т, чтобы я это знал. По долгу вежливости я
поинтересовался, не оторвал ли его от работы и прочее в том же духе.
   - Ничего, ничего, - покровительственно сказал он, - псе мы трудимся,
все мы знаем, когда что надо... А работа моя - поля, поля и еще раз поля.
Поверите, из машины не вылажу. И вот сейчас от вас-прямо в совхоз. Шоферу
дал задание заправиться бензином сполна. Кто знает, сколько километров
придется отмахать...
   Я смотрел на него и удивлялся точности, с какой русский человек метит
прозвищами. Громышок...
   Пащенко был, пожалуй, немелким мужчиной. Но оттого что он пыжился,
силился казаться солиднее, было ощущение, что он на пределе. Как шар.
Выпусти воздух-останется комочек.
   - Я вас, товарищ Пащенко, постараюсь не задер жать, - сказал я.
   - Да, в общем-то, мне засиживаться, сами понимаете, Я-то сам ради бога.
Люди ждут...
   - Скажите, пожалуйста, вы учились вместе с Ильиным и Залесским?
   - Да. Имел, так сказать, возможность их знать.
   - Ну и что вы скажете, например, об Ильине?
   - Что сказать? Был обыкновенным студентом. На третьем курсе в партию
вступил... Учился он усиленно.
   - Как это понять: хорошо или плохо?
   - Знаете, оценки еще ничего не говор1ят. Кого-то из великих людей
выгнали из учебного заведения за плохую успеваемость. А потом получился
всемирный ученый...
   - Возможно.
   - В студкоме был, в факультетском научном обществе, в совете по
туризму. - Пащенко загибал пальцы и смотрел на меня. - Не много ли брал на
себя?
   - Но ведь это в основном выборные должности... - сказал я и подумал,
что почему-то защищаю Ильина.
   - Кто не хочет, того не выбирают.
   - Его уважали товарищи?
   - Если можно назвать уважением то, что на человека спихивают работу...
Если вы считаете это уважением - пожалуйста.
   - Он пользовался успехом у девушек?
   - Колька? Да вы смеетесь!
   - Нет, товарищ Пащенко, я просто спрашиваю, как было в действительности.
   - По-моему, с ним девушкам неинтересно. Я, видите, не красавец
какой-нибудь, но мне почему-то везло. Не внешностью надо брать, а умением
создавать обстановку, заинтересовать...
   Я вдруг понял, что Пащенко принимает наш разговор за приятельскую
беседу. И бог с ним. В таком тоне он будет держаться откровеннее.
   - А Ильин не умел?
   - Конечно, нет. Он не умел ни к чему приспосабливаться. По его лицу
сразу было видно, чего он хочет. Знаете, есть такие. Прямолинейные. А кому
такое нравится?
   - Ильин нравился девушкам?
   - Влюбилась в него одна студентка. Он ей прямо, и сказал: не страдай,
мол, не люблю. Кто же так делает?
   Ведь это еще больше разжигает...
   - Ас Аней Кирсановой как получилось? - Я намеренно задал вопрос в
прямолинейной форме.
   - Все так же, только наоборот. Как ни бегал за Аней, ничего не
получилось.
   - Когда он увлекся ей?
   - Дайте припомнить. На втором курсе.
   - До того как она стала встречаться с Залесским?
   - Да.
   - А вы не вспомните, когда Аня стала встречаться с Валерием?
   - Помню. Отлдчно помню. Мы заканчивали четвертый курс. И вдруг
сенсация: Валерка, за которым бегали все девчата, ходит с Кирсановой.
   - Интересный парень?
   - Наповал! Немного, как говорится, задаваться любил, а в общем - с ним
не соскучишься. Анька отхватила лучшего парня в институте.
   Пащенко мелко захихикал. Ну если нелюбовь к Ильину можно было понять:
все-таки Ильин имел вес в совхозе, а его, Пащенко, мягко выражаясь,
попросили, то равнодушие к Залесскому, его горю объяснить трудно. Об
умершей, дело которой и свело нас, он говорил без всякой печали.
   - А Ильин ревновал?
   - Своей прямолинейной башкой Николай дошел, что тут ему делать нечего.
   - Может, у него изменилось поведение, стал замкнутым?
   - Он всегда был бирюком.
   - Не преследовал Кирсанову?
   - Вряд ли.
   - Вы не можете на этот счет припомнить что-нибудь конкретное?
