торый
Ротгар, быстро вытащив из-под туники, метнул со страшной силой  в  Гилберта.
Бросок оказался точным. С глухим ударом кинжал вошел по самую  рукоятку.  Он
взревел от дикой боли и сразу выпустил из объятий Марию,  которая  упала  на
пол. Визжа от боли, он напрасно пытался выдернуть кинжал. И  вдруг,  охватив
себя за живот, словно кто-то выпустил ему кишки наружу, Гилберт упал.
   Ротгар, опустившись перед ней на колени, прижал Марию к груди. Ее  мягкое
прикосновение успокоило его,  ее  ароматные  запахи  ласкали  его  обоняние,
постепенно умеряя его животное, взбудораженное  волнующейся  кровью  желание
распороть Гилберту грудь и извлечь оттуда его подлое сердце.
   - Тебе больно? - спросил он ее, как только обрел дар речи.
   - Нет, что ты, Ротгар. Посмотри, ты весь в крови!
   Но  Ротгар,  не  обращая  внимания  на  ее  лихорадочные  восклицания,  с
любопытством взирал на стонущего рыцаря.
   - Но я ведь не ударил его в живот, Мария. Смотри, твой кинжал по-прежнему
торчит у него в плече.
   - Это действует мазь, которую вы дали ему вместе с бульоном, -  вмешалась
стоявшая у них за спиной аббатиса. - Оно вызывает страшные судороги у него в
желудке.
   - Ты дала ему снадобье? - спросил Ротгар; - Прямо здесь?
   - Да. Но потом я выбила кружку у него из рук, - прошептала в ответ Мария.
   -  Но  перед  этим  он  уже  успел  выпить  смертельную  дозу.  Он  выпил
достаточно, чтобы вызвать такой  эффект.  -  Настоятельница  подошла  к  ним
поближе и, указывая на мучающегося извивающегося от острых  болей  норманна,
сказала:
   - Теперь он в твоей власти, Ротгар. Ему никогда не прийти  в  себя  после
этого.
   - Он всегда будет мучиться от этих  болей?  -  спросил  Ротгар.  С  одной
стороны, он был доволен, что  этому  негодяю  предстоят  такие  страдания  в
течение всей жизни, а с другой, ему становилось  жутко  при  мысли  о  таком
суровом приговоре.
   - Да, всегда.
   - Ну и пусть. - Это была суровая кара,  на  самом  деле  суровее  смерти,
которой Ротгар хотел его предать, но он не мог в полном сознании поднять меч
на Гилберта, находящегося в таком тяжелом состоянии.  Ротгар  встал,  поднял
Марию, держа ее, словно ребенка, на руках. - Пойдем, моя любимая. Мы оставим
его на попечение монахинь.
   Аббатиса  кивком  головы  дала  понять,  что  принимает  на  себя   такую
обязанность, и Ротгар подвел Марию к двери.
   Глухой, хриплый голос Гилберта остановил его.
   - Сакс! Помни о данной клятве. Ротгар бросил на него взгляд через  плечо.
Гилберт, еле приподнявшись на локте, глядел на него.
   - Там, в конюшне, ты поклялся убить меня, если только я дотронусь до нее,
- сказал Гилберт, сжав зубы от боли. Ротгару казалось,  что  он  видит,  как
спазмы выворачивают его всего изнутри.
   - Теперь она в безопасности, - ответил Ротгар, понимая, что не в силах  в
такую минуту нанести Гилберту удар. Кажется, ей больше не  нужно  опасаться,
ты ей больше не сможешь причинить никаких страданий.
   Но Гилберт не давал ему уйти:
   - Ротгар! Я.., умоляю тебя. Сдержи данную клятву.
   Он говорил так тихо, что Ротгар  едва  его  слышал.  Аббатиса  прошептала
что-то на ухо  Марии,  и  она,  высвободившись  из  его  объятий,  пошла  за
монахиней. Они вышли из комнаты. Разговор Предстоял между двумя мужчинами.
   - Ты наверняка поступил бы так с собакой, которая наелась гнилого мяса. -
Гилберт тяжело дышал, его  голос  сильно  ослабел.  Я  слышал,  что  сказала
монахиня. Нет никакого смысла жить такой жизнью, которую она мне  уготовила.
Но я могу с гордостью умереть, получив последний, смертельный удар от такого
человека, как ты, господин Ротгар, Ротгар Лэндуолдский.
