что  стоял  у  турникета,  не
ошибся. Кто-то еще, пятый или шестой,  придерживал  Кольцову  дверь.  Он
вошел, ни на кого не глядя, и неожиданно быстро направился к  ожидавшему
его лифту. Девушка за конторкой черного мрамора  в  волнении  поднялась,
когда он проходил мимо. Одна секунда - он зашел в лифт,  следом  за  ним
загрузилась охрана, двери закрылись, и никого не стало.
   Только что вестибюль был полон, даже искры летели  от  напряжения,  а
тут вдруг  -  спокойствие,  безмятежность  и  покой.  Босс  прошел,  все
облегченно выдохнули...
   - Ничего себе... - протянул Скворцов.
   - А ты говоришь - прорвемся! - задумчиво  сказал  Катерине  Панин.  -
Попробуй тут прорвись.

***

   - Алло!
   - Что-то давненько мы не разговаривали. Куда это вы пропали? Ни слуху
ни духу...
   - Сказать пока нечего, потому и ни слуху ни духу.
   - Может, помощь нужна? Не справляетесь? Ведь все-таки полтора  месяца
прошло...
   - Пока не нужна, когда понадобится - предупрежу. Все  на  самом  деле
гораздо труднее, чем предполагалось.
   - Кто больше всего мешает?
   - Женщина.
   - Может, с женщиной помочь?
   - Я же говорю, пока рано. Если  у  нас  ничего  не  получится,  тогда
поможете.
   - Ладно. Наши все волнуются. Время идет, а дело не делается.
   - Передайте, что в самое ближайшее  время  я  постараюсь  решить  все
вопросы. О результате сообщу.
   - Передам. И мой вам совет: особенно не тяните...

***

   Юлия Духова неслась на  машине  по  Ленинградскому  шоссе  в  сторону
Шереметьева. Она всегда ездила быстро, а уж в плохом  настроении  летала
на своем "Фольксвагене", как на истребителе.
   Тимофей  Кольцов  отправлялся  сегодня  в  неву,  и  она  должна  его
проводить. По-хорошему, ей бы поехать  с  ним,  но  на  этот  раз  такая
возможность даже не рассматривалась. Да и сами проводы были полностью ее
идеей. Просто в один прекрасный день она приехала в Шереметьево,  прошла
в ВИП-зал и оставалась  рядом  с  Тимофеем  Ильичом,  пока  не  объявили
посадку. Поначалу  все  окружающие  удивлялись:  Юлию  Павловну,  вообще
говоря, никто никогда в аэропорт  не  звал,  но  Кольцов  молчал,  и  со
временем все привыкли к ее присутствию рядом с ним. Она  ко  многому  их
приучила.
   И ко многому еще приучит.
   Она приучила их советоваться  с  ней  по  любому  поводу  -  в  каком
настроении Тимофей Ильич, сейчас к нему зайти или подождать  до  завтра,
почему вчера на приеме он был мрачен, а  сегодня  уехал  так  рано?  Она
приучила их к мысли, что "мы говорим Духова, подразумеваем Кольцов". Она
приучила их считать, что она всегда где-то рядом и Тимофей Ильич смотрит
на мир ее глазами. И из ее постели.
   Мягко  говоря,  это  было  маленькое  преувеличение.  Раза  три,   за
границей, она действительно подлавливала его в состоянии расслабленном и
благодушном. Он отсылал охрану, они ужинали  в  каких-то  очень  дорогих
ресторанах, и вечер заканчивался в его или ее номере. Из этого ничего не
следовало, кроме легкой утренней неловкости, которую Юлия изо  всех  сил
старалась погасить, опасаясь, что в следующий раз в  постель  он  ее  не
возьмет. Зачем ему лишние неудобства? А ей совершенно необходимо спать с
ним. Он был неинтересный любовник - не слишком искусный и без  фантазии.
Поначалу  она  попыталась  изображать  огненную  страсть,   но   вовремя
сообразила, что надуть его таким образом не удастся. Наткнувшись на  его
насмешливый и холодный взгляд, она как-то моментально поняла, что все ее
игры - томные взоры, нервная дрожь и вскрики экстаза -  вызывают  в  нем
равнодушное любопытство, и только. Этот мужик все знал про  себя  и  про
окружающих.  Знал  настолько  хорошо,  что  иногда  ей  в  его  обществе
становилось дурно - с кем она решила  тягаться?  С  Тимофеем  Кольцовым?
