Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
но находиться рядом. А я - молод, богат, сделал
предложение, и она согласилась выйти за меня замуж. Через полтора месяца я
понял, что она не любила меня, а еще через полтора - что я разлюбил ее. Если
бы я любил ее, я смог бы забыть все, что она сделала. Она погибла в
автокатастрофе вместе со своим любовником через пять месяцев после нашей
свадьбы. Я больше не любил ни одну женщину. Я не испытывал к моей жене
никаких чувств, но была задета моя честь. Теперь вы знаете, почему я не
позволял ни одной женщине вторгнуться в мою жизнь.
Абигайль вылила остывший кофе и налила ему горячий, при этом руки у нее
дрожали. Даже если бы он и полюбил ее, то не позволил бы, чтобы чувства
нарушили его жизнь. Какая могла быть еще у него причина рассказать ей о том,
о чем он никогда никому не рассказывал? Единственная причина только в том,
что он любит ее. Ему надо было рассказать, и он почувствовал, что может ей
довериться.
- Спасибо за доверие, профессор. То, что произошло с вами, это
действительно ужасно, и я могу представить себе, как подозрительно вы
относитесь к женщинам. Но прошло уже много времени. Я уверена, что вы
встретите кого-нибудь, кто изменит ваше мнение о женщинах. Вы так много
работаете, а кругом так много хороших женщин!
- Вы думаете, что я встречу женщину, полюблю и женюсь на ней?
- Да, а почему нет? Если в бочке одно испорченное яблоко, это совсем не
значит, что вся бочка плохая.
- Но мне нравится работать. Если я женюсь, женщина попытается изменить
мой образ жизни.
- Нет, если она будет любить вас, она не сделает этого. Она будет
помогать вам.
- Каким образом?
- Не знаю! - Абигайль потеряла всякое терпение. - Она единственная, кто
может ответить на ваш вопрос.
- Я запомню ваши слова и спрошу ее, когда придет время. А сейчас я должен
идти в больницу. Там один случай...
Он стал рассказывать, Абигайль слушала его с интересом и даже задавала
вопросы.
Абигайль села возле камина, позвала Боллингера и, когда он вошел,
извинилась, что они с профессором долго разговаривали за обедом.
- Все в порядке, мисс Абби, - сказал Боллингер, убирая посуду, - я рад,
что у вас был приятный разговор. Профессор не часто разговаривает. Вы,
должно быть, нравитесь ему.
- Я хотела бы верить, что это так, Болли, - сквозь слезы сказала
Абигайль.
На следующий день профессор уже завтракал, когда они с Ниной спустились
вниз. Он поцеловал племянницу и был явно в хорошем настроении.
- Завтра я еду во Фризленд, Боллингер тоже едет, так как должен
посмотреть луковицы тюльпанов в саду. Будет хорошо, если вы с Ниной поедете
с нами. Я думаю, что Нина заслужила это!
- Да, она прекрасно себя вела. Вы действительно хотите, чтобы я поехала?
- Абигайль покраснела и добавила:
- Ей уже не нужна медсестра.
- Видите ли, мы с Боллингером очень любим Нину, но ведь мы не сможем
уделить ей достаточно времени. У меня свои дела, а Боллингер будет занят
луковицами тюльпанов.
- Хорошо, я поеду. Когда мы должны быть готовы?
- Успеете к восьми часам утра? Если хотите, мы можем выехать позже.
- Я думаю, успеем. Нина просыпается рано.
- В самом деле?
- Она ложится со мной, и я рассказываю ей сказку.
- На английском? - засмеялся он.
- На двух языках. Она почти все понимает, не правда ли, малышка? - Она
повернулась к Нине, которая с большим аппетитом ела яйцо и хлеб с маслом.
- Да, - ответила девочка, набив полный рот едой.
- Моя дорогая, ты умная девочка, когда ты покушаешь, дядя Доминик сообщит
тебе потрясающую вещь.
Нина забыла про яйцо.
- Дядя Доминик, говори, - капризно приказала девочка.
Ван Вийкелен оставил Абигайль успокаивать разволновавшуюся племянницу.
