ключи, положила на стол.
     - Умоешься? Я воды согрела с вечера, - негромко сказала она.
     Я  медленно  поднял  голову.  Озябшая  Асель стояла передо мной в одной
рубашке,  прижав к груди тонкие руки. Ее испуганные глаза смотрели на меня с
тревогой и сочувствием.
     - Прицеп завалил на перевале, - произнес я чужим, бесцветным голосом.
     - Какой прицеп? - не поняла она.
     - Железный,  зеленый,  02-38!  Не  все  ли  равно  какой! - раздраженно
выкрикнул я. - Украл я его, понимаешь? Украл!
     Асель тихо ахнула, присела на кровать.
     - А зачем?
     - Что  зачем? - меня злило ее непонимание. - С прицепом хотел пробиться
через перевал! Ясно? Доказать задумал свое... Вот и погорел!..
     Я  снова уткнулся в ладони. Некоторое время мы оба молчали. Асель вдруг
решительно встала, начала одеваться.
     - Что же ты сидишь? - строго сказала она.
     - А что делать? - пробормотал я.
     - Возвращайся на автобазу.
     - Как! Без прицепа?
     - Там все объяснишь.
     - Да  ты  что! - взорвался я и забегал по комнате. - С какими глазами я
приволоку  туда  прицеп?  Извините,  мол, простите, ошибся! На пузе ползать,
умолять? Не буду! Пусть что хотят делают. Плевать!
     От  моих  криков в кроватке проснулся сынишка. Он заплакал. Асель взяла
его на руки, он заревел еще больше.
     - Трус ты! - вдруг тихо, но твердо сказала Асель.
     - Что-о?  -  не помня себя, я бросился к ней с кулаками, замахнулся, но
не  посмел ударить. Меня остановили ее ошеломленные, широко раскрытые глаза.
Я увидел в ее зрачках свое страшное, искаженное лицо.
     Грубо  отпихнул  ее  в  сторону,  шагнул  к  порогу  и вышел, с треском
хлопнув дверью.
     На  дворе  уже  было  светло. При свете дня все вчерашнее представилось
мне  еще  более  черным,  неприглядным,  непоправимым.  Пока что выход видел
один:  отвезти на место хотя бы тот груз, который был на машине. А дальше не
знаю...
     На  обратном  пути домой не заезжал. Не потому, что поссорился с Асель.
Никому  не хотел показываться на глаза, никого не хотел видеть. Не знаю, как
другим,  но  мне  в  таких  случаях  лучше  побыть  в  одиночестве, не люблю
показывать  людям свое горе. Кому оно нужно? Перетерпи, если можешь, пока не
сгорит все...
     Переночевал  по  дороге  в  доме  для  приезжих. Снилось мне, будто ищу
прицеп  на  перевале.  Не  сон,  а  кошмар  один. Следы вижу, а прицепа нет.
Мечусь, спрашиваю, куда девался прицеп, кто его угнал?..
     А  его  и  на  самом  деле  не  было  на том злосчастном месте, когда я
возвращался.   Потом  уж  узнал:  оказывается,  Алибек  притащил  прицеп  на
автобазу.
     Вслед  за  прицепом  вернулся  утром  и я. Почернел за эти дни, гляну в
зеркальце над кабиной и не узнаю себя.
     На  автобазе,  как  всегда,  шла  обычная  жизнь,  и только я, будто не
здешний,  неуверенно  подкатил  к воротам, тихо проехал во двор, остановился
подальше  от гаража, в дальнем углу. Из кабины вышел не сразу. Повел глазами
по  сторонам.  Люди  побросали  работу, смотрят на меня. Эх, развернуться бы
сейчас  да  укатить  куда  глаза  глядят!  Но деваться было некуда, пришлось
выйти  из кабины. Собрал в себе все силы и пошел через двор к диспетчерской.
Старался  казаться  спокойным, но на самом деле иду, как провинившийся перед
строем,  знаю,  что все провожают меня хмурыми взглядами. Никто не окликнул,
никто не поздоровался. Да и я на их месте поступил бы, наверно, так же.
