Я  отвернулся.  На  дворе,  возле  мойки,  устроили  возню наши ребята.
Кто-то  взобрался  на  кабину  и  из  брандспойта  поливал  шоферов,  ждущих
очереди.   Хохот  стоял  на  всю  автобазу.  Струя  мощная,  как  стукнет  -
закачаешься.  Парня  хотели стащить с кабины, а он себе приплясывает, хлещет
по  спинам,  как  из  автомата,  кепки сбивает. Вдруг струя метнулась вверх,
изогнулась  в лучах солнца, будто радуга. Смотрю, там, где струя поднимается
ввысь,  стоит  Кадича,  наш диспетчер. Эта не побежит. Держаться она умела с
достоинством,  к  ней  так  просто  не  подступишься.  И  сейчас  она стояла
безбоязненно,  спокойно.  Не  тронешь,  мол,  слабо!  Отставила  этак ногу в
сапожке,  а  сама  волосы прикалывает, шпильку в зубах держит, посмеивается.
Мелкие   серебристые   брызги   падают   ей   на   голову.  Ребята  хохочут,
подзадоривают паренька на кабине:
     - Дай ей по кузову!
     - Шардарахни!
     - Берегись, Кадича!
     Но  паренек  не  осмеливался  ее  облить,  только  играл  струей вокруг
Кадичи.  Я  бы на его месте окатил ее с головы до ног, и, пожалуй, Кадича не
сказала  бы  мне ни слова, посмеялась бы, да и все. Я всегда замечал, что ко
мне  она относилась не так, как к остальным, становилась податливой, немного
капризной.  Любила,  когда я, заигрывая, гладил ее по голове. Мне нравилось,
что  она  всегда спорила, ругалась со мной, но быстро сдавалась, даже если я
был  не  прав.  Иногда  водил  ее  в  кино,  провожал:  мне  было  по пути в
общежитие.  В  диспетчерскую  к ней заходил запросто в комнату, а другим она
разрешала  обращаться только в окошечко. Но сейчас мне было не до нее. Пусть
себе балуются.
     Кадича заколола последнюю шпильку.
     - Ну хватит, поиграли! - приказала она.
     - Слушаюсь,  товарищ  диспетчер!  -  Паренек  на кабине козырнул. Его с
хохотом стащили оттуда.
     А  она  направилась  к  нам  в  гараж.  Остановилась  у машины Джантая,
кажется,   искала   кого-то.   Меня  она  не  сразу  заметила  из-за  сетки,
разделяющей   гараж   на   отсеки.   Джантай  выглянул  из  ямы,  проговорил
заискивающе:
     - Здравствуй, красавица!
     - А, Джантай...
     Он жадно смотрел на ее ноги. Она недовольно повела плечом.
     - Ну,  чего  уставился?  -  и  легонько  ткнула  его  носком  сапожка в
подбородок.
     Другой   бы,   наверно,  обиделся,  а  этот  нет.  Просиял,  будто  его
поцеловали, и нырнул в яму.
     Кадича увидела меня.
     - Хорошо отдыхается, Ильяс?
     - Как на перине!
     Она прижалась лицом к сетке, пристально посмотрела и тихо сказала:
     - Зайди в диспетчерскую.
     - Ладно.
     Кадича  ушла.  Я  поднялся и уже собрался идти. Джантай снова высунулся
из ямы.
     - Хороша баба! - подмигнул он.
     - Да не про тебя! - отрезал я.
     Я  думал,  что он обозлится и полезет драться. Я не любитель драк, но с
Джантаем  схватился  бы:  так  тяжело было на душе, что просто не знал, куда
девать себя.
     Однако Джантай даже не обиделся.
     - Ничего! - пробурчал он. - Поживем - увидим...
