сегда,  преувеличиваете,  дядя  Джулиус,  -  сказала  Рейчел,
стараясь сдержать гнев.
   - Неужели? - ухмыльнулся он.  -  Если  только  то,  что  мне  рассказали,
является ложью. Я слышал, что ты строишь публичный дом  на  Эймс-стрит.  Это
правда?
   - Да, я владелица "Ля бель фам". В этом ты прав.
   - Что за "Ля бель фам"? - озадаченно спросила тетя. Ухмылка Дивера  стала
торжествующей.
   - Объясни ей, если у тебя хватит духу. Расскажи тете, что такое "Ля  бель
фам"
   - Да, Рейчел, что это? Что имеет  в  виду  Джулиус?  Рейчел  не  отрывала
взгляда от Дивера.
   - Не важно, что вам про меня наговорили. Я не та, кем вы меня называете.
   - Но ведь это публичный дом, так? - спросил Дивер. - Либо публичный  дом,
либо нет. Рейчел вздохнула.
   - Да, это бордель, - тихим голосом произнесла она.
   - А это, моя дорогая Милдред, просто другое название публичного  дома.  И
что ты теперь думаешь о своей милой племяннице?
   Милдред Дивер задрожала от возмущения.
   - Рейчел! Нет, я не могу в это поверить!
   - Да, тетя Милдред, мне принадлежит это заведение. Но я не собираюсь сама
торговать своим телом, - твердым голосом заявила Рейчел.  -  Теперь  у  меня
есть сын, и я намерена вырастить его...
   - Замолчи! - Глаза тети Милдред наполнились слезами. -  Подумать  только,
всего несколько секунд назад я сокрушалась, что твоему отцу не суждено  было
увидеть внука. Нужно благодарить Господа, что моего брата нет с нами и он не
видит, что стало с его дочерью! Он бы умер от стыда!
   Рейчел вспомнила Роуз Фостер и предупреждение бывшей  хозяйки  борделя  о
том, чего ей следует ждать от людей. Понимая, что это бесполезно, Рейчел все
же попыталась объясниться:
   - Мне кажется, тетя Милдред, что вы несправедливы ко мне. По-моему, почти
нет  разницы  между  тем,  что  я  делала  в  "Паровозном  депо",  и   моими
обязанностями  сейчас.  Единственное  отличие  состоит  в  том,  что  деньги
поступают ко мне, а не в карман Эвелла Рэнкина!
   - Я не желаю слушать ничего плохого об Эвелле Рэнкине, - напыщенно заявил
Дивер. - Эвелл мой добрый друг, и я был очень расстроен, когда ты без всякой
причины ушла от него. Ты поставила меня в неловкое положение, Рейчел.
   - Можете не трудиться и не защищать передо мной Эвелла Рэнкина, дядя  Мне
известно, что он за человек!
   - Мне кажется, Рейчел, что, нападая  на  мистера  Рэнкина,  ты  пытаешься
обелить себя в наших глазах, - сердито сказала тетя. Она встала  и  передала
ребенка Рейчел. - А теперь забирай  его  и  уходи  из  нашего  дома  -  Тетя
Милдред, если бы вы только выслушали...
   - Нет, я не буду ничего слушать! - Милдред уже перешла на крик.  -  Уходи
немедленно и больше не возвращайся, пока не  очистишь  свою  душу  от..,  от
греха, в который ты впала.
   - Подумать только, - самодовольно изрек Дивер, - мы приняли тебя в семью,
воспитывали, как собственную дочь, а ты так опозорила нас!
   Рейчел вспомнила сцену, когда Джулиус Дивер забавлялся с  проституткой  в
Коннерсвилле, и холодно сказала:
   - Думаю, мне пора возвращаться в свой публичный дом. По крайней мере я не
лицемерю.
   Лицо Дивера вспыхнуло, и на нем появилось озабоченное выражение.
   - Что ты имеешь в виду? - дрогнувшим голосом спросил он.
