Это наш пункт. Вы в безопасности, вам повезло.
   - Да, я вижу.
   Квейль спустил ноги с койки и попробовал встать. Земля кружилась у него
под ногами, но он не упал. И он различал грохот артиллерии - значит, он  в
порядке.
   - Мне надо в Янину, - сказал он. - Немцы уже там?
   - Что вы... нет, нет!
   - Я должен немедленно отправиться в путь. Как туда попасть? Где дорога?
   Грек улыбнулся:
   - Не надо волноваться. Немцев там еще нет.
   - А далеко они?
   - Не знаю. Мы здесь ничего не знаем. Все идет кувырком. Они  много  раз
бомбили Янину. Вчера мы потеряли связь  с  нашим  генералом  в  Янине.  Он
говорил, что дела там плохи. Мы отступаем по всему фронту.
   - А как австралийские войска? Англичане? - спросил Квейль.  Взгляд  его
упал на хлеб, и под ложечкой у  него  засосало  от  голода.  -  Можно  мне
немножко? - указал он на хлеб.
   - Конечно, - ответил грек. - Инглизи находятся по ту сторону Пинда. Нам
ничего не известно о них... Немцы наступают от Корицы.
   - Смогу я попасть в Янину до них?
   - Да... попадете. Вы не беспокойтесь.
   - Я не беспокоюсь, но мне надо в Янину. Покажите мне,  пожалуйста,  как
выбраться отсюда на дорогу.
   - Хорошо.
   Квейль отламывал куски хлеба и рассовывал их по карманам. Греки следили
за ним. Маленький грек дал ему  еще  коньяку.  Квейль  набрал  полный  рот
коньяку и разом проглотил его.
   - Пожалуйста, покажите мне дорогу, - сказал он. Он направился к выходу.
   - А вы в состоянии далеко идти?
   - Да, если буду идти по дороге.
   Квейль открыл дверь. Яркий солнечный свет ослепил его. Он прикрыл глаза
ладонью. Теперь он вполне отчетливо слышал гул артиллерийской канонады.
   - Если вы подождете минутку, он пойдет с вами, - грек в пилотке  указал
на маленького грека. Он что-то сказал ему, и тот вышел.
   - Он пошел за вещами.
   - Я не хочу причинять вам хлопот. Я обойдусь без него.
   - Не все ли равно? Одним человеком больше или меньше -  теперь  это  не
имеет значения.
   - Благодарю вас, - сказал Квейль. Он вспомнил  о  Нитралексисе.  Но  те
дни, которые он провел с Нитралексисом, отодвинулись куда-то далеко, и  он
не в состоянии был чувствовать то, что следовало чувствовать при  мысли  о
том, что оба - Нитралексис и  Деус  -  убиты.  Он  не  чувствовал  ничего.
Совершенно и абсолютно ничего.
   Маленький грек вернулся со скатанным одеялом на ремне  через  плечо.  В
руке он держал еще одно.  Он  улыбнулся,  показывая  желтые  зубы.  Другое
одеяло он отдал Квейлю.  Грек  в  пилотке  объяснил  ему,  что  он  должен
сделать.
   - Ты проводишь его до Янины, - сказал он маленькому греку. - Постарайся
устроиться с ним на одном из грузовиков, которые возвращаются с фронта,  и
довези его до Янины. Сам возвращайся назад. Понял?
   - Понял, - ответил маленький грек. Он взял письменный  приказ,  который
изготовил для него грек в пилотке. Затем он кивнул Квейлю, и Квейль  вышел
за ним. Сделав несколько шагов по грязи,  он  как  бы  вспомнил  что-то  и
обернулся:
   - До свиданья. И благодарю вас. Благодарю за все.
   - Не стоит, - ответил грек в пилотке. - Я сам бы охотно ушел  вместе  с
вами.
   Квейль  взглянул  на  его  спокойное  лицо  и  понял,  что  он  говорит
совершенно серьезно.
