мгновение у него промелькнула надежда, что его изможденный, грязный  внешний
вид настолько его изменил, что она, может, и не узнает его. Но вот ее улыбка
расплылась еще шире. Обращаясь к Марии, она сказала:
   - Ну, мне кажется, это Ротгар. Мой суженый, мы были с ним  помолвлены  до
того, как милорд Хью взял меня в жены.
   Ротгар затаил дыхание, опасаясь продолжения рассказа  и  мысленно  умоляя
Эдит попридержать язык. Но она подошла  к  нему  поближе,  притворяясь,  что
внимательно его изучает.
   - Да, миледи, теперь я в  этом  уверена.  Она  выпрямилась,  благочестиво
сложив руки на груди, как учили ее монахини. Снова улыбка искривила ее губы.
- Это Ротгар, бывший владелец Лэндуолда.
   Норманны, все еще окружавшие  Ротгара,  громко  хмыкнули.  Гилберт  отдал
Данстэну приказ:
   - Проткни его мечом.
   Эти слова означали для него смерть, а Эдит, которая презирала его  самого
и с не меньшим презрением относилась к поместью Лэндуолд,  будет  продолжать
жить в  этом  месте,  которое  он  так  любил,  будет  процветать  в  полной
безопасности  под  крылышком  своего  мужа,  одного  из   этих   норманнских
захватчиков. Такая несправедливость вызвала у него ярость, которая  укрепила
его - она не позволит ему раболепствовать перед ним, съеживаться  от  страха
или закрыть глаза в тот момент, когда меч Данстэна пронзит его сердце.
   - Не смей, Данстэн. - В голосе  Марии  чувствовалась  властность,  и  она
остановила неуверенную руку  Данстэна.  Норманн  попятился  назад,  украдкой
бросая взгляды на распростертое тело Ротгара.
   - Мария! - возразил  Гилберт,  и  в  этом  одном  слове  чувствовалось  и
предостережение и осуждение, но она лишь холодно посмотрела в его сторону.
   - Не вам и не мне решать это,  Гилберт,  -  ответила  она.  -  Хью  здесь
господин, он должен принять решение.
   Ротгар сражался рядом с Гарольдом и при Стэмфорд-Бридже и  Гастингсе.  Он
из первых рук знал, какое раздражение и разочарование вызывает необходимость
выполнять лишенные смысла приказы, он  понимал  всю  бесполезность  убеждать
находящегося у власти человека в том, что он избрал пагубный  курс.  В  этот
момент, судя по выражению лица Гилберта,  перед  ним  возникли  точно  такие
проблемы. Он глядел на Марию с нескрываемой  яростью,  которая  могла  стать
чудищем,  дай  он  ей  волю,  но  она  восприняла  его  гнев  с   абсолютным
безразличием.
   Все это было весьма любопытно. Но у Ротгара не  осталось  энергии,  чтобы
биться над этой  загадкой,  настолько  он  был  ослаблен  внезапным  отливом
эмоций,  которые  только  что  охватили  его,  -  верная  смерть,  и   вдруг
помилование.
   - Значит, будет решать Хью, - Гилберт вложил  весь  свой  сарказм  в  эти
слова. - В таком случае отойдите в сторонку, чтобы  я  мог  поставить  этого
сакса на ноги и отвести его прямо к Хью. Его просьба вызвала  замешательство
среди норманнских рыцарей,  сдержанное  гудение  со  стороны  сакских  слуг.
Чувствовалась напряженность, обычно предшествуемая бою петухов.
   - Сейчас не время беспокоить Хью, - начала было Мария.
   - Мария, я настаиваю на этом. Все это мне уже изрядно надоело.
   Несколько норманнских рыцарей, пробормотав сквозь зубы "мы - за", подошли
к Гилберту и встали за его спиной. Воцарилась настороженно-тревожная тишина.
Гилберт самодовольно улыбаясь, словно ему удалось одержать верх над  Марией,
постукивал ладонью по рукоятке меча. Ротгар почти ничего не понял  из  того,
что он говорил, но чувствовал, что его слова имели  гораздо  более  глубокий
смысл, что  перепалка  между  Гилбертом  и  Марией  касалась  чего-то  более
важного, чем его участь.
   Мария беспечно разглядывала стоявших рыцарей. Никто из них  не  находился
на таком близком от нее расстоянии, кроме  Ротгара,  никто  не  увидел,  как
глубоко уязвлена ее гордость, никто  не  почувствовал,  как  она  переживала
предательство, переводя вопросительный взгляд с одного норманна на  другого.
