ученного металла возникло что-то  и  поползло  от
разбитого автомобиля,  как  рак-отшельник.  Сначала  оно  было  похоже  на
животное - кривые конечности, обвислые  складки  кожи,  какая-то  странная
черепашья походка. Но тут на него упал  свет  отраженной  крышей  лимузина
луны.
   Старая дама.
   Насаженный на иголку жук.
   Всклокоченные седые волосы развевались на  ветру,  светившиеся  изнутри
глаза измеряли расстояние. Старуха взобралась на  рельсы  и  помчалась  за
поездом. Складки кожи болтались из стороны в сторону, хрустели  старческие
кости. Тускло посверкивала металлическая шина на левой ноге.  Как  поршни,
ходили туда-сюда деформированные бедра. Это была древняя машина.
   По телу Анхела прокатилась ледяная волна ужаса. Он принялся лихорадочно
оглядываться, ища способ оповестить остальных.  Над  головой  покачивались
забранные  в  мелкую  металлическую  сетку  электрические   лампочки   без
колпаков.  В  дальнем  углу  громоздились  пустые   ящики.   Этот   вагон,
отхваченный десятилетия тому назад от товарного поезда, служил в  основном
кладовой.
   У Анхела зашевелились волосы на голове и на шее. Утирая с глаз пот,  он
снова бросился к окну.
   В предрассветных сумерках хорошо была видна приближавшаяся Ванесса. Она
была уже в пятидесяти ярдах и догоняла. На каждом шаге болталась  обвисшая
кожа, руки и ноги  дергались,  как  зубья  сломанной  передачи.  С  такого
расстояния нельзя было сказать, что на ее лице - гримаса или  ухмылка.  Но
что-то брызгало и отлетало хлопьями с ее рук и ног - то ли  кровь,  то  ли
плоть, кусочки костей, обрывки одежды или все вместе.
   Анхел не стал разглядывать подробнее.
   Он бросился к двери.


   Пока Лукас добирался до  двери  последнего  вагона,  он  продумал  свои
действия до последней секунды. Он двигался быстро, мускулы напряглись, как
в старые футбольные дни.
   Его коронный косой проход нападающего-камикадзе.
   В узком проходе не поманеврируешь. То и  дело  он  натыкался  ногой  на
подлокотник или обдирал подбородок. Но  он  пробирался  к  кухне,  стиснув
зубы, шел, отвоевывая каждый дюйм, пробиваясь к линии гола.
   Подойдя, Лукас увидел Анхела с другой стороны задней двери.
   - Лукас!!!
   Заглушенный стеклом голос был полон страха. Он стоял  на  сцепке  между
кухней и вагоном-рестораном. Шириной меньше  трех  футов  и  скользкая  от
смазки, сцепка была опасной, ходить по таким  рекомендуется  лишь  опытным
железнодорожникам. Но судя по испуганному лицу  парнишки,  еле  видному  в
рассветном сумраке,  не  безопасная  позиция  интересовала  его  в  первую
очередь.
   - Л-л-лу... Лукас!
   Распахнув дверь, он ввалился внутрь и пытался что-то сказать заикаясь.
   - Спокойно, парень! - Лукас крепко схватил его за  руку.  Анхел  держал
помповое ружье и трясся как осиновый лист. Несколько секунд  Лукас  крепко
сжимал его худенькое плечо. - Остынь.
   - Там... там...
   - Что?
   Анхел ловил ртом воздух.
   - Лукас! Там кто-то... цто-то... по рельсам... за нами!
   Лукас легонько встряхнул его.
   - Успокойся, Анхел. Тебе мерещится - ты просто очень устал...
   - Нет! Нет, Лукас! Нет!
   - Сынок, послушай, - сказал  Лукас  как  можно  мягче  и  убедительнее,
словно успокаивая испуганное животное. Он не хотел, чтобы парень  испортил
ему всю игру. - Я просто пришел тебя сменить. Ты устал. Тебе нужно немного
поспать.