   - Нет. Я понимаю всю ответственность моих показаний.
   Слава богу!
   - Ас Залесским он как себя вел?
   - Самое смешное, что познакомил их Ильин.
   - Значит, они были друзьями?
   - До того как Залесский закрутил с Аней. И все удивлялись. Но мы ведь
умные люди, понять можем: Ильин тянулся к культуре. А Валерию, вероятно,
было забавно с Ильиным. Закон единства противоположностей...
   Я вспомнил ответ Ильина на вопрос, были ли они друзьями с Залесским:
"Пожалуй, не были..."
   - Выходит, после того как Валерий и Аня сблизились, дружба их распалась?
   - Само собой разумеется.
   -А вы дружили с Валерием?
   - Были хорошими приятелями. И когда он написал мне в Крылатое - тоже,
между прочим, местечко, скажу я вам! - что хочет поехать куда-нибудь на
целину, я ему - ради бога! Только, пишу, наплачешься...
   - Почему же вы все-таки не отговорили его, если так считали?
   - Надо знать Залесского. Вобьет себе фантазию, в голову - вс„. Вынь да
положь. Думаю, лучше я его устрою более или менее по-человечески. А то
подзагорит где-нибудь, еще хуже будет. Все было в моих руках,
   - В общем, выручили товарища?
   - Вы это без иронии?
   - Без.
   - Считаю, что выручил.
   - Они еще при вас приехали в совхоз?
   - Самолично ездил встречать в Североозерск. У меня ведь там тоже мадшна
была.
   - Как они восприняли новое место?
   - Как можно воспринять? Пащенко все устроил. Домик их уже ждал. Я
распорядился, чтобы к приезду протопили хорошенько, сразу на должность
обоих...
   - Им понравилось?
   - Валерий все восторгался: какие степи, какая ширь.
   Вот, говорит, где роман писать. На Государственную премию...
   - А Аня?
   - Типичная клушка. Что мужу хорошо - ей и подавно.
   - А когда, спустя какое время вы были вынуждены уехать из совхоза? - Я
специально употребил слово "вынуждены". Пащенко это покоробило.
   - Я уехал сам. Как приехал по собственной воле, так и уехал. И не питаю
никаких чувств к этой богадельне, возглавляемой мастером высоких
обязательств Мурзиным.
   Удивительный сидел передо мной человек. Все его эмоции начинались и
кончались только тогда, когда речь заходила о вещах, касаемых его. Ни
чужая беда, ни трагедия, разыгравшаяся в Крылатом, - ничто его не
волновало.
   - Когда вы уехали?
   - В марте.
   - И часто общались с Залесскими?
   - Редко. Культурой занимался в совхоза секретарь партбюро. А потом, я
ведь вскоре был отозван сюда...
   - Вы не замечали ничего необычного в их взаимоотношениях?
   - Простая влюбленная парочка. Экзотика. Поэзия.
   А потом, естественно, пришла проза жизни. Сильные натуры разрывают
оковы - ищут применения своим возможностям. Чем отличается сильный человек
от слабого? Сильный создает обстоятельства, слабый - подчиняет, себя им.
   - По вашему мнению, Аню угнетала окружавшая ее обстановка в Крылатом?
   - Я не об Ане. Вообще.
   - А если о ней?
   - По-моему, ей было все равно, где жить, лишь бы с Валерием.
   - А он как, не разочаровался?
   - Там любой разочаруется.
   - Меня интересует Залесскнй.
   - Пока я там был, он об этом не заикался. А в дальнейшем - не знаю. Но
думаю - скис. Он однажды написал мне оттуда. По тону письма чувствовалось
- не очень ему сладко. И неудивительно. Надо знать Крылатое и Мурзина.
   - Я знаю Крылатое и Мурзина, - спокойно сказал я.
   Пащенко засмеялся.
   - Да, у меня еще один вопрос к вам, - сказал я, вспомнив почему-то о
Шаламове. - Но это посторонний вопрос.
   Шаламов пользовался у студентов авторитетом?
   - Его любили. За то, что неудов не ставил.
   - Совсем?
   - Абсолютно. Но и пятерки имели не больше чем одиндва студента на весь
курс. С большим приветом профессор.
   Как все теоретики. А мы с вами всякими фантазиями заниматься не имеем
права. Живые люди, практические дела...
   Протокол, написанный мною, он читал очень внимательно.
   - А исправлять можно?
