им.
Все старались всмотреться в человека на противоположном конце  моста.  Тэп
понял первый.
   - Посмотри на шляпу, - сказал он Квейлю.
   Они были уже у самого моста. Человек направился  к  ним.  На  нем  была
широкополая шляпа австралийских войск.
   - Кто такие? - спросил австралиец.
   Квейль увидел у него на рукаве буквы "МП" - знак военной полиции.
   - Ну и повезло нам! - воскликнул с радостным смехом Тэп.
   - Я чуть не умерла от страха, - призналась Елена.
   - Нам очень повезло. Это аустралос, - объяснил большой грек маленькому.
   Маленький грек сохранял спокойствие.
   - Кто такие? - повторил  австралиец.  Он  рассматривал  их.  Он  увидел
грязные бинты на голове Квейля, и его черное лицо, его драную куртку, и не
имевшие никакого отношения к его синей форме  брюки  цвета  хаки,  грязные
стоптанные сапоги, и изорванную теплую куртку на руке. Он увидел  девушку,
Елену, загорелую и улыбающуюся, с  теплыми  щеками  и  высокой  грудью,  в
светло-коричневом пальто и стоптанных ботинках,  без  чулок,  глядящую  на
него в упор радостным взглядом. Увидел большого грека  с  острой  бородой,
глазами с поволокой и винтовкой за плечами и  другого  грека,  маленького,
стоящего за чернобородым, и Тэпа  в  застегнутой  на  все  пуговицы  синей
форме,  у  которого  одна  рука  безжизненно  висела,   а   другая   была,
по-видимому, на перевязи, и обе были  в  грязи  после  возни  с  греческим
грузовиком. На шее у него был воротничок, но не было галстука.
   - Мы страшно рады, что встретили вас, - обратился к нему Тэп.
   - Мы из Янины, - прибавил Квейль.
   Австралиец  смотрел   на   них,   загораживая   дорогу.   Он   держался
настороженно.
   - Мы англичане, -  сказал  Квейль  и  показал  на  вышитые  у  него  на
нагрудном кармане крылья.
   - А остальные?
   - Греки. Я за них ручаюсь. Девушка - сестра, поехала с нами.
   - Покажите ваши документы, - потребовал австралиец.
   Он говорил с австралийским акцентом, и Квейль вспомнил Вэйна. Он  вынул
отсыревшие  документы  и  желтый  пропуск,  выданный   штабом   британских
вооруженных сил в Греции. Тэп тоже вынул  свой  пропуск.  Елена  протянула
листок  бумаги,  на  котором  было  написано  что-то  по-гречески.   Греки
предъявили свои солдатские книжки.
   - Можете не беспокоиться, все в порядке,  -  сказал  Квейль.  -  Мы  из
Янины,  из  восьмидесятой  эскадрильи.  Я  был  сбит,  а  он  находился  в
госпитале. Нам удалось достать автомобиль, но вон  там,  на  горе,  у  нас
вышел бензин. А что там, дальше?
   - По-видимому, у вас все в порядке, - сказал австралиец. Он поглядел на
черное, покрытое ссадинами лицо  Квейля  и  окончательно  удостоверился  в
этом. Он протянул документы обратно. -  Тут  у  нас  становится  жарко,  -
прибавил он.
   - Попадем мы в Афины?
   - Иногда туда ходит грузовик связистов. Это все, что осталось.
   - А как дела? - спросил Квейль.
   - Чертовски скверно. Нас бомбят каждый день.
   - Да, но что делается? Мы ведь ничего не знаем.
   - Дела плохие. Вы совсем ничего не знаете?
   - Ничего.
   - Мы оставили Флорину. Потом Элассон. Там было черт знает  что.  У  них
слишком много самолетов и танков. Они зверски бомбили нас.  Мы  ничего  не
могли поделать. У нас в воздухе ничего не было. Ребята сдерживали  их,  но
сила солому ломит.
   - Что же теперь будет?