   Вместе с маленьким греком они зашагали по грязной  тропинке.  Было  так
приятно идти и не бояться, что на тебя вот-вот наскочат  итальянцы.  Внизу
видна была дорога и проходящие по ней грузовики. Немцы  еще  не  дошли  до
Янины, он отыщет Елену и вместе с ней вернется в Афины. Его  нисколько  не
удивляло,  что  все  принимают  победу  немцев,  как  нечто   само   собою
разумеющееся. Это был вопрос простой арифметики. При наших порядках, думал
он, почти что физически невозможно побить немцев на земле. При  теперешнем
положении никаких шансов. Что-то неладно с нашей армией,  это  несомненно.
Нужна какая-то новая идея, которая пришла бы в армию снизу. Нет,  неверно,
просто дело в количестве. У нас нет ничего: ни вооружения,  ни  самолетов.
Да, дело именно в этом. Представь себе, как все бы обернулось, если  бы  у
нас было такое же количество  самолетов,  как  у  итальянцев  или  даже  у
немцев? То же самое и на земле. Но нет, это еще не все. Нужно  еще  знать,
что делать со всем этим - особенно с армией. Вот в  чем  загвоздка,  и  от
этого не уйдешь. В этом все дело.
   - Айропланос, - услышал он голос маленького грека.
   Квейль прислушался. Он различил гул многочисленных  моторов.  Маленький
грек поспешил укрыться среди деревьев.
   - Не бойтесь, - сказал Квейль, - они еще далеко от нас.
   Он продолжал идти по тропинке. Маленький грек  потащился  за  ним,  все
время поглядывая вверх.
   Они вышли на дорогу, - там сгрудились грузовики, только что  покинувшие
свою стоянку. Шоферы рассыпались по склону, подальше от дороги. Они стояли
и смотрели вслед удалявшимся бомбардировщикам.
   - Что с вами? Или вы думаете, что они могут попасть  в  вас  оттуда?  -
крикнул им маленький грек, догоняя Квейля. Шоферы с  интересом  посмотрели
на них обоих.
   - Кто это? Кто это, ты, чертов болтун?
   - Инглизи. Это инглизи. Летчик,  которого  сбили.  Он  идет  пешком  из
Баллоны. Он летал туда бомбить итальянцев.
   - Слишком много болтаешь, - сказал один шофер большого роста.
   - Может быть. Но ему обязательно надо попасть в  Янину.  Мы  поедем  на
твоем грузовике.
   - Я еду только до Аргирокастро.
   - Ладно, подвезешь туда.


   В памяти осталось,  что  он  спал  и  просыпался  только  тогда,  когда
остальные, заслышав гул самолетов, спешили к  придорожной  канаве.  Квейль
спал, положив голову на руки и прижимаясь грудью к широкому капоту  мотора
в кабине дизельного грузовика. Просыпаясь, он видел высокие скалистые горы
вокруг и глубокие ущелья внизу. Он слышал, что мотор работает с трудом,  и
видел, как  большой  грек-шофер  переводит  рычаг  на  другую  скорость  и
поворачивает  баранку  руля.  Он  был  слишком  утомлен,  чтобы  сознавать
опасность и всеобщее смятение.
   В Аргирокастро, куда они приехали ночью, маленький грек  разбудил  его,
тряся за плечо. Когда Квейль слез с грузовика,  он  увидел  белые  дома  и
почувствовал едкий запах взорвавшихся бомб. Полусонный, он пошел следом за
маленьким греком. По дороге он ощутил влагу у себя на лице: начал моросить
дождь. Они шли по  разрушенному  бомбежкой  городу,  прилепившемуся  сбоку
большой белой горы, и на каждом шагу им попадались люди.
   - Куда мы идем? - спросил Квейль маленького грека.
   Тот мотнул головой и указал вперед.
