ылась его взору. Трое  норманнских  рыцарей  -
Гилберт, Данстэн и Стифэн - вместе со своими оруженосцами сидели на лошадях,
направив на него свое легкое оружие.
   Тяжело  дыша,  он  сразу  заметил  недоверие  на  их  лицах  и   вспомнил
предостережение Марии, что они его наверняка не послушают.
   - Сюда приближаются разбойники, -  сказал  он,  с  трудом  переводя  дух,
указывая рукой туда, где он видел их. Нужно приготовиться к отражению атаки.
   На лужайке раздался сочный смех Гилберта.
   - Солнце не осветит своими лучами такой день, когда ты  сумеешь  обмануть
меня, сакс. Для меня существует лишь одна угроза, и она исходит от  тебя.  -
Сделав знак своим оружием, он приказал им взять Ротгара в полукольцо.
   - Первая кровь моя! - заорал Стифэн, пришпорив своего коня и направив его
на Ротгара.
   Словно во сне Ротгар увидел рядом с собой  дико  выпученные  глаза  коня,
который грозно напирал на него,  заметил  дубинку  в  высоко  поднятой  руке
Стифэна, почувствовал, как она рассекла воздух,  нацеленная  на  его  шейные
позвонки. Он легко увернулся от удара. Чей-то пронзительный вопль привлек  к
себе  всеобщее  внимание.  Кричал  Роберт,  оруженосец  Данстэна.   Какое-то
показавшееся всем вечным мгновение, когда даже  птицы  прекратили  распевать
свои песни, этот юноша стоял, словно окаменев; его  широко  раскрывшиеся  от
удивления глаза лишь подчеркивали  его  комичный  вид.  Но  когда  он  вдруг
согнулся, сделав шаг вперед, все увидели торчавшее у него в ягодице дрожащее
копье.
   Как и у всех оруженосцев, у Роберта не было кольчуги. Но даже  для  того,
чтобы пронзить его груботканые шерстяные штаны, требовалось бросить копье  с
необычайной силой, причем  с  неудобного  близкого  расстояния.  Весь  отряд
норманнов сразу же осознал степень своей уязвимости, и в этот момент, словно
в качестве доказательства, на них пролился дождь из копий.
   - Засада саксов! - Яростно зарычав, Гилберт мечом указал на Ротгара. - Ты
мне поплатишься за это головой. - Он пришпорил коня, вовремя  бросив  его  в
сторону, что позволило ему увернуться от  нацеленного  на  него  копья.  Оно
пролетело мимо, а ведь могло и застрять у него в глотке.
   - Я к этому не имею никакого отношения! - закричал Ротгар,  присоединяясь
к атаке. Он увидел в лесу несколько человек в рванье, которые метали  в  них
копья. Для него они были чужаками, но их лохмотья очень плохо увязывались  с
их хорошим вооружением и неплохой упитанностью, которая  наделяла  их  такой
силой. Кто это, саксы? Нет, он в это не верил.
   Ротгар Лэндуолдский  поднял  свой  топор,  пытаясь  защитить  норманнских
рыцарей Марии.
   При виде кровавого насилия у него взыграла кровь, пробудился  задремавший
инстинкт самосохранения, из груди вырвался первобытный сакс-кий боевой клич,
который он в последний раз издал в битве при Гистингсе.  И  это  лишний  раз
доказывало, что на них нападали не саксы, так как  не  послышалось  никакого
крика с их стороны в ответ, лишь с новой яростью возобновилось сражение.  Он
вдруг увидел, как  один  из  разбойников  занес  топор  над  ногой  Стифэна.
Повредив ему ногу в колене, топор глубоко вошел в бок завизжавшего  от  боли
коня. Разбойник попытался выдернуть глубоко засевший в конской плоти  топор,
опасаясь, как бы животное всем своим весом не рухнуло на него. Ротгар  одним
большим прыжком настиг нападавшего и тут же топором снес ему  голову.  Потом
он еще долго будет испытывать угрызения совести, что  он  не  смог  защитить
Стифэна ради Марии.
   - Ко мне!  Это  я,  Криспин!  -  приглушенные  крики  Гилберта  привлекли
внимание Ротгара. Ловко орудуя топором, он  искал  сидящую  в  седле  фигуру
Гилберта в этой жестокой схватке. Норманнский рыцарь вел бой на краю опушки,
- он был без шлема, в руках сжимал только меч, а его плотно окружила  группа
разбойников.