   - Вы прекрасно знаете, дядя,  что  я  имею  в  виду,  -  ответила  она  и
повернулась к выходу. - Вам обоим не о чем беспокоиться, - бросила она через
плечо. - Больше вы меня никогда не увидите.
   Три недели спустя открылась "Ля бель фам". Снаружи  заведение  совсем  не
походило на "Паровозное депо", которое напоминало большой  роскошный  отель.
"Ля бель фам" выглядела как резиденция богатого железнодорожного  магната  -
именно такое впечатление Рейчел и рассчитывала создать. Дом был расположен в
конце Эймс-стрит, на приличном расстоянии от ближайшего салуна, на краю  той
части города, в которой должны были строиться жилые дома.
   Внешне на доме отсутствовали  какие-либо  признаки,  указывавшие  на  его
назначение. Внутри все было обставлено с большим вкусом. Однако, несмотря на
попытки Рейчел замаскировать свое заведение, все в "Конечном пункте"  знали,
чем занимаются в "Ля бель фам".
   Рейчел и представить себе не могла, что ей так трудно будет  привыкать  к
тому, как относятся окружающие к ее новой профессии. Люди,  раньше  искавшие
дружбы с молодой женщиной, теперь  сторонились  ее.  Поначалу  она  убеждала
себя,  что  это  ей  просто  кажется,  но  со  временем  реакция  окружающих
становилась все более очевидной. Роуз Фостер была права!
   Рейчел беседовала на  эту  тему  с  Дэвидом  Спенсером  вечером  накануне
открытия "Ля бель фам".
   - Не знаю, Дэвид, - призналась она. -  Боюсь,  что  я  совершила  большую
ошибку.
   Она стояла, облокотившись на пианино.  Новый  инструмент  был  ей  не  по
карману, но старый отремонтировали, настроили, отполировали, и  он  выглядел
почти как новый. Но ни красота пианино, ни изысканное убранство гостиной "Ля
бель фам" не могли соперничать с прелестным видом самой Рейчел. На ней  было
платье  из  светло-зеленого  шелка,  узкое  в  талии  и  с   пышной   юбкой,
спускающейся  к  ногам  многочисленными  ярусами.  Лиф  был  искусно  расшит
кружевами и  украшен  розами;  один  ярко-красный  бутон  Рейчел  специально
приколола  так,  чтобы  закрыть  глубокий  вырез,  делавший   фасон   платья
чрезвычайно смелым.
   Дэвид тоже был нарядно одет. Он  выглядел  очень  красивым  в  элегантной
черной куртке, кружевной рубашке и черном  бархатном  галстуке.  Но  в  этот
вечер  у  него  из-за  пояса,  как  всегда,  торчал   пистолет.   Постоянное
присутствие оружия почему-то никак  не  вязалось  с  обликом  человека,  так
великолепно играющего на пианино. Рейчел никогда не расспрашивала  Дэвида  о
его прошлом, и его душа оставалась для нее загадкой.
   В ответ на признание Рейчел Дэвид поднял на нее  глаза  и  улыбнулся.  Он
негромко наигрывал на пианино, слегка покачиваясь в такт музыке.
   - Вы хотите сказать, что не  верите  в  свою  способность  справиться  со
всеобщим презрением? Вот уж не думал, что это будет вас волновать, Рейчел.
   - Это меня не волнует, - ответила она.  -  У  меня  к  ним  нет  никакого
уважения. Почему же они должны уважать меня?
   - Так держать, девочка! - засмеялся Дэвид. - Цинизм до самого  конца.  Но
скажите мне, в чем тогда заключается ваша большая ошибка?
   - Если все вокруг презирают меня, то сегодня они могут  не  прийти  сюда.
Но, Дэвид, если у меня не будет клиентов, я потеряю все!
   Дэвид покачал головой, и его зубы сверкнули в улыбке.
   - А вот теперь я вижу перед собой такую Рейчел, какую я узнал и  полюбил.
Ею движет единственно истинный бог человечества - алчность!