     В  диспетчерской  никого  не  было.  Что  за  черт?  Куда она делась? Я
обернулся  и  прямо  грудью  столкнулся с Кадичей. Она стояла, прислонившись
спиной  к  двери,  откинув  голову. Глаза ее блестели из-под ресниц. Горячее
дыхание  обожгло мне лицо. Я не совладал с собой, потянулся к ней, но тут же
отступил  назад.  Как  ни  странно,  мне показалось в тот миг, что я изменяю
Асели.
     - Зачем звала? - спросил я недовольно.
     Кадича все так же молча смотрела на меня.
     - Ну?.. - повторил я, теряя терпение.
     - Что-то  ты  не  слишком приветлив, - сказала она с обидой в голосе. -
Или приглянулась какая-нибудь?..
     Я растерялся. Почему она упрекает меня? И откуда узнала?
     В  это  время  окошечко распахнулось. Появилась голова Джантая. Ухмылка
блуждала по его лицу.
     - Прошу,  товарищ  диспетчер!  -  с ехидцей протянул он, подавая Кадиче
какую-то бумагу.
     Она зло глянула на него. С досадой бросила мне в лицо:
     - А путевку за тебя кто будет получать? Особого приглашения ждешь?
     Отстранив меня рукой, Кадича быстро прошла к столу.
     - На! - протянула она путевой лист.
     Я  взял.  Путевка  была в тот же колхоз. Сердце похолодело: ехать туда,
зная,  что  Асель...  Да  и  вообще почему именно меня больше всех гоняют по
колхозам?
     Я взорвался.
     - Опять  в колхоз? Опять навоз да кирпичи возить? Не поеду! - швырнул я
путевку на стол. - Довольно, полазил по грязи, пусть другие помотаются!..
     - Не  кричи!  Наряд  у  тебя  на  неделю! А надо будет, еще прибавят, -
рассердилась Кадича.
     Тогда я спокойно сказал:
     - Не поеду!
     И, как всегда, Кадича неожиданно сдалась:
     - Ну, хорошо. Я поговорю с начальством.
     Она взяла со стола путевку.
     "Значит,  не  поеду,  - подумал я, - и никогда не увижусь с Асель". Мне
стало  еще  хуже.  Я  отчетливо  понял, что буду каяться всю жизнь. Будь что
будет - поеду!..
     - Ладно, давай сюда! - выхватил я путевку.
     Джантай прыснул в окошке:
     - Передай привет моей бабушке!
     Я  ничего  не сказал. По морде бы ему съездить!.. Хлопнул дверью, пошел
в общежитие.


x x x

     На  другой  день  я глаза проглядел на дороге. Где она? Покажется ли ее
тоненькая,  как  тополек,  фигурка?  Тополек  мой в красной косынке! Тополек
степной!  Пусть  в  резиновых  сапогах,  в  пиджаке  отцовском. Ерунда. Я же
видел, какая она!
     Тронула Асель мое сердце, взбудоражила всю душу!
     Еду,  смотрю по сторонам, нет, не видно нигде. Доехал до аила, вот и ее
двор,  притормозил  машину. Может быть, дома? Но как я ее вызову, что скажу?
Эх,  не  судьба  мне,  наверно,  свидеться  с  ней!  Газанул  на  разгрузку.
Разгружаюсь,  а  в  душе  все  теплится  надежда:  а  вдруг  да и встречу на
обратном  пути?  И  на обратном пути не встретил. Тогда я завернул на ферму.
Ферма  у  них  на отшибе, далеко от аила. Спрашиваю у девушки одной. Нет ее,
говорит,  не  выходила  на  работу.  "Значит,  нарочно  не  вышла,  чтобы не
встретиться  по  дороге  со  мной",  - подумал я и очень расстроился. Унылый
вернулся на автобазу.
     На  второй  день  снова  в дорогу. Еду и уже не мечтаю увидеть. В самом
деле,  зачем  я ей, зачем беспокоить девушку, если она просватана? Однако не
верится  мне,  что  все  так  у  нас и кончится, хотя в аилах до сих пор еще
сватают  девушек и выдают замуж без их согласия. Сколько раз я читал об этом
в  газетах!  А что толку? После драки саблей не машут, выдадут замуж - назад
не воротишься, жизнь поломана... Вот какие мысли бродили у меня в голове...