   Анхел пытался перевести дыхание, а глаза его горели ужасом.
   - Но они идут за нами, вот сейцас!
   - Кто идет?
   - Старуха!
   - Кто-кто?
   - Та старуха из лимузина!
   Лукас не сразу понял, что так напугало Анхела.
   - Сынок, лимузин разбился в лепешку, - наконец сказал он. - Ты сам  это
видел.
   - Это она, Лукас! - с трудом переводя дыхание, выкрикнул Анхел.
   - Успокойся, Анхел.
   Какое-то  мгновение  Лукас  вглядывался  в  взволнованное  лицо  юноши.
Спутанные волосы в полном беспорядке падали на расширенные от ужаса глаза.
Изуродованные губы дрожали. С чего это он впал в истерику?  Нет,  на  него
это вовсе не похоже... Лукас внезапно почувствовал звон в  ушах  и  мелкую
дрожь в коленях. Эта  тварь  из  лимузина,  чем  бы  она  ни  была,  могла
вернуться. Может быть... Чем дальше, тем веселее.  Тем  лучше  для  плана,
который задумал Лукас.
   Он вгляделся в полумрак кухни и сказал:
   - Дай-ка мне ружье!
   Анхел протянул ружье Лукасу.
   - Цто ты собираесся делать?
   - Сменить тебя.
   Анхел замер на месте.
   - Тебе нельзя туда одному!
   - Все будет в порядке!
   - Туда зе нельзя!
   Лукас отстранил Анхела и открыл дверь. Ветер хлопнул его по лицу, в нос
ударил острый запах металла, скребущего по металлу.
   Анхел схватил Лукаса сзади за ремень и потянул обратно, крича:
   - Лукас! Просу тебя! Позалуйста!
   Лукас резко обернулся и отшвырнул от себя Анхела. Ударившись о  скамью,
тот упал на пол.
   - Извини, сынок, - сказал Лукас, - но я должен сделать это сам.
   И перед тем, как повернуться к ветру и шуму, он кивнул Анхелу:
   - Как сказал твой дядя, надо быть твердым в своей вере.
   Лукас повернулся и шагнул на сцепку. Смазанное  железо  колыхалось  под
ногами. Бешено визжали внизу колеса. Как ножи на точильном круге.
   Он захлопнул за собой дверь  и  ударил  по  ней  прикладом,  заклинивая
замок.
   Оставшийся в вагоне Анхел кинулся обратно к двери. Попробовал открыть -
заклинена. Он завопил, но крик утонул в грохоте поезда.
   Лукас повернулся и пошел вдоль сцепки.
   Дверь в кухню была еще открыта. Лукас обернулся и за стеклянным окошком
двери вагона увидел искаженное ужасом лицо Анхела. Парень колотил кулаками
в толстое стекло, кричал, умолял, просил... Благослови его Господь!
   Лукас взвел курок.
   На глаза  неожиданно  навернулись  слезы.  Он  подавил  жгучее  желание
завопить, закричать, обращаясь к небесам. Ему самому казалось, что  сейчас
он забьется в истерике. О Господи, как он хотел надеяться,  что  поступает
правильно! Слезы текли по его щекам,  ветер  срывал  их  и  уносил  прочь.
Душевная боль была невыносима, казалось, она бросит его на пол и  задушит.
Но ярость дала ему силы идти дальше. Ярость и страх и  любовь  к  друзьям,
оказавшимся с ним в поезде.
   Прицелившись в рычаг автосцепки, Лукас выстрелил.
   Из-за сильной отдачи  он  чуть  не  упал.  Выстрел  оторвал  от  рычага
шестидюймовый кусок маслянистого железа,  но  сцепка  держалась.  Древний,
изъеденный временем рычаг был  приварен  к  раме  вагона  и  рассчитан  на
десятилетия вибрации. С  яростным  криком  Лукас  выстрелил  снова.  Рычаг
сработал.  С  громким  хлопком  и  шипением  разорвались   шланги.   Кухня
отделилась от поезда.