   - Как вы себя ведете, Дэвид, - сказала Рейчел, не в силах сдержать  смех.
- Но не кажется ли вам, что я имею право волноваться?
   - Право - возможно, - ответил он. - Но ни необходимости, ни  причины  для
беспокойства у вас нет. Сегодня  здесь  отбоя  не  будет  от  посетителей  -
помяните мое слово.
   - Что заставляет вас так думать?
   - Именно то, моя невинная Рейчел,  что,  кроме  алчности,  есть  еще  два
божества, едва ли менее могущественные, похоть  и  лицемерие.  У  вас  будет
масса клиентов, можете не сомневаться.
   - Надеюсь, вы окажетесь правы. - Она удивленно покачала головой. -  Я  не
уверена, что до конца понимаю, что вы имеете в виду. Но очень  надеюсь,  что
вы правы.
   Дэвид Спенсер не ошибся. "Ля бель фам" ломилась  от  посетителей.  Многие
мужчины были из тех, кто на улице,  увидев  приближающуюся  Рейчел,  отводил
взгляд. Ей хотелось рассмеяться им в лицо, когда похоть в них брала верх над
смущением и они подходили к ее столику, чтобы купить латунный жетон,  дающий
право на услуги одной из девушек. Она увеличила число девушек до десяти.
   Рейчел заказала латунные жетоны в Денвере. Они были размером  примерно  с
серебряный доллар и имели довольно привлекательный вид. На одной  стороне  у
них был выбит рабочий, укладывающий рельсы, на другой - голова юной  девушки
и слова: "Ля бель фам".  Такая  система  не  позволяла  клиентам  обманывать
девушек, поскольку они в качестве оплаты за  свои  услуги  принимали  только
жетоны. Утром Рейчел заберет жетоны у девушек.
   В первый же вечер  выручка  "Ля  бель  фам"  составила  более  четырехсот
долларов. К часу ночи, когда ушел последний клиент, кроме тех десятерых, что
остались до утра, Рейчел чувствовала себя усталой, но окрыленной успехом.
   - Ну как, Рейчел? - спросил Дэвид, отходя от пианино.
   - О, Дэвид, вы были правы!  -  радостно  воскликнула  она.  -  Мне  и  не
снилось, что я смогу заработать столько денег!
   Дэвид лениво улыбнулся:
   - Если бы южные барышни подумали о чем-то подобном  на  благотворительном
балу в графстве Клейборн, то, полагаю, заработали бы гораздо больше денег. И
я точно знаю, что получил бы от него большее удовольствие.
   Рейчел застыла, как громом пораженная.
   - Что вы сказали? - ошеломленно взглянула она на него.
   - Я просто  отметил  тот  факт,  что  благотворительный  бал  в  графстве
Клейборн собрал бы гораздо больше денег для благородных  нужд  Конфедерации,
если бы  южные  барышни  предоставляли  подобные  услуги  тем  из  нас,  кто
отправлялся на войну. Мне  кажется,  что  немало  парней  в  серых  мундирах
отправились бы на встречу с Создателем более счастливыми, имей они при  себе
такие приятные воспоминания.
   - Кто вы?
   - Дэвид Спенсер, - ответил он и, пожав плечами, добавил:
   - Хьюм.
   - Боже мой! - задохнулась Рейчел. - Одержимый Хьюм!
   - Так  меня  называли,  -  с  кривой  улыбкой  подтвердил  он.  -  Должен
признаться, я не дорожу этим прозвищем. Так что после войны я  стал  Дэвидом
Спенсером.
   - Я думала, вы погибли! Все так считали. Говорили, что вас убили где-то в
Миссури.
   - Я не препятствовал распространению этих слухов. - Дэвид встал,  подошел
к бару, налил себе выпить и снова вернулся к столу.  -  Большая  часть  моих
ребят присоединились к "Клейборнским  стрелкам",  милиции  Миссисипи  или  к
Виксбергской бригаде. Но я не мог на это согласиться. Я тешил  себя  мыслью,
что в состоянии перенести  войну  на  Север,  присоединившись  к  налетчикам
Куонтрилла.