Она продолжала стоять в одиночестве, в отдалении от всех,  словно  не  могла
переступить через внезапно отверзшейся у ее ног зияющей бездны.
   - Ты тоже такого же мнения, Данстэн? - мягко спросила Мария.
   - Да, миледи. - Смущенный рыцарь разглядывал собственные  сапоги.  -  Все
это дело слишком затянулось.
   - Отлично! - Ее резко  брошенное  слово  вызвало  еще  большее  волнение.
Гилберт  бросил  на  нее  ошалелый  взгляд,  давая  тем  самым  понять,  что
смуглолицый рыцарь не надеялся на ее такую скорую капитуляцию.
   - Хорошо, Хью встретится с саксом, только не в таком  виде,  в  каком  он
находится теперь. От него разит помойкой. После того,  как  установлена  его
личность, кто-нибудь из вас должен его покараулить, покуда он не вымоется  и
не приведет себя в порядок.
   Она принялась внимательно изучать Ротгара, словно снимала  с  него  мерку
для гроба, которого он только что избежал.
   Хотя в таком положении у него не оставалось иного выхода, Ротгару все  же
было не по  себе  из-за  грязи,  коростой  покрывшей  все  его  тело,  из-за
разорванной одежды, которая едва прикрывала его тело.
   - Ему потребуется новая одежда.  Что-то  должно  здесь  остаться  из  его
прежних вещей. Она посмотрела ему  прямо  в  глаза.  За  все  это  время  он
произнес всего одно слово, - в своем несдержанном  порыве  он  произнес  имя
своей невесты-предательницы. Когда его глаза встретились  с  глазами  Марии,
ему захотелось сказать что-нибудь еще, но он не знал, что именно. Он не  мог
поблагодарить ее за то, что она спасла ему жизнь, так как он все  равно  мог
умереть после встречи с этим таинственным Хью. Слабые знания норманнского не
позволяли ему найти нужные слова, чтобы сказать, насколько  ему  понравилось
ее смелое противостояние Гилберту, что ее лицо и ее голос  он  всегда  будет
вспоминать с удовольствием, даже если ему будет вынесен смертный приговор.
   Мария, казалось, совсем не чувствовала ни его восхищения, ни его уважения
к себе.
   - Постригите его, - приказала она,  обращаясь  к  рыцарям.  -  И  сбрейте
бороду. У него такая... английская внешность.
   Гилберт подождал, покуда его друзья-рыцари  не  вынесли  Ротгара,  покуда
возбужденные, тараторящие рабочие-саксы не  приступили  к  выполнению  своих
обязанностей, и только тогда подошел к Марии,  стоявшей  перед  еле  тлеющим
камином. Он делал вид, что греет руки над огнем, надеясь, что его  умирающий
жар умерит их  дрожание,  и  устранит  испытываемое  им  желание  сжать  ими
прекрасную шейку Марии.
   Она, следуя его примеру, тоже протянула руки, склонив при  этом  головку,
чтобы пламя получше высвечивало в ее волосах золотистые пряди. Вся ее  поза,
сильно увеличившиеся в объеме  из-за  протянутых  рук  груди,  ее  мягкое  и
задумчивое лицо, ее зубки, терзающие нижнюю полнокровную  губу,  ее  волосы,
спадающие на плечи, ласкающие ее грудь.., все это было  так  похоже  на  тот
женский образ, который мучил его во сне по ночам.
   - Вам не следовало противоречить  моим  приказам  перед  другими  людьми.
Когда Уолтера здесь нет, то последнее слово остается за мной. Мне ничего  не
оставалось другого, как втянуть Хью в это дело.
   - Но за вами и было последнее слово, Гилберт.
   Пленника сейчас готовят для встречи с Хью, на чем вы и настаивали.
   Из-за ее податливости он почувствовал себя великодушным.
   - Мне очень нравится, что вы видите, какую позицию занимаю я в этом деле.
Вряд ли стоит из-за этого беспокоить Хью.
   - Ах, но я на этом настаиваю. - Ее слова были полны  сарказма  и  как  бы
эхом его прежде сделанного  замечания.  -  Вы  оказались  правы,  потребовав
организовать такую встречу. Саксы видели, как вы принесли Ротгара. Вам  было
угодно пощеголять знаниями их  языка,  выступая  с  таким  требованием.  Они
поняли абсолютно все, что вы сказали. Конечно, они начнут  нас  подозревать,
полагая,  что  здесь  что-то  нечисто,  если  бы   мы   не   решили   прежде
посоветоваться с Хью. Кроме того, от такой встречи может произойти  обоюдная
выгода.
