Но  вернемся к жизни пхеньянских кварталов. В трущобах есть водопровод,
но  не  канализация, так  что  жителям приходится пользоваться  одним  общим
туалетом на 5-10 домов. Разумеется, ни о каком смывном туалете речи не идет,
и те из  наших соседей-студентов,  кто приехал из провинции,  говорили,  что
такое устройство  как  унитаз они  впервые увидели в Пхеньяне. Впрочем, и  в
Пхеньяне современные туалеты были тогда  (как, впрочем,  и  сейчас) только в
многоэтажных домах. В индивидуальных домах часто нет и водопроводных кранов,
поэтому среди однообразных крыш домов  то  тут,  то там мелькает причудливая
крыша беседки. Это не просто беседка, а водопроводная колонка -- центр жизни
целого квартала. Рядом с колонкой есть небольшая площадка, где возятся дети,
в самой беседке набирают воду и стирают женщины.

     Время от времени попадались в  трущобных районах и, так сказать, здания
общественного назначения -- видимо, помещения для собраний и работы  низовых
административных органов. Это  были  те  же  лачуги,  но только  расписанные
лозунгами и  увешанные плакатами. Впрочем, лозунги висели и на стенах многих
обычных домов. Как нам объяснили, все жители обязаны время от времени писать
и  вывешивать  для всеобщего обозрения всякие призывы типа: "Да  здравствует
Любимый  Руководитель  Ким Чжон  Ир!"  или  "Все на  достижение "темпов 80-х
годов"!".  Надо сказать, что  особого рвения в этом вопросе население как-то
не проявляло  и лозунг, мелко и кое-как написанный корявыми буквами на узком
листочке, выглядел отнюдь не впечатляюще.

     В  октябре-ноябре  по  всему  городу  в массовом порядке шла  заготовка
традиционной  корейской   острой  маринованной  капусты  --  кимчхи.  Каждый
взрослый кореец (или, по другим источникам, каждая семья) имеет право купить
по  карточкам 80  кг капусты. В солнечные и еще не очень холодные ноябрьские
дни весь город занят изготовлением кимчхи. Женщины режут капусту и возятся с
приправами. Хорошо  приготовить кимчхи  -- дело  чести каждой кореянки, ведь
если  это блюдо вкусно, то оно может заметно  скрасить однообразие  обычного
корейского  питания.  Мужчины  тоже  не  сидят без дела: они копают  ямы под
огромные  глиняные кувшины,  в  которые женщины засыпают  изготовленную  ими
смесь. Сверху эти ямы перекрывают досками так, чтобы  остался небольшой люк,
закрываемый сверху деревянной  крышкой. Получается своеобразный мини-погреб,
который служит, правда,  всего  один сезон. У каждой семьи  есть свой  такой
погребок,  поэтому корейской зимой, обычно  почти  бесснежной,  дворы  домов
выглядят довольно оригинально: там и сям из земли торчат деревянные  крышки,
которые  закрывают  доступ  к  кувшинам  с кимчхи.  Обычно, как мне говорили
корейцы,  хватает  этого  кушанья  до весны,  примерно до  середины  апреля.
Поэтому к концу зимы крышки начинают исчезать со дворов, зато у заборов и  в
укромных  уголках выстраиваются  целые шеренги огромных кувшинов, теперь уже
пустых.

     Любопытная  деталь  --  обилие  проводов полевых телефонов,  протянутых
между деревьями в парках,  на улицах, во дворах. Порою эти провода опутывали
деревья  прямо  как паутина.  Связано это, видимо, как  с обилием  всяческих
армейских  частей  и  организаций,  так и  со слабым развитием "гражданской"
телефонной сети: частных телефонов почти нет, во всем городе  я видел только
две или  три  кабины  телефонов-автоматов.  Телефон  в  квартире --  большая
привилегия,  доступная  лишь  немногим. За пределами  же  Пхеньяна состояние
телефонной сети вообще  первобытное: мой сосед по комнате, который был родом
их Хамхына -- одного из крупнейших промышленных  центров страны, рассказывал
мне, что  у них в городе вообще нет  автоматической  телефонной  связи и все
разговоры  ведутся  только через коммутатор  с  доисторическими "телефонными
барышнями".

