реди закусок. Иван отошел к окну.
Борис вместе со стулом отодвинулся, чтобы со стола  не  натекло  на  его
брюки. И только тут Иван обратил внимание на его одежду. Сверху до пояса
все было  нормально  -  дешевый  зеленый  свитер,  воротничок  полосатой
рубашки...  Ниже,  естественно,  были  брюки.  И  они  Ивану  вдруг   не
понравились. Серые, очень характерного серого цвета, с красным кантиком.
   "Мент, - подумал он. - Мент в кругу семьи. Братец? Да я влип..."
   - Вот вам! - сказала женщина, ставя опорожненную бутылку на  стол.  -
Вам бы только выпить! Только бы повод был! А с кем пьете?!
   - А с кем мы пьем? - раздраженно спросил сестру Борис.
   - С убийцей! Он же Танечку убил! У него и оружие было!
   - Да послушайте, - возмутился Иван. - Что вы ко мне  цепляетесь?  Ну,
скажите - когда это случилось? Во сколько?
   - Соседка пришла в половине шестого, - ответил вдруг Вадик, до  этого
почти ничего не говоривший о деле. - Таня была еще.., теплая. - И  после
этого он надолго умолк.
   - Значит, во сколько  это  должно  было  случиться?  -  спросил  Иван
Бориса.
   Тот взглянул на свои штаны и почему-то усмехнулся. Усмешка  выглядела
странно.
   - А где-то в пять.
   - А меня там не было весь день! Заехал туда только с утра - Таньки не
было. А потом все дела, дела...
   Говорю же вам - это не я!
   - А что ты туда поехал, если ее бросил? - кинулась к нему женщина.  -
Вчера под вечер умотал к какой-то дешевке, сказал, что не вернешься!
   - Что-о?
   - Ты ресницами не хлопай! Она тебе на дом звонила! Ты  же  никого  из
своих девок не предупредил, что живешь с порядочной девушкой! Ты же всем
им телефончик дал, чтобы не забывали! Ну и шел бы к своей проститутке! И
не возвращался! Не морочил бы Таньке голову! - В этом  месте  она  вдруг
слегка завыла, но тут же заговорила нормально, только чересчур громко:
   - Ты же совсем от нее ушел! Думаешь - не знаю? Что ты свои  бесстыжие
глаза на меня пялишь?
   Думаешь - она совсем уж безответная? Она мне позвонила в тот же час и
все про тебя рассказала!
   - Да что она рассказала-то?
   - Все, голубчик, все! И как ты  ее  заставлял  всяких  баб  для  себя
отыскивать, по телефону. Поднимал Таню спозаранку и заставлял им звонить
- тебе, видите ли, их мужья трубку не передадут!  И  даже  не  стеснялся
перед ней! И как ты уматывал на всю ночь куда хотел, и как  хамил  ей  в
глаза, и как деньги ей тыкал, чтобы молчала!
   У Ивана в глазах потемнело. Он никак не думал,  что  Танька  окажется
такой болтливой... Она же говорила,  будто  отношения  с  матерью  почти
порваны?!
   "Плохо я знаю женщин... - подумалось ему. - Когда дело  идет  о  нас,
они сразу спеваются между собой... Только бы отомстить.  По-глупому  или
по-умному - им все равно. А сама же мне  говорила  -  мать  ей  жить  не
дает... О чем же она еще протрепалась?
   А если про Сулимову Дану вспомнила? Эту фамилию она забыть не  могла,
слишком часто пришлось ей звонить всяким  Сулимовым...  Что  же  делать,
Господи? Уцепятся за Сулимову, выйдут на  Муху...  Свяжут  нас...  Будет
одно большое дело. А им того и надо.
   Сразу два дела закроют, получат наградные..."
   - Ну, вы же должны понимать, - очень  рассудительно  сказал  Иван.  -
Если у нас отношения разладились - она меня жалеть не  стала  бы.  Могла
наговорить чего угодно. Я вам одно скажу: пока я с ней жил - ни к  одной
другой женщине не ходил.
   И туда не водил. Гарантию могу дать.
   - А на хера мне твоя гарантия?! Ты что мне тут распинаешься?  Да  кто
тебя проверит, бугая? - орала она. - Рожа наглая, плечи - во! Все  девки
твои! Ты мне что рассказываешь - святым прикидываешься?
