ных,
содержавшихся в пхеньянских тюрьмах. {*8}

     Однако   арест  Чо   Ман  Сика  не  привел   к   формальной  ликвидации
Демократической партии. Когда 29 января 1946 г. было опубликовано совместное
Заявление политических  партий и организаций  Севера, то  самое, подпись под
которым  месяцем  раньше  отказался  поставить  Чо  Ман  Сик,  то  от  имени
Демократической партии Кореи его подписал  Цой Ен Ген. 5 февраля 1946 г. Цой
Ен  Ген созвал  в Пхеньяне экстренное  совещание активистов  Демократичексой
партии, которое, как  легко догадаться, осудило действия Чо Ма Сика и других
противников  решений  Московского  совещания.  {*9} 24  февраля  1946  г.  в
Пхеньяне открылся  I  съезд  Демократической  партии.  На нем Чо Ман Сик был
объявлен "реакционером", "американским и японским агентом", а все деятели из
его  окружения, еще остававшиеся в руководстве партии, были лишены постов и,
во многих случаях, репрессированы (если, конечно, они не успели своевременно
бежать на Юг). {*10}

     8  февраля  1946 г.  в  Пхеньяне  было объявлено о создании  Временного
народного   комитета   Северной   Кореи,   своего   рода   северокоорейского
протоправительства,  во  главе которого  встал Ким Ир  Сен. Среди 17  членов
первого северокорейского кабинета было и двое представителей Демократической
партии -- Чхве  “н Гон и Кан Рян Ук  (первый  занял  немаловажный пост главы
Департамента  безопасности, в то время как второй стал главой секретариата).
Однако реальные  связи и Чхве  “н  Гона,  и  Кан  Рян Ука  с Демократической
партией были  более чем отдаленными. О Чхве  “н Гоне  уже говорилось выше, а
протестантский  священник Кан Рян Ук был... одним из ближайших родственников
Ким  Ир Сена по материнской линии,  и  его возвышение стало, пожалуй,  самым
ранним  примером продвижения родственников Ким Ир Сена на  руководящие посты
(впоследствии,  в  восьмидесятые  годы, численность  членов  кимирсеновского
клана в северокорейском руководстве будет измеряться  десятками). {*11}  Тем
не менее, необходимый декор коалиционного правительства и Единого фронта был
соблюден.

     Подчиненный статус  Демократической  партии  был закреплен в  июле 1946
года,  когда  в   Северной  Корее  в  соответствии  с  предписаниями  теории
"народно-демократической революции" был формально  создан Единый  фронт  (он
официально именовался Единый демократический национальный фронт -- ЕДНФ).  В
состав   фронта  вошли  Демократическая  партия,  партия  Чхонъуданъ  и  ряд
общественных  организаций.  И  формально,  и  по   сути   руководился  фронт
коммунистами.

     Чистка  партийного  руководства,  проведенная в  феврале -- марте  1946
года, стала первым шагом на пути превращения Демократической партии, которая
смогла  просуществовать в качестве самостоятельной политической силы  меньше
трех  месяцев, в  марионеточную  организацию.  Однако многие из  ее  рядовых
членов  и низовых руководителей тогда  еще не осознали тогда этого факта.  В
1945-1948 гг. в Демократическую партию часто шли те, кто был до определенной
степени недоволен существующим режимом и видел в этой партии как бы легально
дозволенную оппозицию. В  определенном смысле подобная ситуация устраивала и
северокорейские  власти:  вступив  в  Демократическую  партию,   недовольные
оказывались под  жестким контролем, и вероятность из  участия  в  каких-либо
реальных антиправительственных актах существенно  снижалась. Поскольку в  то
время  северокорейский режим  был еще  достаточно слаб  и  не  имел  в своем
распоряжении достаточно разветвленного полицейского аппарат, Демократическая
партия  с  тайными   членами  ТПК   во  главе  способствовала  нейтрализации
недовольных. Эта  ее роль вполне осознавалась северокорейским  руководством.
Например, осенью 1949 г. Чан Ви Сам (заместитель заведующего отделом ЦК ТПК)
сказал советскому  дипломату: "В партиях (Демократической и Чхонъуданъ -- А.
Л.)  осталось  немало  скрытых  врагов  КНДР,  однако  благодаря  тому,  что
руководство партии твердо поддерживает политику КПК, деятельность  партии не
вызывает беспокойства". {*12}

