кетбольных и футбольных матчей, но и на любые обстоятельства
и события, которые могут произойти с водителем  и  его  машиной  во  время
рейса.  С  одним  водителем  из  Де-Мойна  Лукас  поспорил  на  количество
остановок, которые ему придется сделать в дальнем рейсе через всю  страну.
Другой парень, в Таксоне, предложил поставить  на  то,  сколько  ребят  из
сидящих за стойкой получили в этот день  штрафы  за  превышение  скорости.
Всякий раз искушение заключить пари было непреодолимым. Вообще  сам  образ
жизни дальнобойщика требовал авантюрной  жилки.  Он  не  оставлял  времени
думать, размышлять, копаться в подробностях.
   Вспоминая  годы  своего  становления,  Лукас  в  глубине  души  отлично
понимал, что привело его к профессии  водителя-дальнобойщика.  Не  свобода
скоростного шоссе, не романтика путешествий, не ощущение того, что ты  сам
себе хозяин, не любая из стандартных причин, о которых так любят  говорить
те,  кто  чуть  понюхал  этой  профессии.  На  самом  деле  Лукаса  манила
непривычная и дающая свободу вещь: ты - аноним.  Пока  ты  едешь  в  своей
железной коробке по суперхайвею, выигрывая секунды,  думая  о  собственном
бизнесе,  ты  невидим.  Ты  не  хорош  и  не  плох.  Ты  не  представитель
нацменьшинства, не владелец малого предприятия. Тебя не  судят.  Ты  голос
среди радиоголосов служебной связи.
   Ты - "Черная Мария".
   - Знаешь, что я тебе скажу, - нарушила Софи гудящее молчание кабины.  -
Купи мне чашку крепкого кофе, когда мы остановимся, и я  прощу  тебе  свою
изуродованную жизнь.
   - Одно другого стоит, - согласился Лукас.
   Впереди, в свете фар, показался дорожный указатель, оповещавший, что до
пересечения с пятьдесят четвертым шоссе две  мили.  Лукас  отметил  это  и
прикинул, сколько осталось горючего.
   - Имеет смысл сделать остановку у развязки. Потом машину поведешь ты, а
я наконец-то смогу отдохнуть от местных трепачей.
   Софи еще раз потянулась и провела рукой по  заспанному  лицу,  прогоняя
остатки сна.
   - А что, много сегодня в эфире долбоюношей?
   - Ты не поверишь.
   - Например?
   - Ну, например... миль шестьдесят назад вылез вот этот маленький братец
на девятом канале и скулил, чтобы ему помогли. Я было подумал, что  он  по
делу, и отозвался.
   - Да? И что?
   Лукас тихо засмеялся, покачивая головой и снижая скорость перед съездом
с шоссе.
   - Парень оказался настоящим клоуном, мать  его  так!  Пытался  уболтать
меня, что не может остановиться, потому что проклят. - Лукас понизил голос
до зловещего шепота: - Да проклята будет душа твоя... и обречена нигде  не
остановиться... ибо я говорю тебе: "Проклята!"
   Выпустив колечко дыма, Софи невозмутимо произнесла:
   - Ты прав, Лукас, тебе явно необходим хороший отдых.
   Он засмеялся и повернул машину на съезд.


   - А у Монтфорда?
   - А что у Монтфорда?
   - Есть груз из Сент-Луиса? Из Омахи?
   На другом конце провода послышался шорох перебираемых листов бумаги.
   - Не-а. Сейчас ничего.
   Лукас глубоко вздохнул. Он стоял в телефонной будке на бензозаправочной
станции  Лавджоя  и  разговаривая  с  каким-то  фашиствующим   панком   из
незнакомого бюро грузовых перевозок Бейкерсфилда. От досады  просто  брюхо
сводило. Лукас вцепился в трубку, как клещами.
   - Отказанных грузов тоже нет?
   - По нулям, парень.
