внула я.
   - Несколько лет я работал в одной крупной.  фирме.  Все  было  прекрасно,
пока я не начал проявлять излишнее любопытство, вполне объяснимое, кстати. А
проявив его, понял, что работа... как  бы  это  выразиться...  для  меня  не
совсем подходящая.
   - Криминал?
   - Разумеется. И я счел за благо удалиться, пока это было возможно. Вот  и
все.
   - Занятно. И что думаешь делать дальше?
   - Понятия не имею. Для начала тоже решил отдохнуть. Я лет семь не  был  в
отпуске. И, честно говоря, мне понравилось бездельничать. Денег  мне  хватит
до самой старости, причем с лихвой. Возможно, организую собственное дело, но
пока думать об этом лень.
   - Что ж, по-моему, разумно.
   Он улыбнулся в ответ, и мы ненадолго замолчали.
   К концу первой недели  я  начала  задаваться  вопросом:  почему  Глеб  не
стремится оказаться со мной в одной постели? Не то чтобы мне этого хотелось,
нет, просто его поведение  казалось  странным.  Сама  я  не  делала  никаких
попыток к сближению. Влюбляться я не собиралась,  а  для  курортного  романа
Глеб не казался мне особо подходящей кандидатурой.
   Я лениво размышляла об этом, валяясь на пляже, а где-то на  десятый  день
поняла, что неожиданно я увлеклась им. Открытие меня не порадовало. До конца
поездки оставалось четыре дня, и я надеялась, что, расставшись с  Глебом,  я
скоропостижно забуду о нем. Теперь выходило, что все не так просто.
   В  один  из  дней  Глеб  предложил  прогулку  на  яхте,  и  я,   конечно,
согласилась. Не считая команды из трех  человек,  мы  были  одни,  купались,
загорали, болтали о пустяках и были абсолютно счастливы. Стоя на носу яхты и
чувствуя за спиной Глеба,  я  беспричинно  улыбалась,  и  вдруг...  странное
чувство охватило меня, в какой-то момент на меня напал лютый страх. Я  вдруг
подумала: "Вот сейчас, сию минуту он толкнет  меня..."  Я  уже  видела,  как
падаю, ударяясь головой о корму, теряю сознание, а потом винт разрубает меня
на куски...
   Видение  было  столь  отчетливым,  что  я  невольно   попятилась,   резко
повернулась и увидела лицо Глеба. Глаза его  были  скрыты  очками,  но  лицо
выглядело чересчур серьезным, правда, в ту же секунду он улыбнулся.
   - Потрясающе, правда?
   - Правда, - кивнула я, но  поторопилась  убраться  подальше  от  опасного
места, мысленно ругая себя на чем свет стоит. С какой это стати Глебу желать
моей смерти? Чушь...
   В последний вечер мы отправились в Хургаду с намерением изведать прелести
ночной жизни города. В отель вернулись под утро. Я едва держалась  на  ногах
от усталости. На веранде по соседству шумная компания что-то  отмечала...  В
общем, испытывая некоторую неловкость  под  любопытствующими  взглядами,  мы
простились возле моей двери.
   Автобус, который на следующий день должен был  отвезти  нас  в  аэропорт,
отправлялся в шесть вечера, так что времени до отъезда было вдоволь, и  Глеб
за завтраком спросил:
   - Чем займемся?
   - Будем валяться на пляже. Номер необходимо сдать в двенадцать.
   - Совершенно необязательно, - усмехнулся он и взял меня за руку. По тому,
как он это сделал, стало ясно, что он имеет в виду.
   По дороге в  номер  я  рассудила,  что  это  вполне  логичное  завершение
знакомства. В конце концов, парень  здорово  потратился  и  имеет  право  на
кое-какое удовлетворение. Развлекая себя циничными мыслями в том же духе,  я
отлично знала, что на самом деле хочу этого не меньше, чем он.
   Мы вошли в его номер, он запер дверь, улыбнулся, точно извиняясь, а потом
принялся меня целовать. Часа через два я с чувством воскликнула:
   - Какого черта мы столько времени потратили впустую?!
   А Глеб засмеялся.
   На автобус мы, конечно, опоздали, пришлось ехать на такси. Регистрацию мы
успели пройти за несколько минут до вылета,  и,  оказавшись  в  самолете,  я
самым бездарным образом уснула, уткнувшись носом в плечо Глеба (он  и  здесь
проявил чудеса расторопности и сумел уговорить пожилую даму поменяться с ним
местами).