   "Будь проклята эта женщина! Ей удалось все перевернуть,  перехватить  его
скромный триумф и организовать встречу, которая  ей  больше  нужна.  Ничего,
наступит день, - поклялся он про себя, - когда он  возьмет  над  нею  верх".
Гилберт фыркнул, не скрывая насмешки.
   - Каким же образом? Не думаете ли вы, что Хью  удастся  выведать  у  него
какие-то секреты?
   Как всегда, она продемонстрировала свою  ершистость  при  первой  попытке
бросить тень на способности своего брата.
   - Могу только с уверенностью сказать  одно  -  мы  ничего  не  узнаем  от
мертвеца. Вы сами убеждали  меня,  что  в  таком  богатом  хлебом  и  скотом
поместье обязательно должно быть спрятано где-то золото, но мы  до  сих  пор
его не обнаружили.
   - Может, мне стоит поприсутствовать при этой столь  просвещенной  беседе.
Будет очень интересно понаблюдать за встречей нового  хозяина  Лэндуолда  со
старым, так сказать, с глазу  на  глаз.  Может,  прежний  владелец  дружески
похлопает нынешнего по плечу, передаст ему свои спрятанные золотые сокровища
и пожелает всего наилучшего нам, норманнам. Очень интересно поглядеть, какой
будет на это реакция Хью. - Он засунул руки  под  тунику  -  этот  умирающий
огонь так и не смог избавить его от соблазна обхватить ими нежную шейку этой
женщины.  Но  позыв  к  убийству  вдруг  сменился   непреодолимым   желанием
почувствовать, как у нее бьется кровь в венах  горла,  стать  господином  ее
дыхания, контролировать  его  до  тех  пор,  пока  она  не  взмолится  и  не
произнесет, задыхаясь, его имя так, как ему хотелось бы его от нее услышать.
   - С Хью могут возникнуть трудности, -  согласилась  она.  -  Но  вам  нет
никакой необходимости манкировать своими  обязанностями.  Я  выполню  данное
слово и сама представлю сакса Хью.
   - Вы так настаиваете намоем уходе, Мария? На вашем месте  я  бы  поступил
иначе. - Гилберт весело ей улыбнулся.
   Он оставил ее одну возле камина, одну, как и в тот славный момент,  когда
рыцари Хью стали на его сторону. Он надеялся, что это мгновение отпечатается
надолго у нее в мозгу, что она будет думать об этом снова и снова, покуда не
осознает, что и ей было бы не худо присоединиться к нему.
   Если бы Ротгара бросили к ногам Марии раньше, в те дни, когда Хью впервые
заявил о своих притязаниях на поместье Лэндуолд, она бы тут же приказала  бы
его казнить. Так поступали на территории в Англии  все  норманны,  опасаясь,
как  бы  изгнанные  ими  землевладельцы  не  начали   будоражить   народ   и
способствовать в той или иной мере мятежу против новых правителей.
   По правде сказать, если бы  был  наместо  Уолтер,  пользующийся  всеобщим
доверием, если бы  кто-нибудь  другой,  а  не  Гилберт  отдал  приказ  убить
пленника, она бы смолчала. Если бы этот сакс получил бы другое ранение, а не
удар по голове, ее сердце наверняка бы ожесточилось, но вмешался Гилберт,  и
ей пришлось вызвать его праведный гнев и холодящий душу переход  на  сторону
Гилберта рыцарей Хью, отказавшихся тем самым впредь хранить ему лояльность.
   Она ждала такого перехода и молилась, чтобы  это  событие  произошло  как
можно позже, когда обстоятельства в жизни Хью улучшатся. Может, ее  согласие
с публичным требованием докучать Хью из-за присутствия здесь  сакса,  смогло
умиротворить его рыцарей, что давало ему самому больше времени для  маневра.
Никто из них не должен знать, что Гилберт отказался  от  своего  требования,
что ее собственное упрямое желание унизить его не оставляло ей иного выбора,
как самой представить сакса Хью.
   Какой она была одинокой!
