- приятели разные бывают. И дурные...
   - Постойте, она жаловалась на то, что у них бывают плохие люди?
   - Как вам сказать? Высказывала, конечно.
   - О ком-нибудь конкретно говорила?
   - Например, Коломойцева не очень жаловала. Он Валерия подбивал на
выпивку. Особенно в последнее время.
   Обидно, конечно. Она в положении, а муж пьянствует. Да наверное, не
только с ним.
   - Ас кем еще, она не говорила?
   - Еще у них бывал, правда редко, из района какой-то Юрий Юрьевич.
   - Она вам жаловалась?
   - Недовольная была. Помню, незадолго до смерти, может, за неделю,
пришла вечером. Опять, говорит, этот тип приехал.
   - Какой тип?
   - Не знаю. Говорит, тип.
   - Погодите, погодите, попробуйте вспомнить точно, как это было. Зачем
она пришла к вам?
   Мне показалось, Завражная смутилась.
   - Ну, она иногда просто так заглядывала. Поболтать.
   Подруги все-таки...
   - А почему вам запомнился именно этот вечер? - Я чувствовал, Мария
чего-то не договаривает.
   - Она попросила опять... - Завражная опустила голову.
   - Что?
   - Икону...
   - А откуда у вас?
   - От бабки несколько осталось...
   - Кто-нибудь верует в семье?
   - Да, - тихо ответила Мария. - Мать. Я с ней раньше спорила, а
теперь... - она махнула рукой. - Получается, дочь - комсомолка, а мать...
   - Вы говорите, попросила опять. Выходит, Аня и раньше обращалась к вам
с той же просьбой?
   - Да. Валерий однажды заходил, ему одна особенно понравилась. Но мама
не хотела расставаться с ней... А я бы вс„ отдала. Тем более Валерий
интересовался ими как произведениями древнерусского искусства. Так он
говорил...
   И выбрал небольшую, темную всю... - Она замолчала.
   - Продолжайте о том вечере, - попросил я.
   - Ну я намекнула мамане. Не знаю, что на нее нашло, говорит, отдай,
мол. Если человек интересуется, надо уважить. Святое, мол, дело. Аня
обрадов.алась. Но я вижу, все равно что-то не так. Спрашиваю. А она
говорит: "Опять этот тип приехал".
   - Пришел или приехал?
   - Приехал.
   - Так, дальше.
   - Я поинтересовалась, чем она недовольна - выпивают, что ли. Она
говорит, что не в этом дело. И собирается уходить. Я предложила ей
малосольных огурчиков, как раз приспели. Она не отказалась...
   - Все?
   - Все.
   - Залесская потом что-нибудь говорила об этом вечере?
   - Ничего. Наверное, мужики опять сильно выпили. Потому что назавтра Аня
еще шибче была расстроена. Душа, говорит, болит за мужа...
   - Скажите, Маша, почему вы раньше не рассказали мне об этом вечере?
   Завражная смущенно ответила:
   - Не знаю... Забыла, наверное... И еще-икона...
   А вдруг подумали бы, что мы отдали за деньги... У нас как-то из милиции
приезжали лекцию читать. Предупреждали, что разные жулики скупают
старинные иконы...
   - И все-таки надо было мне сообщить.
   Она виновато пожала плечами.
   После ее ухода я проанализировал последние показания Завражной. Что
все-таки было в них ценного?
   Участившиеся в последние дни перед смертью Ани выпивки Валерия с
Коломойцевым, вечеринка, устроенная для "ансамбля"... Короче, местная
богема. Тот вечер был, очевидно, похож на многие.
   Икона. Ну и что? Ими многие увлекаются. И Валерий, наверное, тоже
мечтал случайно найти какой-нибудь шедевр. Главное, что это за "тип"?
Может, Данилов-Савчук?
   Я решил исследовать до конца эту историю, раз уже она всплыла.
   Юрий Юрьевич у Залесских быть не мог: находился в это время в отпуске,
на курорте "Боровое".
   Тогда я вызвал Коломойцева. Он стал уверять меня, что до рокового дня,
восьмого июля, не заходил к Залесским по меньшей мере месяц.
   - Я очень уважал Аню, - сказал он. - А ей в последнее время Особенно
действовало на нервы, если Валерии выпивал. Выступала против.
   - Но ведь и вы с ним выпивали.
   - Не скрою, случалось. Но не у них дома.
   - А почему же вы зашли восьмого июля?
