стреливали солдат.  Он  думал  об
этом теперь. Сцена казни вновь предстала пред  ним,  но  на  этот  раз  не
греческие солдаты подвергались расстрелу, а Констэнс и Соут.  Елена  молча
наблюдала за ним. Резко повернувшись к ней, он сказал:
   - Нам надо пожениться.
   Она только посмотрела на него.
   - Это единственный выход. Я знаю, чего я хочу.
   - Да? - протянула она. И улыбнулась ему.
   - Да, Елена. Вы сами знаете, что это так. Говорите, что хотите, но  это
так.
   - Сказать легко, сделать трудно, - возразила она. - Это  очень  трудное
дело, Джон.
   - Почему? Да все равно. Мы это сделаем. Почему нет?
   - Это просто невозможно, Джон. Я не хочу потом раскаиваться.
   - Мы должны это сделать. Я знаю, что  будут  трудности.  Но  я  попрошу
Хикки уладить дело. Вы можете тогда вернуться  в  Афины,  если  пожелаете.
Почему мы не можем это сделать?
   - Вы отдаете себе отчет в том, что собираетесь делать? Вы  знаете,  что
вас ждет, если вы женитесь на гречанке?
   - А что?
   - Я не ребенок. Я видела, как вы относитесь к грекам... Нам обоим будет
трудно. А когда вы уедете отсюда...
   - Мы будем только счастливы, если уедем отсюда,  -  нетерпеливо  сказал
Квейль.
   - У меня здесь семья. Вы забываете. Я и хотела бы, но не могу.
   - Зачем столько рассуждений?
   - Это не рассуждения. Вы знаете, что если захотите, я не откажу вам  ни
в чем. Но я должна быть благоразумной. Должна сдерживать  вас.  Мы  должны
считаться со  многим.  Мы  создадим  себе  трудности,  если  я  пойду  вам
навстречу, не считаясь ни с чем. Вы знаете мои чувства к вам. Я знаю  ваши
чувства ко мне. Но дело не так просто.
   Она высказала это с такой прямотой, что он удивленно посмотрел на нее.
   - Я еще не сказал, что люблю вас. Я не хотел пользоваться этим  словом,
чтобы выразить то, что я чувствую. Но это так. Я  знаю,  что  это  так.  Я
люблю вас и хочу, чтобы вы были моей женой.
   - И я хочу, Джон. Правильно. Но это не так просто. Дайте мне  подумать.
Пожалуйста...
   - Разве вы еще не думали?
   - Думала... Но дайте мне еще подумать... теперь, когда вы  высказались.
Пожалуйста, Джон.
   - Сколько времени вам надо?
   - Не знаю. До завтра. До  сегодняшнего  вечера.  До  тех  пор,  пока  я
обдумаю.
   - До вечера, - сказал Джон. - Я хочу знать, Елена.
   - Хорошо. А теперь мы должны вернуться. Мне пора.
   - Ладно.
   По узкой тропинке они пошли к госпиталю.
   - Я приду вечером, - сказал он, когда она открывала дверь.
   - Да. Но вы тоже подумайте, Джон.
   - Я думал, - сказал он. - И я знаю. Вы подумайте.
   - Хорошо. До свиданья.
   - До свиданья, - ответил он и зашагал прочь.
   Квейль  постучался  к  Хикки  и  вошел,  не  дожидаясь  ответа.   Хикки
раздевался, собираясь мыться. Он  сидел  на  кровати  в  нижней  шерстяной
рубашке с короткими рукавами, - подтяжки свисали по бокам, -  и  стаскивал
сапоги.
   - Можно поговорить с тобой минутку, Хикки? - спросил Квейль.
   - Конечно. Садись. Ну и подлое дело разыгралось сегодня.
   - Да.
   - Никогда не думал, что человек на это способен.
   - Бедняга Ричардсон, - сказал Квейль.
   Хикки тряхнул сапогом, который держал в руке, и нахмурился.
   - Из него вышел  бы  прекрасный  летчик.  Всегда  можно  было  на  него
положиться.