     Окончательный подчинение Демократической партии  произошло  в  1948  г.
Первым этапом стала  продолжавшаяся примерно полгода чистка  партии,  в ходе
которой  из  нее были удалены  "реакционные  элементы", то есть  те, кто мог
стать   катализатором  недовольства.  Структура   партии  была  окончательно
переделана   по  тому  образцу,  который  был   принят  тогда  в  ТПК   и  в
коммунистических партиях вообще и который,  похоже, воспринимался  многими в
Пхеньяне как единственно возможный: в партии были введены  партийные билеты,
установлена  строгая иерархия комитетов. Официально  закреплены  были  новые
порядки в  декабре  1948  г.  решениями III съезда  Демократической  партии,
который также принял новую партийную программу и устав. {*13}

     Численность  Демократической  партии в  предвоенный период была  весьма
заметной, в начале 1949 г. в ней было 180 тысяч членов. {*14} Среди них были
как и  потенциальные оппозиционеры, так и те, кто просто по наивности  или в
порыве   националистического  энтузиазма   потянулся  к  красивым   лозунгам
Демократической  партии.  Многим  и многим  этот шаг  стоил  потом  карьеры,
обрекал  их семьи  на  нищенское  существование, голод  и  дискриминацию:  в
соответствии  с  введенным в  середине 60-х  гг.  делением  всего  населения
Северной Кореи  на 51 квазисословную  группу, бывшие  члены  Демократической
партии  относились  к  так называемым  "враждебным слоям  населения", и были
ограничены  в  своих  правах  (не могли  жить в крупных  городах,  учиться в
престижных вузах, занимать ответственные посты и т.д.).

     Некоммунистические партии были представлены в первых "выборных" органах
северокорейского государства  (излишне  повторять, что  слово  "выборные"  в
данном  случае  может  использоваться  только   в  кавычках,  ведь  выбор  у
избирателя был  один:  или  голосовать за  официального  кандидата,  или  не
голосовать  вовсе).  Когда в  феврале  1947  г.  было  сформировано Народное
собрание  Северной  Кореи,  то  некоторые  представители  некоммунистических
партий были даже введены в состав Президиума, где они символизировали  собой
Единый   фронт.   Из   9  членов  президиума   2  формально  принадлежало  к
Демократической партии (старый партизан-коммунист Чхве “н Гон и  родственник
Ким Ир Сена  пастор Кан  Рян Ук), а  один -- к партии Чхонъуданъ  (Ким  Даль
Хен). Однако президиум был  чисто  формальным органом, который не обладал ни
малейшей  реальной властью.  В составе же сформированного Народным собранием
правительства оказался только один деятель  Демократической партии -- Хон Ки
Су, в прошлом -- заметный националист, соратник Чо Ман Сика, рано перешедший
на сторону ТПК (как-то  в разговоре с автором этих строк  Н.Г.Лебедев назвал
его  "нашим  националистом").  Видимо,  он  должен  был,  в  соответствии  с
постулатами  теории  национально-демократической революции,  символизировать
собой Единый фронт и поддержку, которую оказывают коммунистам "прогрессивные
национально-патриотические силы".

