, тогда это министерство просуществовало недолго и в  октябре
1952  г. вновь было слито с МВД, причем после этого слияния Пан Хак Се занял
пост министра внутренних дел, заменив Пак Ир У, которому суждено было вскоре
стать жертвой репрессий.  Министерство общественной безопасности возродилось
в октябре 1962 г. На первых порах оно сосредотачивало в своих руках контроль
над  деятельностью как обычной полиции, так  и органов  политического сыска,
которые подчинялись специальному  "отделу  политической  охраны".  В феврале
1973 г. этот отдел был превращен в самостоятельное Министерство политической
охраны  государства. В апреле 1982 г. состоялась еще  одна реформа, довольно
необычная: Министерство  политической  охраны государства,  которое  с этого
времени  стало называться  просто  Министерством  охраны государства  (МОГ),
стало  (равно  как  и   военное  ведомство,   и   Министерство  общественной
безопасности) партийным органом, подчиняющимся непосредственно ЦК ТПК.

     О структуре МОГ надежных  сведений  в  открытой литературе, разумеется,
крайне  мало. В  отличие  от СССР, где в  годы  конфронтации с США  выходило
великое множество  разоблачительных  книг о ЦРУ и ФБР, или же самих  США,  в
которых немало,  пусть и в самых мрачных тонах, писали о  КГБ, южнокорейские
власти крайне  неохотно делятся с публикой той информацией о северокорейских
спецслужбах, которой у них не может не быть. Это вообще характерно для Южной
Корее, в  которой исследования по ряду  аспектов истории и современной жизни
северокорейского  общества  находятся  фактически  под  негласным  запретом.
Относится  это  и к вышедшим  в  Сеуле  запискам  перешедших  на Юг офицеров
северокорейских спецслужб. Речь в этих записках идет о чем угодно, но только
не о структуре и  деятельности их бывшего ведомства. {*25} Нет сомнений, что
это  замалчивание  отражает вполне  определеную  политическую  линию  Сеула.
Известно, что в состав его центрального аппарата входят 16 отделов (кук) и 4
управления (чхо). Свое Управление политической охраны имеет каждая провинция
и каждый уезд. Кроме того, в  армии существует система, примерно аналогичная
советской системе особых отделов, штатные представители службы  безопасности
есть как в частях, так и в подразделениях вплоть до роты.

     Задачи административного контроля над населением  МОГ решает не одно, а
в тесном контакте с Министерством  общественной безопасности (МОБ), которому
подчиняется обычная полиция. Большинство простых корейцев имеют  дело  с МОГ
только в тех случаях, когда им особо не повезет, в то время как повседневный
контроль  над  их  жизнью  поручен  органам  МОБ.  Именно  они  осуществляют
регистрацию населения, выдают разрешения на  поездки по стране, именно к ним
стекается  повседневная информация  о  поведении,  поступках,  высказываниях
большинства корейцев.

     Уникальной,  но  в  то же  самое  время  и  имеющей  глубокие  корни  в
дальневосточной  традиции   особенностью  системы  политического   контроля,
существующей  в  современном  северокорейском  обществе,  является  институт
круговой  поруки.  Все население Северной Кореи разделено  на так называемые
народные группы "инминбан", в  которые объединяются по месту  жительства  от
двадцати до пятидесяти, а в среднем -- около сорока  семей.  Обычно это либо
жители  небольшого квартала  сельских  домов, либо многоэтажного  дома, либо
даже  одного  подъезда в  таком доме. Во главе каждой группы стоит чиновник,
который  несет  ответственность  за  все,  что  происходит  с  членами   его
подведомственной   "народной   группы".   Обычно  он   бдительно  следит  за
благонадежностью  и добронравием своих  подопечных,  ведь  любой их  крупный
проступок может  стоить  ему  неприятностей.  Называют  этих  чиновников  --
"инминбанчжан", то есть "начальник народной группы". По его разнарядке члены
"народной  группы" должны  участвовать во  всяческих хозяйственных  работах,
убирать  территорию. Проходят в "народных группах" и собрания, на которых их
неработающие члены -- по большей части пожилые тетушки -- изучают идеи чучхе
или слушают рассказы о величии Ким Ир Сена.