Его не было целый день, и Абигайль обедала в одиночестве. Она постоянно
убеждала себя в том, что единственным выходом было бы забыть все, что
рассказал ей профессор, ведь скоро она уедет и они никогда больше не
встретятся. Она должна вести себя так, как и всегда. Утром она, позавтракав,
сказала Боллингеру, что скоро у нее будет возможность дать ему немного
больше денег: ей должны заплатить за три недели. Она оставит себе немного
денег, чтобы купить что-то из одежды, когда вернется в Лондон.
Они были готовы к восьми часам. Нина надела новый костюм на молнии,
шляпку и красные туфли. Абигайль была в твидовом пальто и вязаном берете. На
ней были старые ботинки, но Болли так вычистил их, что никто не догадается,
что они протекают. Она выглядела очень скромно по сравнению с Ниной. Вошел
профессор ван Вийкелен и внимательно осмотрел ее с ног до головы, начиная с
помпона на берете и направляя взгляд вниз к ее ногам. Его легкая улыбка была
ироничной.
Ночью шел снег, в городе деревья слегка покрылись инеем, но за городом
все было покрыто толстым слоем снега. Абигайль с Ниной удобно устроились в
креслах комфортабельной машины, рядом сидел Колосс. Они, вынужденные
пробираться через стада лошадей, медленно проезжали мимо ферм. Нина,
очарованная зимним утром, хотела знать все о лошадях. Она хотела знать о
коровах и быках, а также о ветряных мельницах и подвесных мостах; Абигайль
не могла все объяснить по-голландски, и профессор, смеясь, подсказывал ей
нужные слова. Боллингер смотрел на него с удивлением.
Они проехали плотину за Иесилмер, но из-за снега толком не смогли ничего
разглядеть. Вскоре приехали во Фризленд. Спустились по морскому берегу,
затем обогнули маленькие городки Болсвард и Сник.
Затем они выехали на основную дорогу, по обеим сторонам которой тянулись
голые поля и не было видно ни одной деревни. "Как будто, - подумала
Абигайль, - мы в центре пустыни, покрытой снегом", - и услышала голос
профессора:
- Сегодня прохладно, но очень красиво.
Дорога, по которой они ехали, перешла в узкую кирпичную и неровную дорогу
с указателем на Ерневуд, но до того, как они доехали до этого места,
профессор повернул машину на тропинку с голыми деревьями, и они оказались
около ворот. Тропинка кончилась, машина по каменной дорожке подъехала к
дому.
Дом был старый, из красного кирпича, с многочисленными фронтонами; он не
был широким, но казалось, что в нем множество комнат. Окна маленькие, с
арками. Они вышли из машины, профессор взял Нину на руки и вошел в дом.
Этот дом был очень похож на тот, в котором профессор жил в Амстердаме:
такой же квадратный холл, на полу такая же черная и красная плитка.
Единственное отличие было в том, что в центре холла находилась розовая
лестница. Профессор помог Абигайль раздеться и пригласил ее пройти в комнаты
направо, но до этого профессор представил ей пожилую женщину, которая
открыла дверь. Он называл ее Джойк, и было видно, что они знают друг друга
уже много лет.
Комната, в которую они вошли, оказалась довольно широкой и темной из-за
маленьких окон и погоды, но бра на стенах и огонь в камине давали яркий
свет. Она была обставлена точно так же, как и маленькая гостиная в доме в
Амстердаме; в ней было поразительное сочетание удобства и старины.
Профессор предложил Абигайль сесть в кресло возле камина, и Нина сразу же
залезла к ней на колени. Боллингер вышел.
- Он пошел посмотреть на свои луковицы тюльпанов, - сказал профессор. -
Мой садовник, на месте которого работает Боллингер, живет здесь. Думаю, у
них будет тема для разговора за чашкой кофе.
- Как они смогут разговаривать? Ваш садовник говорит по-английски?
- Да. Он был в Англии во время войны. Кроме того, оба они знают латинские
названия всех цветов.
Мысль о том, что Боллингер настолько образован, никогда не приходила
Абигайль в голову.
- Как интересно, Болли знает латинский! - в изумлении воскликнула она.
- Он очень умен по части садоводства, - ответил профессор, беря кофе из
рук Джойк. - Я буду занят час или два. Я думаю, вы сможете развлечь себя?
Сад довольно большой. Снег кончился. Нина может вылепить снеговика.