     Весна  в  ту  пору  была  в  полном  цвету.  Земля в предгорье полыхала
тюльпанами.  С  детства  я люблю эти цветы. Нарвать бы охапку и принести ей!
Поди найди ее...
     И  вдруг смотрю, глазам не верю - Асель! Сидит в сторонке на валуне, на
том  самом  месте,  где  прошлый  раз  застряла  моя машина. Будто поджидает
кого-то!  Я  к  ней!  Она  испуганно  встала  с  камня, растерялась, косынку
сдернула  с  головы, зажала в руке. Асель была на этот раз в хорошем платье,
в  туфельках.  Даль  такая,  а  она на каблучках. Затормозил я поскорее, а у
самого сердце под горло подпирает.
     - Здравствуйте, Асель!
     - Здравствуйте! - ответила она негромко.
     Я  хотел  помочь  ей сесть в кабину, а она повернулась и медленно пошла
вдоль  дороги.  Значит,  не хочет садиться. Я тронул машину, открыл дверцу и
так  же  медленно покатил рядом с ней. Так мы и двигались. Она по обочине, а
я за рулем. Молчали. О чем говорить? Потом она спросила:
     - Вы вчера приезжали на ферму?
     - Да, а что?
     - Так просто. Не надо приезжать туда.
     - Я хотел вас видеть.
     Она ничего не сказала.
     А  у  меня  на  уме  это  проклятое сватовство. Узнать хочу, как и что.
Спросить - язык не поворачивается. Боюсь. Ответа ее боюсь.
     Асель глянула на меня.
     - Это правда?
     Она кивнула головой. У меня руль запрыгал в руках.
     - Когда свадьба? - спросил я.
     - Скоро, - ответила она тихо.
     Я  чуть  было не рванул на машине куда глаза глядят. Да вместо скорости
сцепление  выключил. Мотор как взревет на холостых оборотах. Асель в сторону
отпрянула. Я и не извинился даже. Не до этого.
     - Значит, мы больше не увидимся? - говорю.
     - Не знаю. Лучше не видеться.
     - А я все равно... как хотите, буду вас искать!
     И  опять  мы  замолчали.  Может быть, думали об одном и том же, а между
нами  будто стена стояла, которая не позволяла мне подойти к ней, а ей сесть
в мою кабину.
     - Асель!  -  сказал  я.  -  Не избегайте меня. Я ничем не помешаю. Буду
смотреть на вас издали. Обещаете?
     - Не знаю, может быть...
     - Садитесь, Асель.
     - Нет. Уезжайте. Аил уже близко.
     После  этого мы еще встречались на дороге, каждый раз словно невзначай.
И снова она идет по обочине, а я сижу в кабине. Обидно, но что поделаешь.
     О  женихе  я  не спрашивал. Неудобно, да и не хотелось. Но по ее словам
понял,  что  она его мало знала. Он доводился каким-то родственником матери,
жил  в  дальнем  лесхозе,  в  горах.  Их  семьи издавна вели, если можно так
сказать,  обмен  девушками,  поддерживали родство между собой из поколения в
поколение.  Родители  Асель  не  допускали  мысли  отдать  ее куда-нибудь на
сторону.  Обо  мне  же  и  речи  не  могло  быть.  Кто  я? Какой-то пришлый,
безродный шоферюга. Да я и сам не посмел бы заикнуться.
     Асель  в  те  дни была неразговорчивой. Все думала о чем-то. Но я ни на
что  не  надеялся.  Судьба  ее решилась, встречаться было бесполезно. Однако
мы,  как  дети,  старались  не говорить об этом и встречались, потому что не
могли  не  встречаться.  Нам  обоим казалось, что мы друг без друга не можем
жить.
     Так  прошло дней пять. В то утро я был на автобазе, готовился в рейс. И
вдруг вызывают в диспетчерскую.