   - Валерий просил. Очень. Я думал. Аня на меня больше не сердится...
   - Значит, раньше сердилась?
   Коломойцев потупился:
   - Видимо.
   - Из чего вы это заключили?
   - Выступала: "Если вы уж так не можете без бутылки, прошу хотя бы не у
нас дома". Я парень смышленый, намек понял.
   - Когда она это сказала?
   - Приблизительно за месяц до этого самого случая, ну, когда ееТо, что
он говорил, было похоже на правду. Я представил себе, как мучился он,
когда был отлучен от дома своего дружка и покровителя. Вот чем еще можно
было объяснить, что собутыльники встречались на его квартире, нарушая
покой и сон Евдокии Дмитриевны.
   Тогда кто же был тот, кого Аня назвала "тип"? "Опять этот тип
приехал..."
   - Что, Залесский увлекался иконами? - спросил я у Коломойцева.
   - Не иконами, а настоящей живописью, - поправил меня он. - В церковной
живописи были такие же халтурщики, как и в мирской. Но там были и
настоящие мастера.
   - Ведь один увлекается, например, русской пейзажной живописью, другой -
персидской миниатюрой, третий - импрессионизмом. Так что можно, наверное,
говорить о собирателях-икономанах, не так ли?
   - Вообще-то, вы правы, - согласился Коломойцев.
   После позора, который я испытал у Ивана Васильевича, оценивая работы
его матери, признаюсь, прочел несколько книг по живописному искусству.
Большим эрудитом не стал, нб.чушь пороть никогда уже не буду...
   - Ну и как Залесский?
   - Особого пристрастия я не заметил. Он мне подарил одну. Работы
неизвестного деревенского маляра. Впрочем, как память о нашей дружбе,
когда уезжал. Он сам понимал, что иконка не того...
   - Она у вас сохранилась?
   - Лежит дома...
   В тот же день выяснилось, что это была икона, которую Аня взяла у
Завражной.
   Итак, приблизительно за десять дней до убийства, у Залесских был некто.
У него пока не было ни имени, ни облика, ни каких-либо примет, кроме того,
что Аня его недолюбливала. Настораживали слова Завражной, что после его
посещения Залесская стала болеть душой за мужа.
   Передо мной встал вопрос: стоит ли гнаться за призраком? И может ли
иметь он и его посещение отношение к гибели Ани?
   Мы с моим предшественником наделали глупостей.
   Пусть результаты первой судебно-медицинской экспертизы были ошибочны.
Но и я хорош, повторную назначил не сразу. Это отняло время. Наверное, в
Одессу надо было ехать не Серафиме Карповне, а мне самому. Теперь же ехать
туда - значило оставить нерешенные вопросы здесь, в Крылатом. А их немало.
   Данилов-Савчук, например. Версия насчет него пока не доказана и не
опровергнута. Ищенко тут тоже пока ничего нового не разыскала.
   Короче, сплошные неизвестные. Не разбрасываюсь ли я впустую? Время
идет. Имею ли я право в этой ситуации бросаться на любую подозрительную
деталь?
   Но поздний приход Ани к подруге и странная просьба подарить икону
(нельзя как будто выбрать более подходящую обстановку) необычен. А вообще
жизнь супругов? Их брак, появление в Крылатом (цель-написать роман!)?
   Может быть, "странности" для Залесских являлись нормой?
   Чужая жизнь не всегда и не во всем понятна. Поди разберись...
   Правда, писателем Залесский не был. Во всяком случае, справка, которую
я получил из Всесоюзной книжной палаты, утверждала, что ни одна его книжка
никогда не выходила в издательствах страны. Он печатался только в одесских
газетах. Со своими стихами и заметками. Судя по ним (я получил вырезки и
кое-что из сохранившихся в редакциях оригиналов), Валерий был способным
человеком. Со свежими мыслями, легким живым слогом. Это понимали и
редакторы: сравнивая его рукописи с напечатанными в газетах материалами,
нетрудно было заметить, что правили Залесского незначительно.
   Писал он неплохо. Наверное, язык был подвешен тоже хорошо. Что ж, для
видного парня иметь еще и такие таланты... Недаром Аня быстро простила
его, едва ему стоило приехать в Вышегодск...
   Но вернемся к дружку Залесского, которого Аня назвала "типом". Не он ли
сидел в шляпе на кухне в ночь убийства?