   - Думаю, отойдем  к  следующему  проходу  в  горах.  Я  получил  приказ
вернуться в Фарсалу. Саперы взорвут этот мост, как только пройдет  связной
грузовик. Немцы всего в нескольких милях. Вы слышите пальбу?
   - А когда пройдет грузовик?
   - Может показаться каждую минуту. Слышите?  Эти  опять  тут,  -  сказал
австралиец.
   Издали донесся протяжный гул многочисленных самолетов.
   - Они летают тут весь день. Лучше сойдите с моста.
   Австралиец снял широкополую шляпу и надел стальной шлем. Потом поглядел
на Елену и предложил шлем ей, но  она  улыбнулась,  отрицательно  покачала
головой, сказала: "Нет, спасибо", - и пошла рядом с  ним  по  травянистому
лугу в сторону от моста.
   Квейль шел сзади. Прямо впереди виднелись очертания Ларисы. Сейчас  они
уже расплывались, так как наступали сумерки - солнце  зашло  за  гору.  Он
видел силуэты тополей и белых  платанов  в  освещенной  последними  лучами
солнца светло-розовой пыли, наполнявшей воздух. Он взглянул на  небо,  ища
самолеты. Они шли с севера из-за горной гряды.
   - Надеюсь, мы успеем вовремя выбраться отсюда, - сказал Квейлю Тэп.
   Они подошли к месту, где уселась Елена, оба грека и австралиец.
   - Времени у нас немного, - сказал австралиец. - Если  связной  грузовик
не вернется, значит, немцы скоро придут сюда по этой дороге. Поэтому они и
бомбят Ларису, надо думать.
   Теперь самолеты были хорошо  видны.  Они  летели  четырьмя  группами  в
неровном строю в сопровождении небольшого числа истребителей  над  ними  и
под ними. Когда они приблизились  к  городу,  первая  группа  повернула  к
Ларисе, и солнце осветило падающие с самолетов серии  бомб.  Когда  первая
группа набрала высоту и стала развертываться для второго захода, ее  место
заняла вторая группа.  Раздались  новые  взрывы,  и  черный  дым  поднялся
столбом; он расходился веером, как дым от паровоза, и  просачивался  между
тополями в покой, тишину и тепло багрового неба.
   Третья группа, пролетая над городом, слегка отклонилась к  югу.  Квейль
видел, как пикировал каждый самолет и как подымался  высоко  вверх  черный
дым.
   - Метят в аэродром, - сказал австралиец. - Похоже,  будто  попали.  Там
были истребители, "Харрикейны".
   - Нам надо пойти туда, - сказал Тэп Квейлю.
   Квейль кивнул и продолжал  смотреть,  как  пикируют  бомбардировщики  и
растет черный дым. Он знал, что  это  загорелся  самолет  или  цистерна  с
бензином. Они пошли обратно к дороге.
   - Послушайте, - сказал Квейль австралийцу. - Если мы пойдем дальше,  вы
скажете, чтобы грузовик подобрал нас? Мы будем идти по  дороге.  Попробуем
пройти на аэродром.
   - Скажу, - ответил австралиец.
   - Приведет нас эта дорога на аэродром?
   - Да. Ступайте прямо  через  город.  Когда  выйдете  из  города,  будет
поворот. Вы увидите оттуда палатки. Если грузовика долго не будет,  я  сам
пойду туда. На этой дороге каждую минуту могут появиться немцы.
   - Спасибо, - сказал Тэп.
   - Скверно, правда? - заметил австралиец.
   - Хуже быть не может, - согласился Тэп.
   - Идем, - сказал Квейль Елене.
   - Всех благ, - кивнул Тэп австралийцу.
   Австралиец смотрел, как  пятеро  путников  медленно  и  вяло  брели  по
дороге. Их дело тоже дрянь, думал он. Видно,  чертов  грузовик  где-нибудь
сковырнулся. Здесь похоже на окрестности Роз-бэй, вот занятно.  Но  какого
дьявола застрял этот грузовик? Подожду, пока они отойдут немного, и,  если
не будет грузовика, пойду на своих на двоих, -  дело  дрянь,  дрянь  дело,
факт.