   Рваная одежда Ротгара на сей раз сослужила ему  добрую  службу,  так  как
разбойники, вероятно, приняли его за своего, и осознали свою ошибку  слишком
поздно, когда уже не могли увернуться от его  разящего  острого  топора.  Он
отправил несколько грешных душ на вечный  покой,  прокладывая  себе  путь  к
Гилберту через толпу воинов, схватившихся в рукопашной, и тихо занял позицию
позади группы разбойников, окруживших Гилберта Криспина.
   Ротгар перехватил взгляд Гилберта, - глаза норманна полыхали ненавистью к
нему, он злобно молча бросал ему в лицо обвинение, покуда вдруг его визжащая
от боли лошадь не упала на землю.
   Ротгар, схватив топор, скроил еще  два  черепа.  Из  нападавших  в  живых
осталось только двое; они не дали Ротгару возможности занести свой  топор  у
них над головой. Оставив в покое Гилберта, они скрылись в лесу. Ротгар стоял
над поверженным рыцарем.
   Все закончилось так же  быстро,  как  и  началось.  Нападавшие  скрылись,
рассеялись по лесу, а Данстэн поскакал за ними  в  погоню.  Последнее  копье
звякнуло о землю. Это было норманнское копье, посланное, вероятно, одним  из
рыцарей Гилберта. Над поляной воцарилась настороженная  тишина,  прерываемая
лишь стонами людей и храпом раненых лошадей.
   Гилберт лежал, весь съежившись, на земле. Он явно боялся встать  на  ноги
перед возвышающимся над ним Ротгаром.
   В крови Ротгара еще бурлила жажда битвы, и это лишь усиливало его гнев  и
неуравновешенность. Ему  было  очень  хорошо,  просто  чудесно.  Всем  своим
существом он страстно хотел взмахнуть хотя  бы  еще  раз  топором,  так  ему
хотелось рассечь обнаженную голову Гилберта на две ровные половинки.
   Но Марии нужен  этот  рыцарь.  Особенно  сейчас,  когда  многие  получили
ранения, когда один из рыцарей, по сути дела, лишился ноги.  Да,  сейчас  ей
особенно нужен Гилберт.
   Она, конечно, нуждалась и в сообразительности  Ротгара,  чтобы  приручить
этого норманнского негодяя. В  последний  раз  сжав  угрожающие  кулаки,  он
распростился с мыслями о расчленении черепа Гилберта.
   - Ну что, норманн, тебя тяжело ранили? Гилберт  поднес  дрожащую  руку  к
шее.
   - Порез. Несколько синяков от ударов, полученных до того, как ты ввязался
в драку. Старательно, картинно смахивая грязь со  своих  блестящих  лат,  он
медленно поднялся на ноги, вытянулся во весь рост. Ротгар стоял  на  прежнем
месте, не отступая ни на дюйм, и вдруг с большим удовлетворением отметил про
себя, что голова норманна едва доставала ему до носа.
   - Ты заплатишь за это, сакс, - сказал, сплюнув, Гилберт.
   - За что? За то, что спас  твою  неблагодарную  шею?  -  спросил  Ротгар,
стараясь говорить как можно беззаботнее,  чем  нарочно  вызывал  ее  большую
ярость у Гилберта.
   -  Я  утверждаю,  что  это  ты  организовал  на  нас  нападение  и   лишь
притворялся, что спасаешь мне жизнь, когда понял, что твои люди проиграли.
   Глупое  обвинение  Гилберта,  его  неспособность  понять   то   отчаянное
положение, в которое попали его норманнские друзья, показались ему настолько
абсурдными, что он громко рассмеялся. Он  не  верил  ушам  своим.  Его  смех
заставил покраснеть  Гилберта,  исказил  страшной  гримасой  его  лицо.  Его
молниеносный удар кулаком в железной перчатке пришелся Ротгару  в  ничем  не
защищенный живот.
   Типичный предательский удар, от которого у Ротгара  перехватило  дыхание.
Он попятился, шатаясь, назад, сделал несколько шагов, выронив из рук  топор.
Широко раскрыв рот, он ловил ускользающий воздух.
   Будь ты проклят, Гилберт Криспин. Марии никто не был нужен, никто,  кроме
него самого.
   Отдышавшись, он  почувствовал,  что  теперь  может  выплеснуть  всю  свою
ярость. Собрав все силы, он бросился на самодовольно улыбающегося  норманна.
Под тяжестью его тела Гилберт упал на землю, и он  начал  кулаками  избивать
ему лицо, памятуя о том, что лишь повредит руки,  если  будет  наносить  ему
удары по защищенным железными латами частям тела.