Конечно, приятно утешать себя тем, что все мужики одинаковы, на какой бы
ступени социальной лестницы они ни находились,  и  умная  женщина  может
использовать их по своему усмотрению, но к Тимофею Ильичу это,  пожалуй,
не имело никакого отношения.  Его  можно  было  использовать  только  до
известного предела, который он сам же  и  определял.  Хорошо,  что  Юлия
быстро это поняла и ни на чем таком не прокололась.  Теперь  она  знала,
что должна выжидать, ни к чему его не подталкивая. Захочет спать с  ней,
будет спать. Не захочет... Ни соблазнить, ни обмануть его нельзя.
   Иногда, как сейчас, несясь почти по встречной полосе на своей  мощной
ухоженной машине, она его ненавидела. Ненавидела свою зависимость  -  он
имел все права, а она никаких. Ненавидела свое подчиненное  положение  -
все его замы были по определению выше ее. Ненавидела, что  он  заставлял
ее ждать его высочайшего расположения, как милости. Он определял правила
игры, и за это она тоже его ненавидела.
   Конечно, он делал ей  маленькие  молчаливые  уступки.  Разрешал  себя
провожать. Брал с собой за границу. У нее был более или менее  свободный
доступ в его кабинет. Но что значили эти  подачки  по  сравнению  с  той
абсолютной властью, которой она жаждала! О которой она грезила,  которой
болела, которая была у нее в крови, как тропическая малярия!
   Этот отвратительный, толстый,  плохо  образованный  мужлан  с  руками
грузчика и пролетарской физиономией имел все,  к  чему  стремилась  Юлия
Духова. Имел - и не хотел делиться. А как хороша, как уместна  она  была
бы в роли императрицы, если  бы  только  она  могла  заставить  его  это
понять! Сколько  всего  она  вынесла,  прежде  чем  добралась  до  него,
истинного кандидата на престол. Пусть сначала  не  императорский,  пусть
княжеский, но престол! В скольких постелях ей пришлось перебывать, через
сколько отвратительных рук пройти, прежде чем она оказалась там, где  ей
нужно! Ее нищее детство, полное унижений, болезней  и  горестей,  словно
кислотой сожгло все ее надежды и устремления.  Осталось  только  одно  -
выбраться на самый верх, чего бы это ни стоило. Она  окажется  там,  где
нет места девочкам из коммунальных рабочих квартир, а она  будет  там  -
единственная победительница. Она преодолеет  все,  что  возможно  и  что
невозможно преодолеть. Она подождет, пока Кольцов  не  поймет,  что  его
глупая длинноногая жена - совсем ему не пара. Пока он не увязнет в делах
настолько, что и не заметит момент, когда Юлия заберет в свои  руки  всю
власть, и тогда  ему  ничего  не  останется,  кроме  как  предложить  ей
разделить с ним корону и трон. А что и корона, и трон не за горами, Юлия
не сомневалась.  Нужно  только  набраться  терпения  и  ждать.  Ждать  и
действовать. Действовать и уничтожать соперников по одному.
   Абдрашидзе с его интригами ей не страшен. Неудобен,  но  не  страшен.
Ва-банк он не пойдет, напрямую выяснять отношения с Кольцовым, предлагая
переориентировать работу пресс-службы, не станет. Конечно, жаль, что так
много  в  последнее  время  было  допущено  ошибок:  программа  на   НТВ
действительно получилась провальной, Джордж Сорос вовсе  не  приехал,  а
благотворительный концерт прошел с гораздо меньшим, чем  предполагалось,
размахом. В Штатах умер какой-то знатный эмигрант, не  то  поэт,  не  то
музыкант, и все телевизионные каналы  показывали  только  его  похороны.
Кому она нужна, эта замшелая знаменитость?!
   Нужно заставить Терентьева в конце концов выяснить, почему Абдрашидзе
так пропихивает этот свой "Юнион", в чем там дело? А то  милейший  Игорь
уже осмеливается ей замечания  делать!  Конечно,  она  подыгрывает  ему,
изображая скромную подчиненную, но как только  она  получит  необходимую
информацию, от  Абдрашидзе  рожки  да  ножки  останутся.  И  ограничить,
ограничить контакты с этими наглецами и недоумками из "Юниона"!
   Медленно  и  осторожно  она  начала  готовить  почву  для  небольшого
скандала. На прошлой неделе она фактически  сорвала  интервью  Кольцова,
представив дело так, как будто это произошло  по  недосмотру  агентства.
Сейчас она везет ему справки об их  совместной  деятельности,  чтобы  он
почитал  их  на  досуге  в  самолете.  Капля  камень  точит.   Возможно,
вернувшись, он потребует  каких-нибудь  объяснений  от  своего  дорогого
Абдрашидзе, а к этому времени будут готовы новые справки, и к весне Юлия
Павловна  вновь  останется  полновластной  хозяйкой,  и  никакие  наглые
соплячки не посмеют даже смотреть в  ее  сторону,  не  то  что  задавать
вопросы!
