ашнее омерзение, замешанное на
мстительной, потрясающей радости, что  это есть ваш последний  и решительный
половой  акт,  что  завтра он уже  не повторится,  что завтра никто не  даст
царапающейся,  хрипящей  под вами  твари  избавленья,  ни Бог,  ни царь и ни
герой, и что добьетесь  вы освобожденья своею собственной рукой!. . Назавтра
- вот  точная  дата, Коллектива Львовна Скотникона,  согласно компетентному
медицинскому  заключению,  подписанному  главврачом  спецполикли  ник и  УВД
Вигельски~ скончалась от кровоизлияния в мозг. С ситуацией у вас бьп везуха.
Электра гостила у деда по отцовской линии. Правильно?.. Правильно.
     Не могло психологически  не быть  всего,  что  я  наимпровизировал.  Не
могло! Пусть не  в  этих  выражениях,  пусть!  За  ваше  настроение,  мысли,
готовность,  понимание  вами  что  сегодня  рано,  а послезавтра  поздно,  я
ручаюсь.  Вот  как  бессмысленно  якобы  уставились  вы  на  эскиз  Матисса.
Вспоминаете?   Поражаетесь   тонкости  моей   скрупулезной   реставрационной
работы?.. Что? Я - говно, а не криминалист?.. Чуете, что я благодушен  и не
врежу вам за хамство  по шее... Нет, я не говно. Ваше дело - единственное в
моей практике уголовное дело. До  выдающихся дедукций я не допер, гениальных
головоломок  не  разгадывал, но работу  провел  немалую,  и я доволен собой.
Доволен...  Не  колитесь, негодяй,  не колитесь. Придет  время  -  до  жопы
расколетесь, а дальше сами рассыпетесь...
     Я что, собственно, хотел сказать?  .. С чего я  начал?..  Ага! Я  хотел
сказать, что не только  Сталин ненавидел Идею, выбившую  его из колеи жизни,
не только я, вообще не имевший к  вашей бесовщине ни малейшего отношения, но
и вы ее  ненавидели! Вы! Ненавидели всем существом, ненавидели втройне,  ибо
свою страшную вину списали  на нее. Мало того - списали!  Вы нагрузили Идею
ответственностью  за  будущие  грехи и  преступления  против совести.  Вас и
тысячи~  подобных  вам  типов  как  бы  оправдывал  и   поощрял   к  распаду
безграничный разврат и ленинский, классовый аморализм - качества, внутренне
присущие  "всесильной" Идее.  Однако рядилась она,  как Антихрист, в  одежды
Христа, в лозунги, обольстившие толпу очевидностью нравственных и социальных
устремлений. И вы были плоть от плоти ее и кровь от крови.
     На словах, на сьездах, конференциях, собраниях, в газетенках, по радио,
используя богатство растерявшегося от шока  русского языка,  вы боролись  за
освобождение  от  эксплуататоров,  буржуазной   морали,  стереотипов  старой
культуры и человеческих отношений, боролись за строительство нового мира. На
деле  же,  сами  рабы сатанинской силы, вы создали новые,  более совершенные
формы  социального рабства,  истинная  суть  которых  размывалась изощренной
демагогией. Создали новую мораль, открыто освящавшую произвол и  ненависть к
тем, кого Сталин и партия приказывали считать врагами.


48


     Но вернемся  к вам,  гражданин  Гуров.  В не  обидели меня, капризно  и
инфантильно  заявив, что надоело  вам  слушать, как я пою с чужих голосов, и
что в башке моей из голосов этих каша... Пусть воскресают.  Голосов я  много
слышал. Я и сейчас их слышу... Слышу! ..
     Итак:  обидевшись  на  Идею,  возненавидев ее, как Коллективу, а  может
быть, еще больше, потому что убрать ее не могли, вы четко сформулировали для
себя задачи и цели.  Уничтожить  Идею,  изнасиловавшую и вашу Судьбу,  вы не
могли...  Сталин не мог, так  куда  уж вам!..  И  вы стали Идее подсирать  и
крупно, и мелко. Убив яркую ее  представительницу, вы хохотали и  радовались
чисто и весело, как мальчик. Вы освободились! Вы чмокнули  в живую, румяную,
горячую, свежую щечку Свободу и вскоре женились на Электре...