Абигайль подумала о своих дырявых ботинках, но согласилась пойти в сад,
потому что Нине хотелось поиграть на улице. За домом была большая площадка и
полно снега. Они вылепили прекрасного снеговика, а затем играли в снежки, и
Нина устала.
- Пора домой, - строго сказала Абигайль. До обеда оставался еще целый
час. Они сели у камина, Нина - на коленях у Абигайль, что-то напевая.
Вернулся ван Вийкелен. Он слушал, как Нина поет, поблагодарил ее за
прекрасное исполнение и предложил Абигайль выпить, а сам устроился в кресле
рядом. Было очень приятно сидеть в теплой, уютной комнате. Абигайль
медленными глотками пила херес, погруженная в свои мысли, и только голос
профессора заставил ее вернуться к реальности.
- Нина уезжает в Испанию через два дня, Дирк звонил. Мы должны расстаться
с ней. Жаль, не правда ли?
- Да, очень жаль. Они поедут на машине?
- Да, Дирк будет завтра вечером в Амстердаме, переночует, и утром они
уедут. Вы хотите сразу же вернуться в Англию?
- Да, - только и смогла сказать Абигайль. - Боллингер поедет со мной?
- Если вы хотите, чтобы он поехал, вам с ним и решать.
Абигайль оживилась:
- Ну, если он останется, я скорее найду работу в другом месте, а если он
поедет со мной, я должна буду искать для него комнату. Хорошо бы найти
комнату до его возвращения в Лондон.
- Лучше было бы, если бы вы остались на некоторое время поработать в
больнице.
Ее сердце готово было выскочить от счастья.
- Да, конечно, но есть ли там для меня работа?
- Здесь так же не хватает медсестер, как и в Англии. У нас пятьдесят
свободных мест, что вы предпочитаете?
- Я уже знаю сестру Рицму, она говорит по-английски, что значительно
облегчает мою работу, поэтому выбираю хирургию.
- Операционную?
- Да, я работала там шесть месяцев.
- Хорошо. Вы будете жить у миссис Маклин?
- Вы думаете, она согласится? Я была бы очень рада.
- И она тоже. - Он подошел к Нине и взял ее на руки. - Не пообедать ли
нам, а затем, пока наша юная леди будет спать, я покажу вам весь дом.
На обед был гороховый суп, жареный язык и салат. На десерт - вафли со
сбитыми сливками. Они пили сухое белое вино, а Нина - апельсиновый сок.
Обед был настолько великолепен, что Абигайль не сдержалась и сказала об
этом.
- Это готовила дочь Джойк. Ее муж ухаживает за садом. Джойк - экономка,
она живет здесь с детства с мужем и дочерью в маленьком доме за гаражом.
Абигайль, глядя на профессора и Нину, подумала, каким он мог бы быть
прекрасным отцом, каким он был бы с детьми удивительно спокойным. Но увы..,
сам с собой он был явно не в ладу.
После обеда они поднялись наверх в маленькую комнату, где Джойк готовила
постель.
- Здесь спала Одилия, когда была маленькая, - сказал профессор. - Я
ничего не менял. Комната очень подходит для девочки. В этой комнате давно
никто не жил.
Он вздрогнул. Абигайль занялась Ниной, потому что она догадалась, почему
он вздрогнул, - здесь могла спать его дочь. После того как она уложила Нину,
Абигайль спросила:
- У вас действительно есть время прогуляться по дому? Я могу побыть одна,
если у вас есть какие-то дела.
- У меня нет никаких дел. Давайте спустимся вниз, хорошо?
Около гостиной и столовой располагались еще комнаты. Одна - с розовыми
шелковыми стенами, пушистым ковром на полу и темно-зелеными вельветовыми
шторами. В углу стоял буфет с китайской фарфоровой и серебряной посудой,
около камина располагалась софа, покрытая вельветом. Два стула прекрасно
завершали современный и старинный стиль. На стенах - картины, изображающие
пасторальные сцены. Вторая комната - библиотека, вдоль стен стояли шкафы с
книгами, вид которых говорил о том, что ими часто пользуются. Там пахло
табаком и кожей. Абигайль поморщила нос.
