малышей.  Наконец
Абигайль  смогла  покинуть  детское  отделение  и  пойти  отдохнуть.  Она  с
удовольствием сняла халат  и  маску,  бросила  их  в  корзину  для  белья  и
поспешила в раздевалку переодеться. Сняла форму, чепец, торопливо  влезла  в
юбку  и  свитер,  на  кое-как  заколотые  волосы  надела  шерстяной   берет,
застегнула пальто и направилась к выходу.  На  улице  было  очень  темно,  а
ветер, кажется, стал еще  злей,  чем  месяц  назад,  когда  она  приехала  в
Амстердам. Зима была в разгаре. Она спрятала  подбородок  в  теплый  шарф  и
сбежала по ступенькам вниз.
   Внизу у входа стоял "ролле", за рулем сидел ван Вийкелен. Увидев  ее,  он
вылез из машины, и она, приветливо пожелав ему доброй ночи,  собралась  было
пройти мимо, но он остановил ее:
   - Садитесь в машину.
   Больше всего на свете ей хотелось забраться в уютный  кожаный  салон,  но
она почему-то сказала:
   - Прогулка мне не повредит, спасибо, сэр. Мне нужно размяться.
   Напрасно. Он повел ее к машине.
   - Сейчас не самое подходящее время для прогулок, - говорил он ворчливо. -
Ну, а что касается разминки, то мы решим и этот вопрос.
   Абигайль поняла, что спорить бесполезно, и села в машину,  злясь  за  его
бесцеремонность и ядовитое замечание о разминке.  Вскоре  они  уже  были  на
Бегийнхоф. Он помог ей выйти из машины и взял ее под руку.
   - Мне тоже нужна разминка, - сказал он, и по ночной  площади  они  пошли,
как она сначала подумала, к дому миссис  Маклин.  Но  она  ошиблась:  он  не
остановился у дверей, а пошел дальше по  булыжной  площади,  увлекая  ее  за
собой, причем она еле-еле успевала за его большими шагами.  Он  молчал,  она
тоже: во-первых, она была озадачена его странным поведением, ее голова  была
занята сумбурными мыслями. Она грубо говорила с ним в отделении,  и,  может,
он собирается сделать ей выговор. Она тяжело вздохнула.
   Наконец, профессор нарушил молчание:
   - У вас есть ключ от двери?
   - Да.
   Через несколько минут он спросил:
   - А сколько террамицина мы даем Янти Блому? Янти был  самым  маленьким  и
самым слабым ребенком в палате. Она ответила, и они  вновь  замолчали,  лишь
звук их шагов был слышен в морозном  воздухе.  Холодный  ветер  продувал  ее
насквозь, и она начала дрожать.
   Профессор остановился и внимательно  посмотрел  на  нее,  пытаясь  что-то
разглядеть в ее лице.
   - Я не делал этого очень давно, - задумчиво проговорил  он,  а  Абигайль,
решив, что он говорит сам с собой, успокаивающе заметила:
   - Ну, и не многие это делают, - и, изумленная, остановилась,  потому  что
он расхохотался. - Тише, вы перебудите всех старушек.
   Не надо было ей так говорить, подумала  она,  и  стала  ждать,  когда  он
скажет ей что-нибудь ядовитое о  дерзких  молодых  девушках,  но  он  только
сказал:
   - Я имел в виду совсем другое, вы не понимаете, но сейчас это  не  важно.
Извините, что я погорячился сегодня вечером в отделении.
   - Вы на это имели полное право, -  возразила  Абигайль.  -  Я  вела  себя
грубо.
   - Да. Но я не сержусь - вы говорите, что думаете, - сказал он горько. Она
поспешно заметила:
   - Я думаю, что вас это очень огорчает. Он засмеялся. "Почему?" - подумала
она, дрожа от холода, и тут он спохватился:
   - Господи, я не подумал - вы же замерзли.
   - Да, но мне это даже нравится.
   - А если вы простудитесь? Она покачала головой:
   - Я очень сильная.
   Он быстро повел ее обратно к дому.
   - Характер у вас сильный.
   В холле было темно, и он стоял рядом, пока она искала выключатель,  затем
они прошли на кухню, где, к ее удивлению, он сказал:  "Сейчас  я  приготовлю