   Поворачивая на международное шоссе, Юлия хищно  и  весело  улыбалась.
Она сотрет в порошок эту  бледную  дылду  в  невыразительных  английских
тряпках. Подумаешь,  дочка  Нобелевского  лауреата!  Небось  росла,  как
царевна в тереме, с мамками и няньками.  Разве  сравнится  с  Юлией  эта
размазня, так наивно и глупо уверенная в  себе?  С  такой  же  идиотской
детской  самоуверенностью  вылезает  на  скоростную  магистраль  толстый
щенок, которому кажется, что с ним никогда  и  ничего  не  стрясется.  И
погибает.
   Юлия знала, что она в сто, нет, в тысячу раз  умнее  и  сильнее  этой
девицы, которую ненавидела всей душой. Такое с  ней  бывало:  на  разных
жизненных этапах она выбирала объект для ненависти и  уничтожения  и  не
успокаивалась, пока не стирала его в порошок. И это приносило ей покой и
удовлетворение.  Сейчас  таким  объектом  для   Юлии   стала   Катерина.
Профессорская дочка, глупый щенок, выученный в университетах, защитивший
диссертацию и не знающий, что такое вонючие подъезды,  дикие  и  жалкие,
налитые кровью глаза, единственная куртка на все случаи жизни и драки  с
новенькими на помойках.
   Юлия  научит  ее  жизни.  Заставит  уползти  к  мамочке  с   папочкой
зализывать раны и  больше  никогда  не  попадаться  на  пути  сильной  и
могущественной Юлии Духовой.

***

   Когда позвонил Саша Андреев, Катерина выгуливала  племянницу  Саньку.
Сестра и ее муж укатили в Москву, закупить еды и  выпить  пива  в  "Джон
Буль Пабе". Санька качалась в гамаке уже минут сорок и на все Катеринины
попытки изъять ее из гамака отвечала глубокомысленно:
   - Еще хочешь.
   Катерина покладисто продолжала ее качать и думала о работе. Мобильный
телефон в кармане куртки позвонил как раз  тогда,  когда  она  дошла  до
того, что неплохо было бы попросить  Славу  Панина  найти  какого-нибудь
знакомого имиджмейкера и поговорить с ним про Тимофея Ильича Кольцова. А
потом подсунуть эту мысль Абдрашидзе, как будто это он сам придумал.
   - Алло! - сказала Катерина, не переставая качать Саньку.
   - Алло!
   - Саш, это ты?! - радостно завопила Катерина, и племянница посмотрела
на нее с любопытством. Голос у Андреева был странный:
   - Кать,  мы  прилетим  в  воскресенье.  Если  хочешь,  сразу  к  тебе
подъедем.
   - Саша, что случилось, почему ты три дня не звонил?
   Андреев замялся:
   -  Собственно,   ничего   такого   не   случилось.   Одна   маленькая
неприятность.
   - Какая неприятность? - насторожилась Катерина. - Ты давай не  темни,
Сашка! И не пугай меня! Что еще за неприятность?!
   - Приеду - расскажу.
   - Нет, ты сейчас расскажи!
   - Сейчас не расскажу, Кать.
   - Ничего криминального и ужасного? - осторожно спросила  Катерина.  -
Все живы-здоровы?
   - Ну, конечно, - уверил ее Саша, - ты, самое главное, не пугайся.
   - Город Калининград цел? - на всякий случай уточнила Катерина.
   - Город  цел.  И  мы  целы.  Все  нормально.  Просто  есть  некоторые
обстоятельства, которые я хотел бы тебе изложить.
   - До работы, я правильно понимаю? - спросила  Катерина,  догадываясь,
что есть что-то, чем он хочет поделиться сначала с ней и только потом  с
Приходченко и Скворцовым.
   - Правильно понимаешь, - буркнул Саша. - За что и люблю.
   - Ладно, приезжай, - сказала Катерина. - Во сколько тебя ждать?
   - После пяти где-то. Спасибо, Кать.
   - Пожалуйста. Слава богу, что все живы. Андреев с  Гордеевым  прибыли
на следующий день, и вид у них обоих был глубоко несчастный.  Они  долго
мялись в прихожей, потом по очереди  мыли  руки,  так  старательно,  как
будто собирались немедленно провести хирургическую операцию. Потом пошли
здороваться с бабушкой, которую хорошо знали, и проторчали у  нее  минут
двадцать. Наконец Катерина не выдержала. Она пришла за ними в  бабушкину
комнату и сказала сердито:
   - Или вы сейчас же садитесь и рассказываете  мне,  в  чем  дело,  или
выметайтесь.