   Как трудно сейчас вспоминать, с каким облегчением они  вздохнули,  когда,
приехав сюда,  в  Лэндуолд,  чтобы  заявить  на  него  свои  притязания,  не
обнаружили в поместье владельца. Местные крестьяне сердито ворчали, признав,
что их господин куда-то исчез  приблизительно  в  то  время,  когда  Гарольд
призвал своих землевладельцев присоединиться  к  нему  при  Гастингсе.  Хотя
никто открыто об этом не говорил, было ясно, что их  владелец  взял  в  руки
оружие, чтобы бороться с Вильгельмом, а это означало, что как его земли, так
и сама жизнь подлежали конфискации. С течением времени мучившие ее по  ночам
кошмары, в которых фигурировал  этот  лишенный  имущества  безликий  сеньор,
прекратились и ее больше не беспокоило, что в один прекрасный день он  может
вернуться. И рот теперь он живет, только благодаря ее милости, этот  обломок
человека, вовсе не такой страшный враг, каким она его себе представляла.
   И все же в этом человеке, несмотря на  его  отвратительный  внешний  вид,
было что-то такое, что требовало к нему достойного отношения.
   - Леди Мария!
   Напыщенный, властный зов заставил ее вздрогнуть всем телом.
   -  Филипп!  -  отозвалась  она,  крепко  сжав  зубы,  стараясь,   однако,
оставаться грациозной. Этот повелительный, вечно во все вмешивающийся Филипп
Мартел постоянно сует свой докучливый нос в двери поместья Лэндуолд! У этого
человека было какое-то пристрастие появляться в самый неподходящий момент, в
такой, как сейчас, например, когда все ее мысли были в полном  разброде,  ее
терпение подходило к концу из-за жалкого поведения  Гилберта.  Ей  вовсе  не
хотелось слушать его лицемерных замечаний, она не желала, чтобы его суждения
порождали в душе сомнения в отношении ее мудрого  решения  не  лишать  жизни
Ротгара.
   - Этого не может быть! - Перед ней стоял Филипп, его нос  дрожал,  как  у
хорька, вынюхивающего мышь. На самом деле он и сам был похож на этого юркого
вонючего зверька: у  него  было  узкое  длинное  тело,  беспокойные  глазки,
неописуемая шевелюра темных, тронутых сединой  волос.  Даже  статус  рыцаря,
которого он так ждал, но так и не смог получить,  вряд  ли  улучшил  бы  его
внешний вид.
   - Вам, должно быть известно, что я считаю своим долгом донести  обо  всем
Вильгельму, если вы намерены даровать жизнь заклятому нашему врагу, - сказал
он. - Но это не одно дурное  известие,  которое  я  обязан  довести  до  его
сведения. Почему стены нового  замка  не  возводятся  с  той  быстротой,  на
которую мы рассчитывали?
   - К Пасхе все войдет в свою колею, - торопливо  и  необдуманно  пообещала
Мария только ради того, чтобы унять его без толку мелющий,  раздражающий  ее
язык. Она понятия не имела, как ему удалось втереться в доверие  Вильгельма.
Может, его статус  незаконнорожденого  смог  внушить  к  нему  любовь  также
незаконного короля. Черт с ним. После Пасхи Филипп  будет  совершать  частые
поездки в Нормандию, куда удалился  Вильгельм,  где  ему  предстояло  решать
какие-то чиновничьи дела, поэтому сейчас ей нужно было его как-то  успокоить
и умиротворить.
   Стены будут возводиться гораздо быстрее после того, как будет вырыт ров.
   - Сильно на это надеюсь, - фыркнул Филипп. Казалось,  его  оскорблял  тот
минимум внимания, который она уделяла его личности.
   Может,  это  было  и  так,  но,   хотя   она   и   старалась   заручиться
благосклонностью Филиппа, хотя знала,  что  нужно  бить  тревогу  по  поводу
растущей власти Гилберта над людьми, Хью,  она  в  данный  момент  не  могла
сосредоточиться ни на чем другом, кроме как на подборе людей для кухни и тех
девушках, которые таскали ведра с чистой водой в тот дом, в котором пребывал
сейчас Ротгар Лэндуолдский.
   Она притворялась, что слушает  болтовню  Филиппа,  а  сама  в  это  время
наблюдала, как они отвозят от дома другие ведра, содержимое которых  вначале
было похоже на болотную вонючую грязь, и воображала,  что  в  результате  от
Ротгара ничего не останется, - нечего будет предъявлять перед Хью.
   Филипп все болтал, а Мария гадала, какой может быть цвет волос у  Ротгара
Лэндуолдского.
   У нее не было никаких сомнений в отношении цвета глаз - они были голубые,
постоянно голубые эти глаза англичан, хотя, конечно, оттенок их менялся.
   Негромкий голос сэра Уолтера заставил  умолкнуть  Филиппа  и  нарушил  ее
праздную созерцательность - Теперь сакс никого не обеспокоит, миледи.