     Однако главная задача этих низших  чиновников -- контроль над вверенным
им  населением.   "Инминбанчжан",  в  частности,  может  войти  в  любую  из
подопечных  ему квартир как днем,  так и ночью, каждый кореец, ночующий не у
себя  дома, обязан связаться  с тем  "инминбанчжаном", в подчинении которого
находится  ставшая   его   ночлегом  квартира,  предъявить  свои  документы,
объяснить причину своего появления и получить письменное разрешение остаться
на ночь (для этого в "народной группе" существует специальный гроссбух). Без
согласия этого  чиновника нельзя уехать  в другой  город к  родственникам, о
выездах  в  командировки  тоже  следует  ставить  его  в  известность.  Даже
студенты, прибыв на каникулы, обязаны  доложиться  об  этом "инминбанчжану".
Власть  "инминбанчжанов"  достаточно  велика, в некоторых  случаях они могут
даже выслать  неугодных  из  Пхеньяна.  В  случае,  если  кто-то  из  членов
"народной группы" совершит особо тяжелое  политическое  преступление, то тем
или иным наказаниям могут подвергнуться все ее члены. Система эти восходит к
древнейшим временам, к эпохе легистских экспериментов в Китае в Ш в.до н.э.

     Роль  системы  "инминбан"  трудно  переоценить,  ибо  она  обеспечивает
возможность  осуществлять  непрерывный контроль  над  всеми областями  жизни
северокорейцев. Во многих отношениях эта система  более эффективна, чем даже
самая разветвленная сеть  полицейских осведомителей, ведь то обстоятельство,
что  тайным  агентам  приходиться  действовать,  по  определению,  тайно,  и
находить  какие-то объяснения тем  или иным своим поступкам или вопросам, во
многом   затрудняет   их  деятельность.   "Инминбанчжан",   напротив,  имеет
официальное право контролировать и задавать  вопросы, в том  числе и  такие,
какие полицейский осведомитель не смог  бы задать, не рискуя быть раскрытым.
Разумеется, это  не  означает, что  осведомителей в  Корее нет -- из, скорее
всего,  не  мало,  да  и "добровольные"  доносы  власти,  как  мы  видели из
приведенных выше примеров, поощряют.

     Контроль  над  населением  очень  облегчает   то  обстоятельство,   что
передвижение  по  стране  крайне  ограничено.  Без  специального  разрешения
органов безопасности никто не имеет права выезжать  за пределы своего уезда.
Билет  можно купить, лишь предъявив это разрешение.  Перроны железнодорожных
станций тщательно  огорожены и часто охраняются солдатами внутренних  войск,
пройти на перрон можно только через контрольный пункт, предъявив вооруженным
часовым  (а если  дело  происходит на мелких  станциях, где  их нет,  --  то
девушке-контролеру)  свои  документы,  билет  и разрешение  на поездку.  Мне
самому довелось  видеть это  разрешение --  небольшой голубоватый листочек с
именем,  указанием  учреждения, цели и продолжительности поездки. За попытку
проникнуть  без  этого  документа  в  соседний  уезд  полагается  15   суток
принудительных работ и,  разумеется, водворение на прежнее место жительства.
Естественно,  возникает  вопрос: а как же быть тем, кто хочет встретиться  с
родственниками  или  же  друзьями,   живущими  в  соседнем  уезде?  Для  них
существует  система  вызовов,  органы  безопасности  выдают   разрешение  на
поездку, если есть официально заверенное приглашение от родственников.

     Конечно,   вся   эта    система    преследует,   в   первую    очередь,
внутриполитические   задачи.  Отчасти  направлена  она  и  против   действий
южнокорейских и  иных  разведслужб,  но  главная  ее  цель --  не  допустить
недовольства режимом и пресечь  в зародыше саму возможность протеста. Делает
она невозможным и побег из мест заключения  или дезертирство. Те трое бывших
заключенных, которые сейчас находятся в Южной Корее, бежали  за  границу уже
после того, как  были  освобождены из мест  заключения, и утверждают, что им
неизвестен ни один случай удачного побега из северокорейской тюрьмы. {*26}

