А как же иначе? Хоккей!
   - Сочувствую, - улыбнулся я и развел руками: - Но...
   А сам подумал: если бы показывали по телевизору в четыре часа утра,
например, "Ромео и Джульетту" с Васильевым и Максимовой, я бы пожертвовал
сном? Наверняка... Как же можно не понять их?
   - Мы не отвлеклись? - спросил Павел Евдокимович.
   - Нет, не отвлеклись. Я хотел еще узнать мнение об Ильине.
   Павел Евдокимович снова наклонил голову набок. Наверное, привычка.
   - Что вам ответить? Одержимый... Взялся, например, даже за то, чего в
районе пока никто не делал. Много у нас земель пропадает. Под ненужными
дорогами, старыми карьерами. Все это хлопотно. А он действует. По его
инициативе принято решение райсовета о рекультивации пустующих земель. Ну,
еще что? - Зайцев немного подумал. - Какой он агроном - говорить еще рано.
Всего один год работает. Хотя план совхоз выполнил.
   - А обязательства?
   - Немного не дотянули. Вообще, скажу честно, Ильин-трудный человек:
если что не по его-не успокоится, пока не добьется. А может, это и к
лучшему? - Он улыбнулся. - Емельян Захарович, видать, смекнул: Николай
Гордеевич на своем настоять умеет. Вот он его и шлет на заседания вместо
себя... Мурзин, скажу вам, большой стратег.
   Он знает, как на начальство действовать, где взять лаской, где человека
подпустить... - Зайцев улыбался. В его словах сквозило не осуждение, а
одобрение. И у меня внезапно возник перед глазами кабинет завотделом
сельского строительства. С какой легкостью была подписана бумажка-заявка
на шиферТо, что Емельян Захарович попросил именно меня отнести заявку в
отдел сельского строительства, было отлично задумано. Об этом я догадался
еще тогда. Мурзин - стратег! Мне показалось, что под словами "подпустить
человека" подразумевался я. Зайцев, вероятно, узнал об истории с шифером.
   Он посмотрел на часы и заторопился.
   К Мурзину. На телевизор. Еще раз попытался соблазнить меня, но
безуспешно.
   Я хотел уже лечь, но в это время в коридоре раздались шаги. Я узнал по
походке Ищенко.
   Она вошла, румяная с мороза, принесла с собой запах снега. На ее
торжествующем лице так и пробивалась с трудом сдерживаемая улыбка.
   - Был у Залесских гость! - выпалила она с ходу. - Был, залетный.
Двадцать пятого июня... Да простите, Игорь Андреевич, что поздно, не
успела на последний автобус, пришлось на попутных.
   - Что вы, какие могут быть извинения!
   - Понимаете, заболталась с парнем. Хороший паренек.
   Умница.
   - Этот самый гость?
   - Да нет. Шофер, что его подвез. Помнит, как будто вчера дело было.
Улицу, дом, куда подбросил. Все сходится - Залесские.
   - Так-так-так, - я заразился ее настроением. - Что же это был за
попутчик?
   - Чудной, говорит.
   - А именно?
   - Передать на словах трудно. Завтра этот шофер к вам сам подъедет. А
то, знаете, из вторых рук...
   - Шофер где работает?
   Старший лейтенант достала бумажку, отстранила подальше от глаз.
   - "Спец...", - она махнула рукой, - в общем, какой-то "монтаж". Фамилия
Веселаго Андрей. Действительно Веселаго. Путевый парнишка.
   Я хотел было расспросить подробнее. Но, несмотря на явное
удовлетворение, Серафима Карповна выглядела уставшей. Понять ее нетрудно:
она отыскала иголку в стогу сена.
   Куда делся сон! Закрутились мысли, я проворочался чуть ли не до первых
петухов.
   Веселаго приехал в середине дня. Улыбчивый парень, с казацким чубом,
пришлепнутым ко лбу от шапки. Он мне кого-то напоминал. Его упругие плечи
теснились в костюме, предназначенном, видимо, для особых случаев. Он
чувствовал себя в нем неловко. Мал был и воротничок белой рубашки с косо
повязанным галстуком.
   Я предложил сесть. Парень продолжал улыбаться. Разве что только не
подмигивал. Мне было немного неловко.
   И еще смущало ощущение, что мы где-то виделись. Я думал об этом и не
мог сразу собраться с мыслями.
   - Ну что ж, товарищ Веселаго, давайте побеседуем.
   - Можно, - кивнул он. Солидность и серьезность обстановки погасили его
улыбку.
   - Вы часто ездите в Крылатое?
   - Через день, считай, не меньше.
   - Возите что?