   Крепко сцепившись, сакс с норманном  покатились  по  земле,  словно  двое
парнишек, затеявших дружескую потасовку, но каждый наносимый ими друг  другу
удар преследовал только одну цель - гибель противника. Ротгар сорвал у  него
с пояса кинжал, но никак не мог вытащить  его  из  ножен,  чтобы  его  остро
заточенной сталью добавить еще к тем ранам, которые оставили у него на  теле
его, Ротгара, кулаки.  Норманн  обладал  страшной  силой,  но  долгие  годы,
проведенные Ротгаром на принудительных тяжелых работах, просто фантастически
развили его жилистые мускулы. Кроме того его рост позволял ему  более  ловко
маневрировать, а его давно подавляемая ярость лишь  усиливала  наносимые  им
удары. И он все же доконал его. Черт подери, этот Гилберт теперь  лежал  под
ним, безобидный, словно овечка. Он заметил рядом с собой булыжник,  которого
ему как раз не хватало, чтобы размозжить череп норманну, но  в  этот  момент
Ротгар почувствовал у себя на плечах  прикосновение  чьих-то  дрожащих  рук.
Чьи-то обжигающие слезы, упав ему на шею, смешались с его потом,  и  в  ушах
вдруг зазвучал голос той женщины,  которая  должна  была  уже  подъезжать  к
Лэндуолду, чтобы укрыться в полной безопасности  за  его  стенами.  Ведь  он
молился за это.
   - Прекратите, прекратите! - умоляла Мария. - Остановитесь, покуда вы  оба
не убили друг друга.
   Ее голос, ее присутствие здесь, на лужайке, привели его в чувство.  Марии
все же нужен был этот Гилберт. И Ротгару теперь нужно  было  напрячь  мозги,
чтобы вызволить ее из того глупого положения, в которое она сама попала.

Глава 13

   Багровые от крови руки Ротгара, сжимавшие  что  было  сил  шею  Гилберта,
вдруг отпустили ее и тут же с невероятной быстротой вцепились в горло Марии.
Она начала задыхаться, скорее от неожиданности, чем от боли.
   - Норманн, предупреждаю  тебя,  держись  от  нее  подальше,  иначе  я  ей
перережу горло,  как  перерезал  вон  тому  сукину  сыну,  который  валяется
неподалеку, - угрожающе заговорил Ротгар, одновременно  оттаскивая  подальше
от лежавшего навзничь тела Гилберта Марию.
   Ноги у нее подкосились из-за испытываемого в эту минуту  облегчения.  Она
поверила, что кровь на его руках и на тунике пролита не им самим.
   Она попыталась представить, сколько бы ее людей было  отправлено  на  тот
свет, если бы  Ротгар  вовремя  не  вмешался.  Она  испытывала  возбужденное
ликование. Он все  это  сделал  только  ради  нее.  Ротгар,  рискуя  жизнью,
сражался с врагами норманнов: он спас Гилберта, заставил этого высокомерного
рыцаря корчиться от страха у его ног, - и все это только ради нее.
   Откуда-то у него в руках появился норманнский кинжал,  и  он  держал  его
острое лезвие совсем рядом, не прикасаясь к ее горлу. Как это ни странно, но
она  испытывала  лишь  уверенность  от  того  положения,  в  котором  сейчас
находилась, а ее сердце просто ликовало, чуть не выскакивая у нее из  груди.
Сколько он уже для нее сделал; несомненно, эти  отвратительные,  угрожающие,
направленные в адрес своей жертвы слова объяснялись той же уловкой,  которую
он придумал.
   Мария не чувствовала от него никакой угрозы, -  лишь  охватившее  все  ее
тело облегчение от того, что он был рядом.
   Он сжимал ее в руках только ради ее собственной защиты. Его окровавленные
руки сжимали ей лишь горло, но несмотря на  его  хватку,  она  могла  дышать
относительно свободно. Инстинктивно она схватила его предплечье, делая  вид,
что  пытается  вырваться,  а  сама  получала  лишь  дополнительную  силу  от
прикосновения к его руке, его пальцам, не обращая никакого внимания  на  то,
что и ее руки были в крови. Он прижимал ее  к  себе  и  всем  своим  теплым,
высоким мощным телом поддерживал ее. Она чувствовала,  как  глухо  бьется  у
него в груди сердце. Он горячо зашептал ей  на  ухо;  его  голос  был  легче
мягкого бриза.
   - Делай все так, как говорю. Мы с тобой затеяли весьма опасную игру.
   Несколько не получивших ранения рыцарей переругивались, стоя на  полянке,
метая быстрые взгляды в ее сторону. Видя, что Ротгар не выпускает ее из рук,
они медленно направились  к  ним,  вероятно,  намереваясь  оказать  пленнице
помощь.