   Дальше все происходило одновременно. В вагоне-кухне погасли  все  огни,
перестук колес стал заметно реже, вагон будто ощутил собственную  тяжесть.
Лукас молча наблюдал, как уходит вперед поезд. Однако это  происходило  не
так быстро, как он ожидал. Лицо плачущего Анхела  за  стеклом  двери,  как
камея в раме, стояло перед  ним  в  нескольких  дюймах  бесконечно  долгие
мгновения. Потом просвет стал расширяться.
   Лукас повернулся и вошел в останавливающийся вагон.
   Жертва... В темноте вагона это слово вспыхнуло в  его  голове  с  новой
силой. Слово, сказанное раввином в телефонном  разговоре  с  Софи,  крепко
засело в его памяти. Раввин сказал, что противодействие  проклятию  всегда
связано с приношением жертвы - будь  то  животное,  девственница  или  еще
что-то. Лукас не был девственницей, но все же казался самому себе отличным
кандидатом на роль жертвы. Ради своих друзей, оставшихся  в  поезде.  Ради
Софи. Ради своей собственной семьи. Ради себя самого. Он бежал всю  жизнь.
Настало время остановиться и рассчитаться.
   Бледный рассвет начинал проникать  в  вагон  сквозь  зарешеченные  окна
крыши. Сквозь щели в стенах заструился неясный  пока  еще  свет  утреннего
солнца. Пахло отсыревшими картонными коробками. Колеса все еще стучали  по
стыкам. По его расчетам, вагон должен был остановиться минут через десять,
не больше.
   Тогда он и увидит, сработал ли план.
   И тут до его слуха донесся снаружи странный звук. Из-за задней двери.
   Сначала звук напоминал лошадиное фырканье. И будто бы вместе с ним стук
копыт. Потом исчез за стуком колес.
   Лукас проверил ружье. Автоматическое действие - принятие  желаемого  за
действительное. Теперь двенадцатизарядное помповое ружье  было  совершенно
бесполезным. Что бы ни происходило, решать будет не  оружие.  К  тому  же,
когда Лукас открыл казенную часть, она была пуста, как церковная касса.
   Отбросив ружье в угол, Лукас выдвинул на середину вагона пустой ящик  и
уселся на него в ожидании приступа боли.


   - Софи!
   Анхел почти обезумел от ужаса. Он нашел Софи на полу вагона-ресторана в
луже рвоты. Ее тело безвольно повисло на руках Анхела, который тряс ее изо
всех сил, хлопал ладонями по щекам и отчаянно кричал, пытаясь  привести  в
чувство.
   - Софи! Оцнись зе! Надо спасать Лукаса!
   Похоже, она стала понемногу приходить в  себя.  Вяло  ткнув  пальцем  в
сторону лужи на полу, она едва слышно произнесла:
   - Он... хотел... заставить... меня... уснуть,  но...  я...  справилась.
Сунула палец в горло... а потом нашла в кармане бензедрин...
   - Софи, послусай!
   Ее глаза все еще были мутными.
   - На бензедрине машину вести проще...
   - Софи! Лукас отцепил кухню от поезда!
   Ее глаза прояснились, в них снова засветилась жизнь.
   - Он - что сделал?!
   - Он отцепил кухню. И там остался!
   - О Боже! - пробормотала Софи, пытаясь  подняться  на  ноги.  -  Анхел,
помоги!
   У нее тут же закружилась голова, и ее отбросило к стене. Ноги дрожали и
подгибались, к горлу подступала отвратительная дурнота.