   - Сами знаете, цемент.
   Теперь настала моя очередь расплыться в улыбке:
   - А я вас сразу и не узнал. Значит, быть богатым...
   - Я самый. - Он похлопал себя по груди, по коленям. - Как видите, жив,
здоров.
   - По-прежнему по двое суток за рулем сидишь? - Я невольно перешел на
"ты". Как со старым знакомым.
   - Бывает, - нехотя сознался он. - А что поделаешь?
   Приходится.
   - Да, техника безопасности, смотрю, у вас не на высоте, - сказал я
серьезно. Он хотел что-то возразить, но я продолжил: - Все ведь до случая.
И геройства тут нет, поверь. Нельзя чье-то головотяпство замазывать с
риском для своей жизни... О семье подумай.
   - За ради нее и работаю.
   - И жена терпит, что ты по две ночи дома не ночуешь?
   - Терпит. Любая стерпит, когда приносишь в получку столько да еще
маненько...
   - А маненько это что, с леваков?
   Он нахмурился:
   - Я, кажется, с вас, гражданин следователь, ни копейки- не взял. Я сам
могу кому хошь подбросить, если кто бедный...
   Это был промах с моей стороны.
   - Не гражданин, а товарищ следователь, во-первых.
   Во-вторых, обижаться не стоит. Встречаются ведь и рвачи.
   Не так ли? - пытался я выкрутиться. Не очень ловко...
   - Может быть, - угрюмо ответил Веселаго. - А подвез того малого не
из-за денег. Так же, как и вас. Пылишь, пылишь один, а с попутчиком
веселее, хоть словом перекинешься...
   - Он предлагал деньги за проезд?
   - Деньги не предлагал. Натурой.
   - Как это?
   - На выбор. Хошь, бутылочку такую маленькую спиртного-коньяк, виски,
водка. Или пачку сигарет заграничных. Не хошь-галстук, а не галстук, так
зажигалку.
   У него в чемоданчике всякого добра навалом. Как в киоске, что на
вокзале.
   - Значит, деньги не предлагал?
   - Говорит, деньги в наше время ничего не стоят. Бумажки, они и есть
бумажки. Чудак! Деньги в кармане, так сам себе купишь все, к чему душа
лежит.
   - И вы взяли что-нибудь? - улыбнулся я.
   Шофер смутился, но весело ответил:
   - Натурой ведь... Пачку сигарет. Верблюд с негром нарисован.
   - "Кэмел", - подсказал я.
   - Разве это калым?
   - Не можешь забыть? - покачал я шутливо головой.
   - Ладно уж, - махнул он рукой. Доверительность была восстановлена. Я
почувствовал себя свободнее.
   - Не можешь ли ты, Андрей, подробнее описать его внешность?
   - Запросто. Пониже вас будет, жидковат. Чернявый.
   Золотая фикса спереди на зубах. Держится культурно.
   - Как ты это определил?
   - На интеллигентность давил. Мы уж сюда подъезжали, к Крылатому.
Девчата на дороге. Я сигналю. Не слышат. Высунулся я и, понимаете,
по-нашенски, чего, мол, варежки разинули... Все-таки у меня не телега, а
ЗИЛ, махина, пять тонн груза берет. Чтоб затормозить, прикидываю за сто
метров. А он, значит, головой покачал. "Дамы, - говорит, - неудобно". Я
оправдываюсь, они, мол, и не услышали. А он опять: "Культура-это прежде
всего для себя самого..."
   - Сколько ему лет?
   - Сорок будет. Может, чуть поболее. На висках седлна.
   - Одет как?
   - Дорогой костюмчик. Модный. Плечи вот так, и по бокам, как у баб,
прилегает...
   - В котором часу вы приехали в Крылатое?
   - Еще не так темно. Часиков в полдесятого. ,
   - Где он остановил тебя в районе?
   - За автовокзалом. Как завернете, там обычно частники из района стоят.
   - А там были машины?
   - Не было. Да и кто согласится в такую даль? Обратно возвращаться -
посреди ночи приедешь.
   - Как он попросился?
   - Я, значит, делаю поворот. Смотрю, голосует. Ну, отъехал от
перекрестка на положенное расстояние, встал.
   Нет и нет никого. Может, раздумал... Выглянул. Идет. "До Крылатого, -
говорит, - не подкинешь? Не обижу". Я думаю: взять или нет? Страсть не
люблю такого подхода. А он уже в машине. Я все размышляю. Ей-богу,
противно, когда тебя за подонка считают. Нужен мне его рубль! А он
подми-гнул мне: "Отдать швартовы". Ладно, думаю, хрен с тобой, поехали...