   Дэвид, передернув плечами, опустошил свой стакан и  вернулся  к  бару  за
следующей порцией.
   - Убийцы Куонтрилла, - с горькой усмешкой произнес он, неся стакан  виски
к столику Рейчел.
   - Мы слышали о Куонтрилле, - вспомнила она. - Сначала восхищались  им,  а
потом  про  него  стали  рассказывать  разные  ужасные  истории.   Некоторые
утверждали, что это все слухи, другие настаивали, что таковы факты. В  конце
концов  мы  узнали,  что  даже  правительство  Конфедерации   отреклось   от
Куонтрилла и он стал преступником не только  для  янки,  но  и  для  нас.  А
поскольку Одержимый Хьюм  был  родом  из  графства  Клейборн,  его  особенно
презирали.
   - Меня более чем презирали, -  сказал  Дэвид.  -  Меня  заочно  судили  и
признали виновным в государственной измене.  Приговор  гласил:  казнь  через
повешение. Так что я предпочел не возвращаться.
   -  Но  почему,  Дэвид?  Война   теперь   закончилась,   и   правительства
Конфедерации  больше  не  существует.  Все  приговоры,   вынесенные   судами
Конфедерации, признаны недействительными.
   - Я не нуждаюсь в приговоре суда конфедератов, -  тихим  голосом  ответил
он. - Я судил самого себя и признал виновным. И не  в  измене  "благородному
делу Конфедерации"... - Дэвид поднял стакан нарочитым жестом, - а  в  измене
человечеству. - Он выпил. - Вы знаете, скольких людей я  убил,  пока  был  с
Куонтриллом?
   - Конечно, нет.
   - Я тоже не знаю. И это не дает  мне  покоя.  Хуже  того,  это  ежедневно
преследует меня. Мне следовало бы ясно видеть  каждого  из  них,  будто  они
стоят тут, передо мной. Но я не только не помню имен и лиц, но даже не знаю,
скольких людей я убил!
   Его лицо побледнело.
   Рейчел с трудом сдерживала желание погладить его руку.
   - А что случилось после войны?
   - Я не мог вернуться домой, - без всякого выражения сказал  он.  -  Я  бы
просто не прижился там. Оставшиеся в живых вернутся, уверенные, что их  дело
- хоть  и  проигранное  -  было  по  крайней  мере  благородным.  Я  не  мог
согласиться с этой точкой зрения и, наверное, кончил бы  тем,  что  убил  бы
нескольких человек или погиб бы сам.
   - И чем же вы занялись?
   - Несколько месяцев я провел с Дингусом и Фрэнком. Но скоро  я  устал  от
этого. Такая жизнь тоже не для меня.
   - Дингус и Фрэнк?
   - Настоящее имя Дингуса - Джесси. Джесси и Фрэнк Джеймсы. Они тоже были в
отряде Куонтрилла. Оба предельно хладнокровны, особенно Джесси. У  меня  все
же остались какие-то чувства.., вина, раскаяние - нечто вроде  этого.  Я  не
мог вспомнить точного числа убитых мною людей, но мне было жаль, что я делал
это. Я понимал, что если останусь с братьями Джеймсами,  то  лишусь  и  этих
чувств. Поэтому я ушел.
   - И приехали сюда?
   - Да.
   - А ваш отец? Я помню семью Хьюм и плантацию "Роуздейл". Вы  после  войны
слышали что-нибудь о своих?
   -  Нет,  -  ответил  Дэвид,  и  на  его  лице  появилось  меланхолическое
выражение. - Если мой отец все еще жив, он скорее всего потерял  "Роуздейл".
Я уверен, что он вложил всю наличность в облигации конфедератов.
   - Вполне вероятно. Мой отец поступил так же.
   - Я слышал, что ваш отец был убит при Шайло.