   Анхел помог ей встать, и  они  вдвоем  направились  к  двери,  но  Софи
внезапно  остановилась.  В  замутненном  еще  мозгу  прозвучало   какое-то
предостережение. За многие годы у нее развилось шестое чувство  -  чувство
времени. Оно возникло из постоянной борьбы за график. Битвы с  часами.  На
каждой  автозаправке,  весовой  станции  или  в  закусочной  Софи   всегда
интуитивно чувствовала, сколько они могут  потратить  времени.  Сейчас  ее
внутренний будильник трезвонил не смолкая. Она знала, что  осталось  всего
несколько минут, чтобы вытащить Лукаса из ловушки.
   Крепко ухватившись за рубашку Анхела, она спросила:
   - Подожди... подожди минуточку. Ты сказал, он отцепился от поезда?
   Анхел быстро кивнул.
   - Тогда нам остается только одно.
   Софи потащила Анхела в другую сторону. К голове поезда.
   К тепловозу.



        "29. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД"

   Лукас ожидал приступа жара и боли, но происходило что-то другое.
   Ему вспомнилось, как он однажды на разгрузке говяжьих полутуш  случайно
запер себя внутри рефрижераторного фургона. Ничего особенно  страшного  не
произошло. Через несколько секунд бригадир заметил и выпустил его  наружу.
Но те мгновения дикого  страха,  когда  Лукас  случайно  толкнул  дверь  и
услышал, как лязгнул автоматический запор, занимали теперь почетное  место
в его кошмарах. Внезапный ужас,  усиленный  морозным  воздухом.  И  сердце
будто схватили ледяными пальцами.
   И вот теперь тот же холодный ужас охватывал его  в  этом  катящемся  по
инерции вагоне.
   Онемение  началось  с  кистей  рук,  как  от  уколов   новокаина.   Оно
усиливалось. Суставы захрустели, как храповики. Пальцы заныли  от  холода.
Лукас взглянул на стены вагона  -  они  покрывались  инеем.  Бледный  свет
сочился сквозь щели, и Лукасу стал виден пар от его собственного дыхания.
   Вскочив на ноги, он отбросил в сторону пустой ящик, на  котором  сидел.
Он попробовал сделать  глубокий  вдох,  но  холод  сдавил  ему  горло.  Он
закашлялся. Тоненькая струйка крови брызнула ему на грудь.  Ноги  сводило,
будто стянутые  ледяными  тросами.  Он  перестал  чувствовать  собственную
спину. Тогда он начал бегать по вагону, стараясь согреться в  убийственном
холоде, и истертые доски прогибались под его башмаками.
   Вагон продолжал замедлять ход.
   Лукас стал молиться.
   Он никогда не был  особо  верующим.  Детство,  проведенное  на  грязных
задворках Лос-Анджелеса, почти убило в нем веру в  Господа  Всемогущего  и
Милосердного. Он просто не мог понять, почему этот  Большой  Босс  Наверху
обращается с хорошими людьми как с дерьмом. Со всем почтением  к  верующей
матушке Лукасу было наплевать на Бога, поскольку и Богу было наплевать  на
Лукаса. Даже после всех  невероятных  событий  последних  суток,  со  всем
бредом  старого  Флако  насчет  Апокалипсиса  и   скороговоркой   Мило   о
потустороннем мире, до него еще не совсем дошло, что он может черпать силы
в своей вере. Но в нем циркулировал могучий ток. Текучий и неизменный,  он
исходил из глубин его души. Это была сущность Лукаса. Источник  его  духа.
Та не  имеющая  названия  внутренняя  область,  где  он  более  всего  был
человеком.
   Его собственный вид магии.
   "Я готов встать с тобой, зараза, лицом к лицу, потому что готов умереть
за свою семью, за своих друзей, и мне не жаль отдать за  них  свою  жалкую
жизнь, потому что я и так слишком долго убегал..."
   Снаружи загрохотало.
   Лукас разлепил глаза.  Кто-то  бешено  выламывал  ржавый  запор  двери.
Сквозь крошечное окошко Лукас видел лишь впившуюся в металл неясную  тень.