     О том, что многие тогда еще не усвоили новых правил политической  игры,
свидетельствует  эпизод,  произошедший   на  I  сессии  Народного  собрания.
Естественно, реальной властью этот  "парламент" не обладал, и фактически его
единственной задачей  было штамповать решения, подготовленные в кабинетах ЦК
Трудовой  партии.  На первых порах, однако, это  понимали не все. Депутат от
партии Чхонъуданъ Ким Юн Голь неожиданно заявил, что "хотя после образования
народных комитетов и выпущено много  законов, много примеров и того, что они
не  исполняются как надо"  и привел  в пример несколько  известных ему лично
случаев нарушений закона, допущенных в  ходе  земельной реформы. Выступление
было  достаточно  безобидным,  но  явно   не   соответствовало  общему  тому
торжественновосторженному   тону   заседания,  которому  суждено   было   на
десятилетия  стать  стереотипным   для  любых   северокорейских  официальных
мероприятий. Реакция последовала  незамедлительно.  Крупный деятель Трудовой
партии  Чхве Чхан Ик, будущая жертва кимирсеновских  репрессий,  который как
раз  на  этом  съезде  был  избран  Генеральным   прокурором,  обрушился  на
строптивого депутата,  сказав,  что "поднимать шум  из-за  убитого  во время
больших дел  муравья" на  деле означает  --  "препятствовать демократическим
реформам" в Северной Корее. Разумеется, после этого прокурорского оклика Ким
Юн  Голь  мгновенно опомнился и  к концу работы съезда выступил  с покаянной
речью.  Не  исключено, что  этот маленький  инцидент был вообще единственной
попыткой  проявить   какую-то   самостоятельность,   предпринятой  депутатом
северокорейского   парламента   за   всю    историю    существования   этого
"законодательного"  органа,  и   не   случайно,   что  подобная  "неразумная
инициатива" была проявлена именно представителем одной из некоммунистических
партий. {*15}

     Однако,  если приручение Демократической партии  было к 1948 г. в целом
завершено, то о другой некоммунистической  организации --  партии Чхонъуданъ
этого еще  никак нельзя было сказать. Этой партии удалось не только остаться
самостоятельной, но  и  превратиться  в заметную политическую силу:  к концу
1947  г. в ее составе, по утверждениям  некоторых  ее  бывших руководителей,
насчитывалось 610  тыс.чел.  {*16}  Конечно,  эта цифра  крайне преувеличена
(вообще  страсть  к  гигантским  преувеличениям  такого  рода   была  весьма
характерна  для  партии  Чхонъуданъ  и,  шире  говоря, для всего  корейского
национализма). По крайней мере, когда в  феврале 1949 г.  советский дипломат
напрямую  поинтересовался  у Ким  Дон  Дю,  заместителя председателя  партии
Чхонъудан, тем,  какова же ее численность, прямого ответа не последовало. По
данным советского посольства,  в партии на тот момент  было  около 200 тысяч
членов.  {*17} Несколько лет спустя, вспоминая  о  событиях  1946-47  гг.  в
беседе с советским дипломатом, тогдашний руководитель партии  Ким  Даль  Хен
также называл эту цифру. {*18}

     Партия Чхонъуданъ считалась независимой организацией,  но  поддерживала
постоянные  контакты  с  находившимся в Сеуле руководством  секты  Чхондоге,
сторонников  которой  она объединяла.  Руководство же это ориентировалось на
лисынмановский режим и крайне негативно относилось к Северу. Именно в кругах
сеульского руководства  и возникла  идея  использовать партию Чхонъуданъ как
орудие в  борьбе с северокорейским режимом.  29 января 1948  г. на совещании
руководства  секты  в  Сеуле было принято решение организовать в  Пхеньяне 1
марта, в годовщину произошедшего в 1919 г. антияпонского восстания, массовую
демонстрацию  под лозунгами создания общекорейского правительства, допуска в
Северную  Корею  представителей  Комиссии ООН и  вывода  с территории страны
советских  и  американских  войск.  Эти  лозунги  полностью  соответствовали
тогдашней  официальной  позиции  сеульского  режима  и  находились  в  явном
противоречии   с   требованиями  Пхеньяна.  Там  же   было  подготовлено   и
соответствующие документы: официальное обращение вождей секты к  единоверцам
на Севере и письмо руководству партии Чхонъуданъ. В середине февраля оба эти
документа были нелегально переправлены на Север. Доставка их была поручена 2
женщинам-связным, так как считалось, что они привлекут меньше подозрений.

     17   февраля  1948  г.   в   Пхеньяне  состоялось  секретное  совещание
руководителей партии Чхонъуданъ. Большая часть их высказалась за то, чтобы в
соответствии с  решением Сеула  провести демонстрацию.  Особую позицию занял
только сам основатель и руководитель партии Ким Даль Хен, который в то время
был также  заместителем председателя  Президиума Народного собрания Северной
Кореи.  В  своем выступлении на совещании  он сказал, что демонстрация может
привести  к  кровопролитию и массовым преследованиям сторонников Чхондоге  и
что  письмо продиктовано  полным незнанием сеульским  руководством  реальной
ситуации на Севере. {*19} По сути  дела Ким Даль Хен  был прав, хотя то, что
известно об этом человеке, заставляет усомниться в том, что во время  этих и
последующих    событий    он    руководствовался    столь   гуманистическими
соображениями. Скорее Ким Даль Хен попросту стремился сохранить  за собой то
весьма привилегированное место,  которое к  тому  времени ему  уже дал новый
режим.