   - Да ты что, хочешь, чтобы я поверил, что отсюда нет ни хрена до самого
водораздела?
   Минута молчания, потом маклер вынырнул снова:
   - Знаешь что,  позвони  мне  завтра  утром,  часов  этак  в  десять  по
тихоокеанскому времени. Постараемся чего-нибудь тебе найти по дороге через
Миссури или Канзас.
   - И это все?
   - Извини, парень...
   Лукас повесил трубку и со злостью пробормотал:
   - Не за что... парень.
   Потом открыл бортовой журнал и начал было записывать последний перегон,
как за его спиной раздался надтреснутый голос:
   - Вы сказали "двойной"?
   - Простите? - Лукас поднял взгляд на говорившего.
   - Кофе, - сказал старик заправщик, стоявший за истертым прилавком. - Вы
один двойной кофе заказывали, нет?
   - Все точно, - ответил Лукас и подошел к прилавку.
   - Сейчас будет готово, - улыбнулся старик, обнажая зубы цвета  кофейных
зерен. Через секунду он толкнул по прилавку к  Лукасу  большой  стакан  из
пенополистирола,  шлепнул  импринтером  по  кредитной   карточке   Лукаса,
протянул чек и  сказал:  -  Сто  пятьдесят  галлонов  дизельного  топлива,
полгаллона масла и один двойной кофе... Итого двести пятьдесят два доллара
девяносто три цента.
   Лукас подписал чек, оторвал свою копию, чек отдал обратно.  На  душе  у
него было муторно. Каждый расход все ближе подталкивал его  к  богадельне.
Расходуя галлон горючего меньше чем за пять миль,  "Мария"  съедала  около
тысячи галлонов за рейс.  При  таких  расходах  нужен  был  маклер,  чтобы
круглые сутки искал для Лукаса работу в оба конца. А у Лукаса  был  сейчас
только этот хмырь из бюро Бейкерсфилда.
   - Может, останетесь у нас до утра и позавтракаете? - предложил  старик,
глядя на часы. - На рассвете придет Мери-Джейн, а ее блинчики - лучшие  по
эту сторону гор.
   - Не получится, - пробормотал Лукас, закрывая бортовой журнал и  убирая
его в кожаный чехол на молнии. - К утру мы должны быть за три  сотни  миль
отсюда.
   Казалось, старик искренне расстроился.
   - Ну что же, может, заедете к нам когда-нибудь в другой раз.
   - Будем надеяться, - улыбнулся Лукас.
   - Я тоже, - подмигнул старик и снова показал в улыбке  гнилые  зубы.  -
Берегите себя, в дороге всякое случается.
   - И вы тоже.
   Лукас взял кофе, повернулся и вышел во влажную ночь Джорджии. Идя через
всю стоянку к своему грузовику, Лукас  восхищался  про  себя  сердечностью
хозяина.  Вопреки  общему  поверью  опыт  Лукаса  показывал,   что   южное
гостеприимство одинаково  распространяется  на  представителей  всех  рас,
включая и афроамериканцев. Конечно, и контраст был тут более резким. Южный
расист куда более откровенен, чем его северный единомышленник. В  каком-то
смысле  Лукас  даже  предпочитал  открытую  ненависть  истинного  клановца
скрытой дискриминации со стороны северных представителей среднего  класса.
Ку-клукс-клановец хотя бы честен в своем  невежестве  и  ненависти.  Белый
северянин - скользкий паразит, который будет считать тебя другом, пока  ты
знаешь свое место и не пытаешься поселиться рядом с ним. Пока ты - хороший
ниггер.
   Но Лукасу Хайду  это  теперь  было  без  разницы.  Пока  его  обожаемый
грузовик заправлен горючим и смазкой и готов тронуться в путь, Лукас  Хайд
сам себе хозяин.