   - Не стоит до такой степени  унижать  себя,  -  ответил  Ротгар,  выражая
искреннее удивление такой формой обращения к нему со стороны норманна.
   - Нет большого унижения в том, чтобы признать победителя  победителем,  -
сказал Гилберт.
   Ротгар явно колебался, не зная, как ему поступить.  Его  представление  о
милосердии настойчиво заставляло его помочь норманну, но его всего  охватила
какая-то странная слабость, словно дух мести переполнял  его  только  тогда,
когда Марии угрожала опасность, и покидал его, когда она находилась в полной
безопасности. Голова у него болела от нанесенного Гилбертом удара. Его  нога
дрожала от нанесенной  этим  норманном  раны.  Он,  конечно,  не  проявит  к
Гилберту никакого милосердия, если только  найдет  в  себе  достаточно  сил,
чтобы нанести ему последний, смертельный удар.
   - Прошу тебя, - прошептал Гилберт, не понимая колебаний Ротгара.  -  Речь
идет о проявлении ко мне доброты, которой я, конечно, не заслужил.
   Ротгар не мог найти слов, чтобы сказать ему о своем  намерении  исполнить
его просьбу. Он просто кивнул,  умоляя  Бога  придать  ему  сил,  ужесточить
разящую его руку.
   Опасаясь, как бы удар не получился неловким, не соскользнул  по  железной
поверхности кольчуги, Ротгар изо всех сил  вогнал  меч  в  сердце  Гилберта.
Послышался резкий выдох, кровь забила слабым фонтанчиком, а потухающие глаза
Гилберта говорили о том, что на сей раз Ротгар не промахнулся.
   Он постоял немного перед норманном, пытаясь понять, для чего  нужна  Богу
душа такого человека, как Гилберт Криспин.
   - Я люблю тебя, - прошептала Мария, когда  он  вышел  из  кельи,  которая
стала местом казни для Гилберта.
   Вдруг он  почувствовал  прилив  диких,  первобытных  эмоций.  Не  обращая
внимания ни на стоявшую рядом преподобную матушку, ни на столпившихся  возле
двери монахинь, он, наклонив голову, крепко поцеловал ее.
   Когда наконец он оторвал губы после продолжительного страстного  поцелуя,
он почувствовал, как кровь закипает  у  него  в  жилах,  как  затуманивается
здравый смысл. Он сказал:
   - Пошли отсюда. Нельзя оставаться под этой крышей с теми мыслями, которые
мечутся у меня в голове.
   - Прошу тебя, Ротгар, давай вернемся в Лэндуолд!
   Сердце у Ротгара упало. Опять Лэндуолд. Между ними  всегда  будет  стоять
Лэндуолд.
   - Может, на короткое время, -  ответил  Ротгар,  выражая  свое  согласие,
чтобы только скрыть захлестнувшую его печаль.
   - Во всяком случае, не слишком  долго,  -  сказала  Мария.  -  Мне  нужно
объяснить все Хью, чтобы он понял и не гневался на  меня,  когда  мы  вместе
уедем и будет искать собственный дом. Только после этого мы сможем  покинуть
Лэндуолд.
   Ротгар почувствовал, как воспрянул духом, но все равно нужно ее  еще  раз
предостеречь. - Нам предстоит преодолеть немало  препятствий.  А  это  может
оказаться ужасно трудным делом.
   - Да, очень трудным, - согласилась она.
   - Ротгар, - окликнула его аббатиса, когда они выходили из комнаты. - Могу
ли я надеяться, что это будет последняя  женщина,  которую  вы  умыкаете  из
монастырских стен?
   - Абсолютно точно, преподобная матушка. - Он улыбался, глядя на Марию.  -
Я не имею права  вызывать  у  нее  приступа  ревности.  Она  слишком  хорошо
овладела искусством приготовления "целебных снадобий"'.
   - И не только им, - подхватила, блаженно улыбаясь, Мария.

Эпилог

Август 1067 года

   "Ястреб парил высоко в небе,  делая  медленные,  ленивые  круги,  оглашая
окрестность пронзительными резкими криками. Мария, прикрыв  ладонями  глаза,
наблюдала  за  ним,  ей  так   хотелось   поменяться   с   птицей   местами,
позаимствовать у нее  ее  острое  зрение,  тая  как  ее  глаза  уставали  от
бесплодного разглядывания далекого горизонта. Семь дней, две недели,  и  вот
уже прошло целых два месяца. Храни, Боже, Ротгара и Хью.