   - Да.
   - Мне очень жаль. Хотел бы я быть на его месте.
   - Дэвид! - потрясение воскликнула она. - Как вы можете такое говорить?
   - Да, именно так, - настаивал он. - Смерть вашего отца принесла ему мир и
покой. Как вам известно, я тоже мертв. Но я лишен и мира, и покоя.
   - О, Дэвид! - На этот раз Рейчел протянула руку  и  мимолетным  движением
коснулась его ладони. - Вас разыскивают?
   - Вероятно, - криво улыбнулся он.
   - За что?
   - Кроме убийства? Ну, давайте посчитаем мои грехи. Я  грабил  и  воровал,
лгал и домогался чужого. Я не уважал отца. Не мог отличить ложных  богов  от
истинных. Что еще осталось?  Прелюбодеяние.  Я  и  в  этом  замешан,  Рейчел
Боннер-Симмонс.
   - Вы вели бурную жизнь. Но мне любопытна одна вещь.  Когда  вы  научились
так великолепно играть на пианино?
   - Ах да, пианино. - Он вытянул свои  тонкие  руки  и  пошевелил  длинными
гибкими пальцами. - Вы видите эти  руки?  Это  руки  пианиста.  Если  бы  не
вмешалась война, я, вероятно, играл бы  сейчас  в  концертных  залах  столиц
всего мира - в Нью-Йорке, Бостоне, Лондоне, Париже, Вене, Риме. Я  занимался
музыкой в Риме вместе с Ференцем Листом. Вероятно,  мне  следовало  остаться
там. Он просил меня задержаться и продолжать совместные занятия. Но нет, мне
не терпелось вернуться домой. - Дэвид издал сдавленный смешок. - Я  вернулся
как раз вовремя, чтобы отправиться на войну. Скоро я обнаружил, что эти руки
могут выхватывать пистолет и нажимать на спусковой крючок  гораздо  быстрее,
чем руки людей, не имевших возможности музицировать с Листом.
   - Как это ужасно, Дэвид,  -  расстроенно  сказала  Рей-чел.  -  Теперь  я
понимаю, какую горечь вы испытываете.
   - Итак, вам теперь все известно  об  Одержимом  Хьюме.  -  Он  подошел  к
пианино и взял свою шляпу. Нахлобучив ее на  голову.  Спенсер  повернулся  и
остановил взгляд на Рейчел. - Теперь, полагаю, вы захотите, чтобы я ушел?
   - Но почему? - озадаченно спросила она.
   - Ну, вы знаете, кто я и что я. Разве это вас не пугает?  Рейчел  немного
помолчала, раздумывая.
   - Нет, это меня нисколько не пугает, - наконец медленно  произнесла  она,
сама не до конца уверенная, что говорит правду.
   Он вернулся к столу и заглянул ей в глаза:
   - Есть еще одна вещь, о которой вам следует знать.
   - И что же это?
   - Я сильно сомневаюсь, что смогу придерживаться всех  установленных  вами
правил, если останусь здесь.
   - Кажется, я не совсем вас понимаю, Дэвид.
   - Я просто не способен подчиняться любого рода  нормам.  Если  какое-либо
правило стоит на пути к осуществлению моих желаний, я скорее  всего  нарушаю
его.
   - И чего же вы хотите? -  натянуто  спросила  Рейчел,  заранее  зная  его
ответ.
   - Я хочу тебя, моя милая Рейчел.
   - Я.., понятно. - Она нерешительно засмеялась. - Но мне казалось,  что  я
ясно дала понять, что не продаюсь.
   - А я и не хочу покупать, - просто ответил он.
   - Не уверена, что мне нравится этот разговор, Дэвид.
   Рейчел вышла из-за стола и стала подниматься по лестнице,  ведущей  в  ее
комнату. Она предполагала, что Спенсер пойдет за ней, но он больше ничего не
сказал, а только продолжал смотреть ей вслед. Взбираясь по  ступенькам,  она
чувствовала на себе его взгляд.