   Работавший на холостых оборотах мотор урчал, словно сонный медведь. Его
матовая черная поверхность казалась  серебристой  в  свете  газовых  ламп,
вокруг которых роилась мошкара. Вертикальная выхлопная  труба  с  шипением
выплюнула  облачко  горячего  дыма.  Позади  грузовика  виднелся  грязный,
видавший виды прицеп. Эта ржавая коробка была взята напрокат в Сакраменто.
На ее боку красовалась эмблема владельца, изображавшая бенгальского  тигра
в прыжке, но и она не могла улучшить общего впечатления  от  кучи  старого
железа.  Лукасу  этот   прицеп   казался   чудовищным   оскорблением   его
великолепной кабины.
   "Кенворт" был куплен Лукасом в 1987 году. С тех пор  он  несколько  лет
любовно совершенствовал свою машину. На  стандартную  раму  Лукас  посадил
форсированный до 750  лошадиных  сил  двигатель.  К  этому  силовому  узлу
добавил тринадцатитонный задний мост,  гидравлическую  систему  управления
"Феникс" и  суперсовременный  бортовой  компьютер,  который  фиксировал  и
хранил в своей памяти подробную информацию о состоянии  каждого  узла  или
агрегата. Но гордостью тягача был корпус. Окраска была  сделана  на  заказ
флоридской фирмой "Рос дизайн" - все поверхности были  обсидианово-черные,
и лишь по контуру тонкие алые  полоски.  В  свете  ночных  огней  грузовик
казался почти прозрачным.
   На полпути к машине Лукас остановился, глядя, как Софи пытается достать
губкой угол ветрового стекла. Это было у нее навязчивой  идеей.  В  начале
каждой своей смены она тщательно протирала лобовое  стекло,  как  семейный
фарфор, и тщательно выискивала малейшие  трещинки  и  царапины.  Лукас  не
возражал  -  ведь  машина  была  их  общим  ребенком,  и  любые  действия,
направленные   на    поддержание    ее    хорошего    состояния,    только
приветствовались.
   - Раз уж  ты  снова  возишься  с  лобовым  стеклом,  проверь  заодно  и
стеклоомыватель, - сказал Лукас, подходя к машине.
   - А что с ним случилось? - спросила Софи, перестав вытирать стекло.
   - Не могу  сказать  наверняка,  но,  по-моему,  с  левой  стороны  есть
небольшой засор.
   - Вас понял, конец связи, - ухмыльнулась Софи.
   Подойдя к  машине  с  пассажирской  стороны,  Лукас  поставил  ногу  на
хромированную подножку и сказал:
   - Твой кофе ждет тебя в кабине, а я пошел отдыхать. Вешаю табличку  "НЕ
БЕСПОКОИТЬ" до самого Мюзик-Сити,  и  не  вздумай  будить  меня,  пока  не
въедешь на центральную площадь.
   Софи кивнула и снова  принялась  мыть  стекло.  Лукас,  чуть  помедлив,
поднялся в грузовик.
   Кабину смело  можно  было  назвать  произведением  искусства.  Передняя
панель,  нашпигованная  всевозможными   современными   приборами,   плавно
закруглялась вокруг двух удобных сидений с высокими спинками,  выполненных
по последнему слову  эргономики.  На  приборной  панели  имелся  небольшой
видеомонитор,  изображение  на   который   подавали   камеры   внутреннего
телеслежения, что было чрезвычайно удобно при маневрировании задним ходом.
Над приборной доской  висела  стереосистема  "Блаупункт"  класса  де-люкс,
детектор радара и рация  служебной  связи.  Спальный  отсек,  находившийся
позади  водительского  и   пассажирских   сидений   и   именовавшийся   на
водительском жаргоне "гробом", был  отлично  оборудован.  Помимо  двойного
спального  места,  здесь  имелись   раковина   для   умывания,   небольшая
микроволновая печь, холодильник и портативный компьютер. Все  это  устроил
Лукас с небольшой помощью Первого национального банка из Санта-Моники.