     - Можешь  радоваться!  - весело встретила меня Кадича. - Тебя переводят
на трассу Синьцзян.
     Я  остолбенел.  Последние  дни  я  жил  так,  будто вечно буду ездить в
колхоз.  Рейсы  в  Китай  многодневные,  кто  знает, когда смогу вырваться к
Асель. Исчезнуть внезапно, даже не предупредив ее?
     - Да ты, кажется, не рад? - заметила Кадича.
     - А как же колхоз? - заволновался я. - Работа там еще не окончена.
     Кадича удивленно пожала плечами:
     - Ты же раньше сам не хотел.
     Я обозлился:
     - Мало ли что было раньше.
     Сел на стул, сижу, не знаю, что делать.
     Прибежал  Джантай.  Оказывается,  вместо меня его направили в колхоз. Я
насторожился.  Джантай,  наверно,  откажется,  ведь выработка на проселочных
дорогах меньше. Но он взял путевку да еще сказал:
     - Куда  пошлешь,  Кадича,  хоть на край света! В аиле как раз баранчики
поспевают,  может,  прихватить?  -  А  потом  увидел  меня.  - Извиняюсь, я,
кажется, помешал!
     - Иди отсюда!.. - прошипел я, не поднимая головы.
     - Ну что же ты сидишь, Ильяс? - тронула меня за плечо Кадича.
     - Я должен поехать в колхоз, пошли меня, Кадича! - попросил я.
     - Да  ты в своем уме? Не могу я, наряда нет! - сказала она и беспокойно
глянула мне в лицо. - Что это ты так разохотился туда ездить?
     Я   ничего  не  ответил.  Молча  вышел,  отправился  в  гараж.  Джантай
проскочил мимо меня на своей машине, хитро подмигнул, чуть не задев крылом.
     Я  долго  копался,  медлил,  но  выхода  не было. Поехал на погрузочную
станцию. Там очередь небольшая.
     Товарищи  меня  покурить  звали,  но  я даже из кабины не вылез. Закрою
глаза  и представляю, как ждет понапрасну Асель на дороге. День будет ждать,
два, три... Что же она подумает обо мне?
     А  очередь  приближалась.  Уже  начали  нагружать  впереди меня машину.
Через  минуту  и мне становиться под кран. "Прости меня, Асель! - подумал я.
-  Прости,  тополек мой степной! - И тут вдруг мелькнула мысль: - Да я успел
бы  сказать  ей  и вернуться. Велика беда - выйду на рейс на несколько часов
позже.  Объясню  потом  начальнику  автобазы,  поймет,  быть  может, а нет -
поругает. Ну, выговор объявит... Не могу я! Поеду!"
     Я  завел  мотор, чтобы податься назад, но машины сзади стояли вплотную.
Тем временем груженая машина отошла, очередь была за мной.
     - Становись! Эй, Ильяс! - крикнул крановщик.
     Кран  занес  надо  мной стрелу. Все кончено! С экспортным грузом никуда
не   денешься.   Как   же  я  раньше  не  хватился?  Подошел  отправитель  с
документами.  Я  глянул  в  заднее  окошко:  в кузов, покачиваясь, опускался
контейнер. Он все приближался и приближался.
     И тут я крикнул:
     - Берегись!
     С  места рванул из-под контейнера машину, мотор был у меня не выключен.
Сзади  раздались  крики,  свист,  ругань...  А  я  гнал машину мимо складов,
штабелей  досок  и угольных куч. Я будто прирос к баранке. Земля заметалась,
и машину и меня било из стороны в сторону. Да нам не привыкать...
     Вскоре  я  догнал  Джантая.  Он  выглянул из кабины и ошалело вытаращил
глаза:  узнал  меня.  И ведь видит, что спешу, значит, надо уступить дорогу,
так  нет, не дает проехать. Вырулил я на обочину, пошел в обгон прямо полем.
Джантай  тоже припустил, не дает выбраться на дорогу. Так мы и мчались: он -
по дороге, я - полем. Пригнулись к баранкам, косимся, как звери, ругаемся.