   - Мария! - визгливо закричала Эдит, заботливо поглаживая себя по  животу,
что она теперь делала постоянно с  того  времени,  как  у  нее  прекратились
месячные. Голос у нее дрожал от возбуждения. - Вернулся Фен!
   Мария резко обернулась, вглядываясь туда, куда указывала Эдит. Да, это на
самом деле был Фен, его легкая фигура, казалось, скользила, над  почвой,  не
дотрагиваясь до земли, прокладывая  себе  путь  вперед.  Потом  она  увидела
отразившийся от сверкающей кольчуги солнечный  луч,  услыхала  нетерпеливое,
резкое ржание голодной лошади, учуявшей близость своей конюшни. Два всадника
- один с волосами каштанового, как и у нее,  цвета,  а  другой  с  шевелюрой
развевающихся на ветру рыжевато-коричневых волос, запутавшихся в  его  такой
же огненно-рыжеватой бороде. Вероятно, она  на  самом  деле  превратилась  в
ястребицу, судя по тому, с какой скоростью летела она, не чуя под собой ног,
через весь замок и мост  через  ров,  навстречу  Ротгару.  Вероятно,  у  нее
отросли сразу десять рук - так жадно  она  обнимала  ими  Ротгара,  который,
подняв ее на руки, усадил перед собой в седло. Она все крепче прижималась  к
нему, сердясь на кольчугу, которая прикрывала от нее его обнаженное тело,  и
одновременно благословляя ее за то, что она спасла ему жизнь  для  нее;  она
ворошила его длинные волосы, полагая, что была права  тогда  в  ту  далекую,
словно вся прошедшая жизнь, ночь, когда  подумала,  что  спадающие  до  плеч
волосы будут ему к липу; она поглаживала ладонями  его  бороду,  осыпая  его
поцелуями. Она чувствовала  его  сильные  руки,  которые,  словно  железными
клещами, обвили ее за талию.
   - Поосторожней, сестра, - предостерег ее Хью, несмотря  на  то,  что  сам
наслаждался таким же бурным приемом, оказанным ему Эдит.  -  Будет  неловко,
если Вильгельм узнает, что Ротгара задушила в своих объятиях женщина,  когда
еще чернила на его помиловании не высохли.
   - Значит, он его помиловал? - Хотя  этот  день,  несомненно,  должен  был
стать самым счастливым в  ее  жизни,  Марии  с  трудом  удавалось  сохранять
спокойствие духа. - А одобрил ли он брак между нами?
   - Да, хотя,  конечно,  нам  пришлось  отдать  ему  немало  золота,  чтобы
переубедить его, - ответил Ротгар. - Конечно, ему было от этого не по  себе,
но живые деньги все же перевесили все остальное. Вильгельм, конечно, считает
Англию весьма ценным для себя приобретением. - Ротгар  порылся  в  седельной
сумке и извлек из нее пергаментную бумагу, смятую, с обвисшими краями  из-за
длительного  путешествия  на  потной  лошади  под  жарким  летним   солнцем.
Написанные  жирными  чернилами  строки,  какие-то  таинственные   завитушки,
украшения сообщали, что Марии предоставлено право выйти замуж  за  сакса,  и
гарантировали  им  подорожные   для   беспрепятственного   передвижения   по
территории всей Англии.
   Теперь они могли уехать из Лэндуолда. Теперь они могли попрощаться с  Хью
и Эдит. Ну, а теперь к замку, к этому  недавно  завершенному  замку,  такому
неприглядному   снаружи,   но   удивительно   приспособленному   изнутри   к
повседневной жизни.
   О, с какой радостью она бы ехала рядом с Ротгаром, высоко подняв  голову,
испытывая такую сильную  к  нему  любовь.  Да,  теперь  они  могли  покинуть
Лэндуолд, но все же какая-то маленькая частичка ее  сердца  будет  постоянно
ныть из-за тоски по тому дому, который она могла бы иметь.
   - У меня тоже есть бумага, - сообщил Хью. Эта новость отвлекла  Марию  от
мрачных мыслей.
   - Но тебе не нужно прощение, Хью.
   - Этот пергамент для тебя.  Пораженная  известием,  Мария  взяла  в  руки
документ.
   - Смелость твоего брата проявляется не  только  на  поле  боя,  -  сказал
Ротгар. - Хью осмелился признаться Вильгельму в том, что с ним  произошло  и
как ты здесь в Лэндуолде управлялась одна, когда его лечили.