     Споткнулся  на  пороге.  И  сердце мое будто споткнулось: про Кадичу-то
забыл, подвел ее!
     В  коридоре  прямо в лицо мне смотрел со стены плакат-"молния". "Позор"
-  написано  крупными  буквами,  а  под  этой  надписью  изобразили  прицеп,
брошенный в горах...
     Я  отвернулся.  Лицо  горело,  как  от пощечины. Вошел в диспетчерскую.
Кадича говорила по телефону. Увидев меня, повесила трубку.
     - На! - бросил я на стол злополучную путевку.
     Кадича  с  жалостью  глянула  на  меня.  "Только  бы,  -  думаю,  -  не
раскричалась,  не  заплакала.  Потом  где-нибудь,  не  сейчас!"  -  прошу ее
мысленно. И она поняла, ничего не сказала.
     - Шум был? - тихо спросил я.
     Кадича кивнула головой.
     - Ничего! - процедил я сквозь зубы, стараясь ободрить ее.
     - Сняли тебя с трассы, - сказала она.
     - Сняли? Совсем? - я криво усмехнулся.
     - Хотели  совсем  -  на ремонт... да ребята вступились... Перевели пока
на внутренние рейсы. Зайди к начальнику - вызывал.
     - Не пойду! Пусть сами решают, без меня. Жалеть не буду...
     Я  вышел.  Понуро  поплелся  по коридору. Кто-то шел навстречу. Я хотел
пройти боком, но Алибек загородил путь.
     - Нет,  ты  постой! - оттеснил он меня в угол. В упор глядя, проговорил
злым,  свистящим  шепотом:  -  Ну что, герой, доказал? Доказал, что ты сукин
сын!
     - Хотел как лучше, - буркнул я.
     - Врешь!  Один  хотел  отличиться.  На  себя  работал.  А  стоящее дело
загубил.  Пойди  теперь  попробуй  докажи  после  этого,  что можно ходить с
прицепом! Балда! Выскочка!
     Может  быть,  кого-нибудь  другого эти слова заставили бы одуматься, но
мне  теперь было все равно; ничего не понял я, только видел одну обиду свою.
Я выскочка, стремлюсь отличиться, заработать славу? Это же неправда!
     - Отойди! - отстранил я Алибека. - Без тебя тошно.
     Вышел  на  крыльцо.  Холодный, пронизывающий ветер мел по двору снежную
пыль.  Люди проходили мимо, молчаливо косясь на меня. Что было делать? Сунул
в  карманы  кулаки  и  зашагал  к  выходу. Лед, намерзший в лужах, с хрустом
втаптывался  в  землю.  Под  ноги  попала банка из-под тавота. Изо всей силы
пнул  ее  через  ворота  на улицу и сам двинулся следом. Весь день бесцельно
бродил  я  по  улицам  городка,  слонялся  по пустой пристани. На Иссык-Куле
штормило, баржи качались у причалов.
     Потом  я  очутился  в  чайной.  На  столе  передо  мной  стояла початая
поллитровка  да какая-то закуска в тарелке. Оглушенный первым же стаканом, я
тупо глядел себе под ноги.
     - Что  приуныл, джигит? - раздался вдруг возле меня чей-то приветливый,
слегка насмешливый голос. С трудом поднял голову: Кадича.
     - Что,  не  пьется одному? - улыбнулась она, присела рядом за столик. -
Ну, давай выпьем вместе!
     Кадича разлила водку по стаканам, пододвинула ко мне.
     - Держи!  -  сказала  она  и  задорно  подмигнула, будто мы пришли сюда
просто посидеть да выпить.
     - Ты что радуешься? - спросил я недовольно.
     - А  что  горевать?  С  тобой  мне  все  нипочем, Ильяс! А я думала, ты
крепче.  Ну,  где наша не пропадала! - негромко засмеялась она, придвинулась
ближе, чокнулась, глядя на меня темными ласкающими глазами.
     Мы  выпили.  Я  закурил. Вроде бы немного полегчало, я улыбнулся первый
раз в этот день!