- Приятно, - сказала она. - Какая прекрасная библиотека. Наверное,
большинство книг на голландском языке.
- Да, но есть и на английском, немецком, немного на французском.
- Вы, наверное, и пишете.
- Только когда хочу сказать что-то стоящее. Они вернулись в холл,
поднялись наверх, где располагались спальни, их было больше, чем
предполагала Абигайль, каждая с узким окном, обставленная старинной мебелью,
везде на полу лежали тонкие ковры. Абигайль сказала:
- Очень красивый дом, такой же красивый, как и дом в Амстердаме! Ваша
семья жила здесь?
Они вернулись в гостиную, устроились в креслах возле камина, и только
тогда профессор ответил на ее вопрос:
- Да, триста лет или что-то около того. Родители жили здесь, но часто
приезжали в Амстердам. После моей женитьбы я стал бывать здесь реже. Жена не
любила эти места, они казались ей скучными. Вокруг одни поля и маленькие
дома. Я нахожу это прекрасным.
- А Амстердам? Вы любите свой дом в Амстердаме?
- Да, конечно, но здесь я отдыхаю, понимаете? Абигайль прекрасно
понимала. Вдалеке от суматохи больницы и постоянной работы с больными этот
дом казался раем. Она сказала ему об этом, и ван Вийкелен улыбнулся.
- Вы знаете, как вы изменили меня. До того, как я хорошо узнал вас, я
подозревал, что вы говорите приятные слова, только чтобы угодить мне.
- Вы тщеславны?
- Да, но может быть, вы не знаете, что много лет женщины ко мне
относились как к хорошей добыче. Они все время старались угодить мне и, что
бы я ни сказал, всегда соглашались со мной.
- Так вот почему вы обвинили меня в подхалимстве. Они, наверное, были
красивые...
- Такие же красивые и пустые, как моя жена! - Он улыбнулся. - Вы знаете
пословицу: пуганая ворона и куста боится. Я очень пугливый, Абигайль?
Она осторожно взглянула на него. По его тону она поняла, что он снова
раздражен. Нужно было менять тему разговора.
- У вас прекрасный сад, - весело сказала Абигайль. - Розы хорошо растут
здесь? Его лицо снова стало радостным.
- Прекрасно растут, здесь есть большая клумба с другой стороны дома, там
посажены розы.
- Я бы хотела посмотреть. У нас был в деревне сад с розами. Болли
прекрасно за ними ухаживал, и у нас в доме всегда стояли вазы со свежими
розами.
- Расскажите мне о ваших родителях, - попросил ван Вийкелен.
- Я не знаю...
- Они умерли, не так ли? Сейчас прекрасное время для воспоминаний. Когда
вы переехали в Лондон?
Она рассказала ему о своем детстве, о родителях, о Болли, о красивом
доме, в котором они жили. Ван Вийкелен сидел в кресле, курил трубку и
смотрел на потолок. Когда она закончила, то почувствовала, что она
рассказала все самое грустное, а радостные моменты остались в воспоминаниях.
- Извините, я не думала... Я, наверное, надоела вам.
- Нет, совсем нет. Вы заслуживаете счастливого будущего, Абигайль. Она
покраснела.
- Я не жалею себя. Мне очень повезло с работой, и потом, у меня есть
Болли.
- У вас больше нет друзей?
- Есть, но у каждого из них своя жизнь. Я не хочу об этом говорить. Пойду
схожу за Ниной.
- Хорошо. Я немного поработаю.
Он говорил равнодушным тоном, может быть, потому, что она отказалась
рассказать о себе. В самом деле, размышляя об этом, Абигайль подумала, что
этим обидела его, хотя совсем этого не хотела. Она вышла из комнаты и пошла
наверх к Нине, которая уже с нетерпением ждала ее.
Они выехали после чая. Абигайль надеялась, что профессор вспомнит, что
они с Ниной сидят сзади него, но была разочарована. Мужчины разговаривали о
садоводстве всю дорогу. Нина спала, свернувшись, как котенок, на коленях у
Абигайль, Колосс тоже спал, и Абигайль опять осталась наедине со своими
грустными мыслями.
Она ужинала одна, профессор, как сообщил ей Боллингер, ушел.