     Однако,  "нет худа без  добра", и у  этой  уникальной,  не имеющей себе
равных  в  мире  системы  тотального  контроля  есть один  хороший  побочный
результат:  она заметно  снижает  уровень преступности. Дело  в  том, что  в
Северной Корее ныне практически невозможно скрыться  от властей.  Во-первых,
нельзя  купить  билет  и  уехать  в  "неизвестном  направлении",  во-вторых,
появление  любого подозрительного будет  тут  же замечено  "инминбанчжаном".
Если  добавить  к  этому  карточную систему фактически на  все виды товаров,
которая превращает "свободные" деньги в бумажки,  и  суровость наказаний, то
ясно, почему Северная Корея -- страна с низким уровнем преступности (хотя, в
девяностые годы эта  ситуация  стала  меняться  к худшему).  Стоит, впрочем,
учесть и то, что корейцы вообще, как показал исторический опыт,  в том числе
и в Южной Корее --  народ, малосклонный к преступной деятельности. В той  же
Южной Корее, например, уровень преступности во много раз меньше, чем, скажем
в  США,  хотя  бедности и даже нищеты там несравненно больше, да и структура
преступности совсем иная: если мошенничества, взяточничество, должностные  и
финансовые  преступления,  равно  как  и  всякие  драки  на  бытовой   почве
встречаются  довольно часто,  то убийства с  целью ограбления  или разбойные
нападения -- крайняя редкость.

     Одной    из     важнейших    задач,    которую    преследует    система
административно-полицейского   контроля   в  Корее,   является   обеспечение
"герметичности"  корейского  общества,  организация  жесткого  контроля  над
информацией. В Корее запрещена продажа приемников  со  свободной настройкой:
все  продающиеся (точнее  --  выдающиеся по  ордерам и  талонам, а  также  в
качестве "подарков Великого Вождя") приемники  имеют фиксированную настройку
на  волну  пхеньянского  радио,  причем  представители   МОБ  систематически
проводят внезапные рейды на дома владельцев приемников с целью их  проверки.
Даже в том случае, если  кореец  покупает приемник в валютном  магазине  или
привозит  его из-за  границы,  он  обязан немедленно  сдать его в Управление
общественной  безопасности для переделки, после которой  с помощью приемника
можно слушать  только  идейно  проверенное  пхеньянское вещание.  Наличие  у
кого-либо   непеределанного   приемника   уже   само   по   себе   считается
преступлением.  Другим  средством  информационного контроля  над  населением
является  чрезвычайно  развитая система  спецхранов в библиотеках. В  отделы
специального  хранения попадает вся иностранная литература  и (вполне в духе
Оруэлла) все  корейские издания более  чем 10-  или 15-летней  давности,  за
исключением  чисто технических, так  что  северокорейцы  лишены  возможности
проследить за колебаниями линии властей по старым изданием.

     Разумеется,   полностью   изолированы  корейцы   и   от   тех  немногих
иностранцев, что  находятся в стране. Опасность быть обвиненным в "шпионских
связях"   столь  велика,  что  от  группы  иностранцев  на  улице  буквально
отшатываются как от прокаженных. Надо сказать, что для такого поведения есть
основания, ведь любые несанкционированные контакты с иностранцами смертельно
опасны. Так, живущий ныне в  Южной Корее Ан Хек  был в  1986 г. арестован за
встречу с  иностранцам  и провел сначала полтора года  в тюрьме Министерства
политической  охраны государства,  а  потом  еще 2 года -- в  "особом районе
объектов  диктатуры". {*27} Обеспечение жесткой -- информационной  изоляции,
которую  нынешнее  северокорейское  руководство  не  без  основания  считает
залогом сохранения  своего режима (а, возможно,  и собственного  физического
выживания), тоже возлагается на репрессивно-полицейские органы.



x x x

     В  результате многодесятилетней  деятельности северокорейских властей в
стране  удалось создать  стройную  систему тотального  контроля и,  пожалуй,
реализовать  старую  мечту  иных   утопистов  (и  кошмар  антиутопистов)  --
построить  общество,  в  котором  все  стороны  жизни  индивида  если  и  не
управляются   властями,   то  по   крайней   мере  им  известны  и   отчасти
контролируются.   Насколько    эффективна   эта   система?   Северокорейское
государство существует уже  полвека,  за  которые в  мире  произошли немалые
изменения.  Уже   само  это  обстоятельство  показывает,  что  эффективность
северокорейской системы политического контроля (равно как и тесно  связанной
с ней системы идеологической обработки населения) достаточна велика. Сколько
бы лет ни отпустила  еще история северокорейскому  государству,  оно  всегда
будет привлекать внимание историков и социологов именно как образец тотально
контролируемого  общества,  просуществовавшего в  течение достаточно долгого
времени.