   - Уолтер! А я и не знала, что ты вернулся! - Мария, схватив за руку этого
пользующегося ее полным доверием рыцаря, подвела его к Филиппу:
   - Позаботьтесь, чтобы Филипп как следует отдохнул в тепле перед  отъездом
в Стиллингхэм.
   - Но мне хотелось увидать этого сакса...
   - Вы будете тихо сидеть возле камина, а я буду  сторожить  свою  даму.  -
Уолтер произнес эти слова таким тоном, который не вызывал никакого желания с
ним спорить. Мария пыталась скрыть улыбку, когда Филипп, недовольно ворча  и
шаркая ногами, пошел прочь, словно наказанный отцом  нашкодивший  мальчишка.
Даже  Филипп  Мартел  не  мог  преодолеть  его  бесстрастной,   флегматичной
решимости до конца исполнить порученное задание. Слава  Богу,  этот  Уолтер,
который долгие годы служил у ее отца, перешел на службу к Хью как раз  перед
славной победой, одержанной норманнами.  В  нынешние,  пропитанные  насквозь
предательством времена, не так просто сыскать честного человека.
   Уолтер сказал, что теперь сакс никого не обеспокоит. И вправду, нос Марии
больше не морщился от запахов, исходивших от тела Ротгара. Но что-то  внутри
нее восставало при виде его беспомощности и кротости.  Она  вспоминала,  как
она опустилась перед ним на колени, вспоминала  тот  мимолетный,  иллюзорный
момент, когда вдруг вообразила, что он станет на ее сторону, защитит  ее  от
Гилберта, придаст ей сил, чтобы она смогла разоблачить коварство Гилберта  и
организовать эту встречу с Хью. Теперь, под наплывом безотчетных чувств, она
хотела все это сделать ради него, Ротгара.
   Его рыжевато-коричневые, с золотистым отливом волосы не  были  похожи  на
норманнские жесткие прически. Они не желали лежать ровно у него  на  лбу,  и
вместо этого образовали целый ворох неукротимых,  довольно  плотных,  мокрых
после купания колечек. Кожа у него на лбу и вокруг глаз была темной,  как  у
человека, проводящего немало времени  на  солнцепеке,  а  его  подбородок  и
впавшие от голода щеки были  огненно-красного  цвета  после  того,  как  ему
сбрили бороду.
   Он  стоял,  и  Мария  впервые   увидела   в   таком   положении   Ротгара
Лэндуолдского. Рядом с ним все его пленившие  норманны  казались  карликами,
если бы только у него, как верно заметил сэр  Данстэн,  не  был  такой  вид,
словно он сто лет не ел. Кроме того, он не мог до конца выпрямиться, он  все
время сгибался в талии, словно только что получил сильный удар в  живот.  На
нем была туника рыжевато-коричневого цвета с голубым  оттенком  и,  хотя  ее
расцветка и размер вполне ему соответствовали, она висела на нем, как  дурно
скроенная крестьянская блуза, хотя плотно, как  и  требуется,  облегала  его
широкие плечи.
   Одной  рукой  он  оперся  о  крышку  массивного  дубового  стола.   Марии
показалось, что Ротгар просто боялся потерять равновесие.
   - Вы можете ходить?  -  спросила  она,  надеясь  заполучить  предлог  для
невыполнения своего обещания отвести его к Хью.
   - Да, могу. - Это был даже не голос, а лишь шепот, исходивший из  глубины
его горла. Мария обменялась недоверчивым взглядом с сэром Уолтером.  Покачав
головой, норманнский рыцарь подошел к нему  и  схватил  его  за  предплечье.
Ротгар увернулся, но при этом чуть было не упал на пол.
   - Вы с трудом даже стоите, не говоря уж о том, чтобы ходить,  -  заметила
Мария.
   - На голодный желудок много не находишься.  После  этих  слов  у  него  в
животе сильно заурчало. Ротгар схватился за Уолтера одной  рукой,  а  второй
старался не потерять равновесия, чтобы не упасть. Вдруг он ей улыбнулся. Вот
он стоял перед ней, человек, едва не умерший с голоду, в  плохо  подогнанной
одежде,  отвратительно  побритый  и  постриженный,  но  в   выражении   этих
искривленных, умаляющих собственное достоинство, дергающихся губ она  видела
все свойства человека, который когда-то был правителем Лэндуолда.
   Его жалкий вид пробудил в ней чувство сострадания.
   - Я прикажу принести вам еду, - сказала она, удивляясь внезапно возникшей
сух