     - Куда ты? Зачем? - кричит он мне.
     Я  ему  кулаком  погрозил. Все же машина у меня была порожняя. Обогнал,
ушел.
     Асель  я  не встретил. Приехал в аил, запыхался, будто пешком прибежал,
еле  дух  перевел.  Ни  во  дворе у них, ни на улице никого не видно. Только
лошадь  оседланная  стоит у коновязи. Что делать? Решил ждать, думаю, увидит
машину,  выйдет  на  улицу.  Полез  я  в мотор, будто чиню что-то, а сам все
время  поглядываю  на калитку. Долго ждать не пришлось; открывается калитка,
и  выходит  ее мать и старик, чернобородый, грузный такой, два ватных халата
на  нем:  нижний  плюшевый,  верхний  вельветовый.  В  руке  камча* хорошая.
Распарился,  красный,  видно,  только  что  чай пил. Подошли они к коновязи.
Мать  Асель  почтительно придержала стремя, помогла старику взгромоздиться в
седло.
     ______________
     * Камча - нагайка.

     - Мы   вами   довольны,  сват!  -  сказала  она.  -  Но  и  за  нас  не
беспокойтесь.  Для своей дочери ничего не пожалеем. Слава богу, руки наши не
пусты.
     - Э-э,  байбиче*, в обиде не будем, - ответил он, поудобней устраиваясь
в  седле.  -  Дай бог здоровья молодым. А что касается добра: не для чужих -
для  своих  же  детей.  И  родниться  нам  не  впервые...  Ну, будь здорова,
байбиче, значит, так и порешили: в пятницу!
     ______________
     * Байбиче - уважительное обращение к женщине.

     - Да,  да, в пятницу. Святой день. Счастливого пути. Привет передавайте
сватье.
     "Что  это  они  о  пятнице  говорят?  -  думаю я. - Какой день сегодня?
Среда...  Неужели  в пятницу увезут? Эх, до каких же пор старые обычаи будут
нам, молодым, жизнь ломать!.."
     Старик  затрусил на лошади в сторону гор. Мать Асель подождала, пока он
удалится, потом повернулась ко мне, недружелюбно окинула взглядом.
     - Ты  чего  повадился  сюда,  парень?  -  сказала  она. - Здесь тебе не
караван-сарай! Нечего стоять! Уезжай, слышишь? Тебе говорю.
     Значит, приметила уже.
     - Поломка  у  меня!  -  упрямо  буркнул я и уже вовсе по пояс полез под
капот. "Нет, - думаю, - никуда я не уйду, пока не увижу ее".
     Мамаша еще что-то проворчала, ушла.
     Я  выбрался, присел на подножку, закурил. Откуда-то прибежала маленькая
девочка.  Скачет  на  одной ножке вокруг машины. На Асель немного похожа. Уж
не сестренка ли?
     - Асель ушла! - говорит она, а сама прыгает.
     - Куда? - поймал я ее. - Куда ушла?
     - А я почем знаю! Пусти! - вырвалась и на прощание язык показала.
     Захлопнул  я  капот,  сел  за  руль.  Куда  ехать,  где  ее  искать?  И
возвращаться  уже  пора.  Ползу  по  дороге,  в  степь выехал. Остановился у
переезда  через  арык.  Что  делать,  ума  не  приложу.  Выбрался из кабины,
повалился  на  землю. Тошно. И Асель не нашел и рейс сорвал... Задумался, не
вижу  и не слышу ничего на свете. Сколько я так пролежал, не знаю, но только
поднял  голову, смотрю, по ту сторону машины стоят девичьи ноги в туфельках.
Она!  Сразу узнал. Я так обрадовался, что даже сердце заколотилось. Встал на
колени,  а  подняться не могу. И опять это произошло на том самом месте, где
мы впервые встретились.
     - Проходи, проходи, бабушка! - сказал я туфелькам.
     - А я не бабушка! - подхватила Асель игру.