   - Да. Послушай, Хикки, - сказал Квейль быстро, - я пришел поговорить  с
тобой о Елене.
   - Что такое?
   - Простая формальность. Ты не возражаешь, если мы поженимся?
   Хикки быстро поднял на него глаза, затем широко улыбнулся:
   - Вот так так! Кто бы мог подумать?
   Квейль тоже улыбнулся. В эту  минуту  сказалось  их  тяготение  друг  к
другу, тяготение и  сходство  между  ними.  Квейль  видел  в  Хикки  смесь
разумной сдержанности и поступков буйных, как его рыжие волосы. В  воздухе
Хикки всегда был осторожен и всегда прав. Его улыбка была так же  приятна,
как и взгляд его светло-зеленых глаз, и всегда он любил шутку.  Хикки  так
же смотрел на Квейля, Их мнения друг  о  друге  были  почти  тождественны.
Хикки знал, что Квейль никогда не сделает ничего опрометчивого в  воздухе,
что он разумно сдержан на земле, что он старше  своих  лет.  Этот  человек
среднего роста, с резко выраженными чертами лица был слишком уверен в себе
в воздухе, чтобы оступиться на земле.  Он  взглянул  на  улыбающееся  лицо
Квейля.
   - Знаю, знаю, - сказал Квейль.
   - Верно? - спросил Хикки и ухмыльнулся.
   - Конечно. Мне самому смешно.
   - Ну что ж! Мог меня и не спрашивать.
   - Так полагается по уставу.
   - А ты всегда строго придерживаешься устава?
   Квейль рассмеялся.
   - Когда ты собираешься венчаться? - спросил Хикки.
   - Не знаю. Завтра.
   - Мы получили приказ вернуться в Афины, - сказал Хикки  в  раздумье.  -
Немцев ждут со дня на день. "Харрикейны" уже вылетели в Салоники.
   - А зачем нам возвращаться в Афины?
   - Не знаю. Здесь нас немцы просто искрошат. Шесть "Гладиаторов".
   - Получим мы подкрепление?
   Они обсуждали вопрос спокойно и деловито.
   - Вряд ли. Похоже, что "Гладиаторам" пришел конец.
   - Ты хочешь сказать, что нам дадут "Харрикейны"?
   - Вероятно, - сказал Хикки. - Знаешь, Джон, я буду жалеть.
   - Что ты! Почему?
   - И ты пожалеешь. "Харрикейн" - весь скорость и никакой  акробатики.  В
глазах темнеет при каждом вираже, и нужна целая миля, чтобы сделать петлю.
   - Не будь романтиком. "Гладиаторы" отжили свой век.
   - Верно, - сказал Хикки. - Но ты не хуже меня знаешь, что "Гладиатор" -
последняя возможность боя в одиночку. Я люблю такой бой. А на "Харрикейне"
чувствуешь себя вроде второго пилота на бомбардировщике.
   - Да, пожалуй, - согласился Квейль.
   - Вот то-то и оно. Я буду жалеть, - повторил Хикки. -  Но  за  ребят  я
рад. Им будет лучше на скоростных машинах.
   - Кому?
   - Финну, Констэнсу и другим. Странно будет без  Херси.  Вместо  него  -
новички.
   - Да, - сказал рассеянно Квейль.
   Они помолчали с минуту, затем Хикки бросил сапог на пол и встал.
   - Как ты думаешь переправить ее в Афины? - спросил он.
   - Не знаю, - сказал Квейль. - Как-нибудь устрою. Может, ты поможешь?
   - Возможно. Попытаюсь. Ну а теперь, я думаю, можно тебя поздравить?
   -  Спасибо.  Когда  возвращается  в  Афины  "Бомбей",  если  только  он
возвращается?
   - Через несколько дней, - сказал Хикки. - Он вылетит после нас.
   - Может быть, он прихватит ее?
   - Посмотрим.
   - Спасибо, Хикки.
   - Не стоит, Джон, не стоит, - и Хикки широко улыбнулся.