   Проснулась я, когда самолет пошел  на  посадку.  В  Шереметьеве  началась
суета, так что мы не успели сказать друг другу и трех  слов.  Меня  встречал
приятель с моим демисезонным пальто, перекинутым через руку,  и  прощание  с
Глебом вышло каким-то скомканным.
   У него был номер моего сотового, у меня был номер его. По  дороге  домой,
отвечая на вопросы своего приятеля об отдыхе в Египте, я вдруг почувствовала
странную тоску при мысли, что  никогда  не  увижу  Глеба.  Впрочем,  я  была
совершенно уверена, что он позвонит в тот же день. Но он  не  позвонил.  Это
причинило мне невероятную боль. Я решила поскорее забыть о нем, но на третий
день, ругая себя последними словами, позвонила  сама.  Совершенно  напрасно,
между прочим. Глеб не ответил. На вторую попытку меня уже не  хватило.  Сидя
вечером одна в своей квартире и испытывая чувства, доселе мне  неведомые,  я
вдруг с  удивлением  поняла,  что  влюбилась.  Выходило,  что  Глеба  стоило
поблагодарить за то, что он не позвонил мне, потому что в чем  в  чем,  а  в
любви, как мне тогда казалось, я нуждалась меньше всего.
   Прошел еще один день. Я выходила из машины возле своего  подъезда,  когда
услышала за спиной:
   - Полина... - Повернулась и  увидела  Глеба.  Он  стоял,  привалившись  к
новенькому "Шевроле", и выглядел немного смущенным.
   - Это ты? - ахнула я и выронила ключи.  Мы  одновременно  наклонились  за
ними. Глеб взял меня за руку и вздохнул:
   - Наверное, надо было предупредить... - И без перехода добавил:
   - Я люблю тебя.
   - Господи, - засмеялась я. - Господи... как я счастлива.
   - Я с вещами, - заявил Глеб, как только мы вошли в квартиру. -  В  общем,
на всю жизнь. Как ты на это смотришь?
   - Я в восторге.
   - А замуж за меня пойдешь?
   - Куда ж деваться, если ты с вещами...
   С тех пор мы не расставались. Через месяц поженились, и все это  время  я
была абсолютно счастлива. Теперь, когда былое счастье  оказалось  утраченным
навсегда, эти несколько месяцев представлялись  мне  самыми  невероятными  в
моей жизни, повторить их никогда и ни с кем невозможно, и от этого мое  горе
казалось мне безграничным, а дальнейшая жизнь никчемной.
   Утро опять выдалось солнечным, и это  причиняло  почти  физическую  боль,
казалось, мне стало бы легче,  погрузись  весь  мир  в  беспросветную  мглу.
Позвонила Светлана.
   - Полинька, я заеду через полчаса. Я безразлично буркнула:
   - Конечно.
   Она приехала и, взглянув на меня, заплакала.
   - Поля, так нельзя, надо держаться. Тебе ни  в  коем  случае  не  следует
оставаться одной...
   - Нет-нет, - торопливо ответила я, боясь, что Светлана решит проводить со
мной все время, а я теперь просто не способна кого-то  видеть.  -  На  самом
деле все не так  плохо.  Пройдет  месяц,  два,  и  я  начну  привыкать.  Все
привыкают. Какие у  нас  дела?  -  облизнув  пересохшие  губы,  спросила  я,
стараясь перевести разговор в другую плоскость. В сочувствии я совершенно не
нуждалась.
   - Надо сообщить родственникам, - начала Света, а я перебила:
   - Получается, что сообщать некому. У меня родни нет, и у него тоже,  если
не считать отчима. Но ни его адреса, ни телефона в вещах Глеба я не нашла.
   - Ясно, - вздохнула Светлана. - В конце  концов,  отчим  не  отец,  можно
сообщить позднее. Где он живет?
   - В Екатеринбурге.
   - Еще вопрос, смог бы он приехать... Скорее всего  он  пенсионер,  дорога
дальняя... - Светлана говорила что-то еще, но я не слушала, последнюю  фразу
ей пришлось повторять дважды, прежде чем я поняла, что она  хочет.  -  Нужна
фотография Глеба.
   - Зачем? А, да... У меня только свадебная.
   - Свадебная не подойдет. К тому же его лица на ней почти не видно...
   - Другой нет.
   - Как - нет? - не поняла она.
   - Просто нет. И я, и Глеб терпеть не могли фотографироваться.
   - Неужели нет ни одной фотографии?
   - Нет, - теряя терпение, ответила я.
   - На паспорте, на военном билете наконец...
   - Документы он взял с собой.
   - И военный билет?
   - Наверное. В столе его нет.
   - Все-таки это странно, - нахмурилась Светлана. - Ни одной фотографии...