     - Молодец ты, Кадича! - сказал я и сжал ее руку.
     Потом  мы  вышли  на  улицу.  Было  уже  темно.  Шальной  ветер с озера
раскачивал  деревья  и  фонари. Земля качалась под ногами. Кадича вела меня,
поддерживая под руку, заботливо приподняла мой воротник.
     - Виноват  я  перед  тобой,  Кадича!  - проговорил я, испытывая чувство
вины  и  благодарности.  -  Но  знай,  в  обиду  тебя  не  дам...  Сам  буду
отвечать...
     - Позабудь  об  этом, родной мой! - ответила она. - Беспокойный ты. Все
рвешься  куда-то,  а  мне  больно за тебя. Я и сама такая была. За жизнью не
угонишься, бери, что берется... Зачем дразнить судьбу...
     - Ну,  это смотря как понимать! - возразил я, а потом подумал и сказал:
- А может, ты и права...
     Мы  остановились  у дома, где жила Кадича. Она давно жила одна. С мужем
они почему-то разошлись.
     - Ну, я пришла, - сказала Кадича.
     Я  медлил, не уходил. Было уже что-то такое, что связывало нас. Да и не
хотелось  сейчас  идти  в  общежитие. Правда хороша, но иной раз она слишком
горька, и невольно стараешься избежать ее.
     - Что задумался, милый? - спросила Кадича. - Устал? Идти далеко?
     - Ничего, доберусь как-нибудь. До свидания.
     Она взяла мою руку.
     - У-у,  замерз-то!  Постой,  я  согрею! - проговорила Кадича, запрятала
мою  руку  к  себе  под  пальто,  порывисто  прижала  к  груди.  Я не посмел
отдернуть,  не  посмел  воспротивиться  этой  горячей  ласке. Под рукой моей
билось  ее сердце, стучало, как бы требуя своего, долгожданного. Я был пьян,
но не в такой степени, чтобы ничего не понимать. Я осторожно убрал руку.
     - Ты пошел? - сказала Кадича.
     - Да.
     - Ну,  прощай!  -  Кадича  вздохнула,  быстро  пошла  прочь.  В темноте
хлопнула  калитка.  Я  было  тоже  тронулся в путь, но через несколько шагов
остановился.  Сам  не  знаю,  как  это  произошло,  только я был снова возле
калитки.  Кадича  ждала  меня.  Она бросилась на шею, крепко обняла, целуя в
губы.
     - Вернулся! - прошептала она, затем взяла меня за руку, повела к себе.
     Ночью  я  проснулся и долго не мог понять, где нахожусь. Голова болела.
Мы  лежали  рядом.  Теплая,  полуголая  Кадича, прильнув, ровно дышала мне в
плечо.  Я  решил  встать,  немедленно уйти. Пошевелился. Кадича, не открывая
глаз, обняла.
     - Не  уходи!  -  тихо  попросила она. Потом подняла голову, заглянула в
темноте  в  глаза и заговорила прерывающимся шепотом: - Я теперь не могу без
тебя...  Ты мой! Ты всегда был моим!.. И больше я ничего не хочу знать. Лишь
бы  ты  любил меня, Ильяс! Другого я ничего не требую... Но и не отступлюсь,
понимаешь,  не  отступлюсь!..  - Кадича заплакала, ее слезы потекли по моему
лицу.
     Я  не  ушел.  Уснули  на  рассвете. Когда проснулись, на дворе было уже
утро.   Я  быстро  оделся,  неприятный,  тревожный  холодок  сжимал  сердце.
Натягивая  на  ходу  полушубок,  торопливо вышел во двор, юркнул за калитку.
Прямо  на меня шел человек в рыжем разлапистом лисьем малахае. Ух, были бы в
глазах  моих пули! Джантай шел на работу, он жил здесь неподалеку. Мы оба на
мгновение  замерли.  Я  сделал  вид,  что не заметил его. Круто повернулся и
быстро  зашагал  к  автобазе.  Джантай многозначительно кашлянул вслед. Шаги
его  скрипели  на снегу, не приближаясь и не удаляясь. Так один за другим мы
шли до самой автобазы.