   - Конечно. Все исправления укажете в сносках и распишетесь:
"Исправленному верить".
   Он сделал несколько исправлений. Поцокал языком:
   - Заставляют нас быть формалистами, а потом еще и ругают, почему мы
такие. Освободить надо человека от бумаг, от волокиты. Практические дела -
вот что прежде всего...
   И он укатил на своей машине в свои поля, Итак, три человека из самого
недалекого прошлого Залесских и Ильина в какой-то степени пролили свет на
их взаимоотношения в Вышегодске.
   Каждый следователь знает: путь к пониманию характера любого
подозреваемого или обвиняемого может быть бесконечен. Человек даже не
предполагает, сколько у него близких, знакомых, сколько просто случайных
встреч с людьми, которые обязательно вносят что-либо новое в его
характеристику. Тут надо суметь не утонуть в потоке фактов, деталей,
штрихов, суметь вовремя остановиться, ограничить круг допрашиваемых,
выбрать направление основного поиска.
   Это парадокс, но мы должны знать о человеке как можно больше и в то же
время - ничего лишнего.
   С одной стороны, мы вооружены знанием, опытом (своим и чужим, который
преподносится на страницах учебников, специальных исследований, регулярных
изданий и сборников), статистикой, распределившей преступников по полочкам
и ящичкам. На нас работает армия экспертов, вооруженных новейшими
приборами и техникой. Но порой мы сталкиваемся с задачей, подобной
уравнению, где все величины - неизвестны. И тогда тебе кажется, что свою
профессию ты осваиваешь как бы заново-до того не укладывается ни в какие
рамки опыта и статистики попавшее к тебе дело.
   В работе следователя нет эталонов и образцов, по которым можно было бы
определять преступников. Представьте себе "эталон" убийцы или взяточника,
карманника, мошенника. Каждый раз приходится сталкиваться с человеком, у
которого все индивидуально-жизнь, характер, поступки.
   Вот и теперь я столкнулся с человеком, чье поведение меня
настораживало. Ильин.
   В Вышегодске выяснилось: он отлично знал Залесскую до совхоза, скорее
всего, даже имел с ней интимные отношения. На допросе в Крылатом Ильин это
полностью отрицает. Зачем и почему?
   Можно ли назвать отношения Ильина и Залесской в Вышегодске изменой?
Глупо. Валерий самым натуральным образом бросил Аню, а он, Ильин, хотел
жениться на ней.
   Стыдиться, во всяком случае, скрывать подобное - ни к чему. И уж перед
следователем-то...
   Все-таки он скрывает. С упорством и озлоблением. Далее, обратимся к
предсмертному письму Залесской. "Я не смогла отвести беду..." Слово "беда"
употреблено не просто. Что это за беда? Откуда она началась? В Крылатом
или раньше? Может быть, Ильин начал преследовать Залесскую еще в
Вышегодске, когда она снова сошлась с Залесским, теперь уже по-настоящему
оформив брак? Не этим ли вызван скоропалительный отъезд супругов в
Алтайский край? Пока я этого не знал. Ищенко должна поговорить в Одессе с
Валерием.
   Не проходит и месяца, Ильин, только что защитив кандидатскую
диссертацию, едет к черту на кулички, в Кулундинские степи. Заметим, имея
серьезную поддержку в лице профессора Шаламова, он мог бы устроиться на
более интересную работу. Например, в какой-нибудь научно-исследовательский
институт. Или на кафедре у Шаламова.
   Опять же - почему он выбрал именно совхоз "Маяк"?
   Не слишком ли много совпадений?
   Продолжим рассуждения. Ильин появляется в Крылатом. Через четыре месяца
Залесская кончает с собой. За время пребывания в совхозе Ильин с
Залесскими старается не встречаться. На людях с Аней-тем более. Зато в
кафе, в Североозерске, их видят вместе. Значит, у него есть какието
основания скрывать свидания с Залесской.
   Смущение Ани в зале, когда Ильин выступает с трибуны (кинопленка, я ее
изъял и приобщил к делу). Наверное, Валерии сказал ей что-нибудь колкое о
неудачном вздыхателе...
   Из всего этого можно сделать вывод, что появление Ильина в совхозе было
Ане не безразлично. Чувствуя перед мужем какую-то вину, она все-таки
соглашается встретиться с Ильиным, выезжая для этой цели подальше от дома,
от людей, которые их знают.
   Были ли это добровольные встречи или принужденные?