   И он смотрел на путников, исчезающих в пурпуре заката, на черную пелену
дыма, на тополя; он был теперь один в самом центре всего этого мира  тепла
и покоя, а впереди - только широкая речная гладь  с  ее  милой  зеленью  и
тополями. И  абсолютно  ничего  вокруг.  И  скоро  тут  будут  немцы.  Эта
местность похожа на Роз-бэй. Кажется, пора выбираться отсюда.
   И он зашагал по дороге.



23

   Они шли по краю луга, превращенного в аэродром, и смотрели  на  горящий
"Харрикейн". В конце поля стояли два  высоких  грузовика  и  на  таком  же
расстоянии друг от друга еще "Харрикейны". Верно, сейчас снимутся, подумал
Квейль. Постараемся устроиться на одном из грузовиков.
   Они подошли к людям, занятым погрузкой на грузовик больших ящиков.
   - Есть здесь кто-нибудь из офицеров? - спросил Тэп.
   - Вон там, - ответил один из солдат. Все с интересом глядели на пятерых
пришельцев.
   Елена осталась ждать, а Квейль и Тэп  поспешно  направились  к  группе,
стоявшей у горящего самолета.
   - Вы эвакуируетесь?  -  спросил  Квейль  у  лейтенанта  авиаотряда,  не
отрывавшего глаз от самолета.
   - Откуда вы взялись?
   - Из Янины. Просим принять нас на грузовик.
   - Мы из восьмидесятой эскадрильи, - добавил Тэп.  -  А  ваша  семьдесят
третья?
   - Да, - ответил лейтенант. - Что же вы делали?
   - Это Джон Квейль, - объяснил Тэп.
   - Вы! Значит, вы живы и  здоровы?  -  воскликнул  лейтенант.  -  А  все
считают вас погибшим. Вы настоящий герой. Что с вами было?
   - Я был сбит. Как насчет грузовика?
   - Они сейчас тронутся.
   - Вы можете дать знать в штаб, что мы едем? - спросил Тэп.
   - Связи больше нет. Но я сообщу. Я лечу туда. Эти  негодяи  только  что
разбомбили нас. Вы видели?
   - Да.
   - Мы потеряли самолет. Пойдемте, я скажу сержанту, чтобы он взял вас  с
собой.
   Они пошли обратно к грузовику. Лейтенант сказал  сержанту,  что  с  ним
поедут эти двое.
   - С нами два грека и девушка-гречанка, моя невеста,  -  сказал  Квейль.
Ему было неловко, но он знал, что  лучше  сказать  сразу,  чтобы  не  было
необходимости объясняться потом.
   - Уж не знаю, как быть с греками.  Мы  и  так  перегружены,  -  ответил
лейтенант.
   - Нам пора двигаться, - сказал сержант. - Вы сейчас летите?
   - Да. Вот что, сержант. Захватите и греков. Они помогли  этим  офицерам
выбраться  из  Янины.  Придется  довезти  их.  Скиньте  что-нибудь,   если
перегрузка слишком большая. Ладно?
   - Да, сэр.
   - Ну, меня ждут,  -  сказал  лейтенант.  -  На  первом  грузовике  едет
пилот-офицер. Это его "Харрикейн" горит. Он позаботится о  вас.  Даст  вам
что-нибудь поесть. И вы позаботьтесь о них, сержант.
   - Да, сэр.
   - Всего хорошего. Рад, что вы целы, Квейль.
   - Всего хорошего, - ответил Квейль и пожал ему руку. - Спасибо за все.
   - Я сообщу, когда буду в Афинах, - сказал лейтенант и поспешил к своему
самолету.
   Они стояли и смотрели, как он садился.  Механик  был  уже  на  месте  и
запустил мотор. Когда лейтенант стал рулить к краю площадки, где  самолеты
должны  были  построиться  клином,   механик   направился   к   грузовику.