     Не  сворачивая  в  гараж,  я пошел прямо в контору. В кабинете главного
инженера,  где  обычно  проходили  утренние  пятиминутки, приглушенно гудели
голоса.   Как   мне   хотелось   войти  сейчас  туда,  сесть  где-нибудь  на
подоконнике,  положить  ногу  на  ногу,  закурить,  послушать, как беззлобно
переругиваются  и  спорят шоферы! Никогда не представлял, что это может быть
так  желанно  человеку. Но я не решался войти. Я не трусил, нет, пожалуй. Во
мне   были  все  та  же  озлобленность,  вызывающее,  отчаянное,  бессильное
упрямство.  И  ко  всему этому смятение после ночи, проведенной с Кадичей...
Да  и  люди,  оказывается,  совсем не собирались забывать о моей неудаче. За
дверьми речь шла как раз обо мне. Кто-то закричал:
     - Безобразие!   Под   суд  его  надо,  а  вы  цацкаетесь!  Еще  хватает
нахальства  говорить,  что  он  задумал  правильно!  А  прицеп-то  бросил на
перевале!..
     Его перебил другой голос:
     - Верно!  Видали  мы таких. Умный очень. Премиальные захотел под шумок,
выручаю, мол, автобазу... Да только боком все вышло!
     Люди  заспорили,  загалдели.  Я  пошел  прочь: не подслушивать же возле
дверей.
     Услышав  за  спиной  голоса,  я  ускорил шаги. Ребята все еще гомонили.
Алибек кому-то горячо доказывал на ходу:
     - А  тормоза  на прицепы мы сделаем у себя на базе, не такое уж трудное
дело  перебросить шланг с компрессора, вложить колодки!.. Это Ильяс, что ли?
Ильяс, постой! - окликнул он меня.
     Я, не останавливаясь, шел к гаражу. Алибек догнал, дернул за плечо.
     - Фу,   черт!   Понимаешь,  убедил-таки!  Готовься,  Ильяс!  Пойдешь  в
напарники? В испытательный рейс! С прицепом!
     Зло  меня  взяло: выручать задумал, на буксир брать друга-неудачника. В
напарники! Я сбросил его руку с плеча:
     - Катись ты со своими прицепами...
     - Да  ты  что лютуешь? Сам же виноват... Да, я и забыл. Володька Ширяев
тебе ничего не говорил?
     - Нет, не видел я его. А что?
     - Как  что?  Где  ты  пропадаешь?  Асель  ждет  на дороге, спрашивает у
наших, переживает! А ты!..
     У  меня  ноги  подкосились. И так тяжело, так невыносимо противно стало
на  душе,  что рад был бы умереть на месте. А Алибек дергает меня за рукав и
все  объясняет  про  какие-то  приспособления  к прицепам... Джантай стоит в
сторонке, прислушивается.
     - Отойди!  - вырвал я руку. - Какого черта вы ко мне пристаете? Хватит!
Никаких  прицепов  мне  не надо. И ни в каких напарниках я ходить не буду...
Ясно тебе?
     Алибек нахмурился, заиграл желваками:
     - Сам начал, наломал дров - и первый в кусты? Так, что ли?
     - Как хочешь, так и понимай.
     Подошел  к машине, руки трясутся, ничего не соображаю. Прыгнул зачем-то
в яму под машину, привалился к кирпичной кладке - голову охладить.
     - Слушай, Ильяс! - раздался над ухом шепот.
     Я  поднял голову: кого еще принесло? Джантай в малахае присел над ямой,
как гриб, смотрит на меня хитрыми щелочками глаз.
     - Ты ему правильно выдал, Ильяс!
     - Кому?
     - Алибеку,  активисту!  Как  камень  на  зуб  попал!..  Примолк  сразу,
новатор.
     - А тебе какое дело?
     - А  такое,  ты  и  сам  небось понял, нам, шоферам, прицепы ни к чему.