     Как бы то ни  было, несмотря на колебания Ким  Даль  Хена, подготовка к
демонстрации была начата.  Она  шла  в  глубокой  тайне,  однако  все  планы
оппозиции были  в конце  концов сорваны  предательством ее руководителя:  23
февраля  Ким Даль Хен сообщил  органам безопасности о  планах выступления  и
помог  им в аресте направленной из Сеула связной. С 25 по 28 февраля по всей
территории страны  были проведены массовые аресты всех  сколь-либо  заметных
деятелей  партии  Чхонъуданъ.  За  эти  3  дня  по  южнокорейским   (видимо,
преувеличенным)  данным было арестовано более 17  тысяч  человек, в  той или
иной  степени  причастных  или  могущих быть причастными к  планировавшемуся
выступлению. Фактически в результате партия оказалась  обезглавленной и ни о
каком выступлении после этого уже не могло быть и речи. {*20}

     После   событий  марта  1948  г.  партия  Чхонъуданъ  разделила  судьбу
Демократической: в  результате интенсивных чисток  из нее были  изгнаны  все
неблагонадежные  (с точки  зрения  северокорейского режима) элементы  и  она
превратилась  в   чисто  марионеточную   организацию,  совершенно   лишенную
политического  лица  и  не  способную  ни  к каким  реальным самостоятельным
действиям.  Ким  Даль  Хен сохранил  за  собой пост ее  руководителя  и  все
связанные с  ним  привилегии,  хотя  едва  ли он  мог играть  в  пхеньянских
коридорах власти какую -либо иную роль, кроме роли "свадебного генерала".

     После  разгрома легального аппарата  и его подчинения руководству  ТПК,
ряд антикоммунистически настроенных активистов партии Чхонъуданъ предприняли
попытку создать нелегальную организацию, которая бы объединила в своих рядах
тех  сторонников  секты,  которые  не  признавали северокорейского  режима и
стремились оказывать  ему  активное сопротивление. Эта организация  получила
название  "Ренъухве"  ("Общество  друзей  добрых  духов").  Ячейки  общества
занимались   не   только  пропагандой,   но  и   проводили  боевые  (скорее,
террористические) операции. Особенно активной стала вооруженная борьба после
начала  Корейской войны, летом и  осенью 1950  г. Например,  только  в уезде
Чунъхва   пров.  Ю.Пхенъан,   в  котором  местная   организация   "Ренъухве"
пользовалась большим влиянием и отличалась особой воинственностью, боевиками
было  проведено  4  похищения   оружия  и  военной  формы,  5  нападений  на
полицейских или  солдат и офицеров КНА  (главным образом  отставших от своих
частей или прибывших  домой  на побывку), а также налет на уездный призывной
пункт. В октябре  1950 г., во время  наступления  на этот район американских
войск,   боевики   "Ренъухве"  совершили   налеты  на  воинские   склады   и
правительственные учреждения и оказали поддержку наступающим. {*21}

     В то  же время, несмотря на все усилия и некоторые успехи, сторонники и
руководители  "Ренъухве" не  смогли  развернуть  в Северной Корее  массового
партизанского  движения,  которое  было бы  по своему размаху даже отдаленно
похоже  на  то,  которое коммунистам  удалось  организовать  на Юге.  Ночные
убийства   подвыпивших   офицеров,   которые   были   едва   ли   не   самым
распространенным   типом  боевых   акций   северокорейских   оппозиционеров,
разумеется,  не   идут  ни   в  какое  сравнение  с  масштабными  операциями
южнокорейских партизан-коммунистов, порою захватывавших целые уезды и ведших
форменные сражения с правительственными частями.