     Махинируя  на  мясокомбинатах,  заложив  основы  богатейшей  коллекции,
ворочая делами в главке, купив белый билет, сделав все, чтобы умерла мать -
свидетельница  вашей подлянки, -  развращая  вокруг  себя,  хитро, конечно,
очень хитро, все  и вся, вы тоже мелко и радостно  потирали ручки, блевали с
наслаждением  в чистые,  но пустые  глазки идеалов и  идеальчиков, повесили,
осмелившиоь, в сортире портреты  Ленина, Маркса и Сталина  так, чтобы, когда
вы  расстегиваете мотню, они были перед вами. Даже мелкую пакость вы считали
актом  возмездия.  Пакостей  было  так  юного,  от злонамеренного  поощрения
бюрократической волокиты  до  стукачества  и  ловкой  травли "идейных",  что
слившиеся  друг  с  другом  пакости  стали  со  временем  вашим  СОСТОЯНИЕМ,
состоянием человека, довольного  собой, положением, возможностями,  мщением,
связанным  зачастую  с  риском, с  опасностью,  с  чувством  удачной  охоты,
знакомым охотникам, зверям,  игрокам и ворью, но не  дающим, я  это по  себе
знаю,  долгого, полного, а главное, благородного удовлетворения. Тут у нас с
вами - беда. Беда. Хотя долго уже мы на пару пыряем Идею ножами под бока. Я
- пыряю по-своему.
     Вы - тысячи, сотни тысяч вам подобных хмырей, циников, ханжей, лжецов,
ублюдков,  дебилов, шутов,  хапуг,  блатюков,  паразитов и  прочих  жуликов,
дискредитируете  идею,  сознательно и бессознательно ненавидя ее, мстя ей за
узурпацию свобод, за подавление инициатив и возможностей.
     Мне  приходилось  заниматься  делами  крупных  советских   и  партийных
работников, жен руководителей,  погрязших в  бриллиантовых интересах, сынков
- убийц и насильников, директоров заводов и совхозов.  И  никто из них, вот
что  странно,  при  наших  откровенных  разговорах  о  коррупции,  оголтелом
хапужничестве,  чудовищных злоупотреблениях властью  и служебным положением,
ни  разу   не  заикнулся  о  СИСТЕМЕ,  вне  которой,   без   гарантированной
безнаказанности,  они, воэможно, были бы более  ответственны, совестливы, не
так порочны и лживы. А ведь все знают, все чуют, все  понимают не хуже нас с
вами,  и  уроки  могли  бы  преподать  большинству  инакомыслящих  по  части
экономической,   насчет  морали,  образа  жизни,   настроений,  равенства  и
братства.  Но молчат  они, не  заикаются, цинично  носят в  душе знание.  За
бессовестность и  ложь  им выдана  уверенность  в  счастливом сегодняшнем  и
беззаботном завтрашнем дне. И они не променяют ее  на  освобождение  от лжи,
ведущей рабов к потопу,  потому что  на  их взгляд потоп  должен быть всегда
после них.
     Потому  что  безнаказанно  разлагаться,  хапать,  властвовать, покупать
любые   продукты  и  товары  мира   по  символически-низким   ценам,   иметь
оплачиваемых  народом шоферов,  слуг, горничных,  врачей, поваров,  пилотов,
солдат, охранников, блядей, придворных поэтов, сочинителей речей, строителей
дач и яхт они могут только при этой системе.
     Никакой совести, которую понимал. . . не помно кто... не помню. . . как
сопротивление Души любым  попыткам Дьявола оборвать ее связи с реальностью и
Бытием,  я  в  них  не  замечаю.  Совестливых они  называют инакомыслящими и
говорят: где была совесть, там хуй вырос...
     Вы  вот  все  время переспрашиваете: как  это  так -  одна  реальность
настоящая, а  другая  советская?  Я же  вбиваю  вам  в  башку, вбиваю,  что,
отчаявшись в попытках тем или иным образом убить совесть, связывающую Душу с
сотворенной  Богом  реальностью, с  Бытием,  завидующий  Богу Сатана  совсем
очумел и  решил создать новую реальность,  советскую  действительность, и уж
тогда сами  собой появятся мертвые, бессовестные души, вроде  вас, гражданин
Гуров.  И  всех  вас  свяжет  универсальными  связями  бездушная  система...
Называйте ее идеей. Мне плевать...
     Кроме  всего прочего, вы  мне  надоели со  своими  бездарными вопросами
насчет Дьявола... Почему я называю его то Асмодеем, то Чертилой, то Сатаной?
Это  его  клички,  Я  заметил, что  урки, подпольщики  и Черт  любят  всякие
псевдонимы и клички.  Это - неспроста! И, по-моему, это от  тщетных попыток
заполнить  новым именем пустоту, образовавшуюся на месте  личности, помершей
при растворении в партии или в кодле...  Вы вот  тоже сменили пару  фамилий.
Понятьев, он же Скотников, он же Гуров. Так и по делу вы у меня идете.