     С  конца   семидесятых   годов  в  Пхеньяне  шло  довольно  интенсивное
строительство, хотя, видимо,  по  меньшей мере половина населения  корейской
столицы  жила еще  в  традиционных  лачугах (да  и  квартиры  в  новых домах
заселены в  основном  для  представителями  элиты).  Кроме  района проспекта
Чхангван,   в   роскошных  домах  которого   живет  преимущественно   высшее
чиновничество,  крупные  жилые районы  строились на левом, восточном  берегу
Тэдонгана.

     На  первый  взгляд  большинство  новых  домов  в  Пхеньяне  производили
впечатление панельных, но это была иллюзия. Крупнопанельного строительства в
Корее  не  было и  нет, дома возводят из нестандартных бетонных  блоков,  по
размеру больше похожих  на  очень большие кирпичи. Прием этот не нов: в свое
время в петровском Петербурге  тоже разрисовывали под кирпич стены рубленных
деревянных   домов.   Советские   специалисты-строители,  с   которыми   мне
приходилось  общаться,  отмечали  высокую  прочность  корейских  сооружений.
Низкий  уровень  технологии,   по   их  словам,   в  целом   компенсировался
добросовестностью рабочих и высоким качеством цемента.

     Действительно,  технология  на  северокорейских  строительных площадках
оставляла  желать  лучшего  и  в 1985  г.  (не  улучшилась  она  и  поныне).
Примитивные подъемные краны с забавной, грубо сколоченной из досок кабиной в
самом низу, да бетономешалки  -- вот  и  вся механизация на  стройплощадках.
Толпы людей  с кирками  и лопатами вполне заменяли  отбойные молотки. Не раз
мне приходилось  видеть, как рабочие вручную,  с помощью блоков  и  даже без
помощи  ручных  лебедок, поднимали  люльки с малярами на  высоту  третьего и
четвертого этажей. Удивительна  слаженность,  с  которой работали  корейские
строители: четкие команды, быстрое  их выполнение. Как-то  у меня  на глазах
группа  рабочих ставила огромное,  метра четыре  в высоту, витринное стекло.
Вся процедура заняла  несколько минут, проходила безо  всяких приспособлений
(кроме  палок и  веревок),  и не могла не поразить своей организованностью и
быстротой.

     На   строительстве  часто   работали  военные,  а  еще  чаще  --  члены
специальной  военизированной  строительной   организации,   так   называемых
"молодежных  ударных  отрядов",  штатских  же  строителей  было сравнительно
немного.  Изредка  тут же, рядом со стройплощадкой, располагаются  и  наспех
построенные казармы-времянки, в которых живут солдаты-строители.

     С  самого начала  в посольстве нам  не раз говорили о  постоянных и  не
всегда объяснимых перестройках в Пхеньяне.  Вскоре  я  увидел  это  и своими
глазами.  Напротив посольства стоял только что  построенный жилой дом. Вдруг
вновь появились строители и  сначала  разломали  ему  верхний этаж, а  потом
надстроили еще два или три. Немного спустя пришла  очередь невысокого здания
по  соседству,  которое  сначала  разобрали почти  до  фундамента,  а  потом
достроили ему еще этаж. Подобные случаи, говорят, достаточно обычны в центре
Пхеньяна.

     Уже  в  1984  году  с  освещением в  городе  было  сложно,  сказывалась
характерная   для   Северной  Кореи   и   постоянно  обостряющаяся  нехватка
электроэнергии, так что  освещены  были лишь  центральные улицы. Однако, при
всем режиме экономии  электроэнергии, на  освещение памятников  Ким  Ир Сену
энергии, однако,  не жалели, Триумфальную арку,  например, подсвечивали так,
что  даже  в  парке Моранбон, едва ли не  в километре  от Арки,  становилось
довольно  светло. Впрочем,  справедливости ради  надо отметить,  что  и  эта
подсветка выключалась около полуночи.