   - Твой сакс, по-моему, отличается сверхскромностью, - вмешался Хью.  -  Я
также сообщил Вильгельму, что нам никогда бы  не  видеть  вот  этих  прочных
стен, если бы Ротгар не мобилизовал на строительство всех местных  крестьян.
Не забыл я рассказать ему о том, как Ротгар спас нас  от  верной  засады  на
лесной опушке возле хижины дровосека, как он организовал нашу оборону  после
предательства Уолтера и Филиппа.
   - Ну и что сказал Вильгельм обо всех этих известиях? - прошептала  Мария.
Подумать только, как она опасалась, что вся эта  информация  достигнет  ушей
всемогущего правителя, и вот на тебе, ему обо всем рассказал ее брат Хью!
   Хью нежно,  приветливо  ей  улыбнулся,  и  в  этой  улыбке  чувствовалась
гордость брата за свою сестру.
   - Вильгельм заметил, что если бы все его рыцари поступали  так,  как  эта
слабая женщина и его заклятый враг, то на его земле уже давно  бы  воцарился
мир.
   - Значит, в течение всех этих долгих тревожных месяцев.., не было  вообще
никакой необходимости опасаться Вильгельма?
   - Нет, ты правильно делала, что его опасалась. Когда я все  выложил  ему,
он объявил Лэндуолд конфискованным.
   Хотя Эдит тяжело задышала в унисон с тревожно забившимся  сердцем  Марии,
утрата Лэндуолда, судя по всему, мало волновала их мужчин. Вероятно, по пути
домой они к этой потере сумели привыкнуть.
   - Нам незачем так огорчаться и переживать, - сказал Хью. -  Вильгельм  не
лишил нас дома. Он передал земли,  принадлежащие  этому  предателю  Филиппу,
мне, прирезав к ним существенную площадь, ведущую прямо  к  морю.  -  Бросив
косой взгляд на стены замка, он добавил:
   - Вероятно, мне самому придется построить новый на пожалованных мне новых
землях.
   Значит, Хью получил Стиллингхэм и еще кое-что в придачу,  но  все  усилия
Марии, все эти месяцы, проведенные в полной  неуверенности,  беспокойстве  и
тревоге, вся проделанная Ротгаром работа пошли, выходит, прахом. Ну а что же
будет с  той  любовью,  которую  она  питает  к  этому  славному  месту?  От
допущенной несправедливости всю ее охватил бесплодный гнев.
   - Ну и что же будет с Лэндуолдом в таком случае? - с  трудом  выговаривая
от растерянности слова, спросила она.
   - Вильгельм сказал, что тот, кто  несет  ответственность  за  поддержание
порядка в эти смутные времена здесь, в Лэндуолде,  должен  и  впредь  всегда
распоряжаться  этим  поместьем,  -  пояснил  ей  Ротгар.  В  глазах  у  него
поблескивали озорные искорки. - Эта  пергаментная  бумага,  Мария,  по  сути
дела, декрет, передающий Лэндуолд в твое владение.
   Она думала, что ослышалась.
   Хью фыркнул, не обращая внимания на ее смущение.
   - Но это уже второй декрет. В первом Вильгельм  постановил  передать  всю
собственность в Лэндуолде в руки Ротгара. Но он отклонил этот дар.
   Ничего не понимая, Мария бросила на Ротгара вопрошающий взгляд.
   - Передача Лэндуолда.., мне? Ты отказался? Почему?
   - Потому что только твоя сила воли,  твоя  решимость  позволили  отстоять
Лэндуолд. Я тебе немного помог, правда, в самом конце.
   Она  чувствовала  эту  почти  невесомую  бумажку  в  своих  руках;  такая
неприметная вещь, и все же она принесла ей все, о чем  она  мечтала  -  дом,
Ротгара.
   Хью отъехал в сторону. Сердце у нее  вырывалось  из  груди,  принимая  во
внимание всю важность этого документа.
   Ротгар тихо заговорил, хотя Хью уже отъехал на порядочное расстояние.
   - А теперь я должен тебе кое в чем исповедаться,  Мария.  Должен  сказать
тебе о своих сомнениях. Я подумал,  если  я  теперь,  когда  Лэндуолд  снова
принадлежит мне, женюсь на этой женщине, то ради чего она это делает, - ради
меня или ради земли и дома?
   - Выходит, ты передал мне Лэндуолд, чтобы те же сомнения  теперь  терзали
меня? - прошептала она. Почему-то Ротгар сейчас совсем ничего не говорил  ей
о своей любви. Может, его чувства к ней уже остыли? - Так как  ты  являешься
моим господином, моим супругом, то все, что  принадлежит  мне  в  Лэндуолде,
принадлежит одновременно и тебе. Таким образом, я вправе задать  тебе  точно
такой же вопрос.