   Что ни говори, этот человек - еще одна загадка. Их у меня и так
предостаточно.
   Когда речь идет о трудном, запутанном деле, всегда приводится фраза,
ставшая даже избитой: преступник обязательно оставляет следы, надо лишь
уметь их найти. Словно эти следы отмечены особой краской или на них
написано: оставил преступник.
   Помню одну фотографию. Отличную художественную фотографию, напечатанную
в каком-то иллюстрированном журнале. Она поразила меня лаконичностью и
выразительностью. Городская улица, снятая, видимо, из окна
третьегочетвертого этажа. Ни одного человека. Только следы на мокром
снегу. Их много. Во всех направлениях. Пересекающихся, петляющих,
перекрывающих друг друга. Абстрактный символ человеческих судеб.
   Я частенько вспоминаю этот снимок. Занимаясь расследованием, всегда
получаешь много информации. Вопрос в том, чтобы отсеять все лишнее. - И
учесть, что качество, то есть истинная ценность и достоверность, у многих
показаний бывает сомнительным.
   В конце концов все сводится к нескольким ясным и четким вопросам: кто,
когда, где, каким способом, с какой целью? И на эти простые вопросы порой
ответить очень трудно. Потому что пересекаются, путаются, накладываются
друг на друга следы поведения и поступков очень многих людей. И я никогда
еще не встречал преступников, которые ставили бы указатели для
следователей - по какой дорожке идти. Правда, попытки скрыть содеянное
иногда как раз и разоблачают уголовную личность, но все-таки они стремятся
прежде всего спрятать концы в воду. А кто прячетв более выгодном
положении, чем тот, кто отыскивает. Истина, не требующая доказательств...
   Короче говоря, поразмыслив так и этак, я все-таки попросил Серафиму
Карповну, загруженную донельзя, посмотреть, нет ли у Залесских друзей в
районе помимо инслектора райотдела культуры. Она два дня просидела в
Североозерске и вернулась в некоторой растерянности.
   - Не пойму, - сказала она, когда докладывала о результатах проверки в
райисполкоме, - кто больше виноват:
   Ципов или Залесский...
   - В чем дело? - поинтересовался я.
   -. Райфо однажды проводил ревизию в клубе и обнаружил
незарегистрированные билеты на киносеансы. Значит, безотчетные.
   - И что?
   - Да вот думаю, чья это работа - киномеханика или завклубом.
   - А кто отвечает за реализацию билетов?
   - Ципов. Но вряд ли это можно сделать, чтобы не узнал завклубом.
   - Товарищи разобрались?
   - Непонятная история. Ципову объявили выговор, Залесскому-обратить
внимание на слабый контроль за соблюдением правильного оформления
финансовых документов...
   - Ясно... Да, история некрасивая...
   - И еще... Тоже как посмотреть... С одной стороны, как будто для дела
старался, с другой-опять непорядок.
   - Ципов?
   - Теперь уж один Залесский. Левые гастролеры.
   - Не понимаю. Частные, что ли, предприниматели?
   - Да нет, государственные вроде. Но любая гастрольная группа, любой
коллектив артистов или один исполнитель имеет право выступать по строго
утвержденному маршруту. Некоторые договариваются прямо с руководителями
клубов или Дворцов культуры. И работают без разрешения отдела культуры.
   - И вы думаете...
   - Что заведующие привечают их за красивые глазки?
   Нет, здесь прямая возможность заинтересованности:
   - Но ведь коллективы законно оформлены. Почему обязательно искать
злоупотребления? Можно ведь так понять: заботился о крылаговцах, хотел
пошире и поинтереснее развернуть работу.
   - Вот и я рассуждаю, - улыбнулась Серафима Карповна, - может, - впрямь
болел за совхозных зрителей...
   Я не понял, хитрила она или соглашалась со мной.
   Скорее, лукавила старший лейтенант.
   - А за эти грехи Залесскому сильно досталось?
   - Да вовсе ничего.
   - Вот тебе на! Прямо богадельня, а не руководящий орган.
   - С инспектором отдела культуры захаживали в ресторанчик, - сказала
Ищенко.
   - С Юрием Юрьевичем?
   - Именно. А когда Залесский взял расчет и уехал,
   справку ему выдали, И характеристику такую - хоть в замминистра
культуры.
   - Справку для чего?
   - "По требованию".
   - Ну и с кем он встречался в районе?
   - Больше, говорят, ни с кем не общался. Останавливался даже у этого
Юрия Юрьевича, когда ночевал в Североозерске.