     С другой стороны, эффективная система полицейского контроля и репрессий
является важным  (хотя и  далеко не единственным) фактором, который позволил
этому  обществу просуществовать так  долго. Стабильность  обеспечивается  не
только  готовностью  режима  карать за малейшие  проявления недовольства.  К
главным ее  особенностям  относится  тотальный контроль  за всеми  сторонами
жизни корейцев, осуществляемый через систему групп  "инминбан"  и во  многом
носящий взаимный характер. Не только перемена  места работы или  жительства,
но и просто передвижение  по  стране (а во многих  случаях -- и просто ночь,
проведенная вне дома) невозможны без одобрения властей. Любые виды собраний,
даже  проводимых на дому,  будет  немедленно взяты  на  заметку, а начальник
народной группы обычно в общих чертах знает даже круг  знакомств всех  своих
подопечных.  Понятно, что в подобной ситуации деятельность  даже  минимально
организованных оппозиционных групп становится невозможной. Вдобавок, широкое
применение принципа семейной ответственности заставляет  многих недовольных,
которые, возможно, и рискнули бы собой,  воздерживаться от действий, которые
мог привести  не  только к  их  гибели, но и к страданиям их семей. Наконец,
разделение населения  на наследственные  группы,  одни  из которых  являются
привилегированными, а другие, напротив, дискриминируемыми, позволяет заранее
изолировать тех, кого происхождение позволяет считать потенциальными врагами
режима.  Все эти  особенности  обеспечивают северокорейскую  режиму  немалую
стабильность,  хотя  было  бы  серьезным   упрощением  считать,   что  своим
политическим  выживанием  Пхеньян  в  бурные  для  коммунистических  режимов
девяностые годы был обязан только эффективной работе политической полиции.

ПРИМЕЧАНИЯ



     *3.  Это   подтверждается  и   недавно  опубликованным  в  Южной  Корее
документом  северокорейского МВД,  который датирован 31  марта  1948 г. и на
котором есть, в  частности,  и  подпись  Пан Хак Се  как "начальника  отдела
информации" (чонъбочхо чхочжанъ) (текст документа см. [13, с.420]).

     *4. В отличие от СССР, где в годы конфронтации  с США  выходило великое
множество  разоблачительных книг о ЦРУ и ФБР,  или  же самих США,  в которых
немало, пусть  и  в самых мрачных тонах, писали  о КГБ, южнокорейские власти
крайне  неохотно  делятся  с  публикой  той  информацией  о  северокорейских
спецслужбах, которой у них не может не быть. Это вообще характерно для Южной
Корее, в которой исследования по ряду аспектов  истории  и современной жизни
северокорейского общества находятся фактически под негласным запретом.

     Типичны в этом отношении вышедшие в Сеуле в 1976 г. записки Кон Тхак Хо
--  едва  ли не  единственного офицера северокорейской службы  безопасности,
перешедшего на Юг [15].  В записках  этих  есть много мелких фактов,  но нет
почти ничего о МОГ в целом. Судя  по всему, южнокорейское ЦРУ, представители
которого редактировали книгу, проследило за  тем,  чтобы подобная информация
не была разглашена.

ЗАПИСИ БЕСЕД

     1. Интервью с Кан Сан Хо. Ленинград, 31 октября 1989 г. Кан

     Сан Хо -- советский журналист и партийный работник, в

     1945-1959 гг. на работе в КНДР, занимал ряд постов: директор

     Высшей партийной школы, зам. министра внутренних дел и др.

     2. Интервью с В.П.Ткаченко. Москва, 23 января 1990 г.

     В.П.Ткаченко  --  советский  дипломат и  партийный  работник,  с начала
1960-х гг. и вплоть до августовских событий 1991  г. работал в  ЦК  КПСС,  в
корейском секторе.

     3. Интервью с А.Соном. Ташкент, 23 января 1991 г. А.Сон -- сын крупного
северокорейского деятеля Сон Вон Сика,

     выходца  из  СССР.  После окончания  военного  училища в  1953-1961 гг.
служил в северокорейских ВВС.

ПУБЛИКАЦИИ

     4.  Orwell's  Nightmare: Human  Rights  in  North Korea.  The  Heritage
Lectures, #394. Washington, Heritage Foundation,1992.