   Они шли уже  больше  часа,  и  Квейль  чувствовал,  что  у  него  опять
приливает кровь к голове. Он уселся на мокрую землю,  не  ощущая  сырости.
Ему хотелось спать. Маленький грек поднял его на  ноги  и  взял  под  руку
своей широкой мозолистой рукой. Они дошли  до  моста.  Здесь  выезжали  на
дорогу укрывшиеся от бомбежки грузовики.
   - Detour [крюк сделали (франц.)], - пояснил маленький грек  с  улыбкой,
но Квейль не видел ничего в темноте.
   Когда один грузовик с солдатами стал подниматься на  крутую  насыпь  за
мостом, маленький грек крикнул шоферу:
   - Стой!  Я  сопровождаю  инглизи.  Срочное  поручение.  У  меня  приказ
останавливать кого угодно и доставить его в Янину.
   Квейль почти не слышал, как  они  переговаривались,  настолько  он  был
утомлен. Он слышал только, как маленький  грек  опять  крикнул  что-то,  а
затем его подхватили под мышки, он сделал, спотыкаясь, несколько  шагов  и
свалился в кузов грузовика; толчок больно отдался в голове.  Он  мгновенно
заснул после напрасной попытке привести в порядок свои  бессвязные  мысли.
Он собирал по частям моторы самолетов,  пока  не  решил  лететь  на  одном
только моторе, и слышал, как смеется Тэп от одной мысли, что  мотор  может
летать.
   Он лишь смутно сознавал, что они  остановились,  что  кто-то  кричит  и
произошло какое-то замешательство.
   - Далеко еще? - спросил Квейль по-английски. Он  не  мог  вспомнить  ни
одного  греческого  слова  из-за  головной  боли.  Маленький  грек  только
улыбнулся.
   - Далеко еще до Янины? Сколько?..
   Маленький грек кивнул головой и опять улыбнулся.
   - Ах, боже мой!.. Неужели вы не понимаете, что я спрашиваю:  далеко  ли
еще до Янины?.. Янина?.. Когда?..
   Маленький грек кивнул, улыбнулся и поднял три пальца.
   - Три часа?  -  переспросил  Квейль.  Ему  приходилось  кричать,  чтобы
перекричать шум дизеля. Маленький грек утвердительно кивнул.
   Дорога была совершенно забита. Греческие  солдаты,  которые  устали  от
всего еще до начала войны, теперь слишком устали, чтобы спешить  даже  при
отступлении.  Когда  грузовик  обгонял  их,  Квейль  видел  их  лица.  Они
поднимали головы и что-то кричали, иногда даже бежали за грузовиком, но не
могли догнать его, скоро отставали и опять продолжали брести.
   По склонам гор ютились деревни, если можно было их так назвать,  потому
что они были наполовину разрушены бомбежкой  и  покинуты  жителями.  Вдоль
всей дороги виднелись воронки от бомб. И как  только  рассвело,  появились
самолеты. Всякий раз, как  они  пролетали  над  дорогой,  греки  бежали  в
кустарник. Квейль отлично  понимал  их,  он  помнил  обстрелы  с  бреющего
полета, и они  проезжали  мимо  еще  дымящихся,  обгоревших  грузовиков  -
результатов вчерашнего обстрела.
   Он лежал в кузове. Когда  грузовик  останавливался  и  маленький  грек,
завидев самолеты, убегал в  кусты,  Квейль  начинал  петь  во  все  горло.
Вставали в памяти  школьные  дни,  когда  мальчики,  облаченные  в  белые"
стихари, распевали во весь голос, и сейчас он пел те песни, что  они  пели
тогда, вне церковных богослужений. Особенно  часто  повторял  он  песенку:
"Что мне за дело до других, коль нет им дела до меня". Он не помнил  точно
слов и забыл даже название песенки,  и  потому  тянул  просто  "ля-ля-ля",
когда не хватало слов.