   Выразительно и тяжко вздыхая, Андреев и Гордеев поплелись за  ней  на
кухню, и, когда наконец все уселись перед кофе и бутербродами,  Катерина
пребывала в полной уверенности,  что  на  самом  деле  произошло  что-то
ужасное.
   - Кать, - начал Андреев, - ты, конечно, можешь завтра же нас уволить,
но...
   У него  не  хватало  мужества  признаться  в  том,  что  случилось  в
Калининграде. Ему казалось, что, как только Катерина об этом узнает,  он
перестанет быть для нее рыцарем в  сверкающих  доспехах,  который  может
все. Он станет ей  неинтересен.  Он  превратится  в  обычного,  рядового
сотрудника, который может справиться с заданием,  а  может  и  провалить
его. Ну не мог он заставить себя рассказать!..
   - Короче, выследили нас, - хмуро сказал Мишка, - и скорее всего  Коту
Тимофею уже доложили. Вот, собственно, и все дела.
   - Как выследили? - не поняла Катерина.
   - Да обыкновенно, - ответил Мишка  с  хмурой  досадой.  -  Надо  было
вопросы осторожней задавать, а мы не  остереглись.  Всегда  сходило,  мы
думали, и сейчас сойдет. А город Калининград - не Москва-столица. Кто-то
что-то услышал, кто-то кого-то  видел,  крути  по  воде  пошли,  и  все,
привет.
   - Что - привет? - Катерина переводила взгляд с Гордеева на  Андреева,
который выглядел совсем подавленно.
   - Ничего. Поговорили  с  нами,  сначала  не  слишком  вежливо.  Потом
выяснили, кто  мы,  пожурили  по-отечески  и  отпустили  на  все  четыре
стороны. Идите, говорят. Лучше всего прямо в аэропорт. У Сашки  от  этих
разговоров вон кисть вывихнута...
   - А вы? - глупо спросила Катерина.
   - А мы и пошли, куда нас послали. Работу бросили.  Я  думал,  Андреев
меня по дороге живым сожрет, так переживал, что тебя подвел, а я говорю,
хорошо, что ноги унесли...
   - Ладно, заткнись! - с неожиданной злобой перебил его Саша.  -  Кать,
это моя вина на самом деле. Надо было сразу  уезжать,  когда  мы  слежку
обнаружили, а я...
   - Слежку? - переспросила Катерина и закурила. - Давайте все сначала и
по порядку. Кто за вами следил, кто вас увидел, кто кому сказал? Что  за
слежка? Что именно доложили Тимофею?
   - Что мы информацию о нем собирали. Я ведь так понимаю,  что  он  нам
санкций не давал? - Саша  начал  отвечать  на  последний  вопрос,  самый
легкий. Он маялся от сознания собственной  вины,  и  Катерине  было  его
жалко. Но посочувствовать она еще успеет. Сейчас ей нужна  вся  картина.
Целиком.  -  Нас  выследила  в  Светлогорске  его  служба  безопасности.
Местная. Отволокли на какую-то  дачу,  день  держали,  потом  отпустили.
Спрашивали, какого черта мы  по  городу  шаримся,  чьи  такие  и  какого
дьявола нам надо. Звонили в Москву, выясняли. Отобрали дискеты, сволочи.
   - Все? - ахнула Катерина.
   - Все, - подтвердил Андреев и вдруг улыбнулся:
   - Кать, но за дискеты ты не переживай, у меня в камере  хранения  все
копии остались. Целы и невредимы. Хоть в этом я их того... обставил.
   Некоторое время  все  молчали.  Катерина  снова  закурила  и  сказала
задумчиво:
   - Ладно, подведем итоги. Информация у нас есть, но не полная. Значит,
месяц на взморье все-таки не впустую прошел. Мы теперь знаем, что служба
безопасности ревностна охраняет его интересы не только в приемной  перед
кабинетом. Это тоже неплохо, по крайней  мере  означает,  что  город  он
действительно контролирует. Это, можно  считать,  плюсы.  Какие  минусы?
Неизбежный скандал с Приходченко и с пресс-службой, если они узнают, что
мы собирали "черное" досье. Кстати, из того, узнают они  или  нет,  тоже
можно сделать выводы. Например, так ли близка к Кольцову Юлия, как хочет
казаться? Посмотрим, подумаем...