   Ротгар вновь обратился к Гилберту:
   - Пусть твои люди займутся своими ранами.  А  нам  втроем  нужно  кое-что
обсудить с глазу на глаз.
   Гилберт, подав знак своим людям, с трудом поднялся на ноги.
   На его изуродованном лице она перехватила  взгляд,  который  заставил  ее
вздрогнуть от  страха,  -  чувствовалось,  с  каким  трудом  ему  приходится
сдерживать охватившую его всего дикую, гибельную ярость. Ротгар повел  ее  к
хижине. Гилберт  неохотно,  что-то  бормоча  себе  под  нос,  последовал  за
Ротгаром, словно его ноги были привязаны к ногам сакса.
   - Оставь ее в покое сакс, - потребовал Гилберт. Его голос  был  похож  на
звериное рычание, когда они отошли на значительное расстояние от его  людей.
- Стоит на нее посмотреть, чтобы сразу понять, что ты перегнул палку.
   Пульс  Марии  учащенно  забился.  Она,  конечно,  понимала,   что   будет
опозорена, если только будут обнаружены следы их незабываемой ночи любви, но
что она могла поделать? Когда она увидела, как Ротгар с Гилбертом тузят друг
друга полновесными кулаками, она сразу забыла о всякой предосторожности. При
ней не было никаких приспособлений для управления лошадью,  не  было  нужной
мази, чтобы скрыть оставленные на ее теле Ротгаром следы безумной страсти, а
страх за его безопасность лишил ее чувства самосохранения.
   - Что ты, я так  отлично  ее  чувствую  и  понимаю,  -  негромко,  словно
триумфатор, рассмеялся Ротгар. - И не только сейчас.
   Боже, что же он делает? Он ведь сам предупредил ее, чтобы она ни  за  что
не признавалась в их плотской любви, а  вот  теперь  он  поддразнивает  этим
Гилберта.
   - За это я лишу тебя твоего мужского достоинства и брошу его в корыто для
свиней! - часто задышал Гилберт.
   - Она тоже кричала что-то вроде этого, - не унимался Ротгар. - Неужели  у
вас, норманнов, в распоряжении  всего  несколько  проклятий,  к  которым  вы
непременно прибегаете, когда речь заходит о смерти или изнасиловании?
   - Изнасиловании? Так ты ее изнасиловал?
   -  Ну,  а  ты  как  думал?  Станет  ли  аристократка,  норманнская  леди,
добровольно совокупляться с каким-то потерпевшим поражение саксом? -  Ротгар
весь затрясся от смеха. Одним осторожным движением он сорвал у нее тряпку  с
ног, которая прикрывала ее  синяки  и  ссадины,  протянул  ей  руку.  Кровь,
проступившая на них  от  прикосновения  к  его  окровавленной  тунике,  лишь
нагляднее выявила порезы у нее  на  ладонях,  которые  остались  на  них  от
уздечки ее кобылы, как и пальцы, которые она ободрала, пытаясь достучаться в
дверь хижины. Он обнажил ее раны, открыто демонстрируя их Гилберту. -  Разве
это говорит о том, что она подчинилась добровольно?
   - Делай все так, как я говорю, - приказал ей  Ротгар.  Такие  простые,  в
сущности, слова, но так их трудно произнести, не теряя чести.  Горло  у  нее
болело от усилий, с которыми  ей  приходилось  удерживать  свое  возмущение.
Представляя ее  безвинной  жертвой,  Ротгар,  несомненно,  обрекал  себя  на
гибель, если судить по тем ненавистным взглядам, которые норманн  бросал  на
него.
   - Я гляжу на человека, который уже,  по  сути  дела,  мертвец,  -  бросил
Гилберт, подтверждая таким образом ее страхи.
   - Думаю, это не так. Тем более тебе в этом некого  винить,  кроме  самого
себя. Ты отдал мне ее на милость.
   - Я лишу тебя... - снова начал было Гилберт.
   - Знаю, знаю,  -  вздохнул  Ротгар.  -  Ты  лишишь  меня  моего  мужского
достоинства и выбросишь его в корыто свиньям. Но это не скроет  того  факта,
что я обладал ею, а ты, норманн, насильно пригнал ее ко мне, словно выполняя
приказ этого сукина сына Вильгельма.
   Полный  презрения,  он  саркастически  заметил:  каким  же   нужно   быть
человеком, сэр рыцарь, чтобы до такой степени обидеть женщину,  выступить  с
угрозами в ее адрес и тем самым заставляя ее совершить побег холодной зимней
ночью, чтобы все поставить на свои места.
   Она почувствовала, как внутри Ротгара вновь закипает гнев от воспоминания
о том синяке, который нанес ей Гилберт, резко схватив ее за руку.