   Потом  маленький  грек  возвращался  назад  к  грузовику   и   улыбался
растерянно, видя, как Квейль болтает ногами и поет о том, что  ему  ни  до
кого нет дела.  Но  маленький  грек  не  понимал,  что  опасность  -  вещь
относительная и что так же относительно порождаемое ею чувство  страха,  а
Квейль все еще был под впечатлением строчившего  по  нему  пулемета.  Этот
пулемет и был для Квейля критерием опасности, и  хотя  он  тоже  испытывал
страх всякий раз, как пролетали  бомбардировщики,  но  пулемет  он  считал
большей опасностью, а ведь он тогда уцелел, - хотя Нитралексис и  Деус  не
уцелели, - значит, ему не страшна никакая бомбежка. И он продолжал петь  и
затягивал новую песенку: "Одни всю жизнь вздыхают,  вздыхают  и  вздыхают;
другие любят раньше смерти умирать..." И в заключение во весь  голос:  "Но
мы с тобой вздыхать не будем, не будем умирать, - кто сердцем весел, вечно
жив".  Он  повторял  эту  песню  раз  за  разом.  Он  не  чувствовал  себя
счастливым. Но и не чувствовал себя несчастным. Просто он физически не мог
не петь. Он великолепно понимал значение  того,  что  происходило  на  его
глазах. Это была так или иначе страница истории. И ему  становилось  легче
от этого, так как он знал, что дело подвигается  к  концу,  что  скоро  он
попадет в Янину и разыщет Елену,  а  потом  вернется  домой  и  все  будет
кончено...
   Когда греки слишком долго задерживались в  кустарнике,  Квейль  начинал
терять терпение.
   - Едем дальше, вы, черти! - кричал он. - Они далеко отсюда.
   Но греки не обращали на него  внимания,  и  тогда  он  опять  затягивал
песню.
   На скрещении  дорог  вблизи  Долианы  дизель  остановился.  На  дорогах
большими группами стояли солдаты, транспорт растянулся на  целую  милю,  -
образовалась пробка. Нигде не видно было  офицеров,  никто,  казалось,  не
думал о том, чтобы как-нибудь помочь делу. Маленький  грек  пошел  узнать,
что создало пробку. Он долго не  возвращался.  Квейль  слез  с  грузовика,
пошел в лес и опростался. Вернувшись, он  увидел,  что  маленький  грек  в
большом волнении ищет его повсюду.
   - Инглизи... Инглизи... - воскликнул он, и затем на ломаном французском
языке: - Немцы - Янина... Немцы - Янина...
   - Что за черт! Хоть бы одно английское слово!.. Я больше не в силах!
   - Немцы - Янина... - повторял маленький грек.
   Он опять скрылся, а Квейль наблюдал картину хаоса и  думал,  что  можно
сделать. Вскоре маленький  грек  вернулся.  Он  привел  с  собой  высокого
бородатого грека,  похожего  на  Иисуса  Христа,  с  желтыми  капральскими
нашивками на рукаве.
   - Прошу прощения, - сказал новый грек по-немецки.
   - О! Вы говорите по-немецки? - спросил Квейль тоже по-немецки.
   - Да. Вот он говорит, что вы хотите в Янину.
   - Совершенно верно, - сказал Квейль. - Что это за толки, будто там  уже
немцы?
   - Это верно - так здесь все говорят. Никто не хочет  двигаться  дальше,
потому что, по их словам, в Янине немцы.
   - Откуда они знают?
   - Они не знают. Они только говорят, что знают.
   - А как могли уже туда попасть немцы?
   - Не знаю. Я знаю только то, что они говорят.
   - Далеко еще до Янины? - спросил Квейль.
   - Несколько часов езды.
   - Благодарю вас. Я пойду пешком. Спросите этого малыша, - пойдет он  со
мной или нет?