     Надо сказать, что новые дома тоже не  особенно комфортабельны  по нашим
понятиям, более того, в  них, как  мне говорили  корейцы, зачастую даже  еще
теснее,  чем  в  старых   "чибах".  Тем  не  менее,  но  большинство  хочет,
безусловно,  жить  в  них,  а  не  в  жилищах  традиционного  типа,  ведь  в
многоэтажном  доме есть и  вода, и  освещение, и канализация, а то  и  лифт,
который,   правда,  и  в  те,  сравнительно  благополучные,  времена  обычно
включался  (если включался) лишь утром и вечером, когда люди идут на работу.
Об интерьере этих домов мне судить сложно, ведь это не традиционный домишко,
в  окно  которого  не  так  уж  сложно  заглянуть  вечером,  а  тогда,  как,
по-видимому, и сейчас, у иностранца практически не было возможности посетить
частный  дом.  Заглядывая  в окно нового  дома с улицы,  можно  было увидеть
обычно только  потолок, оклеенный, как и стены,  обоями, неизменные портреты
Великого Вождя  и Любимого  Руководителя, да  лампу  дневного  света  или (в
провинции) обычную лампочку накаливания без абажура.

     Характерно,  что  асфальтированных  улиц  и  дорог в КНДР  мало.  Нефть
импортная, ее постоянно не  хватало  даже в лучшие  времена, когда  ее можно
было закупать в СССР по льготным ценам. В столице, правда, асфальтом покрыта
проезжая  часть  всех  главных  улиц,  но вот  тротуары  вымощены  бетонными
плитками или  забетонированы. В тех  же провинциальных  городах, которые мне
удалось посетить, бетон -- главное покрытие улиц. С этой вымосткой тротуаров
небольшими,  обычно  шестиугольными  бетонными  плитками связаны и некоторые
особенности в  облике корейской столицы.  Речь идет...о заборах,  которые  в
любой стране  окружают строительные площадки.  Есть в Корее и  привычные нам
ограды, грубо сколоченные из досок. Но строительного леса в стране мало, его
приходится беречь и, значит, искать ему замену. Такой заменой и стали плитки
для мощения улиц. Когда в городе начинаются строительные работы, то мостовую
на  стройплощадке,  само  собой,  приходится  разбирать.  Из  освободившейся
плитки, используя ее как своего рода  кирпич, и выкладывают (разумеется, без
раствора) невысокие  заборы.  Когда  строительство  заканчивается, их быстро
разбирают, а плитки возвращают на прежнее место.

     Иногда во  время прогулок по Пхеньяну я  встречал и рынки -- новую  для
того  времени  деталь городской жизни.  Говорят, что в  начале шестидесятых,
после  полного  запрета  любой  частной  торговли  и ликвидации приусадебных
участков,  рынки как таковые полностью исчезли из городов Северной Кореи. Но
жизнь,  экономические   реальности  еще   раз  доказали,   что  они  сильнее
идеологических  построений   и  административных  запретов:  рынки,  правда,
полулегальные, вновь начали появляться в стране вскоре после их искоренения.
Около 1980 г., то есть незадолго до моего  приезда в Корею, их существование
было официально признано, и с тех пор рынки действуют вполне законно.

     Большинство  рынков  ютилось  тогда  в укромных местах,  во  дворах или
маленьких переулочках, а главный из них расположился под большим виадуком на
самой  восточной  окраине города.  Сколько  всего рынков было в те времена в
Пхеньяне -- точно не знаю, но полагаю, что около десятка. Почти все они были
не  очень-то велики и представляли отгороженные высокими  заборами площадки,
на  которых  расположились  торговые ряды.  Вокруг  рынка  всегда  крутилось
множество народу. Местами собирались кучки тревожно озирающихся  по сторонам
людей, которые мгновенно распадались при приближении любого подозрительного:
там продавали товары из-под полы. Часто эти кучки состояли из одних мужчин и
оттуда доносился характерный звон стекла: самогон гонят и в Корее. Вообще на
рынке  продавали  абсолютно  все,  но  сравнительно  с   советскими  рынками
социалистических времен, бросалась в глаза бедность ассортимента продаваемых
товаров  и небольшая доля среди них собственно продовольствия.  На прилавках
можно   было  увидеть  яблоки,  мясо,  уток  или  куриц,  пророщенную   сою,
самодельные  сладости, изредка  -- рыбу или картофель.  Однако,  большинство
продавцов,  (думаю,  две  трети  их)  торговало   не  продуктами,  а  самыми
разнообразными  вещами:  одеждой, заграничными  лекарствами  и  фотопленкой,
всякими  ремесленными  поделками. Товары  подороже,  вроде магнитофонов  или
фотоаппаратов, тоже, как говорили мне корейцы, иногда продавались на рынках,
но из-под полы и с некоторыми мерами предосторожности.