     Повторите! Не понял!.. В какой партии состоит сам Асмодей? .. Вы у меня
случайно  не стебанулись от  наших  разговоров?..  Это - хорошо...  Вы, как
руководитель, привыкли вникать в самую суть всех производственных проблем, к
которым почему-то отнесли и проблему Дьявола... Ни в какой партии, я  думаю,
он,  скотина,  не  состоит. Поскольку  помнить было бы надо, его  задача  -
погубить   всех,  то  он  и  старается,  оперируя  множествами,  образовывая
партии... А если  сам в партию вступит, вы что очень здорово заметили,  то и
перестанет   в   тот  же  миг  быть  Сатаной,  связав  себе  руки  партийной
дисциплиной, подчинением какому-нибудь мудаку, требованиям устава и тоскливо
ложью демократического централизма.
     А Творец хочет  спасти  каждого.  У него  задача просветить  и до  того
наполнить  светом человека,  чтобы  не захотелось  ему  вступать  в  чертову
партию, где он растворится до абсолютной безликости. Где он похоронит в себе
единственную,  неповторимую,  свободную, благодарную самой малой и в  то  же
время  самой  великой   благодарностью  Творцу  и   его   Жизни  за  счастье
существования, Личность...
     Похоронит личность,  повторили  вы  за  мной,  и  теперь  интересуетесь
иронически: желает  ли  Бог спасти вас лично? Желает!  Желает! До последнего
вашего негодяйского  вздоха и стука сердца не перестанет желать, да и потом,
по  мнению  священика Павловского, пребывает  в огорчении, но  не  оставляет
падшую душу до конца  времен.  Оставить - значило бы дать  Дьяволу  лишнюю,
бесполезную,  как  и  все остальные, даже самые  страшные  попытки,  попытку
доказать   возможность   всеобщей,  вселенской  смерти   Бытия.   В  этом  и
сказывается, кроме всего прочего, понимаемое нами совершенно по-человечески,
благородство Господа Бога... Но хочет он, чтобы мучился Сатана.
     Да. Вот  в  эту минуту,  гражданин  Гуров, сейчас...  двенадцать  часов
семнадцать минут по московскому времени, Бог желает вас  спасти... Не я,  не
я,  не беспокойтесь. Я  не желаю. Он вас желает спасти... Убивали вы  лично,
своей рукой Коллективу Львовну Скотникову?.. Ну! Колитесь!..
     Вот  - сука!  Вот - мерзавец  и  лгун!..  Колитесь, не то  лопнет мое
терпение! Я ведь не Господь Бог, в конце концов!.. Убивали? Нет... Алмаз! Вы
у меня - алмаз ! Черт с вами. Сволочь...  Я пойду погуляю по саду. Не  могу
сейчас видеть вашу  морду и от голоса хочу освободиться...  Тильби,  Тильби!
Трофим! Кис-кис! Пошли гулять!..
     Да!  Не разевайте  хлебало!  Звери  ваши  неплохо  относятся  ко мне  с
некоторых  пор...  И не зовите,  не нойте,  не пойдут... Выпивку я  запретил
Рябову  выдавать вам. Нельзя облегчать отчаяние алкоголем.  Страдания должны
быть чисты... Цыц!

48

     Ну, что вы ревете, как крокодил, прямо на хрустальном блюде? Ну, что вы
расплакались?
     Кончайте реветь! Учтите, от слез хрусталь желтеет и трескается.
     Вы  вот  что  скажите  мне:  черная и розовая  жемчужины  достались  по
наследству Электре?.. Так.  А у меня  есть точные  сведения о  том,  что  вы
преподнесли ей жемчужины в день свадьбы.
     Почему,  гражданин  Гуров, вы мне  лжете? У вас  ведь  не  хватит  духа
замолчать  и  гордо  не  отвечать  на  мои  вопросы, Не  тот  вы человек. Вы
вынуждены отвечать еще и  потому, что  молчание вас ужасает. Так чего же нам
играть в  кошки-мышки-пешки  по  пустякам? Что  вы  наплели  Электре  насчет
жемчужин? .. А только из-за них, они ведь  бесценны, могли  бы  вы  замочить
человека? .. Опять старые байки о том что убийств  нет на вашей совести... А
жемчужины  вы просите  не увязывать с объективно огорчившей вас смертью Мать
все-таки, хоть и приемная...
     Если не хотите очной ставки с прибывающей Электрой Ивановной, колитесь.