   Не по адресу! Ты все это следователю расскажи, он тебя послушает, да!
   - Да что вы на  меня...  -  попытался  ее  остановить  Иван,  но  тут
вмешался Вадик:
   - Лариса, я тебя предупреждаю - докричишься до припадка!
   - У меня уже припадок!
   - "Скорую" вызову - загремишь в больницу! Тебе это нужно?
   Женщина двинулась на  Ивана.  Было  видно,  что  она  почти  себя  не
контролирует. Он слегка сощурился - машинально,  уже  предчувствуя,  как
она вцепится ему ногтями в лицо. "В глаза бы только не метила, дура... -
думал он, глядя, как она дрожит. - У нее и в самом деле припадок...  Она
за себя потом не ответит, а мне что делать?  Терпеть?  Плюс  ее  братец,
безусловно, не в мою пользу..."
   - Ты зачем туда пришел, гад? - Она была совсем рядом. - Что,  ты  там
забыл?
   - Деньги! - крикнул вдруг Иван.
   Это слово всех немного отрезвило. Вадик  перестал  крутить  скатерть,
Лариса остановилась, Борис удивленно на него посмотрел.
   - Мои деньги! - уверенно продолжал Иван. Раз уж я решил уйти - имел я
право забрать свои кровные? На что мне было жить, спрашивается?
   - Деньги? - переспросила Лариса. - А кто  поручится,  что  ты  не  ее
деньги взял? Там вообще денег не было!
   - Лариса, брось, - серьезно сказал Борис.  -  Нашли  у  нее  в  сумке
пятьсот долларов.
   - Тоже мои! - пояснил Иван. - Да вы что - не знали, что ваша дочь  не
работает? Что денег ей взять негде? Что живет она на  мои  средства?  Не
знали - да? Очень странно. Может, она у вас брала, но  мне  об  этом  не
говорила. А я всего пару недель  назад  дал  ей  четыреста  долларов  на
хозяйство. Сколько сказала, столько ей и дал. И на днях дал еще  триста,
чтобы она себе платье купила. А брал я оттуда свои деньги, свои!  Потому
что решил - с ней больше жить не буду! А  куда  мне  деваться?  Квартиру
надо снимать.
   Я взрослый мужик, жить с матерью не могу.
   - Ну и снял? - спросил вдруг Борис.
   Иван напрягся. Придется отвечать, но только что?
   Наконец он сказал:
   - Вариантов целых три. Но все неважные.
   - Что так?
   - Один - через знакомых,  два  -  через  агентство  Но  агентам  надо
платить месячную плату за квартиру. А то, что через знакомых, и смотреть
не стоит Первый этаж, окна на магистраль,  рядом  железнодорожные  пути.
Это мне не подойдет. Не уснешь.
   - Тебе скоро бесплатную квартиру дадут,  гад  .  -  Женщина,  однако,
опустила руки и вернулась на диван. - Ты там выспишься... В  три  смены!
Под нары загонят, сука...
   - Ну и лексикончик у вас, - заметил Иван. - Я и слов таких не знаю.
   - Узнаешь! Там научат!
   Иван посмотрел на часы:
   - Кажется, я тут засиделся. Поеду, надо же выспаться.
   - На работу с утра? - спросил Борис.
   Этот вопрос Танька ему тоже задавала. И конечно, Борису  нельзя  было
отвечать так, как Иван отвечал ей. Он деланно-небрежно отмахнулся:
   - Да нет, квартиру искать.
   - А где ты сейчас живешь?
   - Жил в Измайлове. Но сейчас, конечно, я туда не поеду.
   - А ночевал где? У суки у своей? - снова встряла Лариса. -  И  катись
опять к этой суке! И катись - вместе порадуетесь! Ты же теперь свободный
человек! Танечки больше нет!
   Иван вдруг подумал, что  эта  истеричная  баба  выразила  его  тайное
желание. Ему хотелось бы вернуться к Мухе, поговорить, лечь с нею рядом,
погасить свет. И даже не  трогать  ее  -  просто  поваляться  под  одним
одеялом, чтобы было теплее. Но теперь он туда вернуться не мог.  "Следят
за мной или нет? - спросил он себя. - Вряд ли, конечно.  Но  ехать  туда
незачем... Теперь надо держаться в стороне. Я не знаю Муху, она не знает
меня. Деньги у нее есть. Как же она за продуктами будет ходить?  Кто  ей
принесет?