- Важные дела. Он сказал, что вы остаетесь работать в больнице на
какое-то время. Вы будете жить у миссис Маклин?
- Да, Болли, хотя не знаю, надолго ли. Я очень рада за тебя, тебе здесь
хорошо, не правда ли?
- Очень, мисс Абби. Я полюбил сад, в котором мы были сегодня.
- О Болли, дорогой, я знаю, я никогда не смогу рассчитаться с тобой за
все, что ты сделал для нас после смерти отца. Мы бы без тебя пропали! Ты
настоящий друг. Я готова остаться здесь навсегда, лишь бы ты был счастлив.
- А разве вы не счастливы, мисс Абби? - с любопытством спросил старик.
- Да, Болли. - Она не взглянула на него. - Я пойду лягу пораньше, я
устала.
Она довольно долго была в ванной, только в час ночи она собралась лечь
спать. Перед этим она зашла в комнату Нины и увидела, что девочка не спит.
Абигайль убедилась, что Нина не больна, а лишь слегка возбуждена. Она хотела
поговорить о том, когда приедет папа и как они поедут в Испанию к маме.
Абигайль принесла горячего молока и разговаривала с ней, пока девочка не
заснула. Нина сказала, что у Абигайль некрасивый халат. Это был халат,
который ей подарили на Рождество дядя и тетя. Нина была права, он
действительно был некрасивый и очень полнил Абигайль.
- Отвратительный, - согласилась Абигайль. - Хотя и теплый. Он не красит
меня. Я ненавижу это.
- Что вы ненавидите? - неожиданно послышался голос профессора, и Абигайль
вскочила от испуга.
- Разве вы не знаете, что нельзя подкрадываться к людям? Это их пугает.
Он прошел в комнату.
- Извините, Абигайль. Я не хотел напугать вас, я хотел убедиться, что
Нина спит.
- Мы разговаривали. Я останусь с ней до тех пор, пока она не уснет.
Он ничего не сказал, поцеловал Нину, потом сел на стул в углу комнаты, не
обращая внимания на недовольные взгляды Абигайль.
- Баа, баа, черный барашек, - пела, засыпая, Нина, а Абигайль повторяла
за ней, она делала это, пока девочка не заснула. Теперь она могла уйти.
Уходя, она прошептала "спокойной ночи" человеку, все еще сидящему на стуле,
но он вдруг встал в дверях, загородив ей дорогу.
На лестничной площадке было темно, хотя из ее полуоткрытой комнаты и
проникал слабый свет от включенной настольной лампы. Внизу ходил Боллингер,
закрывая окна и хлопая дверями. Ей показалось, что они с профессором живут в
прекрасном мире, о котором она мечтала. Она крепко сжала губы, чтобы не
разрыдаться, и, кивнув, хотела пройти в свою комнату. Но он загородил ей
дорогу. Он обнял ее так быстро, что Абигайль не успела оттолкнуть его, да
она и не хотела этого делать.
- Что вы ненавидите?
- Мой халат, - он отвратительный.
Он смотрел на нее, не выпуская ее из своих объятий.
- В самом деле. Разве не вы его выбирали?
- Нет.
- Тогда пойдите и купите себе самый красивый. Может быть, этот момент был
не самый подходящий, чтобы напомнить профессору о зарплате, но они были одни
и им никто не мешал. Она начала:
- Мне интересно...
- Ничего не говорите, - сказал ван Вийкелен и стал целовать ее. Он
целовал ее, а она, потеряв здравый смысл, отвечала на его поцелуи.
Только очутившись в своей комнате, она с горечью подумала, что он так
ничего и не сказал, а она, к сожалению, говорила много. Сейчас ей казалось
вполне естественным обращаться к нему "дорогой Доминик".
Глава 9
На следующий день Абигайль спустилась к завтраку, держа Нину на руках.
Она выглядела, как всегда, спокойной, и ничто не говорило о том, что она не
сомкнула глаз всю ночь. Большую часть времени она успокаивала себя.
Профессор не мог слышать, как она разговаривала сама с собой, даже если он и
слышал, это теперь не имело никакого значения. Ее щеки покрылись румянцем,
когда она вошла в столовую.
Профессор сидел, держа в одной руке чашку с кофе, а в другой телефонную
трубку. Он поднял гла