   - Я отдал Лэндуолд тебе, Мария, поэтому тебе и решать. У тебя теперь есть
свой дом, независимо от того - выйдешь ли ты за меня замуж,  или  откажешься
от меня.
   Что за безумная мысль! Как она сможет  в  одиночку  управлять  всей  этой
землей, которую так полюбила.
   - Забудем обо всем, Ротгар. Давай отдадим Лэндуолд обратно  Хью  и  уедем
отсюда, будем добиваться всего сами, собственными силами, как мы и  мечтали,
чтобы между нами не возникало никаких сомнений.
   Подчиняясь  мгновенному  движению  души,  даже  не  оглянувшись,  Ротгар,
пришпорив коня,  направил  его  в  противоположную  от  лэндуолдского  замка
сторону.
   Яркие лучи солнца падали ей на лицо, но их жар не мог  сравниться  с  той
охватившей ее всю изнутри теплотой из-за такого легкого  отказа  Ротгара  от
Лэндуолда.
   - Считаешь, что я поступаю глупо?
   - Я хотел тебе предложить то же самое и даже не  надеялся,  что  ты  сама
первой заговоришь об этом.
   - Неужели Лэндуолд так мало значит для тебя?
   - Ах, конечно, нет, дорогая. Когда-то он был для меня важнее самой жизни.
Но теперь я нашел такое сокровище, которое ценю больше  всего  на  свете.  -
Голос Ротгара погрубел, а он все сильнее  сжимал  ее  в  своих  объятиях.  -
Мария, пойми, Лэндуолд - это всего лишь лес и земля, если тебя нет рядом  со
мной. Я особенно четко это  осознал,  когда  Вильгельм  вручил  мне  декрет.
Лэндуолд ничего не значит для меня, если только он не становится моим вместе
с тобой, его хозяйкой.
   Какой же властью обладал над нею этот человек?! Достаточно услышать всего
несколько его слов, чтобы сердце ее затрепетало от счастья.
   - Именно об этом думала я, когда день за днем ожидала вашего возвращения.
Ах, Ротгар, несмотря на то, что земли Лэндуолда окружали  меня,  что  вокруг
меня в замке были  его  люди,  я  чувствовала  себя  такой  одинокой,  такой
потерянной и несчастной, словно я уехала куда-то далеко от дома, заблудилась
и не могу отыскать дорогу обратно, не чувствую твоей уверенной руки в своей.
Он быстро поцеловал ее в затылок.
   - Ротгар? - робко начала она. - Давай вернемся домой.
   Он остановил лошадь, но не разворачивал ее в сторону замка.
   - Там, где мы будем вместе с тобой, и будет наш дом, - прошептал он.
   Он просунул руку под ее тунику,  ощупывая  ее  легкое  летнее  белье.  Ей
хотелось знать, чувствует ли он, как еще больше округлились  ее  груди,  как
слегка увеличился живот, понимал ли он,  что  даже  если  он  заключит  брак
сегодня, то до появления их ребенка месяцы можно пересчитать по пальцам.
   - Мне нужна ты, Мария, а не Лэндуолд, - сказал он.
   - А мне нужен ты, Ротгар, а не Лэндуолд. Он нахмурился, глядя на нее,  но
это  было  притворство,   которое   напрочь   опровергали   его   смеющиеся,
поддразнивающие ее чудесные голубые глаза.
   - Вильгельм будет недоволен, что ты отказалась от его дара.
   - В таком случае,  моя  неприятная  обязанность  как  его  верноподданной
принять его, - сказала она с  насмешливой  серьезностью.  Но  что  мы  будем
делать с поместьем, которого ни один из нас не желает?
   Ротгар пришпорил коня, направив его обратно к Лэндуолду. На лице  у  него
появилось свирепое  выражение,  словно  его  терзали  неприятные,  тревожные
мысли. Вдруг его лицо посветлело.
   - В этом  замке  есть  одна  спальня,  где  я,  вероятно,  смогу  кое-что
придумать. Может, мы там обоснуемся с тобой.., вместе?
   - Для того, чтобы доставить удовольствие Вильгельму? - съязвила Мария.
   - Нет, Мария, - прошептал, чуть слышно, Ротгар.  -  Чтобы  доставить  его
мне.