   А если телефон не сможет починить? Что тогда?  Мастера  ей  вызывать?
Засветится. Побоится. Так что она теперь  живет  без  телефона.  И  даже
позвонить ей туда нельзя... А если она его сама починила?"
   Эта мысль его подстегнула. Он подошел к Борису и сунул ему руку:
   - До свиданья!
   Борис охотно принял рукопожатие и доброжелательно ответил:
   - До скорого. Ты не пропадай, а то ведь тебя очень ищут.
   - Я появлюсь.
   - Ага. Показания надо дать.
   - Сажать его надо, какие показания... - буркнула Лариса. -  Отпускать
нельзя. Он же никогда больше не появится.
   - А сюда я зачем пришел, по-вашему? - повернулся к ней Иван.
   - Откуда мне знать? - ехидно ответила она. - Может, нас хотел убить?
   - О Господи... - Иван подал руку и  Танькиному  отцу,  но  он  ее  не
заметил.
   - Оставь адрес, - сказал ему в спину Борис. - Чтобы тебя  проще  было
найти.
   Иван повернулся:
   - Я еду к матери.
   Другого выхода он не видел. Другого адреса назвать не мог. А квартиру
в такой час не снимешь.
   - Кстати, - сказал он, обращаясь только к Ларисе. - Если вы  еще  раз
приедете к ней и начнете ее оскорблять...
   - То что? - повернулась она к нему, подбоченясь.
   Иван молча вышел. Спустился во двор, сел в машину, включил  печку.  А
вот света включать не стал.
   Машина, долго простоявшая на морозе, медленно нагревалась,  по  ногам
потянуло теплом. Он закурил, пустил дым в лобовое стекло.
   "Кто же ее так, кому она нужна? - думал он. В чем тут дело? Так, надо
сообразить... Были у  нее  какие-нибудь  знакомые,  которые  могли...  И
думать нечего.  Она  с  такими  не  общалась.  Был  только  я.  Ох,  как
скверно..."
   Он стряхнул пепел.
   "Значит, это мои грехи. Значит, пришли ко мне, а попали на  нее.  Что
они хотели? Кто пришел? Это не может быть мое последнее дело -  я  тогда
еще не убил этого торгаша. Я как раз был в подъезде.
   Алиби у меня нет. И плевать. Плевать, это был не я!  -  Он  попытался
прогнать  всякую  мысль  о  необходимости  алиби.  -   Когда   начинаешь
оправдываться перед ментами, они понимают, что ты боишься.
   И не могу я оправдаться. Нечего мне оправдываться. Не говорить же им,
чем я в тот час занимался...
   Значит, с моим последним делом это не связано.
   А если прошлое дело?"
   Он продумал и этот вариант и пришел к выводу - они с Серегой  слишком
давно работали вместе. Чересчур давно, чтобы кто-то их  теперь  нашел...
Ведь Серега мертв, а Иван за это время успел сменить несколько квартир.
   "Значит, с моей работой это не связано. Значит, это  вообще  меня  не
касается.  Тогда  что  это  может  быть?  Грабеж?  Вооруженный   грабеж?
Прознали, что в квартире есть деньги, и  ворвались?  Не  нашли  денег  и
убили ее? Нет, почему же тогда деньги при ней нашли? Если  бы  у  нее  в
сумке денег не было - тогда бы сошел и грабеж. Пятьсот баксов -  это  не
мелочевка, их бы взяли. А  так  получается,  что  это  или  убийство  из
ревности, или убийство из мести...
   И оба раза попадаю я!"
   Он раздавил окурок в пепельнице и тут же  закурил  снова.  Пошарил  в
бардачке, достал  заветную  фляжку  с  коньяком,  чуть-чуть  приложился.
Немного, чтобы милиция не привязалась. Но и любимый коньяк не помог - не
стало светлее на душе. Он все никак  не  мог  представить  себе  Таньку,
ползущую к двери, чтобы позвать на помощь. А из горла хлещет кровь.