   Высокий бородатый грек спросил маленького грека, пойдет ли он с инглизи
пешком до Янины. Маленький грек в свою очередь спросил его,  действительно
ли в Янине немцы. Высокий грек ответил, что не верит этому. Он сам  пойдет
с инглизи в Янину.
   - Ладно, - сказал маленький грек. - Тогда и я иду.
   Они миновали длинную вереницу  сбившихся  в  кучу  грузовиков,  орудий,
мотоциклов, запряженных  мулами  повозок,  зарядных  ящиков  и  солдат,  в
которых не осталось жизни, хотя они и  дышали,  и  зашагали  по  пустынной
дороге к Янине.


   Квейль рассчитывал, что им попадется по дороге какая-нибудь автомашина,
даже если Янина занята немцами,  но  они  нигде  не  встретили  ни  одного
грузовика. Не видно было ни солдат, ни мулов. Квейль начинал  думать,  что
немцы действительно заняли Янину. Он чувствовал себя сейчас лучше, чем  за
все время с тех пор, как бежал под пулеметным огнем. Но голова по-прежнему
разрывалась на части, и, когда его сапоги скрипели, что-то больно стреляло
в переносицу. Шаровары его были разодраны внизу, но  он  даже  не  подумал
засунуть их в голенища. Куртка казалась слишком тяжелой, и ему было  жарко
в ней, но он не хотел бросить ее. Хуже всего был  голод.  Он  жевал  хлеб,
который насовал в карманы, но этого было недостаточно, и он ощущал резь  в
желудке.
   - Еще далеко? - то и дело спрашивал он высокого грека.
   - Нет, километров семь.
   Они миновали грубо отесанный деревянный  столб  с  надписью:  "километр
22". Маленький грек тащился  позади,  все  время  разговаривая  с  высоким
греком.
   - Мы попадем прямо в лапы к немцам, - говорил он.  Квейль  не  мог  без
смеха смотреть на его крохотное, обросшее щетиной лицо.
   - Да, дело плохо, - отвечал другой грек. - Но не все ли равно?
   - Зачем же мы идем? - продолжал маленький грек.
   - Я хочу пробраться как можно ближе к дому. А зачем идет твой инглизи?
   - Он сумасшедший. Он идет пешком из Баллоны - только представь себе!  Я
бы предпочел, чтоб меня убили.
   - Почему же ты не постараешься, чтоб тебя убили?
   - Я сопровождаю инглизи, - сказал маленький грек.
   Квейль не понимал, о чем они говорят,  но  ему  нравилось  в  маленьком
греке то, что он такой горячий спорщик. Когда дорога пошла вверх  и  из-за
гор подул холодный ветер, Квейль, шедший впереди, увидел озеро, на  берегу
которого расположена Янина.
   - Вот и озеро, - сказал он по-немецки, иисусоподобному греку.
   - Да. Теперь уже близко.
   - А как насчет немцев? Есть какие-нибудь признаки немцев?
   - Пока никаких. Хотя до озера совсем рукой подать. Да. Вот оно!
   Путь теперь казался длиннее именно потому, что они были так  близко.  И
Квейль сейчас больше думал о Елене, чем о немцах. Было уже так близко, что
не стоило перебирать в уме всякие возможности. И когда на миг  его  пугала
мысль, что Елена могла вылететь на "Бомбее" в тот день, когда  его  самого
сбили итальянцы, он спешил отогнать такое  предположение  и  сосредоточить
внимание на расстилавшейся перед ним красноватой дороге.
   И наконец он увидел первых жителей греков.
   - Смотрите, немцев здесь нет. Вон - греки!
   Маленький  грек  просиял  и  указал  на   запряженную   мулом   телегу,
двигавшуюся им навстречу из города, очертания которого уже  вырисовывались
на берегу озера.