   За ней еще никогда так смело не ухаживали, и его предложение испугало ее.
Не только потому, что она не знала, сможет ли  сдержать  Дэвида,  но  еще  и
потому, что не была  уверена,  в  состоянии  ли  справиться  с  собственными
желаниями.
   Но зачем ей обуздывать себя? В конце концов, она  уже  не  юная  девушка,
старающаяся сохранить невинность. Ей двадцать  пять.  Она  знала  уже  двоих
мужчин и успела стать матерью. Вдобавок что-то  нашептывало  ей,  что  Дэвид
Спенсер способен доставить ей такое же наслаждение, как Эвелл Рэнкин.
   Посреди лестницы Рейчел остановилась. Она попыталась очистить свой  разум
и тело от нахлынувших на нее мыслей и чувств. Все эти долгие месяцы с Уиллом
и его неумелой любовью оставили в ней разочарование  и  неудовлетворенность.
Она знала, как это  может  быть,  и  теперь  чувствовала,  что  снова  имеет
возможность испытать эти ощущения.
   "Нет, нет, - подсказывал ей здравый смысл. - Продолжай идти по лестнице в
свою комнату. Если ты уступишь сейчас, то  будешь  уступать  всю  оставшуюся
жизнь.
   Да  хватайся  за  представившуюся  возможность!  Позови  этого   мужчину.
Вознагради себя за все эти дни, недели и месяцы изнурительного труда, за все
эти ночи и издерганные нервы".
   Рейчел обернулась. Дэвид все еще стоял там, где она оставила  его.  Шляпа
скрывала его лицо, но ей казалось, что она чувствует на себе  его  страстный
взгляд, и волна тепла прокатилась по ее телу.
   - Дэвид? - тихо позвала она.
   - Да, Рейчел?
   - Я иду к себе в комнату. Если хочешь,  можешь  подняться  ко  мне  через
десять минут.
   Не ожидая ответа, Рейчел быстро взбежала по  ступенькам.  Она  уже  почти
сожалела о своем порыве. Тем не менее она ощущала покалывание во всем  теле,
жаждавшем наслаждения.
   Войдя в свою комнату, Рейчел разобрала постель и сбросила с себя платье и
белье. Она принялась было натягивать  ночную  рубашку,  но  затем  отчаянным
жестом отбросила ее прочь, подошла к окну и стала смотреть на  раскинувшийся
перед ней лунный пейзаж. Вдали ввысь вздымалась неровная  гряда  гор,  и  ее
покрытые снегом вершины сверкали в серебристом свете луны. Рейчел любовалась
их холодной красотой, пока не услышала тихий стук  в  дверь.  Она  задержала
дыхание, как перед прыжком в ледяную реку.
   - Входи, Дэвид.
   Дверь отворилась и снова закрылась. Дерзкая в своей наготе, Рейчел стояла
в потоке льющегося из окна лунного света. Впервые с момента их встречи Дэвид
был без куртки. Но пистолет по-прежнему висел у него на бедре.
   - Тебе не понадобится твой пистолет, Дэвид.
   Он тихо засмеялся:
   - Ты права. Ношение оружия вошло у меня в привычку, и иногда  я  уже  сам
его не замечаю. - Он снял ремень с кобурой и положил его  на  ночной  столик
рядом с кроватью.
   Затаив дыхание, Рейчел подошла к нему и помогла снять рубашку. Затем  она
прислонилась к его обнаженной груди, почувствовав густую  поросль  волос  на
его теле, когда он крепче прижал ее к себе, чтобы поцеловать.  Она  с  жаром
ответила на его поцелуй, и лихорадка желания охватила все ее существо.
   Вскоре они уже лежали в кровати, и их обнаженные тела прижимались друг  к
другу. Впервые за целый год Рейчел ощущала такое знакомое наслаждение. Дэвид
оказался  искусным  любовником.  Его  ладони  и  пальцы,  умеющие  извлекать
восхитит