     - А кто же ты?
     - Девушка.
     - Девушка? Красивая?
     - А ты посмотри!
     Мы  разом  рассмеялись.  Я  вскочил,  бросился  к ней. Она - навстречу.
Остановились друг перед другом.
     - Самая  красивая! - говорю я. А она, как тополек молоденький на ветру,
гибкая,  в платье с коротенькими рукавчиками, под рукой две книжки держит. -
Откуда ты узнала, что я здесь?
     - А я из библиотеки шла, смотрю, на дороге следы твоей машины!
     - Да  ну?! - Для меня это значило больше, чем само слово "люблю". Стало
быть, думала обо мне и я ей дорог, если искала след моей машины.
     - Я и побежала сюда, почему-то решила, что ты ждешь!..
     Я взял ее за руку:
     - Садись, Асель, прокатимся.
     Она  охотно  согласилась.  Я  не  узнавал  ее.  И  себя не узнавал. Все
тревоги,  горести как рукой сняло. Были только мы, было наше счастье, небо и
дорога. Я открыл кабину, посадил ее, сам сел за руль.
     И  мы  поехали.  Просто так, по дороге. Неизвестно куда и зачем. Но для
нас  это  было  неважно.  Достаточно  сидеть  рядом,  встречаться взглядами,
прикасаться  рукой к руке. Асель поправила мою солдатскую фуражку (я ее года
два носил).
     - Так красивей! - сказала она и ласково прижалась к плечу...
     Машина  птицей  понеслась  по  степи.  Весь  мир пришел в движение, все
побежало  навстречу:  горы,  поля, деревья... Ветер бил нам в лицо - ведь мы
мчались  вперед, солнце сияло в небе, мы смеялись, воздух нес запах полыни и
тюльпанов, мы дышали полной грудью...
     Коршун-степняк,  что  сидел  на  развалинах  старого  кунбеза*, снялся,
замахал крыльями и низко поплыл вдоль дороги, как будто наперегонки с нами.
     ______________
     * Кунбез - надгробный памятник.

     Два  всадника  испуганно  шарахнулись в сторону. А потом с диким криком
приударили вслед.
     - Э-эй, стой! Остановись! - хлестали они припавших к земле коней.
     Кто  они  были,  не  знаю.  Может, их знала Асель. Скоро они скрылись в
клубах пыли.
     Впереди  бричка какая-то свернула с дороги. Парень и девушка привстали,
увидев нас, обнялись за плечи, приветливо помахали.
     - Спасибо! - крикнул я им из кабины.
     Кончилась степь, вышли на шоссе, асфальт загудел под колесами.
     Недалеко  должно  было  быть озеро. Я круто свернул с дороги и прямо по
целине,  через  кусты  и  травы  направил  машину  к берегу. Остановились на
взгорье, над самой водой.
     Сине-белые  волны,  словно  взявшись  за  руки,  вереницей  взбегали на
желтый   берег.  Солнце  закатывалось  за  горы,  и  дальние  воды  казались
розовыми.  Где-то  на  другой  стороне,  вдали,  проступала  сиреневая гряда
снежных гор. Серые тучи собирались над ними.
     - Смотри, Асель! Лебеди!
     Лебеди  бывают на Иссык-Куле только осенью и зимой. Весной они залетают
очень  редко.  Говорят,  это  южные лебеди, летящие на север. Говорят, это к
счастью...
     Стая  белых  лебедей носилась над вечерним озером. Птицы то поднимались
вверх,   то   падали  вниз,  распластав  крылья.  Садились  на  воду,  шумно
плескались,  далеко разгоняя кипучие круги пены, и снова взлетали. Потом они
вытянулись  в  цепочку  и  полетели,  разом  взмахивая крыльями, к песчаному
откосу залива на ночевку.
     Мы  сидели в кабине, молча смотрели. А потом я сказал так, будто мы уже
все решили:
     - Во-он  там,  видишь,  крыши  на берегу, это наша автобаза.