   - Кать, ты не злись особенно, а?  -  Саша  Андреев  просительно,  как
провинившаяся собака, заглянул ей в лицо. - Я  просто  был  уверен,  что
справлюсь с ситуацией.
   - Я не злюсь, - ответила Катерина. - Я не понимаю...
   -  Чего?  -  Саша  пытался  отыскать  в  ее  лице  какие-то  чувства,
направленные на него  лично,  -  обиду,  недоумение,  разочарование.  Но
Катерина уже приняла ситуацию такой, как есть,  и  старалась  придумать,
как выйти из нее с наименьшими потерями.
   - Перед Приходченко я вас  прикрою.  Скажу,  что  вы  звонили,  когда
обнаружили слежку, а я велела расследование не прекращать.
   - Катерина! - заревели они в два голоса.
   - Ничего не Катерина, - возразила она  хладнокровно.  -  Вы  же  сюда
заявились, а не к Олегу на "Сокол". Так что теперь я буду действовать на
свое усмотрение. Я ценю ваше благородство, обожаю вас обоих, но  я  ваше
начальство. Ясненько? Давайте посмотрим, что вы  привезли.  Или  хотите,
оставляйте мне дискеты, а сами поезжайте по домам. А то  вас,  наверное,
там уже с собаками ищут.
   Оба исследователя  биографии  Тимофея  Ильича  Кольцова  ехать  домой
наотрез отказались, сказав, что они должны непременно присутствовать при
изучении добытых ими фактов.
   Все  вместе  они  часа  за  три  просмотрели  все  файлы.  Это   было
захватывающее чтение. Про Тимофея  Кольцова  можно  книгу  написать,  из
серии "Жизнь замечательных людей". И прав  Саша  Андреев,  сказавший  ей
однажды по  телефону,  что  в  собранных  данных  вопросов  больше,  чем
ответов.
   - Самое интересное, Кать, - отметил все тот  же  Андреев,  когда  она
дочитала последнюю  страницу,  -  что  детство-отрочество-юность  вообще
никак с официальной биографией не совпадают. Мы тут не успели  дописать,
но ни в какой 43-й школе он не учился. И  в  ПТУ  тоже.  А  институтский
диплом, который у него в досье  записан,  он  не  в  восьмидесятом  году
получил, а в девяносто первом. Знаешь, такое впечатление, что его вообще
на свете не было, пока он в  шестнадцать  лет  на  завод  не  пришел.  О
родителях - ни слуху ни духу. Нет таких и не было. И  никто  не  помнит,
откуда он вообще взялся, Тимофей Кольцов. Как с неба свалился.
   - Странно, -  задумчиво  сказала  Катерина.  -  Детство  вроде  самый
безопасный период. Его, как правило, не скрывают. Чего скрывать-то,  что
в штаны писал регулярно? А у него детства как бы вообще нет...
   - То-то и  оно.  -  Саша  взял  из  вазы  апельсин  и  стал  чистить.
Упоительный, свежий запах перебил сигаретный дым и напомнил  Новый  год,
снег и елку.
   - Ты еще про "Гранд Эд" расскажи, - напомнил Мишка.
   - Да, - спохватился Саша. Он как-то  сразу  расслабился,  поняв,  что
Катерина вовсе не собирается отказать ему в доверии и  дружбе.  Тревога,
грызшая его целую неделю напролет,  наконец  улеглась.  Ему  моментально
захотелось домой, спать и есть.
   - Что такое "Гранд Эд"? - спросила Катерина.
   -  То-то  и  оно,  что  непонятно.  Вроде  они  гостиницы  строят   в
Светлогорске и вообще в  области.  И  вроде  они  какое-то  отношение  к
Тимофею имеют. Правда, мы так и не поняли,  какое.  Но  вокруг  них  все
время какие-то слухи странные ходят.
   - Например?
   - Например, что они продают за границу детей.  Покупают  у  бомжей  и
проституток и продают. И непонятно,  то  ли  на  усыновление,  то  ли  в
публичные дома, то ли для...  трансплантаций...  Там  же  все  просто  с
вывозом, порт, граница, все такое...
   - О господи, - пробормотала потрясенная Катерина, -  только  торговли
детьми нам не хватало для полного счастья.
   - Но это, конечно, никак не проверяется, - подал голос Мишка. -  Если
все правда, то это такой криминал, что дальше ехать некуда. Хуже наркоты
в сто раз. Мы туда не влезем со своими проверками.
   - Торговля органами? - сама у себя спросила Катерина. - Фильм ужасов,
а не избирательная кампания, честное слово. А точно они имеют к Кольцову
отношение?
   - Да вроде, - ответил Саша, пожав плечами. За  неопределенностью  его
ответов Катерина