13

   Выйдя от Хикки, Квейль прошел к себе. Он проспал до восьми часов, потом
оделся и  спустился  вниз.  Хикки  опять  распорядился  подать  завтрак  в
вестибюль, и все сидели уже за столом. Снова Квейля пронзила мысль, что их
осталось только шестеро.
   Он ел черствый  греческий  хлеб  и  пил  густую  рецину,  имевшую  вкус
скрипичной струны, так она отдавала канифолью. Потом вышел из разрушенного
подъезда гостиницы и поспешил в госпиталь. Луны не было, земля после  двух
солнечных дней была сухая и твердая. Квейль ждал  Елену  в  приемной.  Она
вышла в длинном желтом пальто и в  маленькой  желтой  шапочке  медицинской
сестры.  Щеки  ее  слегка  запали.  Глаза  казались  большими  в  разрезе,
тянувшемся от переносицы до скул. Полнота ее скрадывалась покроем  пальто.
Спустившись с крыльца, они  направились  к  разбитому  бомбежкой  мосту  у
озера. По городу они шли молча, но на  дороге,  окутанной  белым  туманом,
Квейль нарушил молчание.
   - Вы уже обдумали? - спросил он. - Но прежде чем вы  скажете,  я  скажу
вам. Я  думаю,  мне  удастся  отправить  вас  в  Афины  на  "Бомбее".  Это
транспортный самолет. Нас посылают обратно в Афины.
   - Вы возвращаетесь? Вы возвращаетесь в Афины? Когда? - заинтересовалась
она.
   - Завтра или послезавтра. Не знаю.  Но  вы  можете  вернуться  туда  на
"Бомбее", Так как же вы решили насчет...
   -  Не  знаю,  -  сказала  она.  -  Это  совсем  другое  дело,  раз   вы
возвращаетесь. Совсем другое дело. Что будет с нами в  Афинах?  Не  думаю,
что я смогу поехать, - я не могу бросить работу.
   - Я это устрою. Старшая сестра...
   - Но даже если так, что нас ждет впереди?
   - Ничего особенного. Ничего определенного. Если я уеду  из  Греции,  вы
поедете со мной. Я останусь здесь до прихода немцев. А потом мы оба  уедем
в Египет. Вы можете жить там или уедете в Англию. Будем жить, пока нас  не
разъединит война. Как вы смотрите на это?
   - Трудно будет уехать, - сказала она.
   - Это зависит от вас. Но, так или иначе, это самый важный  вопрос.  Как
видите, я стараюсь рассуждать спокойно.
   - Очевидно, надо согласиться, - сказала она. - Но не думаю, что старшая
сестра отпустит меня.
   - Пойдем сейчас к ней.
   - Нет. Я сама с ней поговорю.
   - Мне будет легче это устроить, - сказал Квейль.
   Он повернул ее к себе, - этого давно уже не случалось. Она была не  так
строга, как обычно. Не обняла его, но и не отстранилась, когда он прижался
к ней всем телом. Он оторвался от нее, они молча пошли назад, к госпиталю.
Он был очень уверен в себе. Старшая сестра удивленно подняла голову, когда
они вошли к ней.
   - Хэлло, сестра, - сказал он. - Извините за беспокойство, но у  меня  к
вам просьба.
   - Хэлло... У вас такой серьезный вид... что с вами?
   - Мы хотим пожениться. И я хочу, чтобы Елена вернулась в Афины.
   - Вы вступаете в брак?
   - Да, - сказала Елена по-английски.
   - Да, - сказал Квейль. -  Можно  ей  отправиться  в  Афины  завтра  или
послезавтра на нашем транспортном самолете?
   - Значит, вы решили вступить в брак. Но нам нужны  здесь  работники.  И
скоро придут немцы.
   - Я знаю. Но она с таким же  успехом  может  работать  в  Афинах,  если
именно это вас интересует.
   Старшая сестра помолчала с минуту, затем кивнула головой и сказала:
   - Это нетрудно устроить. Пусть едет. Я все улажу.