   Влюбленная в своего мужа, беременная... Скорее всего Ильин принудил ее
к этим встречам.
   Он человек упорный. Как видно, во всем. Аню любил со второго курса.
После окончания института работал агрономом на Кубани. Поступил в заочную
аспирантуру. Потом приехал защищать диссертацию в Вышегодск. Несмотря на
то что у Ани на руках сын от Валерия, предлагает ей руку и сердце.
Нянчится с чужим ребенком. Ночует у них дома.
   Опять его планы рушатся из-за возвращения Залесского.
   И все равно Ильин едет за Дней, хотя надежд у него - никаких.
   Фанатизм? Идея фикс? А если - расчет?.. По времени Аниной беременности
отцом так и не родившегося второго ребенка мог быть и Ильин. В таком
случае его нельзя считать посторонним человеком. Во всяком случае -
равнодушным.
   Допустим, Ильин на что-то рассчитывал. На что? Аня бросит в конце
концов Залесского и выйдет замуж за него?..
   Один вариант. Второй - не бросая мужа, будет и впредь оказывать Ильину
благосклонность. Последнее - менее вероятно. Хотя и не исключено.
   А может быть, Ильин добился того, чего хотел-Аня вообще ушла из жизни.
Ревность - сильная страсть. Самое страшное предположение, и его, увы, пока
тоже отбрасывать нельзя.
   Но есть еще одно объяснение случившемуся. А если Аня металась между
Залесским и Ильиным? Валерий, хотя она и любила его, был виноват перед
ней. Ильин же привлекал своим постоянством. Допустим, она сама не знала,
от кого ребенок. Или точно знала, что от Ильина. И ее воля не выдержала.
   Тогда Ильин ни при чем. Он любил. Оттого и приехал за тысячи верст,
даже не имея надежды.
   Но любовь может нести радость или горе.
   В этом случае замкнутость, вспыльчивость и озлобление Ильина можно
объяснить тем, что его самого потрясла развязка. Его чувства, присутствие
в Крылатом заставили страдать дорогого ему человека и в конечном счете
довели до самоубийства.
   Могло быть так? Вполне. Правда, раскаяния или растерянности я у него не
заметил. Что ж, натуры бывают разные.
   Помимо встреч с людьми, так или иначе соприкасавшимися с Ильиным в
Вышегодске, которые мало чего добавили к имевшимся у меня сведениям, я
имел еще один разговор с профессором Шаламовым,
   В этот раз я спросил- у него, чем Ильин объяснил научному руководителю
свой отъезд в Кулунду.
   Профессор искренне удивился:
   - Так ведь его диссертация поднимает проблемы борьбы с ветровой эрозией
на неполивных землях Кубани!
   И вдруг ему предлагают такую возможность! Главный агроном большого
хозяйства. Твори, пробуй!
   - А при чем тут Алтай?
   - Кулундинские степи по условиям схожи с Кубанью.
   Легкие почвы, небольшой слой гумуса, постоянные ветры...
   Ветры я помнил. Действительно, они дуют там беспрестанно. Даже я к ним
успел привыкнуть.
   - И это, вы считаете, все?
   Профессор посмотрел на меня с сожалением:
   - Ну если, например, человек с детства мечтает стать футболистом и ему
выпадает счастье играть за сборную страны... - Он развел руками.
   - Если там так хорошо, почему же оттуда уехал Пащенко? - спросил я.
   - А почему он поехал туда, не знаете?
   - Нет.
   - С диссертацией ничего не получилось, вот он и решил поправить свой
престиж. На переднем крае борьбы...
   В газете местной прогремел: молодой специалист по велению сердца
отправился на целину. Но почему-то, когда он вернулся, об этом не
напечатали ни слова. А по-моему, следовало бы...
   Больше вопросов к Шаламову я не имел.
   Даже вахтерша института знала, что Ильин частенько дожидался Залесскую
после работы. Почтенный наставник главного агронома витал бог знает где.
   Перед отъездом из Вышегодска я встретился с секретарем комитета
комсомола института. Она работала лаборанткой и Залесскую хорошо знала.
Для нее тоже была непонятна история с комсомольским билетом. Аня
Залесская, учась и работая институте, была активисткой, одно время была
членом институтского комитета комсомола.
   И то, что она не встала на учет в Крылатом, было на нее непохоже.