   "Как она не  захлебнулась?  -  машинально  подумал  он.  -  Она  была
сильнее, чем я думал... Значит, ревность или месть. Был у нее парень  до
меня? Не знаю. Не рассказывала. Если был - ее мамаша ни за что не скажет
про него, она будет сажать меня, как по  весне  картошку.  Папаша  знал?
Дядя знал? Добрый, гад, руку жмет. Пошел бы он..."
   Иван спрятал фляжку в бардачок.
   "Кто же мог знать? Подружки в училище, конечно, знали. Ну, вот на них
надежды больше. Этим стрекозам только дай поболтать. Все выложат. Ладно.
Ревность пусть пока остается. А если месть? Ей?
   Но за что? За кого?"
   - И он снова вспомнил глаза Мухи.
   "Она не могла, - подумал он. - Зачем это ей?
   Неужели  поехала  туда  и  прикончила  Таньку,  чтобы  остаться   без
соперницы? Господи, да глупости же...
   Я ведь ей несколько раз сказал, что Танька мне не дорога. Она  поняла
это. Она же умная. И тем более она в розыске. Ехать  куда-то  через  всю
Москву, чтобы убить вот так, за мужика... Нет, это не Муха!  Но  кто  же
тогда это сделал? Кто и главное - зачем?"
   Иван высмотрел сбоку  от  шоссе  телефонные  автоматы.  Выпрыгнул  из
машины и позвонил Мухе.
   Сперва с одного автомата, потом с другого. Он даже не  знал,  что  ей
скажет. Но она была ему нужна - именно сейчас. Он  чувствовал,  что  она
должна что-то знать... Гудки в трубке были ровные, спокойные.
   К телефону никто не подходил.

Глава 16

   Она отложила в сторону телефонную трубку.
   Даже на расстоянии было слышно - трубка мертва, гудков  нет.  Девушка
слегка усмехнулась, но усмешка была  невеселая,  скорее  издевательская.
Она нашла свое пальто, залезла в карман, достала оттуда сверток в  белой
бумаге. Пальто  девушка  надела,  а  сверток  развернула  и  пересчитала
деньги,  упрямо  шевеля  губами  и  прищуриваясь   всякий   раз,   когда
насчитывала тысячу долларов.  Каждую  тысячу  она  клала  крест-накрест,
чтобы не сбиться  со  счета.  Произведя  подсчет,  она  снова  аккуратно
упаковала  сверток,  распахнула  пальто,  расстегнула   пиджак,   плотно
облегавший ее грудь, и сунула пачку  во  внутренний  карман.  Застегнула
карман на пуговку, затем плотно запахнула на  груди  пиджак.  Теперь  он
застегивался с трудом. Верхнюю пуговицу пришлось оставить. Она не  стала
с ней возиться. Затем девушка снова обшарила карманы пальто.  Из  одного
она вынула маленькую черную коробочку. Из другого - целлофановый пакетик
с  тремя  стеклянными  ампулами.   Коробочку   она   раскрыла.   Пакетик
распечатала. Вынула из коробочки шприц, вставила в него иглу, прокачала,
выпуская воздух. Отогнула  бархат  на  дне  коробочки,  извлекла  оттуда
половинку бритвенного лезвия "Жиллет", взяла ампулу, поднесла ее к свету
и сделала несколько надпилов по стеклу.
   Щелкнула ногтем по ампуле и отбила надпиленный кончик. Опустила  туда
иглу и набрала в шприц маслянистой, коричневой влаги с резким  аммиачным
запахом. Оттуда же,  из-под  лиловой  бархотки,  она  достала  крошечный
пластиковый колпачок и туго навинтила его на кончик иглы.
   Теперь у нее в руках было оружие. Смертельное, но  неудобное.  Прежде
всего потому, что в длину этот шприц с иголкой и  выдвинутым  до  отказа
поршнем был сантиметров десять. В нерабочем состоянии все это заняло  бы
в три раза меньше места. Но она  боялась,  что  у  нее  потом  не  будет
времени привести его в рабочее состояние. А  другого  оружия  у  нее  не
было.
   Муха спрятала шприц с предохранительным колпачком  в  карман  пальто.