   Квейль не обратил внимания на греков,  сидевших  в  телеге,  когда  она
проезжала мимо. Это могли быть и переодетые немцы, но он не обратил на них
никакого внимания. Он продолжал идти словно по глубокому снегу,  с  трудом
поднимая ноги. Вот он миновал скрещение дорог, рощицу на  окраине  города,
потом небольшие домики и наконец - большое, свисавшее над дорогой дерево у
заставы, где происходила всегда проверка машин и повозок. Но сейчас  здесь
не было ни души.
   Когда он миновал охрану, ему бросились в глаза следы бомбежки. Ни  один
дом не сохранил нормального вида.  На  улицах  деревянные  обломки,  груды
кирпича, исковерканная колючая проволока, грязь, воронки, обгорелые бревна
и мертвая тишина.
   Он  добрался  до  лежавшей  в  развалинах  главной  улицы;  здесь   ему
повстречалось несколько солдат, бродивших без цели. Общее  впечатление  от
покинутого жителями города было  очень  тягостное.  Вдруг  он  вспомнил  о
госпитале. Город был разрушен  и  казался  мертвым...  А  госпиталь?..  Он
прошел через грязную  площадь,  сплошь  усеянную  воронками,  наполненными
водой,  мимо  разбомбленной  гостиницы,  где   они   жили.   Он   шел   не
останавливаясь, совсем забыв о маленьком  греке  и  о  греке,  похожем  на
Христа, которые плелись позади.
   Но вот и госпиталь.  Он  увидел  людей,  толпившихся  перед  входом,  и
несколько автобусов и  улыбнулся:  здесь  был  кусочек  жизни.  Но  здание
госпиталя было разрушено с одного конца, а с другого вся  стена  испещрена
следами осколков, и он слышал запах. Он не мог сказать точно, что это  был
за запах, но он был связан с запахом разрушенного города и с этой тишиной,
страшной и величественной. "Поистине величественной, - подумал он,  -  как
раз подходящее слово".
   Тяжело  дыша,  в  каком-то  замешательстве,  он  быстро  протолкался  к
разбитому подъезду госпиталя. Распахнув дверь, он вступил в тяжелый  запах
смерти и того, что еще сохраняло жизнь. Он искал глазами  девушку,  обычно
сидевшую за столом. Но ее не оказалось. Были только женщины  и  неряшливые
мужчины,  торопливо  пробегавшие  по  коридору.  Оглядевшись  кругом,   он
направился в кабинет старшей сестры. Никто не обращал на него внимания.
   Он открыл дверь и вошел. Какая-то маленькая  женщина  сидела  на  месте
старшей сестры. Она удивленно подняла на него глаза.
   - Простите, - сказал Квейль. Каждое слово болью отдавалось в голове.  -
Я ищу старшую сестру.
   - Инглизи? - спросила женщина.
   - Да, - кивнул он.
   - Раненый? - Женщина коснулась своего лица и  кивком  указала  на  лицо
Квейля.
   - Да, но не в этом дело. Я ищу Елену Стангу.
   Женщина не понимала, - он это видел.
   - Елену Стангу, - повторил он, но женщина не понимала.
   Он вышел и направился в приемную. Здесь на полу лежали  раненые  греки.
Они лежали и в коридоре, и над ними склонялись женщины, а  другие  женщины
ходили туда и сюда. Они даже не посмотрели  на  него,  когда  он  проходил
мимо.
   Елены и здесь не оказалось. Все лица были новые.
   Квейль прошел до конца коридора, затем через длинную палату,  где  тоже
лежали раненые и стоял тяжелый запах. Он открыл дверь  и  увидел  грека  в
белом халате. Грек подошел к нему, коснулся  повязок  у  него  на  лице  и
что-то сказал сестре. Та подала ему ножницы, и он начал разрезать повязки.
Квейль отстранился.
   - Нет! Я ищу тут одного человека! - сказал он сердито.
   - Что вы сказали? - спросила сестра по-английски.
   - Я ищу... я ищу Елену Стангу. Я ищу ее.
   - Не знаю... - ска