   Рухнув на постель, Лукас скинул ботинки и бросил  ковбойскую  шляпу  на
полку над головой. Купив три года назад свой "кенворт"  за  сто  пятьдесят
кусков,  Лукас  уже  больше  пятидесяти  тысяч   баксов   вбухал   в   его
переоборудование.  А  теперь,  пережив  последствия  рейганомики,  периоды
кризиса, все депрессии и спады, он оказался на  грани  банкротства  только
потому, что его подвел этот идиот маклер! На душе у Лукаса было муторно.
   Он закрыл глаза. Сейчас ему  было  совершенно  необходимо  как  следует
выспаться.  Однако  мозг  отказывался  выключаться.   Где-то   в   глубине
подсознания  безостановочным  рефреном  слышался  чей-то  голос:  "Я  хочу
остановиться... поверь мне... ты даже представить себе не  можешь,  как  я
хочу остановиться, но я не могу... даже через миллион лет..."
   Было что-то в сумасшедшем бреду Мелвила  Бенуа  такое,  что  не  давало
Лукасу забыть его. Что-то в самом голосе. Даже искаженный  радиоволнами  и
хриплым динамиком, он звучал... как это называется?
   ...замогильно...
   "На мне лежит проклятие... никогда не останавливаться..."
   Повернувшись на бок, Лукас постарался не думать больше о Мелвиле Бенуа.
   На стене  напротив  висела  пожелтевшая  глянцевая  фотография  Джеймса
Брауна, на которой родоначальник стиля "соул" выгнулся  назад,  в  экстазе
сжимая микрофон и чуть ли не заглатывая его широко открытым в крике  ртом.
Вокруг  толпились  бесчисленные  поклонники.  В  самом   низу   фотографии
виднеется торопливый,  неразборчивый  автограф.  Эту  фотографию  подарила
Лукасу  старшая  сестра.  Много  лет  карточка  служила  ему   талисманом,
приносящим  счастье  и  отводящим  невзгоды.  Когда-то,  в  самом   начале
семидесятых, Джеймс Браун был для Лукаса кумиром.
   Над Брауном без какой-либо системы были прикреплены  фотографии  прочих
музыкантов-бунтарей - Джимми Хендрикса, Джея Хокинса и Чака Ди.
   Страстный  поклонник  рок-музыки,  Лукас   обладал   энциклопедическими
познаниями в области черного андеграунда. Он мог бы на равных беседовать с
музыкальными критиками этого направления. Никогда не учившийся в колледже,
Лукас все постигал самоучкой, зато он  не  жалел  времени,  изучая  улицу,
реальный мир и тех,  кто  определяет  его  облик.  Такой  подход  к  жизни
приводил к жарким спорам Лукаса со своей напарницей.
   - А я думала, ты уже отплыл в царство сна, - неожиданно раздался  рядом
голос Софи, усаживавшейся на водительском месте  и  пристегивавшей  ремень
безопасности. - Мне казалось, ты сильно устал...
   - Заснул бы, если бы мой напарник меня не дергал.
   - Вот старый ворчун... - пробормотала Софи, трогая грузовик с  места  и
осторожно выезжая со стоянки.
   Через несколько мгновений они уже снова были на скоростном шоссе.
   Сквозь подступавшую дремоту Лукас слушал, как Софи переходит с передачи
на  передачу,  повышая  скорость.   Перегазовка,   синхронизация,   вторая
перегазовка - и снова мощное гудение двигателя. Скоро  машина  мчалась  по
шоссе со скоростью семьдесят миль в час.  Перевернувшись  на  другой  бок,
Лукас  с  удовольствием  услышал  любимые  звуки  -  ровное  гудение  всех
восемнадцати колес мощной машины.