   - Странно, странно, - повторила я, цепляясь за это слово.
   А ведь действительно странно. Человек умирает, и после него  не  остается
никаких материальных подтверждений его недавнего присутствия на земле.  Одна
фотография, где он, точно нарочно,  отвернулся.  Странно...  Отчего  ж,  все
имеет свое объяснение. Умри я сегодня, и после меня тоже мало что останется.
Та самая фотография, где я уткнулась лицом в  цветы...  Вот  именно.  Должно
быть объяснение, должно...
   Я поторопилась отделаться от Светланы. Как только за ней закрылась дверь,
я вернулась в комнату Глеба и еще раз тщательно  просмотрела  бумаги  в  его
столе. Ничего интересного. Документы, в которых чаще всего фигурировало  мое
имя, договор на аренду ячейки в банке - все  это  составлено  уже  при  мне,
здесь, в  этом  городе.  О  прежней  жизни  Глеба,  до  нашей  встречи,  мне
практически ничего не  известно.  Он,  конечно,  делился  со  мной  детскими
воспоминаниями, забавными рассказами из веселой юности, но по большому счету
это ничего не значило. Теперь это вдруг меня испугало.
   Вот тут мне бы проявить мудрость и оставить все как есть, но горе сыграло
со мной злую  шутку,  здравый  смысл  отступил,  и  я  с  удвоенным  рвением
принялась рыться в бумагах. Вытащила все  три  ящика,  встала  на  колени  и
вскоре была вознаграждена за усердие. К задней стенке  стола  прилип  клочок
бумаги.  Я  достала  его.  Обрывок  какого-то   текста,   отпечатанного   на
компьютере. "Меня удивляет ваше сомнение. Более того, вы сами  находитесь  в
опасности, сказать честно, я не дам за вашу жизнь и гроша, так что подумайте
и сообщите свое решение не позднее..." Далее текст  обрывался.  Я  прочитала
текст раз пять, прежде чем до меня начал доходить его смысл. Глебу угрожали.
Очень  похоже  на  письмо  шантажиста.  Ну  конечно.  Его  гибель  вовсе  не
несчастный случай, это убийство...
   Телефонный звонок заставил меня вздрогнуть Я схватила трубку  и  услышала
незнакомый мужской голос:
   - Полина Викторовна? Извините, что  беспокою.  Моя  фамилия  Горшенин,  я
занимаюсь делом вашего мужа. Вы не могли бы приехать? Я понимаю...
   - Я приеду. Скажите, куда.
   Он назвал адрес, а я начала лихорадочно собираться. Вернулась к  столу  и
спрятала найденный только что клочок бумаги в секретер, заперев его на ключ.
   Здание, куда мне предстояло явиться, находилось неподалеку - пешком можно
было дойти минут за двадцать, но я  поехала  на  машине.  Найденный  обрывок
письма не шел из головы Я была уверена, что вызов в милицию как-то связан  с
этим письмом, то есть не с  ним,  конечно,  а  с  новым  поворотом  в  деле.
Наверняка у следователя появились сомнения в том, что это несчастный случай.
Расследование - вещь, которая мало  кому  может  прийтись  по  вкусу,  но  в
настоящий момент я хотела лишь одного:  узнать  правду.  Впрочем,  жизненный
опыт подсказывал, что правда - штука непростая и, как правило, малоприятная.
   Горшенин оказался пожилым мужчиной в помятом костюме, с усталыми  глазами
и лысиной, которую он тщетно пытался замаскировать. При  моем  появлении  он
встал, представился и выразил сочувствие. Я кивнула, вглядываясь в его лицо,
ожидая сногсшибательных известий, но  наш  разговор  меня  разочаровал.  Для
Горшенина Петра Васильевича дело было совершенно ясным.  Несчастный  случай.
Машина шла  на  большой  скорости,  после  дождей  обочина  была  грязной  и
скользкой,  машину  занесло  и  отбросило  в  кювет,   она   несколько   раз
перевернулась, после чего взорвалась и выгорела дотла, что и  неудивительно,
в салоне находилась канистра с  бензином,  именно  поэтому...  Тут  Горшенин
несколько смешался, кашлянул и торопливо продолжил. Вскрытие  показало,  что
мой муж скончался не от ожогов, как предполагалось вначале,  хотя  и  ожогов
вполне хватило бы, так  как  практически  на  сто  процентов  кожный  покров
поврежден и...
   - Вы видели, в каком  он  состоянии,  -  точно  извиняясь,  добавил  Петр
Васильевич. Оказывается, Глеб умер от инфаркта. Приступ случился  в  машине,
именно поэтому он и не справился с управлением.  Налицо  несчастный  случай.