Я жду!..  Давно бы так! Скотина!.. Наплели,  значит, что они - единственная
фамильная ценность,  которую вы  спасли от конфискации...  Дедушка,  значит,
подарил их бабушке  в день отмены Александром II крепостного права А  что он
ей  сказал  в интимный момент, не  помните?.  Я не шучу. Вот в  этой папочке
рядом  с карандашиком  чистейшими исповедями, со свидетельствами высочайшего
духи прекрасного ума, рядом с вашим отречением, делом документами и доносами
лежит донос одного внука на дедушку и бабушку.
     Внук  родился  в   нормальной  семье.  Отец,  мать,   дед  и  бабка  -
потомственные врачи. Хорошие врачи. Лечили, избавляли, вправляли, облегчали,
принимали  роды,  закрывали веки.. Мать  умерла от чахотки, но, я  думаю, от
тоски и  горя  поразивших ее  в  семнадцатом и терзавших  до двадцатого..  В
тридцать пятом посадили отца. Вернее, не  посадили, однажды не выпустили. Он
был тюремным врачом. Хорошим,  повторяю, врачом.  Зашел в кабинет начальника
крупнейшей нашей тюрьмы, плюнул ему в рожу, потом врезал по  уху, потом впал
в  истерику   и  искалечил  в  знак  протеста   против  избиения   и   пыток
заключенных...  Остались в большой  квартире на Арбате внук, дед  и бабка. И
внук,  сделав  дырку в стене регулярно  подслушивал, что говорит  дедушка  в
интимньн моменты  бабушке.  Интимный момент  -  это  выражение внука  часто
встречающееся в доносе.
     Так  вот.  Дедушка  негромко,  что  подзадоривало  и  распаляло  внука,
объяснял  бабушке  в   меру  своих  сил,   знаний  и  чистоты  души,   смысл
происходящего  вокруг  бесовского шабаша,  воспринятого стариками  почти как
конец  света. Мыслями его я пользуюсь иногда в беседах с вами... Дьявольщину
дедушка  называл  дьявольщиной,  Сталина  говном  ублюдком  и  ничтожеством,
соратников   его   глистами,   лобковыми   вшами,   аппендиксами,   набитыми
канцелярскими кнопками, убийцами, жульем и хамлом. Дедушка был консерватором
и  человеком  верующим.  Определять величие времени по числу  принесенных на
алтарь идеи  невинных  жертв он  не умел. Мириться  с  очевидной мерзостью и
распадом, прикинувшимся энтузиазмом, не мог.
     Внуку было семнадцать лет.  Он  аккуратно записывал  в тетрадку  частые
выступления дедушки и, неизменно их нумеруя, начинал так: "В интимный момент
N 17  я  услышал следующие высказывания  дедушки относительно процессов  над
врагами  народа.."  "Во  время  двадцать  девятого интимного момента бабушка
согласилась с тем, что советско-германский пакт - это  начало новой ужасной
войны. Дедушка  предложил  начать  запасать  спички,  соль,  топленое масло,
крупу,  чай, сахар  и  спирт". "Интимный момент  N 39.  Разбор  произведений
советских  писателей.  Ругали  Алексея   Толстого   графом,  проституткой  и
жополизом.  Разошлись во  мнениях насчет талантливости. Бабушка согласилась,
что  поэзия  и  проза  задохнулись от восхвалений  товарища Сталина. Дедушка
прочитал вслух  про  муху-цокотуху  и "федорино горе", но  к  чему  это я не
понял".
     Штук двести таких интимных моментов насчитал я в общей тетрадочке. Года
полтора  следил  внук  за   дедушкой  и  бабушкой,  подслушивал,  записывал,
нумеровал.  Тетрадочка эта умрет вместе со  мной когда-нибудь. Я унесу ее  в
могилу.   Человечеству  есть  чего   стыдиться,  но  не  могу   я  оскорбить
человеческой природы и души, дав людям взглянуть на страницы в линеечку. Это
было бы жестоко. То, что я  прочитал  вам  - невинные по стилю и содержанию
странички.  Для  характеристики остальных  -  слов  нет.  Чувство,  которое
охватывает душу при их  чтении - невыразимо. Ведь природа его непонятна. Но
оно  хуже смерти, унижения, гадливости, боли, стыда, безысходности, оно хуже
небытия.