     Мелочная  торговля  шла  не  только  на  рынках.  По  вечерам  торговки
появлялись у многих станций метро.  Обычно это были пожилые женщины, которые
продавали всякие ремесленные поделки. Они сидят по-корейски, на корточках, а
перед  ними,  на  расстеленных  прямо  на  земле   кусках  ткани,  разложены
самодельные  заколки, гребешки,  шпильки. Нельзя сказать, что у этих бабушек
не было отбоя от покупателей, но, видимо, какую-то  выгоду подобная торговля
давала, иначе бы ею и не занимались.

     Для меня было вначале странным,  что за время  своих первых прогулок по
городу я  не видел ничего,  что можно было бы назвать заводом, лишь вдалеке,
на юго-западе, виднелось несколько  высоченных труб ТЭЦ. Впоследствии заводы
все-таки обнаружились: они узкими полосами протянулись вдоль железнодорожных
веток. Впрочем, и это обычно были не  заводы в  нынешнем советском понимании
этого  слова,  а  что-то  вроде крупных мастерских: небольшие  по площади, с
наспех построенными цехами, с низенькими трубами.

     О технологии,  существующей на этих предприятиях, можно  было судить по
их продукции, хотя  бы по тем же  троллейбусам  или автомашинам.  Видимо, на
Пхеньянском троллейбусном  заводе  не  было  или  почти не  было  прессового
оборудования,  так как кузова  производимых  там троллейбусов и автобусов не
штамповались, а были сделаны  вручную. Нужную  форму им, похоже, придавали с
помощью кувалд, так что все они были покрыты вмятинами и выбоинами, проводка
к лампам протянута прямо по потолку, фанерные плиты которого часто отставали
и болтались над головами пассажиров.

     Надо,  однако,  признать,  что  несовершенство техники в  Корее отчасти
компенсировалось  трудолюбием  народа,  его  упорной  работой  в  тяжелейших
условиях. Эти несовершенные троллейбусы  содержались  в образцовом порядке и
чистоте. Касается это не  только  автобусов и троллейбусов,  но и грузовиков
(я,  разумеется,  сравниваю их  с  технически  куда  более  совершенными, но
довольно  неряшливыми  автобусами  и  троллейбусами  в  советских  городах).
Степень  изношенности  северокорейского  автомобильного   парка   уже  тогда
превосходила  все,  что  только  можно  себе  представить.  Фактически  КНДР
представляла  из себя  огромный музей  истории  автотранспорта  под открытым
небом.  На  улицах  Пхеньяна не  редкостью  были машины  тридцати  или  даже
сорокалетнего   возраста,   борта   которых   буквально   покрыты   красными
звездочками,  каждая  из  которых означает  50000  км пробега.  На некоторых
машинах красовалось по  два десятка этих значков. Можно представить, сколько
сил,   сколько  труда   понадобилось  корейским  шоферам,  чтобы   заставить
какой-нибудь  советский ЗИС-150  выпуска пятидесятых годов  более или  менее
резво бегать и даже возить грузы.

     Основным видом общественного транспорта в городе был  троллейбус. Всего
в Пхеньяне,  как говорили мне корейцы, что-то около полутора десятков разных
троллейбусных  маршрутов.  Их  нумерация  отсутствует,  маршрут  указывается
названиями  конечных пунктов,  а цифры  (1,  2 или 3) показывают  не  то, по
какому  направлению  идет   троллейбус,   а   то,  на  каких  остановках  он
останавливается.  Например,  от  Первого  универмага  до  района Садон  идут
троллейбусы под номерами 1, 2, 3. Маршрут у них одинаковый, но вот остановки
--  разные.  Система  эта довольно неудобна, но  она установлена  по личному
распоряжению Ким Ир  Сена  и,  следовательно,  едва  ли  может  быть  как-то
изменена (если, конечно, сам Великий Вождь не отдаст нового Мудрого Указания
по этому поводу).

     Проезд в троллейбусе, как и  в автобусе, -- по талончикам стоимостью 10
чон  каждый, которые  продавались  в  кассах  большинства  магазинов.  Когда
троллейбус подходил к остановке, кондуктор выходил и, встав снаружи у задней
двери,  начинал  собирать у входящих пассажиров талончики  (вход  --  только
через заднюю дверь). Как только салон наполняется, кондуктор  входил внутрь,
двери  закрывались  и  троллейбус  отправлялся   дальше.  Люди  в   ожидании
троллейбуса обычно заранее выстраивались в  очередь и садились очень быстро,
организованно, безо всякой толкотни.