Горшенин еще раз выразил мне сочувствие, и я поняла, что  разговор  окончен.
Поднялась и, точно во сне, вышла из кабинета.
   Что за чушь - у Глеба больное сердце? Он перенес операцию? Да это  просто
смешно. Какая,  к  черту,  операция.  Человек  с  больным  сердцем  избегает
нагрузок. Глеб  отличался  отменным  здоровьем,  несколько  часов  в  неделю
проводил в тренажерном зале, а еще занимался подводным плаванием.  Он  легко
сажал меня к себе на  плечи  и  носился  по  пляжу,  при  этом  не  особенно
задыхаясь.  Разве  такое  возможно  после  операции?   Чепуха...   Все   это
подтверждает мои сомнения. К  черту  несчастный  случай!  Глеба  убили...  А
канистра в салоне? Моему мужу в голову бы такое  не  пришло.  Во-первых,  он
помешан на чистоте, во-вторых, всегда остро реагировал на запахи. Не  помню,
чтобы он когда-нибудь прихватывал канистру в салон.
   Я села в машину и, не успев прикрыть дверь, набрала номер телефона.
   - Слушаю. - Голос звучал завораживающе, чуть хрипловато.
   - Это я...
   - Черт возьми, что у тебя с телефоном? Я пытался тебе дозвониться...
   - Извини, забыла включить.
   - Где ты? Надо встретиться.
   - Я только что из милиции. Ты сможешь подъехать к скверу возле собора?
   - Конечно. Буду там через десять минут. Я положила  телефон  на  соседнее
кресло и завела машину.
   На дорогу я потратила гораздо больше десяти минут. Выезд с проспекта  был
перекрыт, пришлось добираться через мост. Когда я притормозила возле  ограды
сквера, Федор уже ждал меня, прогуливаясь по ближайшей аллее. Я бросилась  к
нему. Высокий, в длинном темном пальто нараспашку,  с  сурово  сведенными  у
переносицы бровями, он выглядел хмурым и даже недовольным, но,  несмотря  на
это, был фантастически красив.
   Яркий блондин, со стального цвета глазами и смуглой кожей. Что может быть
привлекательнее для огромного числа женщин?
   - Здравствуй, - пробормотала я, подходя ближе. Он терпеливо  ждал,  сунув
руки в карманы пальто.
   - Черт возьми, ты же мне обещала, ты клялась, что это в последний  раз...
Какого дьявола... Я едва не свихнулся, когда  узнал.  Почему  ты  ничего  не
сказала? - Я обняла его за шею  и  уткнулась  носом  в  грудь.  С  некоторой
неохотой он поднял руку и погладил мое плечо. - Успокойся.
   - Ты ничего не понял, - тихо сказала я. - Я его люблю. Я люблю его.
   -  Я  это  слышал  много  раз,  -  отстраняясь,  ответил   он,   невольно
поморщившись.
   - Я люблю его...
   - Хорошо, хорошо. Я не силен в психологии,  как  ты  знаешь.  Но  ты  мне
обещала...
   - Ты с ума сошел, - резко сказала я.  -  Ты  ничего  не  понял.  -  Слезы
брызнули из моих глаз, я развернулась и бросилась  к  машине,  Федор  догнал
меня, схватил за плечи и рывком прижал к себе.
   - Прости... так, значит... бедная моя девочка...
   - Я не знаю, как мне жить, Феденька, - зашептала я, давясь слезами.  -  Я
не хочу жить. Я так люблю его... это никогда не кончится...
   - Успокойся. Пойдем сядем, вон там скамейка. Я узнал только сегодня,  два
часа назад. Почему ты не позвонила?
   - Не знаю. Я сама не своя. Федя, что делать?
   - О господи, - вздохнул он, - ну что тут сделаешь? Только надеяться,  что
боль пройдет. Ты же сама отлично знаешь, все когда-нибудь проходит.
   - Это несправедливо, - прошептала я, - ведь я так люблю  его  .  -  Федор
отвернулся, а я схватила его за руку. - Почему ты молчишь? Ты ведь  думаешь,
я это заслужила? Ты ведь так думаешь?
   - Совершенно не важно, что я думаю. Важно, что я люблю тебя. И мне больно
видеть, как ты страдаешь. И больно вдвойне, оттого что я не знаю,  как  тебе
помочь.
   - Тут ничем не поможешь, - вздохнула я.  Он  обнял  меня  и  поцеловал  в
висок.
   - Что в милиции? -  спросил  он  минут  через  пять,  когда  я  перестала
всхлипывать и понемногу успокоилась.
   - Ничего. Несчастный случай.