   Лукас стал засыпать. Он всегда  быстро  засыпал  в  дороге,  когда  его
грузовик  безостановочно  двигался   по   скоростному   шоссе.   Ритмичное
покачивание машины действовало на него, словно материнская колыбельная  на
младенца. Еще в раннем детстве, когда мать Лукаса хотела, чтобы он заснул,
она укладывала его на заднее сиденье "бьюика" и  выезжала  со  двора.  Как
правило, они не успевали доехать до  ближайшего  поворота,  как  маленький
Лукас уже спал мертвым сном.
   Однако в тот  вечер  сон  почему-то  ускользал  от  Лукаса.  Его  мозг,
снедаемый тревожными мыслями, никак не хотел  отключаться.  В  подсознании
мелькало множество неясных, тревожащих образов.
   Внезапно  в  памяти  пронзительно  ясно  прозвучал  хрипловатый   голос
измученного   человека:   "На   мне   лежит   проклятие...   никогда    не
останавливаться, несмотря ни на что... никогда не останавливаться..."
   Часом позже Лукасу все же удалось заснуть, и сон  его  стал  первым  из
кошмаров этой ночи...



        "2. ЧЕЛОВЕК С СЕРЕБРЯНЫМИ ГЛАЗАМИ"

   Лукасу  снилось,  что  он  снова  очутился  в  1962   году   в   родном
калифорнийском городке Торрансе.


   Он сидел, скрючившись в  зеленой  полутьме  помидорного  поля,  ожидая,
появления  человека  с  серебряными  глазами.  Рядом  с  Лукасом   сидели,
склонившись и тяжело дыша, еще два мальчика:  Дес  Вашингтон,  его  лучший
друг и напарник по лабораторным работам на уроках  биологии,  которые  вел
Козловский, и Грейди Фостер, двоюродный  брат  Деса  из  Детройта.  Сильно
пахло помидорной ботвой, навозом и торфом. По кроссовкам мальчиков сновало
множество муравьев. Лукас чувствовал, как по спине у него поползла струйка
горячего пота, стекая прямо в штаны, но даже не шевельнулся. Не  двигались
и другие мальчики. Они знали. что с минуты на минуту должен был  появиться
на дороге, проложенной по краю помидорного поля, большой черный  катафалк,
возвращавшийся обычно в это время в свой гараж.
   За рулем  будет  сидеть,  как  всегда,  высокий  мужчина  в  зеркальных
солнцезащитных очках и с обычной кривой улыбкой на губах.
   Осторожно  повернув  голову,  Лукас  внимательно  посмотрел  на   своих
помощников. Две сидел на корточках рядом с кучей компоста.  Его  маленькое
коричневое лицо блестело от пота, а в кулаках были крепко  зажаты  большие
куски гнилого мяса. Рядом с Десом застыл его  младший  двоюродный  брат  с
напряженным лицом парашютиста, готовящегося к прыжку.  В  руках  у  Грейди
было несколько перезревших помидоров.
   - Не бросай их, пока я не подам сигнал, - хрипло прошептал Лукас.
   - Ладно, - тихо отозвался Дес.
   - Ладно, - эхом откликнулся Грейди.
   Повернувшись, Лукас  снова  стал  внимательно  вглядываться  в  сторону
дороги сквозь зеленую помидорную ботву. Меньше чем в пятидесяти  ярдах  от
того  места,  где  мальчики  устроили  засаду,  виднелся  раскаленный  под
полуденным солнцем навес автобусной остановки. По  другую  сторону  дороги
тянулись унылые, грязноватые домики рабочей окраины, за ними  -  городское
кладбище с выгоревшей  на  горячем  солнце  травой  и  редкими  невысокими
деревцами. Где-то там, в одном из дальних  уголков  кладбища,  лежал  отец
Лукаса...
   Именно этот факт и послужил причиной засады на водителя катафалка.
   В  день  похорон  Чарльза  Хайда  водитель  катафалка   сделал   Лукасу
оскорбительное замечание, положившее начало их вендетте.