   В комнате, где размещался комсомольский штаб института, я случайно
выяснил еще один штрих в характере Ильина. На стене размещался небольшой
фотомонтаж:
   "Наши спортивные достижения". На одной из фотографий была запечатлена
группа альпинистов. В своих горных доспехах, с альпенштоками в руках.
Среди них - Ильин.
   Что ж, для сурового, упорного человека, каким он, несомненно, являлся,
вполне подходящий вид спорта...
   Североозерск встретил меня дождем. И разумеется, ветром. По дороге в
Крылатое у оперативного "газика"
   РОВДа забарахлило отопление. В машине было холодно.
   Промозглая сырость проникла сквозь одежду, и я приуныл.
   Мои миндалины были пока при мне и вряд ли упустят такой благоприятный
случай напомнить о себе.
   Ко всему прочему нам пришлось задержаться. Заканчивался ремонт моста,
снесенного несколько дней назад разбушевавшейся от осенних дождей
небольшой речушкой.
   Можно было проехать в объезд, но шофер не стал рисковать.
   И когда я попал под опеку Савелия Фомича, добровольно исполняющего
обязанности дежурной горничной в доме для приезжих, моя комната, нагретая
и уютная, показалась мне раем.
   Пока я раскладывался да переодевался попроще и потеплее, Савелий Фомич
колдовал над чаем. Из Москвы я взял с собой растворимого кофе. Но старик
его категорически отрицал. Даже где-то вычитал, что в Америке его давно
уже не пьют... Почему-то у него было торжественное и загадочное лицо.
Видимо, сохранял какую-то новость до нашей посиделки за чаем его особой
заварки.
   - Вам бы, Игорь Андреевич, чего-нибудь сейчас покрепче... - сказал
сторож, когда мы наконец приступили к чаепитию.
   - Не мешало бы, - честно признался я. Не научился думать о таких вещах
вперед. Действительно, можно было ожидать, что дорога окажется холодной и
сырой. И позволить себе сейчас пару рюмок коньяку или водки было бы не
грех, а польза.
   - Можно организовать, - с охотой встрепенулся Савелий Фомич.
   "Организовать" означало: он потопает на дом к продавщице и намекнет,
что требуется, мол, кому надо, бутылка. Таковая будет, конечно, выдана. Из
своих запасов или после похода в магазин. А назавтра все Крылатое
зашушукается: московский следователь по ночам того...
   - Нет, - сказал я. - Заранее не догадался, теперь поздно.
   - На нет и суда нет, - быстро согласился сторож. Уж больно ему не
хотелось выглядеть заинтересованным лицом. - Чаек тоже сугревает.
   - Сойдет.
   - А Надежде Максимовне тоже понравился мой чай, - сказал он, потягивая
из граненого стакана.
   - Долго она тут была? - спросил я.
   - Приехала утром, а на другой день, считай, к обеду уехала. Обидно
получается. К нам в глухомань забралась, а не встретились, - вздохнул
Савелий Фомич.
   - В Москве увидимся, - успокоил я его. И спросил. - Савелий Фомич, это
у вас всегда так дует?
   - Где? - встревожился он. - Мне-то сквозняк нипочем...
   - Я не об этом. Ветер...
   - Завсегда. Хоть махонький, а непременно. Степи.
   - Да, я читал о степных ветрах, о пыльных бурях, о ветровой эрозии.
   Кстати, я попросил одного моего сослуживца (у него жена работает в
ВАКе) узнать о судьбе диссертации Ильина и заодно достать ее для
ознакомления.
   Мне трудно судить о ее научной ценности. Но, во всяком случае, я
получил представление о проблемах, которые стоят перед совхозом "Маяк".
   Еще -мне удалось узнать, что один отзыв на работу Ильина получен
положительный. А другой рецензент чтото задерживает с ответом...
   - Да, ветры-серьезная проблема, - покачал я головой.
   - Не только ветры. И пыльные бури бывали. Ну, стали защиту сажать. Да
вы сами видели. Теперь и пашут по-другому. Раньше плугом, значит, этак
загребали и переворачивали. Крепь, она снизу получается, а глина сверху.
Теперь - нет. Как бы прочеркивают...
   - Безотвальная вспашка, - похвастался я своими познаниями.
   - Во-во. Мало того. Сеют зерно и еще прикатывают.
   Чтобы поплотнее. Целая наука. Емельян Захарович ездил к самому
Мальцеву, в Курганскую область. Приехал, поновому стали землю готовить.
Понятно, Мальцев, из мужиков сам, аж