   - Ты говоришь это таким тоном, точно тебя это не устраивает.
   - Я не верю в несчастный случай.
   - Что? - Глаза его полыхнули гневом. - Уж не хочешь ли ты сказать...
   - Мне это даже в голову не пришло.
   - Надеюсь, - усмехнулся он. - Должен тебе заметить, мне очень не нравится
происходящее. Ты ничего от меня не скрываешь?
   - Конечно, нет. - Он вглядывался в мое лицо, точно сомневаясь. Это вывело
меня из терпения. - Какого черта ты так смотришь на меня?  Ты  что,  мне  не
веришь?
   - Я уже сказал, мне очень  не  нравится  происходящее  И  мне  невыносимо
думать, что ты обманываешь меня.
   - Не говори глупостей. Я клянусь.
   - Твоим клятвам грош цена, и ты это знаешь не хуже меня.
   - Замолчи...
   - Разумеется. Ты не терпишь, когда я говорю об этом. Сколько раз ты  меня
обманывала?
   - Замолчи, - повторила я, - сейчас совсем другое. Я сказала тебе  правду,
я сразу сказала тебе правду, как только он приехал  сюда.  Я  его  любила  и
сейчас люблю, и ничего с этим не поделаешь.
   - Хорошо. Допустим, ты права, а я нет. Но происходящее мне по-прежнему не
нравится. Эта авария выглядит очень подозрительно.
   - Мне сказали, что он умер от сердечного приступа Чушь собачья, - вытирая
нос платком, тихо сказала я - Глеба убили Я уверена в этом.
   - Ты уверена?
   - Да Сколько раз повторять? Я нашла в его столе письмо  Очень  похоже  на
шантаж.
   - Постой, кому это надо?
   - Понятия не имею. Мне вот что пришло в голову я ведь  ничего  о  нем  не
знаю Совсем ничего. У меня даже нет его фотографии...
   - Ну, это неудивительно, - хмыкнул Федор, но тут же нахмурился. - Значит,
что-то из его прежней жизни?
   - Он намекал на какие-то проблемы...
   - Похоже на правду, - немного помолчав, вздохнул Федор. - Не  хотел  тебя
пугать раньше времени... Видишь ли,  сегодня  я  переговорил  кое  с  кем...
Версия о несчастном случае сомнений не вызывает, однако кое-какие странности
и меня насторожили. Допустим, машину отшвырнуло в сторону...  О  господи,  я
спятил, что говорю тебе это...
   - Продолжай, - потребовала я.
   - В общем, если коротко, подозрительно выглядит  сам  пострадавший.  Этот
бензин в салоне и  то,  что  труп  в  таком  состоянии,  даже  опознать  его
практически невозможно. Отпечатки пальцев отсутствуют, а зубы  были  выбиты,
когда он ударился о руль... Что ты на это скажешь?
   - Я скажу, кому-то очень не хотелось, чтобы менты хоть что-нибудь  узнали
о Глебе. А отпечатки пальцев - это след.
   - Ты...
   - Я хочу знать, кто его убил и за что.
   - Надеюсь, ты не делилась своими сомнениями  в  милиции?  -  насторожился
Федор.
   - Нет. И не собираюсь.
   - Разумно. Иногда находишь то, чего совсем не ищешь. Извини,  что  говорю
прописные истины. В твоих интересах,  чтобы  Глеба  поскорее  похоронили.  У
ментов нет причин тянуть с этим.
   - Глеб настаивал на кремации.
   - Опа! - зло крикнул Федор. - Я начинаю  думать,  что  все  даже  хуже...
Послушай моего совета - не лезь в это дело.
   - Ты знаешь: я обожаю советы.
   - Что с того, если ты узнаешь, за что его убили? Глеба не вернешь.  Глупо
совать голову в петлю.
   - Я хочу знать правду. Я найду убийцу и...
   - И что?
   - Не знаю. Но я его найду.
   - Отговаривать тебя бессмысленно. Что ж,  постарайся  хотя  бы  сохранить
голову на плечах.
   - Ты мне поможешь? - спросила я.
   - А куда мне деваться? - усмехнулся он.
   Я вернулась домой. Едва я переступила порог, тоска навалилась на  меня  с
новой силой. Я не могу здесь находиться, просто не могу...  А  что  мне  еще
остается? Переехать в гостиницу, снять квартиру? Что  это  изменит?  Ничего.
Глеба в самом деле не вернуть. Но я могу найти  его  убийц.  Я  верила,  что
могу. Вот этим и следует заняться. Если Федор прав,  предприятие  далеко  не
безопасное, следовательно, мне будет не до тоски.
   Я решительно