     Кондукторами в троллейбусах и автобусах работали, как правило, женщины.
Они всегда носили форменную полувоенную одежду цвета хаки  и кепку с большой
красной звездой. Такая  же форма и у водителей. Среди водителей троллейбусов
женщины  составляли  большинство, в  за  рулем же автобусов видеть их мне не
приходилось.

     Автобусов в  Пхеньяне было мало, причем  весь день ходили они только  в
будни, а по выходным и праздникам -- лишь утром и вечером. Причина проста --
нехватка  бензина, которая ощущалась уже  тогда. Большую  часть пхеньянского
автопарка составляли  старые чешские "Шкоды" выпуска пятидесятых  годов,  но
встречались  иногда и венгерские "Икарусы-260",  количество которых к  концу
80-х существенно выросло.

     Кроме  советских грузовиков, в большинстве своем  старых, встречалось в
Пхеньяне  и немало  японских  машин,  однако  около половины  всех  грузовых
автомобилей  --  корейского  производства.  Это  построенные  по   советским
лицензиям "Сынни" (ГАЗ-51) и  "Чачжухо" (КрАЗ-256), а также их более поздние
модификации.  Разумеется, о  том,  что эти  машины  построены  по  советским
проектам, корейцы в своем большинстве ничего не знают: официальная идеология
"опоры  на собственные  силы" не  очень-то одобряет распространение подобной
информации.  Из   легковых  машин  на  глаза  часто  попадались  "вольво"  и
"мерседесы" разных,  обычно  весьма  дорогих,  марок,  в  которых разъезжали
местные чиновники. Много "газиков", в КНДР гордо именуемых "Чарек кэнсэн" --
"опора на  собственные  силы" (официально в Корее  никогда  не говорится  об
использовании иностранных лицензий и проектов). Изредка встречались в потоке
движения  и  советские  легковые  автомобили, но  их было немного, корейские
чиновники, похоже, считали, что ездить на  "Волге" или "Москвиче" -- ниже их
достоинства  и  предпочитали   тратить  государственные  деньги  на  закупку
"Мерседесов" и "Вольво".

     Особое  значение  для  Пхеньяна  с  начала восьмидесятых  годов  играет
метрополитен, две ветки которого действовали в западной, правобережной части
города. Бросались  в  глаза  чисто  военные  особенности  метро:  невероятно
большое  заглубление,  множество герметичных  дверей, длинные  и обязательно
извилистые переходы от собственно станции до туннелей эскалаторов. Оформлены
станции   пхеньянского   метро  с  той   же  дворцовой   роскошью,   которая
ассоциируется  с  Московским   метро  сталинских  времен:  мрамор,  мозаика,
витражи,  огромные бронзовые  люстры. Внешний вид  станций  несколько портит
очень  плохое освещение, так как из соображений экономии обычно  включают не
более  половины  всех ламп. Поезда  из  трех вагонов  ходили довольно редко,
через 5-10 минут, но пассажиров  тоже было не  так уж  много, так что особых
проблем  это не создавало. Пхеньянцы  ложатся спать очень рано,  поэтому с 1
января 1985 года метро, которое и раньше закрывалось в 23.00, стало работать
вообще до 22.30.

     Хотя я и сказал, что народу в метро обычно было не так уж много, это не
относится к "часам пик". Удивительно, но в это время посадка  в метро являло
собой прямую противоположность организованной и четкой посадке в автобус или
в троллейбус. Дело в том, что  в  метро не было принято выпускать выходящих,
так  что,  как только поезд  останавливался,  у  каждой двери  образовывался
людской водоворот:  толпа выходящих неслась наружу,  а ей навстречу, так  же
молча и  сосредоточенно орудуя  локтями  и плечами, рвались  входящие. Никто
никому  не  уступал  и, в  конце  концов,  когда  напор  выходящих  слабеет,
встречный  поток  буквально   вбрасывал   в   вагон   наименее  расторопных,
оказавшихся в самом хвосте. Впрочем, в автобусах и троллейбусах тоже не бы