"Харрикейны" уже вырулили и построились, когда  до  слуха  Квейля  донесся
ровный гул. Он быстро обернулся на звук и увидел, что  из-за  гор  выходит
большая группа самолетов. Ему бросились в глаза их обрубленные,  угловатые
крылья,  и  он  сразу  узнал:   "Мессершмитты".   Он   бросился   было   к
"Харрикейнам", чтобы предупредить их, ко они уже рулили на взлет.
   - Смотрите! - воскликнул Тэп. И он указал на "Мессершмитты", перешедшие
в крутое пике.
   - Господи! - вырвалось у механика.
   Квейль молчал. Он чувствовал, понимал, знал, что сейчас произойдет.
   - Ложись! - крикнул Тэп.
   Они растянулись на траве и стали ждать, что будет.
   Только  Квейль  остался  на   ногах.   Он   следил   за   происходящим.
"Мессершмитты" обрушились на "Харрикейны" как раз в тот момент,  когда  те
отрывались от земли и шасси их еще касались ее.
   - Ублюдки! - завопил во все горло Квейль.
   Немцы шли тройками. И тут началось. Квейль слышал рев  "Харрикейнов"  и
знал: они и не подозревают о том, что "Мессершмитты" чуть не сидят на них.
Все превратилось  в  сплошной  рев.  "Харрикейны"  были  почти  прямо  над
Квейлем, когда первые три "Мессершмитта" вышли из пике  и  открыли  огонь.
Послышалась короткая очередь, потом длинная, потом опять короткая, и снова
рев. "Мессершмитты" взмыли вверх. Квейль видел, как  пули  бороздят  землю
вокруг него. Он не двигался и смотрел на смерть.
   "Харрикейны" уже  заметили  опасность.  Вторая  тройка  "Мессершмиттов"
обрушилась на них, и протрещали новые  очереди.  "Харрикейны"  уходили  по
горизонтали и пытались набрать высоту, но из  каждого  немецкого  самолета
протрещала очередь,  из  каждого  метнулось  пламя,  и  воздух  прочертили
трассирующие пули, и можно было  оглохнуть  от  шума,  и  Квейль  стоял  и
кричал, и в одну неуловимую долю секунды ведущий  "Харрикейн",  охваченный
пламенем, рухнул на землю и с глухим шлепающим звуком разорвался на десять
тысяч частей, и послышался  запах  гари,  и  рев  моторов  не  умолкал,  и
остальные два "Харрикейна"  продолжали  свой  бреющий  полет  и  пробовали
набрать высоту, и третья тройка "Мессершмиттов" налетела на них, и  Квейль
по-прежнему стоял и кричал и не спускал глаз с "Харрикейнов",  потому  что
они немного набрали высоту и делали то, что надо, - не вступали в  бой,  а
уклонялись и набирали высоту, - и Квейль знал,  что  они  вывернутся,  так
как, выходя из пике, "Мессершмитты" потеряли слишком много скорости, и вот
"Харрикейны" уже уходят за горную цепь. А в воздухе остался запах гари  от
охваченного пламенем "Харрикейна".
   - Это наш лейтенант, - сказал механик сержанту.
   - Прикончили... Ублюдки... Сукины дети...
   - Пойдем посмотрим.
   - Бесполезно, - возразил сержант. - Тут дело копчено.
   Он сохранял невозмутимость.
   - Суки. Подлые ублюдки. Что делают!
   - А чего вы от них ждали? Что они будут нас спрашивать? - вмешался Тэп.
   Разозленный, он стоял рядом с Квейлем и смотрел на высокий столб белого
дыма, который смешивался с  дымом,  тянувшимся  от  Ларисы  и  от  первого
"Харрикейна", уничтоженного на земле.
   Елена  подошла  к  Квейлю;  он  ответил  медленным   взглядом   на   ее
прикосновение и увидел, что она беззвучно плачет.
   - Какой ужас!  -  она  произнесла  это,  обращаясь  к  земле,  а  не  к
окружающим.