   - Как ты думаешь, в Крылатом он раньше был?
   - Не был. Говорит, вези по этому адресу.
   - А фамилии, имен не называл?
   - Нет. Сказал, что к дружку.
   - О чем вы беседовали?
   - Какой там беседовали! Молчит. Я спрашиваю: "Издалека?" Он говорит:
"Издалека". Ну, я опять, мол, как наши края нравятся? Он что-то буркнул.
Ладно, думаю, не хочешь, набиваться не стану. Едем дальше. Я уж забыл об
нем. Он вдруг ни с того ни с сего: "Бабушка есть?" - "Какая бабушка?" Уж
не чокнутый ли, думаю. А он: "Обыкновенная, старенькая, родная или
родственница". Говорю:
   "Есть родная. А что?" А сам все не пойму, к чему это он?
   "Верует?" - спрашивает. Ну, думаю, баптист какоИ-нибудь.
   "А шут ее знает", - отвечаю. "Иконы старинные имеются?" - "Нет. Но могу
поспрашивать". Он говорит: "Не надо. У тебя нет, значит, нет". Помолчали.
Скушно. Думаю, может, хоть теперь разговорчивее станет. "На что они тебе,
эти иконы?" - спрашиваю. "Интересуюсь", - отвечает.
   И все. Понимай так, что не лезь туда, куда не следует. Ну, думаю, ты
так и я так. До самого совхоза словом не обмолвились. Подвез я его к
самому дружку, это рядом, свернешь с шоссе, третий дом, я ведь Крылатое
знаю как свои пять пальцев. Он говорит: "Прошу получить за фрахт".
   И предлагает свои цацки. Я ему: "Ладно, обойдется". - "Нет, - говорит,
- надо поддерживать принцип материальной заинтересованности". Не хотелось
его обижать. Да и батю решил побаловать. Сам-то я не курю. Он спрашивает:
 "Когда назад?" - "Часа через два". Он подумал. "Вот если бы утречком,
часиков в пять..." А что мне загорать без дела? "Не могу", - отвечаю. Он
махнул рукой. Я уехал.
   Между прочим, загорал до самого утра: зажигание забарахлило.
Возвращался назад, еще подумал, не стукнуть ли в окошко. Шесть было. Так и
не решился...
   - Какого числа ты его вез?
   - Двадцать пятого. Можно по путевке проверить. И бурильщики подтвердить
могут. Я у них ремонтировался...
   Уточнив еще ряд деталей, я отпустил Веселаго, договорившись встретиться
с ним в Североозерске, чтобы при его помощи составить в лаборатории
фоторобот посетителя Залесских.
   Но прежде я связался с прокуратурой Одессы. Так как Залесский еще
болел, я попросил срочно допросить его в больнице по поводу ночного гостя.
Это было сделано в минимально короткий срок.
   Залесский показал, что вечером двадцать пятого июня к ним домой никто
из знакомых и друзей не приходил, тем более не приезжал издалека.
   Его ответ насторожил. Неужели Веселаго ошибся? Но адрес, который был
показан шоферу?
   Может быть, незнакомец приезжал к прежним хозяевам дома, ведь Залесские
жили в Крылатом всего полгода?
   Выяснилось, что до них домик занимало несколько жильцов. Сначала семья
агронома, потом ветеринара, а последнее время, перед Залесскими, шофера.
Люди поразъехались кто куда, найти их было можно, но требовалось много
времени...
   И все-таки мне думалось, что "коробейник", как я назвал про себя
приезжего, мог приехать именно к Валерию и Ане.
   На авось махнуть в совхоз, не зная, живут там еще знакомые или нет...
Не очень согласуется с человеком, судя по описаниям Веселаго, весьма
практичным.
   И еще одно обстоятельство наводило на мысль, что он приехал к
Залесскому: это морские-словечки: "отдать швартовы", "фрахт". Валерий ведь
из Одессы. Совпадение более чем подозрительное.
   Но для чего ему скрывать приезд гостя? Просто так это быть не может.
Неужели у него настолько плохая память?
   Во всяком случае, надо искать подтверждение тому, что "коробейник" был
у Залесских.
   Поэтому я вызвал на допрос соседей.
   Сначала Рыбкину, ту самую, что имела конфликт с погибшей.
   Вот что она показала:
   "Вопрос. Часто у Залесских были гости?
   Ответ. У них пьянствовали чуть ли не каждую субботу.
   А Валерий, тот даже из дому уходил. Я его понимаю, разве с такой женой
можно чинно-спокойно жить?
   Вопрос. Почему вы так решили?
   Ответ. Все время попрекала его.