Знаем,  как  это  делается: увеличил норму выработки, сократил пробег, давай
все  подтягивайся,  а  расценочку  за грузо-километр срежут, какого же черта
бить  по  своему карману? Славы на день, а потом что? Мы на тебя не в обиде,
так и держись...
     - Это кто мы? - спросил я как можно спокойнее. - Мы - это ты?
     - Да не я один, - заморгал глазами Джантай.
     - Врешь,  гнида  паршивая!  Назло  тебе  буду ходить с прицепом... Душу
положу - добьюсь. А сейчас - вон отсюда! Я еще доберусь до тебя!
     - Ну-ну,   ты   не   больно!   -   огрызнулся  Джантай.  -  Знаю  тебя,
чистенького... подумаешь. А что касается того, гуляй, пока гуляется...
     - Ах  ты!..  -  вскрикнул  я  вне  себя  и  двинул его со всей силы под
челюсть.
     Он  как  сидел  на  краю  ямы,  так и опрокинулся. Малахай покатился по
земле.  Я выскочил из ямы, бросился к нему. Но Джантай успел встать на ноги,
отпрыгнуть в сторону, завопил на весь двор:
     - Хулиган!  Бандит!  Драться? Найдется на тебя управа! Распоясался, зло
срываешь!..
     Со всех сторон сбежались люди. Прибежал и Алибек.
     - В чем дело? За что ты его?
     - За  правду!  -  закатывался  Джантай.  -  За  то, что правду сказал в
глаза!..  Сам  прицеп  выкрал,  завалил  его  на  перевале, нагадил, а когда
другие   честно   берутся   исправить  ошибку,  драться  лезет!  Теперь  ему
невыгодно, славу упустил!..
     Алибек ко мне. Побелел, заикается от гнева.
     - Подлец!  -  толкнул  он  меня в грудь. - Зарвался, мстишь за перевал!
Ничего, без тебя обойдемся. Без героев!..
     Я  молчал. Я не в силах был что-либо сказать. Я был так потрясен наглой
ложью  Джантая,  что  не  мог вымолвить ни слова. Товарищи хмуро смотрели на
меня.
     Бежать,  бежать  отсюда...  Я  подскочил  к  машине  и погнал ее вон из
автобазы.
     По  дороге  я  напился.  Забежал в придорожный магазинчик - не помогло,
остановился  еще раз, выпил полный стакан. А потом понесло - только мелькают
мосты,  придорожные  знаки  да  встречные  машины.  Повеселел  вроде. "Эх, -
думаю,  -  пропади все пропадом! Чего тебе не хватает, крутишь баранку, ну и
крути.  А Кадича... Чем она хуже других? Молодая, красивая. Любит тебя, души
не чает. На все готова ради тебя... Дурак неблагодарный!"
     Приехал  домой  уже  вечером, стою в дверях, шатаюсь. Полушубок свисает
сзади  на  одном  плече. Я иногда освобождаю правую руку, чтобы удобней было
за рулем. Привычка такая с детства, когда камни пулял мальчишкой.
     Асель кинулась ко мне.
     - Ильяс,  что  с тобой? - Потом, кажется, сообразила, в чем дело. - Ну,
что же ты стоишь? Устал, замерз? Раздевайся!
     Хотела  помочь,  но  я  молча оттолкнул ее. Стыд приходилось прикрывать
грубостью.  Спотыкаясь,  пошел  по  комнате,  с  грохотом  опрокинул что-то,
тяжело опустился на стул.
     - Что-нибудь  случилось,  Ильяс?  -  Асель беспокойно заглядывала в мои
пьяные глаза.
     - А  ты  что, не знаешь, что ли? - Я опустил голову: лучше не смотреть.
Я  сидел,  ожидал,  что  Асель  начнет  упрекать меня, жаловаться на судьбу,
проклинать.  Я  готов  был выслушать все и не оправдываться. Но она молчала,
как  будто  не  было  ее в комнате. Я осторожно поднял глаза. Асель стояла у
окна  спиной ко мне. И хотя я не видел ее лица, знал, что она плачет. Острая
жалость стиснула мое сердце.