   -  Пойти  посмотреть?  -  спросил  Квейля  сержант,   глядя   на   дым,
поднимающийся от машины лейтенанта.
   - Пошлите кого-нибудь. Может быть, что-нибудь можно сделать, -  ответил
Квейль. Он сам не верил в это.
   Сержант сказал механику. Тот не побежал, как казалось бы  естественным,
так как ясно было, что надежды нет. Квейль пошел с механиком, Тэп за ними.
Обломки "Харрикейна" разлетелись во все стороны, а  посреди  был  пылающий
костер. Высокий столб дыма стоял над  местом  смерти  "Харрикейна",  а  на
самом месте ничего не было. Только черное пятно, и дым, и  ничего  больше.
Квейль стоял в недоумении: абсолютно ничего.
   Он повернулся и пошел  обратно,  по-прежнему  чувствуя  запах  горящего
бензина и различая  в  нем  еще  другой  запах,  -  хоть  не  был  уверен,
действительно ли это так. Но не осталось ничего. Абсолютно ничего.
   - Экая чертовщина, - произнес Тэп, когда пришел в себя.
   Квейль ничего не ответил.
   - Мне было бы легче участвовать в этом, чем смотреть, - продолжал  Тэп,
разговаривая больше сам с собой. Квейль кивнул и направился к грузовику.
   - Давайте трогаться, сержант, - сказал он. Тут он увидел остальных. Они
лежали на земле. Среди них был и молодой пилот-офицер, который  побежал  к
самолету лейтенанта в момент катастрофы. Тогда Квейль не заметил  его,  но
теперь увидел. Он поглядел на его удаляющуюся фигуру, когда  тот  пошел  к
своему грузовику. Все молча  расселись,  взобравшись  в  кабины  и  кузовы
больших грузовиков, и машины тронулись.
   Механик, который ходил к погибшему самолету, сел за руль в той  машине,
где находились Квейль и  Елена.  Тэп  сел  в  переднюю,  на  которой  ехал
пилот-офицер. Греки тоже поместились в ней.
   Подъехав к дороге, они увидели, что к ним мчится в облаке пыли грузовик
без верха, с квадратным передком. Он остановился, чтобы дать их  грузовику
выбраться с поля на дорогу. Шофер поднялся с места и стоял.  На  нем  была
широкополая австралийская шляпа.
   - Вам надо поторапливаться, - сказал он.
   - Это не связисты? - спросил Тэп.
   - Нет, мы саперы. Мы только что взорвали мост  там,  позади.  Вам  надо
поторапливаться. Немцы уже на дороге, в нескольких милях.
   - Черт побери, где же армия? - спросил один из солдат.
   - А где бы ты думал? В горах, сдерживает немцев, чтобы вы, черти, могли
удрать.
   - Ну и дела, - заметил англичанин.
   - Убирайся ты, знаешь куда... Скажи-ка  лучше,  где  ваша  авиация?  Да
двигайтесь же, - оборвал австралиец.
   Механик дал ход, и тяжелая машина двинулась  вперед.  Грузовик  саперов
обогнал ее и вскоре исчез из виду. Понемногу машина набрала  скорость,  но
все-таки шла медленно, а передний грузовик, в котором ехал Тэп, подвигался
еще медленней.
   Квейль заметил, что шофер все время смотрит  в  зеркало  сбоку  кабины,
словно ожидая каждую минуту увидеть немцев. Квейль  и  сам  ждал  этого...
Здесь, на земле, это чувство, что немцы следуют по пятам, похоже на  такое
же ощущение в воздухе. Но движемся мы медленно, и  становится  уже  темно.
Пожалуй, мы остались здесь одни во всем районе...
   - Куда вы  хотите  добраться?  -  спросил  он  механика,  шотландца  по
национальности.
   - В Афины, - ответил шотландец.
   - Нет, - сегодня.
   - Куда удастся. Все едут в Ферсалу. Там, наверно, штаб. Если фрицы  нас
не догонят...
   - Эти три самолета были последние в эскадрилье?