   - Значит, никакого приятеля, который бы запросто приехал к Залесским в
дом, выпивал с ним, в районе не прослеживается?
   - Вроде нет.
   - Человек, который был у Залесских в конце июня, не мог перенестись в
Крылатое по воздуху, - как бы рассуждая вслух,сказал я,
   - Если бы знать хоть какие-нибудь приметы, - вздохнула Ищенко. - А
может, проверить по автобазам в районе, в совхозном гараже?
   - А если он приезжал на автобусе или на частной машине?
   - Это, конечно, хуже, - сказала она. - Но пока проверим то, что
доступно...
   Не согласиться с ней было невозможно.
   Взять хотя бы Коломойцева и Залесского. Оба в сильном подпитии
находились в доме Матюшиной. Более того, Евдокия Дмитриевна видела и того,
и другого среди ночи, когда Валерию с перепою стало плохо. Казалось бы,
алиби точно установлено. Но... Дойти от Матюшиной до Залесских -
пятнадцать минут хорошим шагом. Можно ли выйти и вернуться незаметно для
тех, кто оставался в доме?
   Видимо, можно.
   Теперь рассмотрим каждого в отдельности.
   Коломойцев. Безвольная натура, подверженная импульсам собственных
привязанностей. В основном - к бутылке.
   Преувеличенное отношение к своей персоне. Сколько я ни анализировал его
поведение, высказывания, у меня сложилось впечатление, что, в сущности, он
человек совершенно не самостоятельный. И личина независимой и
свободомыслящей личности, как он любит выражаться, есть не что иное, как
желание преодолеть, прямо скажем, свое жалкое положение.
Художника-недоучки, раба водки.
   По тому, что Аня Залесская его недолюбливала, именно недолюбливала, а
не питала более достойного "личности" чувства, например ненависти, можно
было сделать вывод, что вряд ли человеком, о котором намекалось в
предсмертном письме,являлся Коломойцев.
   Но почему Аня согласилась позировать ему обнаженной? Насколько я понял
из разговоров с людьми, характеризующими ее, Залесская сама вряд ли
решилась бы на такое. Тут, несомненно, сказалось давление Валерия с его
проповедью широких взглядов. Видимо, она пошла на это, чтобы угодить мужу.
Не выглядеть мещанкой, что в его понимании недостойно современного
человека. А Валерий, вероятно, использовал это для того, чтобы еще больше
подчинить своему влиянию Коломойцева.
   И еще один факт, говоривший о том, почему подозрения по поводу
Коломойцева шатки: решительно все, знавшие его, в один голос твердят, что
он пьянеет теперь с очень небольшого количества алкоголя. И очень быстро
засыпает.
   Причем спать может где угодно - в машине, в гараже на старых баллонах,
при любом шуме и гаме. Из двоих приятелей скорее уж Залесский мог встать
среди ночи и незаметно отлучиться.
   Между прочим, я попытался выяснить, откуда пошло прозвище Коломойцева -
Бородавка. Никто не мог объяснить толком. Лишь один из шоферов сказал:
   - Бородавка, она бросается в глаза, а ведь штука бесполезная. Можно
сказать, некрасивая...
   Уничтожающее определение.
   Теперь о Залесском. Начнем с того, какие мотивы могли бы заставить его
пойти на убийство жены? Ревность? Исключено. Он пять лет слонялся на
стороне, не заботясь, соблюдает она верность или нет. По-моему, забота об
этом вообще не занимала его мысли.
   Могло ли испугать Залесского рождение второго ребенка? Сам по себе
только этот факт - вряд ли.
   Не задумываясь, он бросил жену в первый раз. Пожалуй, в более тяжелом
положении. Одинокую, почти без средств, не имеющую никакой специальности.
И теперь знал, что жена не пропадет. Есть у нее диплом, работа, значит -
оправданный достаток, а при упорстве и трудолюбии, в чем нельзя отказать
погибшей, - даже хорошее положение.
   Короче, он вполне мог надеяться, что если надоест совхоз, Аня, дети, то
он сможет уйти без скандала и сцен:
   Залесская доказала уже ему свою гордость и самостоятельность.
   Для убийства он должен был бы иметь очень серьезные мотивы. Их я не
видел. И еще его последний приезд сюда.