   Елена спокойно улыбнулась. Квейль кивнул.
   - Вы  страшно  любезны,  сестра.  Благодарю  вас,  -  сказал  он  очень
серьезно.
   - Она может захватить с собой запасные части для автоклава. У  нас  там
нет этих частей. Она может передать их от моего имени,  это  будет  весьма
кстати.
   - Конечно. Что угодно. Спасибо, - еще раз поблагодарил Квейль.
   - Я очень рада. Вы прекрасные молодые люди. Вы будете  счастливы,  если
только еще возможно счастье. Поздравляю вас. Вы правильно  поступаете.  Но
вы должны выглядеть веселее.
   - Не знаю, как нам повенчаться здесь, - сказал Квейль.
   - Какого вы вероисповедания?
   - Официально я принадлежу к англиканской церкви. Но разве в Греции  нет
гражданского брака?
   - Нет. Только церковный.
   - Мне все равно какой.
   - Ну, вы решите это завтра. Или в Афинах.
   Квейль и Елена вышли, и она сказала, что ей надо еще  окончить  работу.
Квейль вернулся в гостиницу. Хикки сидел на  кровати  у  себя  в  комнате,
когда Квейль проходил по коридору. Он позвал Квейля к себе.
   - Надеюсь, ты уже все уладил. Немцы могут  вступить  в  Грецию  сегодня
вечером или завтра. В любую минуту. Твою невесту мы переправим на "Бомбее"
завтра же, если она хочет. А мы на прощанье еще разок вылетим на разведку.
   - Куда?
   - Ты помнишь Нитралексиса?
   - Того сумасшедшего летчика-грека? Я давно его не видал.
   - Он был в Корице. Нам приказано сопровождать его в разведку. К Баллоне
- посмотреть, что там делают итальянцы.
   - Это значит идти бреющим полетом?
   - Один бог знает, что это значит. Но будем надеяться, что фрицы к  тому
времени еще не появятся.
   - Когда вылетаем?
   - В шесть часов. Ты пока ляг и поспи.
   - Ладно. Ну что ж, я буду только рад скорей убраться отсюда.
   - И я, - сказал Хикки.
   - Спокойной ночи, Хикки.
   - Спокойной ночи, Джон. Я пришлю швейцара разбудить тебя.



14

   Утром тумана не было. "Гладиаторы" стояли холодные в голубой  полумгле.
Механики запускали моторы, и оглушительный рев теплом отдавался в воздухе.
Этот рев  уже  занял  определенное  место  среди  утренних  звуков.  Греки
выкатили старый "Бреге" и  по  обыкновению  проделывали  над  ним  сложную
процедуру. Роса потекла ручейками с  металлических  крыльев,  когда  мотор
медленно задрожал, а потом загудел.
   Квейль и Хикки ждали Нитралексиса. Хикки показывал летчикам  на  карте,
куда им предстоит лететь. Это  было  по  ту  сторону  высокого  скалистого
горного хребта, далеко за передовой линией итальянского фронта;  там,  как
предполагали, находились большие неприятельские склады.
   Нитралексис  появился  вместе  с  Папагосом.  Он  был  уже   в   летном
снаряжении, а Папагос все в тех же двух пальто. Нитралексис  приветствовал
Хикки широкой улыбкой и обнял его. Хикки не знал, как вести  себя  с  этим
греком. Он считал его немножко ненормальным, но мирился с  его  дружескими
излияниями.
   - Сегодня я счастливчик, - сказал Нитралексис; он расхохотался, закинув
голову назад. - Вы будете меня сопровождать. Вот хорошо!
   Он опустился на колени и разложил на  земле  помятую  греческую  карту.
Карта  была  гораздо  лучше,  чем  та,  которой  пользовалась  эскадрилья.