   - Да.
   Шотландец лавировал, ведя тяжелый грузовик по крутым извилинам дороги.
   - Кто был этот лейтенант?
   - Это был Кросби. Тот самый Кросби. Он  имел  крест  за  летные  боевые
заслуги.
   Шотландец говорил сдержанно, сжав губы, но  рот  его  помимо  его  волн
расплывался в широкой улыбке. Рыжие волосы торчали щеткой из-под  пилотки,
сдвинутой почти на самое ухо. Он говорил с Квейлем, как с  равным,  -  ему
было не важно, имеет ли он дело с командиром звена или  авиаполка.  Квейль
заметил, и это ему понравилось. Он смотрел, как неясная в сумерках  дорога
бежит под колеса, и по временам помогал  шотландцу  поворачивать  огромный
руль машины.
   Один раз  Елена  засмеялась,  когда  шотландец  переключил  скорость  и
послышался громкий стонущий звук.  Шотландец  поглядел  на  Елену  и  тоже
радостно засмеялся, и они почувствовали симпатию друг к Другу.
   - Вы гречанка, мисс? - спросил он, улыбаясь  и  не  замечая  того,  что
улыбается.
   - Да, - ответила она, невольно улыбаясь сама.
   - У меня есть знакомая гречанка  в  Афинах.  Я  женюсь  на  ней,  когда
вернусь.
   Он произносил "р" твердо и раскатисто, и Елена с трудом разобрала,  что
он сказал.
   - Вы женитесь на гречанке? - переспросила она наклонившись вперед.
   - Девушка хоть куда, - ответил шотландец, обращаясь  к  Квейлю,  и  тот
улыбнулся в ответ.
   - Капрал, - сказал он, - это моя невеста.
   При этих словах на губах его заиграла сдержанная улыбка.  Елена  быстро
взглянула на Квейля и тоже улыбнулась.
   - Вот как? Славно, - сказал шотландец.
   Он засмеялся и еще больше сдвинул пилотку на ухо, и они все засмеялись.
   - Моя фамилия Макферсон.
   Он произнес: Макфейрсун.
   - Вы из Глазго?
   - Нет. Из Эбердина.
   - Как это поется? "Эбердин кружится, кружится"...
   - Это Глазго, - объяснил шотландец. И запел:  -  "Еду  я  в  Глазго,  а
Глазго кружится, кружится". Это о Вилле Файфе. С  ним  случилось  нечистое
дело.
   - Как дальше? - спросил Квейль.
   Шотландец помолчал, следя за дорогой, потом запел на  родном  диалекте,
певучем и улыбчивом, как его лицо, и по временам Квейль подтягивал,  когда
вспоминал слова. Когда Квейль начинал подтягивать, Макферсон пел громче, и
оба совсем увлеклись. Елена довольно засмеялась и  протянула  руку,  чтобы
погладить Квейля.
   - Спойте греческую, - попросил шотландец.
   - Вы не поймете.
   - А ты разве поняла, что пел Макферсон?
   - Кое-что. А на каком это языке? - серьезно спросила она.
   -  Это  разновидность  английского,  шотландский  диалект,  -  объяснил
Квейль.
   - Попросту эбердинский, - вставил Макферсон. -  Как  эта  песня  насчет
Муссолини?
   Елена опять рассмеялась:
   - Это неприличная песня. Слова неприличные.
   - Ничего. Мы ведь не понимаем, - ответил Макферсон.
   Квейль подумал о том, что у Макферсона  нет  неприятной  развязности  в
разговоре  и  держится  он  без  фамильярности,  и  сам   удивился   своим
размышлениям.
   - Нет, нет. Я спою вам другую.
   - Нет. Мы хотим о Муссолини, - настаивал Макферсон.
   - Ну, ладно, - согласилась Елена.
   Она помолчала, потом начала напевать песенку  о  Муссолини;  когда  она
дошла до  припева,  Макферсон  стал  подпевать,  и  Квейль  засмеялся  над
странностью положения, когда позади немцы,  а