   Вопрос. Вы сами слышали, что у них происходили ссоры?
   Ответ. Своими, собственными ушами. В деревне не спрячешься. А их дом от
нашего шагах в пятнадцати, не более.
   Вопрос. В чем выражались их неурядицы?
   Ответ, Как-то Залесская сказала мужу, что уйдет из сада, не хочет
работать... Конечно, такая готова сесть на шею мужу. Я считаю, ей не с
людьми надо работать, а с бессловесными тварями, тем более не с детьми...
Ее государство выучило, а она не захотела по своей специальности работать,
в полеВопрос. А Валерий заставлял работать ее агрономом?
   Ответ. Этого я не знаю.
   Вопрос. Значит, вы утверждаете, что между супругами Залесскими были
ссоры?
   Ответ. Были.
   Вопрос. Не скажете конкретно, когда?
   Ответ. Да хотя бы недели за две до смерти Залесской.
   Вопрос. Точнее?
   Ответ. Точнее сказать не могу.
   Вопрос. Они были дома одни?
   Ответ. Не знаю. Мы не бывали друг у друга...
   Вопрос. Вы не помните, приезжал ли к ним кто-нибудь незнакомый, не
крылатовский?
   Ответ. Я же говорю, что мы не дружили...".
   Да-а, Рыбкина, видимо, никак не могла простить Залесской истории с
хлебом...
   Соседка с другого края, Раиса Ивановна, дала следующие показания:
   "...Жили Залесские культурно. Зайдешь к ним вечером поговорить, или
книжку взять почитать, или там в хозяйстве чего не хватает, приятно
смотреть. Валерий с книжечкой на диване, Аня хлопочет над обедом...
Начитанный он человек. Про все знает. С таким и поговорить хочется.
Анечка, между прочим, тоже образованная была. И простая. Я к ним, как к
своим, привыкла. Валерий иной раз в районе по делам бывал, не возвращался
к ночи. Дома скушно, я иду к Анечке. Она дверь никогда не закрывала, да и
что тут в деревне воров бояться? Вот мы с ней и коротали вечерок.
   Чайком угостимся, всякие наши дела обговорим...
   Вопрос. А скандалы между ними случались?
   Ответ. Скандалов не помню. Что и бывало, так житейское. Милые, говорят,
бранятся-только тешатся.
   Вопрос. Значит, вы утверждаете, что ссор у них не было?
   Ответ. Какие ссоры? Жили культурно.
   Вопрос. Люди у них часто бывали?
   Ответ. Бывали. В хороший дом тянутся. А без гостей что за дом? Это уж
какие-нибудь скупердяи или не люди вовсе...
   Вопрос. И кто больше бывал? Здешние, крылатовские?
   Может быть, какое-нибудь незнакомое лицо? По одежде, по манерам
нездешние?
   Ответ. Студенты, что строили в совхозе. И этот, с остреньким носиком,
из района. В очках.
   Вопрос. Юрий Юрьевич?
   Ответ. Да, он. Остальные-наши. Коломойцев, ЦИПОР...
   Вопрос. Вы никогда не слышали, чтобы, например, ночью к их дому
подъезжала машина?
   Ответ. Нет.
   Вопрос. Вы летом спите с открытыми окнами?
   Ответ. С открытыми, если нет дождя.
   Вопрос. Если бы около их дома остановилась машина, было бы слышно?
   Ответ. Думаю, что услышали бы...
   Вопрос. Такого случая не помните?
   Ответ. Нет.
   Вопрос. Вы не знаете, кто-нибудь захаживал к ним в куртке и соломенной
шляпе?
   Ответ. Куртки у многих есть. И шляпы. Наверное, заходили.
   Вопрос. Кто именно?
   Ответ. Не помню.
   Вопрос. Валерия Залесского в такой одежде не видели?
   Ответ. Видела. У него старая шляпа и куртка была.
   В ней он поливал цветы, копался в огороде.
   Вопрос. Кто из супругов больше любил ухаживать за участком?
   Ответ. Аня больше. Гвоздики любила. Как-то у нее пацаны оборвали все
гвоздики. Переживала. Они с Валерием после этого на ночь оставляли в кухне
свет и пугало ставили.
   Вопрос. Какое пугало?
   Ответ. Приставляли к столу швабру, а на нее вешали куртку и шляпу.
Похоже, что человек сидит. Чтобы пацаны не лазили в сад..."
   История с пугалом выглядела настолько невероятно и просто, что я сразу
не поверил этому.
   Насчет "коробейника" я так ничего у соседей и не выяснил. Но зато,
кажется, прояснилось одно белое пятно: показания Кыжентаева, мальчика,
видевшего мужчину в доме Залесских вечером, в день убийства.