Медленно и тщательно подбирая английские слова, Нитралексис объяснил,  что
именно он будет делать, и Хикки пришел к  заключению,  что  свое  дело  он
знает превосходно. Он показал  Хикки,  с  какой  стороны  они  подойдут  к
намеченному району, и Хикки был очень доволен, потому что и он  выбрал  то
же направление. Они обогнут высокую горную вершину, и Нитралексис  полетит
прямо над долиной, делая снимки, вернется и еще раз пройдет вдоль  долины,
потом медленно наберет  высоту  и  возьмет  курс  домой,  что  бы  там  ни
случилось. А "Гладиаторы" не станут держаться высоко на тот  случай,  если
"КР-42" атакуют "Бреге", но будут лететь вместе с Нитралексисом на той  же
высоте, что и он.
   - Пожелаем друг другу успеха, а?  -  сказал  Нитралексис,  обращаясь  к
Хикки, когда они шли к самолетам.
   - Да, успеха надо пожелать, - ответил Хикки.
   Папагос уже сидел на заднем сиденье "Бреге".
   - А как насчет башмаков для итальянцев? - крикнул Квейль Нитралексису.
   - Башмаков?
   - Ну мешок... с вашими снарядами... пугать итальянцев... бомбы?..
   - Хо-хо!.. У меня припасено кое-что. Да, припасено... Здесь, внутри.
   Нитралексис закинул назад свою  черную  голову  и  захохотал  так,  что
заглушил рев "Бреге". Он нахлобучил  на  голову  стальной  шлем,  расчесал
рукой свою огромную бороду и  тяжело  поднялся  в  кабину.  Чтобы  немного
согреться, Квейль пустился к своему самолету бегом. Он  натянул  перчатки,
пристегнул к холщовому поясу 4 1/2-линейный кольт в холщовой кобуре,  вдел
ноги в парашютные лямки, пристегнул их к кольцевому замку на животе, надел
шлем и неловко  взобрался  в  кабину.  Он  открыл  дроссель,  одновременно
затормозив колеса, и дал от себя ручку управления. Ему нравился  приятный,
ровный звук его мотора. Он опробовал ножное управление, подвигал в стороны
ручкой управления и  взглянул  на  элероны.  Затем  он  отпустил  тормоза,
"Гладиатор" развернулся и вырулил вправо от  машины  Нитралексиса.  Хикки,
Констэнс и Стюарт были с одной стороны, Квейль, Тэп и Финн - с другой.
   Когда  Нитралексис  открыл  дроссель  и  поднял  руку,  все   осторожно
двинулись вперед. "Гладиаторы" оторвались от земли раньше "Бреге".  Квейль
открыл сдвижной верх фонаря кабины  и  убрал  газ,  чтобы  Нитралексис  не
отставал.  Они  построились  вокруг  Нитралексиса  клином  и  предоставили
скорость и высоту его усмотрению. Перевалив через Коминг-Орос,  они  взяли
курс на северо-северо-восток.
   "Бреге" все время то подскакивал, то проваливался,  когда  они  огибали
хребет. "Гладиаторы" держались вплотную к нему. На  высоте  пятисот  футов
Нитралексис выровнял "Бреге" и пошел прямо над долиной. Скорость  казалась
большой, потому что они были ближе  к  земле.  Они  прошли  один  раз  над
долиной, затем Нитралексис повернул назад. Он не  стал  ждать  англичан  и
опять пустил свой старый "Бреге" над долиной. Но тут в небе начали рваться
снаряды зенитных орудий, замелькали темные дымки, а  огневые  точки  стали
стрелять  трассирующими  пулями.  Нитралексис,  не  докончив  полета   над
долиной, быстро стал набирать высоту. Летчики  повернули  назад  к  горам.
Все, что им оставалось сейчас, - это поскорей уходить домой.
   Они находились почти на уровне облаков, когда показались  "КР-42".  Для
Квейля это не было сюрпризом. Все равно как знакомая книга, где знаешь все
наперед. Упустить такой превосходный случай для атаки  "КР-42"  не  могли,
вполне естественно было ожидать их здесь. В первой группе их было  десятка
полтора. Они шли в строю, прямо вниз на  англичан.  Другая  группа,  около
двух десятков машин, шла  ниже  первой,  наперерез  "Гладиаторам".  Квейль
сразу понял, что сейчас предстоит такой жестокий бой,  какого  он  еще  не
знал. Он бросил взгляд назад, на свое звено. Следом за ним шел Тэп, и Финн
не отставал.