     Прочитав первый раз по указанию наркома тетрадочку, я глупо рассмеялся,
не  поверил глазам своим и прочитал еще раз. Повидал я уже немало черт знает
чего к тому времени.  Смерти, пытки, казни, кровь, слезы,  чудовищные доносы
на близких - осб видел.  Но, читая второй раз, я чувствовал, что белею, что
опускаются  у  меня руки,  что  подгибаются ноги,  что не видят  глаза,  что
независимо от моей воли подкатывает к сердцу такой страшный страх, какого не
бывает  в  патологически  омерзительных  сновидениях,  и  изо  рта,  стеная,
вылетает дух последней жизни...  И если все-таки судьба  моих родителей, моя
судьба,  миллионы  ужасных  судеб  имели  отношение  к  Жизни и  Смерти,  то
тетрадочка та не имела ни к Жизни, ни к Смерти никакого отношения... Человек
не мог ее написать! Она  была, как  казалось  мне, безобразней всего, что  я
знал, читал, видел и пережил. И, дочитав тетрадочку до конца, дочитав только
потому,  что  бессознательно надеялся  дойти  хоть  до  мельчайшего  подобия
человеческого на ее последней странице, в последней строке, в точке,  вместо
которой  оказалось три  восклицательных  знака, я сполз  со стула  и полчаса
провалялся на полу, не блюя, наверное, только от слабости.
     Я не мог не дать  ход делу дедушки и бабушки. Но сделал все, чтобы  они
не  узнали  о тетрадке  внука. И они  не  узнали. Рискнув,  я посоветовал им
подписать  пятьдесят восьмую, пункт десять, агитация  и  пропаганда, сочинил
какой-то бред, приложил пару анекдотов про Буденного, старики благодарностью
расписались,  получили  всего  по пять  лет  и попали в тихое хозяйство  под
Омском. Во время войны их освободили...
     Внука я  вызвал  к  себе. Ничего  особенного во внешности. Отправляю на
экспертизу к психам. Абсолютно нормален... Беру его заявление.
     -  Как же, говорю, принять вас на  работу  в органы,  если  вы предаете
дедушку и бабушку?
     - Я не предаю, а выдаю. Предают друзей. Они же - недобитые враги. Я не
мог остаться в стороне.
     - В интимный момент номер один?
     - Да! Именно в эти моменты люди предельно открываются друг другу. Я был
бы  неплохим  специалистом добыванию  материалов  в  интимные моменты  жизни
врага.
     - Поясните, что такое интимный момент?
     - Это - момент,  когда  два близких  человека  откровенно выдают  друг
другу  мысли  об  отношении  к  нашему  времени,  к Сталину,  к  фашизму,  к
строительству новой жизни, - голосом отличника ответил внук.
     - Кроме того, я не признаю кровного родства.
     -  А  вы знаете,  - говорю,  - что в  один из  интимных  моментов, не
пронумерованных вами, дедушка и бабушка зачали вашего отца?
     - Да. Конечно. Знаю.
     - В  органы вас  не возьмем.  Вы потенциальный предатель. Или вы любите
нас больше дедушки и бабушки?
     - Клянусь! Я мечтаю о работе в органах с четвертого класса!
     - Не верю! Сейчас полно сволочей и врагов, мечтающих пробраться  в наши
ряды! Вы арестованы!
     Я  передал внука своему коллеге,  и он признался-таки ему, что  пытался
пробраться в органы для  работы в дальнейшем на фанкистскую разведку. Десять
лет. В лагере он и подох, быстро опустившись до последнего предела.
     Странно!  Смотря на  него и разговаривая, я почему-то  не испытывал  ни
ужаса, ни омерзения. Меня не тошнило. А зря
     Я  бы  блеванул прямо  в его обыкновенные, невыразительные глаза... Вот
она, эта общая тетрадочка...


49

     Мне сегодня больше черной  и  розовой нравится  жемчужина белая. Вот -
мягкость и чистота! Вы вручили ее  Вигельскому, получив заключение  о смерти
Коллективы?..  Да  или нет?..  Нет.  Так вот.  Супруга Вигельского, бойкая и
хищная  еще старушонка, всегда  подозревала  вас, как  убийцу...  Жемчужина,
сказала она, исчезла из дома в день гибели Вигельского в проруби. Покойный с
драгоценностью  не  расставался даже на  рыбалке и  в  постели.  Вот  она -
прелесть! Как она к вам попала обратно?.. Зачитать показания Вигельской? Ах,
вы все-таки передали белую доктору?  Это был  не гонорар за мошенничество  и
пособничество в убийстве, а обмен. Сначала вы обменяли жемчужину на изумруд.
Потом Вигельский передумал, жемчужина снова оказалась у вас,  а доктор вдруг
утонул. Логично.  Убедительно.  Но  до поры,  до  времени.  Я  вас  все-таки
раскалываю потихонечку... Зачем мне это нужно, не скажу.
     Почему вы не захотели, чтобы я читал  показания  Вигельской?..  Вдруг я
беру  вас на  понтяру?  Проверили  бы  хоть.