     - Знаешь,  я  хочу  сказать тебе, Асель, - нерешительно начал я. - Хочу
сказать...  -  и умолк. Не хватило духу признаться. Нет, не мог я нанести ей
такой  удар.  Пожалел,  а  не  надо  было...  - Мы, пожалуй, не сможем скоро
поехать  к  твоим  в  аил, - повернул я разговор в другую сторону. - Попозже
как-нибудь. Сейчас не до этого...
     - Отложим,  не к спеху... - отозвалась Асель. Вытерла глаза, подошла ко
мне.  -  Ты  сейчас  не думай об этом, Ильяс. Все будет хорошо. О себе лучше
подумай. Странный ты какой-то стал. Не узнаю я тебя, Ильяс...
     - Ну  ладно!  -  перебил  я  ее, раздраженный тем, что смалодушничал. -
Устал, спать хочу.
     Через  день на обратном пути я встретил Алибека по ту сторону перевала.
Он  шел  с прицепом. Долон был взят. Увидев меня, Алибек выскочил на ходу из
кабины,  замахал рукой. И сбавил скорость. Алибек стоял на дороге радостный,
торжествующий.
     - Привет, Ильяс! Выходи, покурим, - крикнул он.
     Я  притормозил.  В  кабине  Алибека за рулем сидел молоденький паренек,
второй  шофер.  На  колеса  машины были намотаны жгутами цепи. Прицеп был на
пневматических  тормозах.  Это  я  сразу  заметил.  Но  не остановился, нет.
Удалось тебе - хорошо! А меня не трогай.
     - Стой,  стой!  -  побежал  за  мной  Алибек.  - Дело есть, остановись,
Ильяс! Ах ты, шайтан, что же ты?.. Ну ладно же...
     Я  разгонял  машину. Кричи не кричи. Никаких у нас с тобой дел нет. Мое
дело  давно  погорело.  Нехорошо  я  поступил,  я  потерял в Алибеке лучшего
друга.  Ведь он был прав, прав во всем, теперь-то я понимаю. Но тогда не мог
простить,  что  он  до обидного просто и быстро добился того, что стоило мне
стольких нервов, такого напряжения и труда.
     Алибек  всегда  был вдумчивым, серьезным парнем. Он никогда не пошел бы
на  перевал  партизаном,  как  я.  И  правильно  сделал,  что  вел  машину с
напарником.  Они  могли  меняться в пути за рулем и брать перевал со свежими
силами.  На перевале решают мотор, воля и руки человека. К тому же у Алибека
с  напарником  почти  вдвое  сокращалось  время  пробега.  Все  это он учел,
пристроил  действующие  тормоза  к  прицепу  от компрессора машины. Не забыл
самые  обыкновенные цепи, обмотав ими ведущие колеса. В общем он повел бой с
перевалом во всеоружии, а не брал на ура.
     Вслед  за  Алибеком  стали  водить  машины  с прицепом и другие. Ведь в
любом  деле  главное  -  начать.  Тем  временем  машин  прибавилось,  помощь
прислали   из   соседней   автобазы.  Полторы  недели  днем  и  ночью  гудел
Тянь-Шаньский  тракт  под  колесами.  Словом,  как ни трудно было, а просьбу
китайских рабочих наши выполнили в срок, не подвели. Я тоже работал...
     Это  я  теперь спокойно рассказываю, когда прошло уже столько лет и все
улеглось,  а в те горячие дни не удержался я в седле... Не так повернул коня
жизни...
     Но продолжу все по порядку.
     Я  приехал  на  автобазу  после встречи с Алибеком уже затемно. Пошел в
общежитие,  но  по  пути  опять  свернул  в  чайную. Все эти дни у меня было
неодолимое,  нечеловеческое желание напиться до беспамятства, чтобы позабыть
все  начисто,  уснуть  мертвецким  сном.  Я  выпил  много, но водка почти не
действовала   на   меня.   Вышел  я  из  чайной  еще  бол