   Они прошли еще мили две,  прежде  чем  началась  атака.  Они  могли  бы
попытаться набрать  высоту  и  спрятаться  в  облаках,  но  их  задерживал
медлительный "Бреге", и "КР-42" налетели на  них,  открыв  бешеный  огонь.
Впервые за все время самолет Квейля не мог увернуться от попаданий. Квейль
чувствовал их и знал, что это двадцатимиллиметровые снаряды. Он видел, как
они рвут его фюзеляж под левым крылом, видел, как виновник этого, "КР-42",
сделал боевой разворот и стал набирать высоту, чтобы  повторить  атаку.  В
отчаянии он вскинул голову, ища облаков. Но облака были далеко.
   И  тут  он  увидел,  что  Хикки  сделал  боевой  разворот  и  остальные
последовали за ним: "Гладиаторы" принимали бой. Квейль, не теряя  времени,
взмыл кверху, чтобы атаковать два "КР-42", которые  пристроились  в  хвост
"Бреге". Папагос отбивался от  них,  строча  вверх  из  пулемета.  Быстрым
взглядом окинул Квейль стаю "КР-42", повернувших назад, чтобы  возобновить
атаку, и решил идти им в лоб.
   Он резко дал ногу, отпустил ручку управления и скользнул  с  разворотом
вправо  в  лоб  итальянцам.  Когда  в  его  кольцевом  прицеле   мелькнула
фашистская эмблема, он пустил в нее пулеметную очередь, и  из-под  крыльев
"42" вырвались неровные языки пламени. Изо всех сил продолжал он  нажимать
спуск пулемета и тут же заметил, что слишком близко подошел к противнику и
снаряды "42" бьют по его самолету. Он резко взял на себя ручку управления,
чтобы пройти над "КР-42". "Гладиатор"  повиновался  медленно,  и  медленно
набирал высоту. Квейль сделал кругом вираж,  и  вдруг  перед  его  глазами
мелькнул "Бреге", врезавшийся прямо в середину  фюзеляжа  "КР-42",  и  обе
машины, сцепившись друг с другом, полетели вниз.
   Управление действовало плохо, - что-то  случилось  с  рулем  высоты,  и
Квейль не мог набирать высоту, хотя мотор еще работал. Когда один  "КР-42"
вынырнул из-под него и всадил в него короткую пулеметную очередь,  самолет
Квейля сильно накренило, Квейль сразу понял, что его машина повреждена  не
на шутку. Она внезапно потеряла управление... как обрезало. Он потянул  на
себя ручку управления, и самолет выровнялся, но тут же начал быстро терять
высоту. Подозрительно быстро шел он вниз, к земле. Квейль дернул ручку  на
себя и  попробовал  дать  крен,  чтобы  использовать  руль  направления  в
качестве руля высоты, но самолет  продолжал  падать.  Квейль  почувствовал
страх. Еще раз отчаянно дернул он ручку на  себя  и  бросил  взгляд  вниз:
выброситься с парашютом было уже поздно.
   Самолет стремительно шел к земле, и ветер свистел сквозь стыки фонаря в
колпаке кабины. Вот промелькнули неровные уступы горного склона... зеленый
лес, красная земля где-то внизу, скалы... быстрота, затуманенный  вихрь...
и больше ничего, ничего, кроме твердой,  твердой...  Черт  возьми!..  черт
возьми!.. вот оно... это все... это весь мир! Вот оно несется навстречу...
готово!
   Квейль ударился всем размахом крыла, самолет  подбросило  на  верхушках
деревьев, затем он скользнул сквозь листву и  упал  на  каменистую  почву.
Лонжероны, обшивка, стойки клочьями разлетелись во  все  стор