   Чтобы покончить с историей, доставившей мне столько хлопот, я провел
следственный эксперимент.
   В освещенном окне кухни все еще пустующего дома Залесских выставили
пугало в куртке и шляпе. И Болот Кыжентаев признал в нем того самого
"мужчину", которого видел в день убийства. Вызвал я на допрос и старушку,
что жила через дорогу и была понятой при моем первом осмотре места
происшествия.
   Она тоже подтвердила, что Залесские прибегали к "уловке с чучелом" -
чтобы не покушались на их цветы.
   Так была развеяна улика, которая путала мне все карты. Ларчик открылся
просто...
   Я все думал, как "коробейник" уехал из Крылатого.
   Первый автобус уходил в райцентр в восемь тридцать. Но, по-видимому,
гость Залесских хотел выехать пораньше, если просил Веселаго на обратном
пути подскочить часиков в пять.
   Если он не отправился автобусом, значит, опять воспользовался попутной
машиной или его подвез кто-то из местных.
   Ищенко выяснила, что Станислав Коломойцев ночью двадцать пятого июня
машину в гараж не ставил. Иногда совхозные шоферы оставляют транспорт
возле дома, чтобы пораньше отправиться, куда надо.
   Более того, Коломойцев приехал на ток двадцать шестого в одиннадцать
вместо семи часов утра.
   У меня возникла уверенность в том, что отвозил "коробейника" именно он.
Если надо было скрыть посещение гостя, Станислав подходил для этого случая
лучше других: для Залесского он свой в доску.
   ...Коломойцева в гараже не оказалось. Он не появлялся второй день. И
все же я отправился к Матюшиной, чтобы встретиться с Коломойцовым. Мело.
Мороз пощипывал уши и нос, и я с тоской подумал о том, что в такую погоду
Станислав вряд ли удержится от соблазна выпить. Люди, подобные ему, рады
любому поводу. В дождь - от мокроты, в мороз-от простуды, в жару-от
дремоты. Если парень будет хоть чуть-чуть навеселе, о допросе не может
быть и речи. Не имею права. А мне непременно хотелось поговорить с ним как
можно скорее. Я стал с особой силой ощущать, как бегут минуты, часы, дни,
как уплотняется время.
   На половине Коломойцева горел свет. Я постучал с "парадного" крыльца.
Через двери глухо прозвенели бубенцы.
   Открыла Евдокия Дмитриевна. И когда я спросил, дома ли постоялец, она
ответила с благоговением:
   - Известное дело, дома. Художничает.
   Я облегченно вздохнул. Если Станислав занимается живописью, то, скорее
всего, трезвый.
   Так оно и оказалось. Он поспешно встал от мольберта, вытирая руки о
тряпицу в разводах всех цветов радуги. Хозяйка удалилась на свою половину.
Мне показалось, что она задержалась у дверей. Потом на другой половине
воцарилась абсолютная тишина.
   Коломойцев вытер той же тряпкой стул и предложил сесть, что я и сделал,
с опаской посмотрев на сиденье. Сам он пристроился на кровати.
   - Рисуете?
   - Работаю, - скромно сказал он.
   - А освещение? - показал я на довольно тусклую лампочку.
   - Ничего, рисунок набрасываю. В цвете доделаю днем. - Он машинально
пододвинул мольберт к стене, чтобы я не мог видеть набросок.
   Помолчав, я спросил:
   - Станислав, мне нужно уточнить у вас кое-какие вопросы... Кого
вы-подвозили в район утром двадцать шестого июня?
   Коломойцев пожал плечами:
   - Двадцать шестого июня? Не помню... Какой это был день?
   - Понедельник.
   - Понедельник, понедельник... - Он виновато хлопал глазами. -
Давненько, надо припомнить...
   - Припомните, пожалуйста. Вы опоздали из-за, этого па ток.
   Он снова пожал плечами, как бы говоря: "Мало ли я опаздывал на
работу..."
   - Бывало так, чтобы вас кто-нибудь просил отвезти в Североозерск? Я
имею в виду-частным образом?
   - Ну, попутно, - смутился он. - Если еду, почему не взять?
   - Нет. В данном случае вас попросили сделать это специально.
   - Я не имею права использовать машину в личных целях. - Он подчеркнул
слово "машину". В его произношении оно прозвучало "масыну".
   - Станислав, вы же понимаете смысл моего вопроса.
   - Может быть, действительно подвозил, - задумчиво произнес он. -
Напомните хоть внешность.
   - Лучше, если вы вспомните сами.