   - Смотрите! - зашипел Грейди, возбужденно тыча пальцем сквозь просвет в
помидорной ботве. - Вон там, за ивой! Это он! Он едет прямо сюда!
   Заглянув   в    просвет    листвы,    Лукас    увидел    приближающийся
шелковисто-черный  и  невероятно  длинный  катафалк,  сиявший  на   солнце
нестерпимым блеском полированных поверхностей.
   - Скорее! - прошипел Лукас. - Приготовились!
   Мальчики подобрались к ограде помидорного  поля.  Лукас  последовал  за
ними, прихватив свои боеприпасы. Приготовившись к атаке, они замерли.
   Катафалк неторопливо приближался. Внезапно Лукаса охватила  паника,  от
которой по всему животу разлился леденящий холод.
   Расстояние  между  катафалком  и  мальчиками   неуклонно   сокращалось.
Пятьдесят ярдов, сорок, тридцать... Теперь Лукас видел пробегающие тени на
сияющих бортах машины, солнечные блики на лобовом стекле. А за  стеклом  -
молочно-белое, размытое лицо водителя.
   Сделав глубокий вдох и задержав дыхание,  Лукас  ждал,  когда  катафалк
окажется напротив  засады.  Пятнадцать  ярдов,  десять,  пять,  три,  два,
один...
   - Давай! - изо всех сил завопил Лукас.
   Брошенные мальчиками гнилые помидоры попали точно  в  цель  -  в  самую
середину   кабины   катафалка.   С    неописуемо    противным    хлюпаньем
красно-коричневая кашица залепила почти всю крышу и лобовое стекло.
   Катафалк резко затормозил, жалобно  завизжали  шины.  Подпрыгнул  вверх
багажник, как вскидывает задом рассерженный конь. И  тут  же  заскрежетала
коробка передач и взвизгнули буксующие колеса - катафалк дал задний ход.
   - Бежим! - услышал Лукас собственный  вопль.  Но  его  голос  прозвучал
неожиданно слабо, почти жалобно.
   Вынырнув из помидорной ботвы, мальчики моментально бросились врассыпную
по той половине поля, где уже был убран урожай. Лукас бежал последним.  За
его спиной раздался  рев  мотора.  Водитель  ударил  по  тормозам,  врубил
передачу вперед и погнал машину на бугор вслед за мальчишками.
   "Он едет за нами, - успел  подумать  Лукас.  -  Гонит,  гад,  прямо  по
помидорам!"
   Внезапно Лукас поскользнулся и со всего маху шлепнулся на землю. Черный
монстр, весь в облаке пыли и выхлопных газов, неумолимо приближался, круша
ботву и подпорки решеткой радиатора, как металлический дракон челюстями. И
пер прямо на Лукаса.
   Вскочив на ноги, Лукас помчался  к  своему  велосипеду.  Он  стоял  под
деревом, до него было футов двадцать. Друзья Лукаса  уже  повскакивали  на
велики и теперь были на полпути к краю поля, к спасению. А  Лукас  потерял
драгоценные секунды, и теперь катафалк был  уже  всего  в  пятидесяти  или
шестидесяти ярдах от него.
   Лукас добежал до велика,  прыгнул  в  седло  и,  бешено  крутя  педали,
помчался к краю поля. Велосипед  -  модифицированный  "Швинн  Стингрей"  с
седлом-бананом, укрепленной рамой и большими колесами  -  был  создан  для
езды по бездорожью. Но сейчас он весь болтался и дребезжал  по  бугристой,
выжженной солнцем почве убранного поля.
   Катафалк догонял.
   Лукас  изо  всех  сил  крутил  педали  велосипеда,  стремясь  к   узкой
подъездной дороге на краю поля. Зубы стучали на каждом  ухабе.  Ободранные
кровоточащие колени ныли от боли. "Стингрей" дребезжал и звенел.
   Н