     Официальные же структуры партии Чхонъуданъ тем  временем  изо всех  сил
старались продемонстрировать новому  режиму  свою полезность.  При этом  Ким
Даль  Хен проявил немалое чутье  и понял, что  его  партия нужна Пхеньяну  в
первую очередь  для  пропагандистской  работы на Юге. 26  января 1949  г. во
время встречи с известным советским дипломатом -- полковником Игнатьевым Ким
Даль  Хен хвастался: "В ЦК Партии Чхонъуданъ Южной Кореи работают наши люди,
деятельность которых направляет ЦК Чхонъуданъ  Северной Кореи  и лично я. От
них я каждую  декаду лично получаю донесение (достал и  показал  донесение).
Вот  такое  донесение. В  этом донесении  пишется,  что  в ближайшем будущем
районы Тайгу (Тэгу  -- А.Л.) и Бусан (Пусан -- А.  Л.) станут освобожденными
районами. Далее просят средств... Средства  для работы на  юге мы направляем
следующим  образом:  закупаем в  Северной  Корее  золото  и золотые  вещи  и
реализуем их на юге  Кореи.  На это нам дал согласие Ким  Ир Сен". {*22}  За
этим рассказом хорошо, даже слишком хорошо чувствуется отчаянное  стремление
любой ценой доказать собственную нужность и значимость.

     Любопытно,  что через полтора месяца Ким Дон Дю -- заместитель Ким Даль
Хена -- говорил о влиянии партии в Южной Корее  куда менее категорично, хотя
тоже подчеркивал,  что такое влияние существует. Впрочем, десятилетие спустя
и сам Ким Даль Хен признавал, что в 1949 году он отнюдь не контролировал всю
деятельность  сторонников религии Чхондоге на  Юге.  В 1956  г., вспоминая о
предвоенной   обстановке,   он   сказал,  невольно   опровергая  собственные
высказывания семи-восьмилетней давности,  о которых сам, скорее всего, давно
забыл:"Имевшиеся до 1950 г.  НЕБОЛЬШИЕ (выделено мною --  А.Л.) связи с югом
полностью были прерваны войной". {*23}

     К началу войны обе некоммунистические партии уже находились под жестким
контролем. Во главе одной из них стоял тайный  член Трудовой  партии  Цой Ен
Ген, многие из заметных фигур в окружении которого тоже  нелегально состояли
в ТПК.  Степень  проникновения  "агентов  влияния" в партию Чхонъуданъ была,
видимо, несколько  ниже, но  и там их, кончено, хватало. Немалое  количество
осведомителей  действовало на всех уровнях. Почта партийных организаций и их
руководителей  перлюстрировалась молодой  корейской тайной полицией.  Кстати
сказать,   с   перлюстрацией   корреспонденции   связан   один   забавный  и
показательный эпизод, произошедший на рубеже 1948 и  1949 г. и  отраженный в
материалах  советского  посольства.  При  перлюстрации  почты   в  провинции
Северная Пхенъан не  успевшие еще  набраться опыта сотрудники тайной полиции
нечаянно заменили содержимое вскрытых пакетов, так что руководители местного
отделения Демократической партии и партии Чхонъуданъ получили документы друг
друга. Тогда руководители  относительно более  независимой партии Чхонъуданъ
предложили  Демократической  партии  совместно  направить  в  адрес правящей
Трудовой партии протест против проверки ее сотрудниками партийных документов
на почте. Но в  ответ деятели Демократической партии (возможно, тайные члены
ТПК) заявили, что поскольку не установлено, кто именно проверял эти  пакеты,
то они не считают нужным предъявлять протест. {*24}

     Тем не менее, с началом  войны репутация "непролетарских" партий как не
слишком  надежных  подтвердилась.  Это  было  неизбежно,  ибо  вступление  в
какую-либо из  этих партий, с одной стороны, показывало, что человеку отнюдь
не безразлична политика,  а с  другой  --  ясно говорило,  что он  отнюдь не
согласен  с   линией   властей  и  правящей   Трудовой  партии.  Разумеется,
центральные  органы  обеих  партий  во  время   осеннего  отступления   были
эвакуированы   на  север,   в   район   китайской   границы   (штаб-квартира
Демократической партии располагалась в г. Канге)  и  там принимали некоторое
участие  в пропагандистских акциях пхеньянских властей, но вот рядовые члены
и, особенно, низовые активисты э