   Он бросил безразличный взгляд на ее  руку,  которую  поранил.  Он  только
сцепил челюсти.
   - Это был всего единственный, неприятный для нее момент. Не было  никакой
надобности убегать из дому к тебе. Я сказал ей, что сам обо всем  позабочусь
и наведу повсюду порядок.
   - Да, и в результате сразу же попал впросак, - резко возразил  Ротгар.  -
Сразу же очутился в ловушке, словно свихнувшийся на сладком меде медведь.
   - Эта ловушка была расставлена тобой! - гремел  Гилберт.  -  Ты  все  это
организовал вместе со своими негодяями из жителей Лэндуолда.
   - Нет, ты не прав, норманн, даже если тебе хочется в это самому поверить.
Вон обрати внимание на убитого юношу. -  Он  кивнул  головой  в  направлении
одного из нападавших, лежавшего, сжавшись от боли, на земле. В груди у  него
торчало древко  копья.  Этот  человек  никогда  не  жил  в  Лэндуолде,  даже
поблизости от него. Я знаю здесь  любого  жителя  на  расстоянии  трех  дней
путешествия верхом. Я никогда его не видел.
   Мария  вспомнила,  как  на  землю  упало  норманнское  копье,  когда  она
подбежала к Ротгару. Его, скорее всего, бросил кто-то из  норманнов.  Она  в
этом не сомневалась.
   В эту  минуту  на  поляне  появился  Данстэн,  который  сокрушенно  качал
головой, вспоминая об их поражении. Он остановился неподалеку от Гилберта.
   - Они исчезли, словно сквозь землю  провалились,  Гилберт.  Я  больше  не
видел ни одного.
   - Ты только подумай, норманн, - продолжал Ротгар, кивая  головой,  словно
его совсем не удивляла неудача Данстэна. - Судя но всему, этим предпринявшим
против нас атаку свиньям было известно, где мы с тобой будем сегодня  утром.
Не вызывает сомнения, что они все напали на вас на этой лужайке и не слишком
заботились о моей безопасности. Мне кажется, тебя кто-то предал из своих.
   Гилберт нахмурился, в упор уставившись на Ротгара.
   - Ты вот захватил Марию в заложницы, а несешь какую-то ахинею  по  поводу
предательства. Можно подумать, что здесь, в Лэндуолде, у тебя  имеется  свой
интерес, ты, несчастный, понесший поражение трус.
   - Да, ты прав. - Хотя тон у Ротгара оставался бесстрастным, все его  тело
сжалось, напряглось, он все сильнее прижимался к ней.
   - Я видел, что происходит в Лэндуолде. Вам здесь  не  хватает  настоящего
господина. Вам недостает вооруженных людей. У вас нет золота,  чтобы  нанять
рыцарей на службу, у вас нет золота, чтобы возвести замок.
   Его слова, казалось, повисли между ними.
   - Ну, разве я тебе не  говорил  об  этом,  Мария?  -  сказал  Гилберт.  -
Лэндуолд не может быть настолько бедным, каким  он  предстал  впервые  перед
нашими глазами. Открой нам свой секрет, сакс.
   - Могу сказать тебе, где лежит золото, - согласился с ним  Ротгар.  -  Но
при условии, что часть его будет отдана мне.  "Делай  все,  как  говорю",  -
говорил ей Ротгар, но его предложение показалось ей  таким  вызывающим,  что
Мария наконец обрела дар речи.
   - Мы обыскали все в доме - дюйм за дюймом. Мы не нашли никакого золота.
   - Тем не менее оно там. - Он снова повернул голову к Гилберту,  словно  и
не слышал ее слов.  -  Ну,  что  на  это  скажешь,  норманн?  Могу  ли  тебе
предложить сделку?
   Он помахивал кинжалом, заставив Гилберта немного сощурить  глаза,  словно
он про себя обдумывал его предложение.
   - Кажется, ты, сакс, лжешь, пытаясь спасти свою шкуру.
   Ротгар подтолкнул сзади коленом Марию.
   - Я готова заключить с тобой сделку, сакс, - торопливо сказала  Мария.  -
Выкладывай свои условия.
   - Мою долю, - тут же ответил Ротгар. - Я не могу передать вам золото,  не
вернувшись в Лэндуолд. Но... - он намеренно растягивал это слово.
   - Но... - подсказал ему Гилберт.
   - Я не стану ни с кем обсуждать вопрос о сокровище, кроме самого Хью.
   Заревев, Гилберт направился к ним. Мария вся сжалась от  страха,  сильнее
прижимаясь к Ротгару.
   - Дай ему закончить,