Дверь тряслась и ходила ходуном, петли скрипели и гнулись.
   Потом  последовал  первый  удар.  Громкий,  как  удар   тарана.   Дверь
выгнулась, словно консервная банка, чуть не вырвав  петли.  После  второго
удара от двери отскочил тяжелый навесной замок, но она все  еще  держалась
на массивной задвижке. От третьего удара затрясся весь вагон.
   Снаружи раздался яростный вой, словно у  вагона  собралась  целая  стая
голодных бешеных псов. Лукас задрожал от накатившей яростной волны холода.
Стиснув зубы, он отшатнулся в глубь вагона и закрыл уши ладонями. Вой  был
невыносим.  Режущий,  металлический,  безжалостный.  Миллион  остервенелых
баньши. Окна под потолком вылетели от резонанса.
   К этому времени вагон двигался уже со скоростью не больше двадцати пяти
миль в час.
   Лукас лихорадочно молился. "Если тебе нужен жертвенный  агнец,  гадюка,
то я здесь, и я готов умереть, потому что больше не буду убегать..."
   Будто подстегнутое его молитвой,  ужасное  существо  принялось  громить
вагон. Вспрыгнув на крышу, дико  шатаясь,  оно  искало  отверстие.  Брешь.
Дорогу  внутрь.  Потолок  трещал  и   прогибался   под   ударами,   сквозь
образовавшиеся щели сочился бледный рассвет. Воздух стал таким  леденящим,
что казался хрустальным.


   ...ее взгляд упал на  чернокожего  мужчину...  память  всколыхнулась...
память о другом молодом парне...  Такие  же  непокорные  глаза...  сильный
подбородок, широкие плечи...
   Томас...
   ...это слово было ядом на ее губах... запах яда из прошлого... роса  на
траве... аромат цветущих магнолий... запах его пота... сладкий  и  густой,
словно персиковый ликер...
   ...усиливающий ее магию...
   - ЗАЧЕ-Е-ЕМ? - зашипел  безумный  голос  за  спиной  Лукаса.  С  трудом
повернувшись, он увидел в дверном проеме своего врага.
   Он был похож на глубокую старуху.


   Лукас попытался отойти от нее.
   И ушел недалеко. Неловко зацепившись ногой за  ногу,  он  повалился  на
пол. Прополз чуть вперед и оглянулся через плечо.
   Она выла, стоя в  дверях,  широко  открыв  страшный  беззубый  рот,  из
которого валили клубы пара. Трясущиеся контуры перекрывали свет. Одетая  в
заляпанную засохшей  кровью  пелерину  с  оборками,  она  была  похожа  на
окровавленную тряпичную куклу, сделанную из сломанных палок.  Внутри  нее,
свободно перекатываясь, лязгали кости.
   Охваченный безотчетным ужасом, Лукас судорожно думал лишь об одном: как
бы ему убежать, уползти, скрыться от этого чудовища.
   Он попытался встать на ноги.
   Старуха метнулась к нему, схватила за лодыжку и  снова  сбила  на  пол.
Страшная боль, пронзившая ногу, лишила его способности мыслить. Скрюченные
пальцы с длиннющими когтями вонзились  в  лодыжку.  Как  слесарные  тиски.
Старуха согнулась и стала похожей на чудовищную уродливую обезьяну.  Глаза
ее полыхнули яростным огнем, губы растягивались в безобразной  улыбке.  Ее
правая рука почернела. Сморщенная и обезображенная старостью,  она  теперь
была точно такой,  как  высохшая  рука  ее  покойного  отца,  рука  Славы.
Светящаяся внутренним антисветом. Корень всей жестокости, боли, насилия  и
зла!
   Внезапно Лукас понял, что это  за  старуха.  Проклятая  старая  ведьма!
Ванесса Дега! Сука, что все это устроила. Сделала при помощи своей  магии,
при помощи отцовской руки!