   Ищенко выяснила, что в Североозерске Залесский заходил в мастерскую,
где изготовляли плиты на могилы. Его не удовлетворили представленные
образцы. В Барнауле Залесский посетил одного армянина, делающего
надгробия. Но тот брал за свою работу очень дорого. Наверно, Залесский не
располагал такими средствами. Они не сошлись в цене.
   Сам факт, что человек приехал за тридевять земель, чтобы отдать дань
памяти жены, о чем-то говорил...
   Встречаясь с Мурзиным, я обращал внимание, что Емельян Захарович
выглядел последнее время неважно.
   Усталый вид, красные глаза. Узнал я обо всем совершенно случайно и от
человека, с которым я давно хотел встретиться.
   Он появился в совхозной гостинице вечером. Постучался ко мне:
   - Можно?
   - Пожалуйста, входите, - предложил я.
   - Разрешите представиться: я тот самый Зайцев, что на вас жаловался. -
Он широко улыбнулся.
   - А я несколько раз забегал в райисполком, чтобы лично ликвидировать то
недоразумение, - сказал я, предлагая гостю сесть.
   - Анне товарищ Червонный говорил. - Он положил руки на стол.
   - Не хочу на кого-то перекладывать вину, но меня тогда подвели, -
сказал я.
   - Это бывает, конечно, - согласился он. - Недаром говорят: доверяй и
проверяй. Я сгоряча, понимаете, сразу в райком...
   - Приношу свои извинения. Конечно, получилось не по форме и бестактно...
   - Ну ладно, спишем. Обиды обидами, а дело есть дело.
   - Да, я хотел с вами поговорить" потому что вы старый работник, бываете
здесь часто, знаете совхоз. А мне не мешало бы узнать о взаимоотношениях
между людьми, о жизни в "Маяке".,.
   Зайцев скрестил полные руки на животе, наклонил голову набок, отчего
полная его щека легла складками на воротник пиджака.
   - Вообще-то, я действительно наезжаю сюда. Мы с Емельяном Захаровичем
бывалые целинники. Вместе приехали. Тридцатитысячники. Только он остался
на земле, а меня перетянули в Советы. Мурэин шутил: "Сбежал с трудового
фронта..." Я предлагал поменяться.
   - А Емельян Захарович? - я принял шутливый тон разговора.
   - Говорит, в совхозе и похоронят. Рано ему думать об этом. Если
выдержал войну, такому орлу до ста лет жить.
   - Но мне что-то показалось в последнее время, что Емельян Захарович
устал, - сказал я.
   - Он! Признался сам?
   - Нет. Но я вижу.
   Павел Евдокимович покачал головой:
   - Иногда его мучает ревматизм перед сменой погоды. Но он привык как
будто... Наверное, спит мало. Вы бы видели его, когда надо собраться,
поднять людей. О черных бурях слышали, наверно? - Я кивнул. - Все
растерялись, а он нет. Многие не знали, что делать. Емельян Захарович один
из первых поверил в науку. Можно, говорит, обуздать эрозию. Как узнал, что
Бараев занимается в Шортандах этой проблемой, - к нему. Совхоз "Маяк" стал
едва не первым полигоном в районе по проверке идей Бараева... Вот что
значит верить! Бараев теперь видный ученый, лауреат Ленинской премии.
Кажется, Мурзин до сих пор с ним переписывается... - Зайцев мельком
посмотрел на часы.
   - Вы спешите?
   - Да нет, еще есть время.
   - А отчего же ему сейчас не отсыпаться? Зима. Ни сева, ни жатвы.
   Зампредседателя райисполкома усмехнулся:
   - Зимой у нас другая страда. Кстати, вы где смотрите телевизор?
   - Нигде, - удивился я.
   - Как это? - больше моего удивился Зайцев. - Хоккей. Чехословакия -
СССР.
   Все ясно: болельщик. Выходит, Емельян Захарович тоже. Вот откуда у него
красные глаза и усталый вид. Ну и ну...
   - Это же, наверное, поздно, - сказал я. - Разница во времени...
   - Часа в четыре закончится, - подтвердил он. - А что?
   Пуще неволи... Может, вместе пойдем, посмотрим у Емельяна Захаровича?
   - Спасибо. Я не увлекаюсь.
   Зайцев посмотрел на меня, как на марсианина:
   - Это живя в Москве! - Он покачал головой, все еще не веря. - У вас же
там только и смотреть хоккей... Нет, вы действительно не болельщик? А мы
тут все выкрадываем время у сна.