     5.  Ан  Мен Чхоль. Суренъним  мальчом хаменсо  сапсида. -- "Хин  кос-до
комда". Сеул, Тана, 1996.

     6. Ан Мен Чхоль. Чви коги-га юильхан пояк. -- "Хин кос-до комда". Сеул,
Тана, 1996.

     7. Кан Чхоль Хван.  Пукухан соенсо инмин чэпхан. -- "Хин кос-до комда".
Сеул, Тана, 1996.

     8.  Кан  Чхоль  Хван. Оны Пуксон  чэиль кепхо-ый  сирен. -- "Хин кос-до
комда". Сеул, Тана, 1996.

     9. Ким Пу Сонъ. Нэ-га пехан ттонъгуль. Сеул, "Капчжа мунхва са", 1976.

     10. Пукхан тэсачжон. Сеул, 1974.

     10а. Ли Сун  Ок. Пук  Чосон-ый чисанъ наквон-ын "акма-ый согуль" иотта.
-- "Пукхан", 1996, #8-#12; 1997, #1.

     11. Ли Чон Хи. Пукхан ерон. Сеул, Мунхенса,1987,

     12. Пукхан инменъ сачжон. Сеул, "Тонъа ильбо са", 1990.

     13.   Пукхан  минчжу  тхонъиль  ундонъ  са.  Пхенъандо  пхен  ("История
демократического   движения   за  объединение  в  Южной   Корее.   Провинция
Пхеъандо"). Сеул, "Пукхан енгусо", 1990.

     14. Пукхан чхоллам (Северокорейское обозрение). Сеул, 1985.

     15. Кон Тхак Хо. Кукка чонъчхи повигук нэмак (За кулисами  Министерства
политической охраны государства). Сеул, 1976.

     16.  Кан   Син  Ги.   Пукхан-ый  пан  чхечже   серек-е  тэхан   кочхаль
(Исследование антиправительственных  сил в Северной Корее). -- Пукхан, 1990,
#9.

     17. Пукнам-ый сэнъхвальсанъ (Образ жизни Севера и Юга). Сеул,1986.

     18. Тхыкбель токчжэ тэсанъ  куек суенъчжадыль  ирокхе сальго иттио (Так
живут  заключенные в "особых районах объектов диктатуры").--"Пукхан",  1992,
#12.





     *1. Интервью с Кан Сан Хо. Ленинград, 31 октября 1989 г.

     Кан Сан  Хо -- советский  журналист и партийный  работник, в 1945- 1959
гг.  на работе в КНДР, занимал ряд постов: директор Высшей партийной  школы,
зам. министра внутренних дел и др.



     *2. Пукхан чхонълам (Северокорейское обозрение). Сеул, "Пукхан енгусо",
1985. С.310.



     *3. Там же, с.312.



     *4. Пукнам-ый  сэнъхвальсанъ  (Образ жизни  Севера  и Юга).  Сеул,1986.
С.45.



     *5. Там же, с.105.



     *6.  Orwell's Nightmare:  Human  Rights  in North Korea.  The  Heritage
Lectures, #394. Washington, Heritage Foundation,1992.



     *7.  Кан   Син   Ги.  Пукхан-ый  пан   чхечже  серек-е   тэхан  кочхаль
(Исследование антиправительственных сил в Северной Корее).  -- Пукхан, 1990,
#9.



     *8. Тхыкбель  токчжэ  тэсанъ куек суенъчжадыль ирокхе сальго иттио (Так
живут заключенные  в  "особых районах объектов диктатуры").- "Пукхан", 1992,
#12.



     *9. Там же, с.66.



     *10. Там же, с.65.



     *11. Ли Сун Ок.  Пук Чосон-ый чисанъ наквон-ын "акма-ый согуль"  иотта.
-- "Пукхан", 1997, #11.



     *13.  Ли Сун Ок. Пук Чосон-ый  чисанъ наквон-ын "акма-ый согуль" иотта.
-- "Пукхан", 1996, #12, с.140, 144; 1997, #1, с.103].



     *14.  Ли Сун Ок. Пук Чосон-ый чисанъ наквон-ын "акма-ый согуль"  иотта.
-- "Пукхан", 1996, #12. С.138.



     *15. Кан Чхоль Хван. Оны  Пуксон чэиль кепхо-ый  сирен. -- "Хин  кос-до
комда". Сеул, "Тана", 1996. С.26.



     *16. Ан  Мен Чхоль. Ч