   Сморщенная ведьма пронзительно завопила:
   - _Ты не предашь меня более, Томас!_
   - Отстань от меня, чертова ведьма!!! - крикнул в ответ  Лукас,  пытаясь
вырваться из ее цепких рук. Но старуха только еще сильнее сжала его  ногу.
Невыносимая боль пронзила Лукаса.
   - _Отмщение, говорит Господь!_
   И ударила.
   От удара у Лукаса перехватило дыхание.
   Внезапно его мозг наполнился странными  ощущениями...  вонь  застарелой
мочи... приглушенный звон  церковных  колоколов...  желтые  пятна  тяжелой
болезни на больничных простынях...
   Он  хотел  закричать,  но  голосовые  связки  не  слушались  его.  Кожа
покрылась  уродливыми  пятнами  псориаза  и  болезненно  натянулась.  Икры
сводила судорога.
   Большие пальцы на ногах скрючились и окостенели.
   - ОТМЩЕНИЕ!!!
   И снова опустилась ее рука.
   Острая боль вспыхнула в его мозгу миллионами обжигающих искр. По  всему
телу пробежали судороги. На худых, изможденных ногах  выступили  варикозно
расширенные, синюшные вены, ногти на пальцах почернели и отвалились...
   Глаза Лукаса наполнились слезами. Теперь он был наполовину  парализован
и лежал неподвижно, словно каменная глыба.  Странные  ощущения  продолжали
волновать его мозг, запах пролежней, прикрытых льняными бинтами...
   Вагон замедлялся.
   Ванесса ударила в третий раз.
   Пораженные сильнейшим артритом  суставы  не  позволяли  ему  двигаться.
Теперь  он  мог  только  повернуть  голову  так,  чтобы  увидеть   ужасные
превращения, происшедшее с его когда-то  сильным  телом.  Руки  высохли  и
скрючились,  беспомощно  тряслись  от  слабости.   Ставшие   в   одночасье
косолапыми  ноги  бессильно  подогнулись,  неестественно  вывернувшись   в
распухших коленных суставах. Почти полностью парализованный, Лукас валялся
на грязном полу вагона.
   Ванесса хохотала. Ее омерзительный смех был похож на громыхание  костей
в металлической коробке.
   Вагон еще полз, не быстрее пятнадцати миль в час.
   Лукас  закрыл  глаза  и  подумал:  "Ты,  сука,  я  готов   пожертвовать
собственной жизнью ради людей, которых я люблю, так что давай,  убей  меня
убей убей убей меня ПРЯМО СЕЙЧАС!!!"
   Следующий удар лишил его зрения.
   Он ударился лицом об пол. В голове вспыхнул фейерверк, воздух загустел.
Свет померк. Лукас стал падать в бесконечную угольно-черную пропасть.
   Свет погас.
   И не стало ничего.


   Он очнулся в кромешной тьме.
   Сколько времени он был без сознания? Минуту? Час? Мгновение?  А  вагон?
Он еще движется? Лукас потерял всякое чувство направления,  как  сломанный
гироскоп. Не понимал, где верх, а где низ. Со  всех  сторон  его  окружала
непроглядная холодная тьма, запах могилы, и  еще  чего-то  -  непонятного,
пугающего. Лукас попробовал пошевелиться. Ноги,  казалось,  были  намертво
скованы льдом, руки - тяжелые как свинец. Где-то в темноте совсем рядом он
чувствовал чье-то присутствие, но никак не мог распознать, чье именно.
   Ему почудилось  какое-то  движение.  Инстинкт  самосохранения  заставил
вглядеться во тьму. Глаза невыносимо болели и слезились, и  ему  никак  не
удавалось сфокусировать взгляд. Внезапно сверху на него  упал  слабый  луч
света, посеребривший  его  парализованное  уродливое  тело.  Свет  был  не
дневной, но и не искусственный. Лунный свет. Ее огромный  желтый  диск  во
всем блеске полнолуния медленно появился в бо