Карманы были глубокие, шприц поместился целиком. Она положила его  иглой
вверх - чтобы в случае нажима на поршень  и  прорыва  колпачка  игла  не
вонзилась ей в бедро. А так шприц мог свободно болтаться в  кармане,  не
испытывая сильного давления. Муха сложила в  коробочку  ампулы,  лезвие,
защелкнула ее и сунула в другой карман.  Сумочки  у  нее  не  было.  Она
никогда не носила сумочку - не было даже такой потребности.
   Девушка прошла на кухню, допила свой остывший чай. Посидела у  стола,
выкурила сигарету. Ее глаза ничего не выражали, в них  не  было  и  тени
мысли. Они казались нарисованными черной тушью  на  белом  лице,  как  у
китайской елочной игрушки. Волосы она собрала на макушке в тугой гладкий
узел, оставив свободными две широкие длинные пряди надо лбом. Эти  пряди
падали ей на виски, задевая край бровей, спускались по щекам, по шее  до
самой  груди.  Прическа  несколько  меняла  ее  внешность.  Но  она   не
надеялась, что ее никто не узнает. Просто сделала все, что  могла.  Муха
не накрасилась - косметики у нее  не  было.  Даже  глаза  подвести  было
нечем.
   Она погасила сигарету, тщательно добивая искры в  пепельнице.  Встала
из-за стола, погасила на кухне свет и отперла входную дверь. На площадке
было тихо и пусто. Трещала под потолком длинная  лампа  дневного  света.
Все соседи еще спали - был всего пятый  час  утра.  Муха  спустилась  во
двор, огляделась Здесь тоже не было никакого движения  или  шума  Стояли
вдоль бордюра темные машины, с погашенными фарами, с молчащими моторами.
Муха застегнула пальто и быстро пошла к освещенному бульвару.
   Движения и  тут  почти  не  было.  Изредка  проносилась  какая-нибудь
сумасшедшая машина. В такой час и милиции нечего бояться. Муха  даже  не
пыталась голосовать. Она шла к  метро,  дорогу  к  которому  постаралась
запомнить, когда Иван ее сюда привез.  Метро  было  довольно  далеко,  а
морозец под утро ударил нешуточный  -  градусов  пятнадцать.  Муха  шла,
подняв воротник пальто, с непокрытой головой.  Шапки  у  нее  просто  не
было. Шарфа тоже. Не было к перчаток. Вскоре она  поняла,  что  начинает
околевать Но в конце улицы она уже видела большую оранжевую  букву  "М".
Метро было рядом и минут через  пятнадцать  откроется.  Но  тут  девушка
замерла как вкопанная, и глаза ее  превратились  в  две  опухшие  щелки.
"Какое метро, дорогая, - сказала она себе. - В  метро  милиция.  Значит,
придется машину..."
   Машину ей ловить очень не хотелось. И время не то, и ситуация не  та.
Но  все  же  она  подошла  к  краю  тротуара  и,  как  только   завидела
приближающиеся фары, подняла руку. Машина притормозила и встала поодаль.
Муха шла к ней по резко скрипящему, укатанному снегу, молясь,  чтобы  ей
повезло. Нагнулась к приоткрытой дверце, спросила:
   - Поедете в Кунцево? Пятьдесят тысяч.
   - За пятьдесят не поеду, - ответил ей мужской голос.
   - За сколько?
   - За сто поеду.
   - Вы шутите, - сказала Муха. - Она хотела хлопнуть  дверцей  -  пусть
нахал катится дальше. Но окоченевшие руки не слушались. Из машины  веяло
теплом. И она сказала:
   - Ладно.
   Водитель света не включил, и она его почти не разглядела. Но  зато  и
он ее не смог бы рассмотреть.
   Муха этому даже обрадовалась. Села, хлопнула дверцей, передернулась.
   - Холодно? - спросил водитель, трогая с места.
   Она промолчала. Муха вовсе не собиралась налаживать  с  ним  контакт.
Дороги в этот час были почти пустые, и потому каждая  патрульная  машина
милиции казалась ей угрозой. И в самом деле, это было рискованно - брать
частника в такое время суток...
   Она будет слишком на виду. Милиции просто не из чего будет  выбирать.
Захотят остановить - так остановят именно их...
   Когда водитель проскочил перекресток на красный  свет,  она  невольно
вскрикнула:
   - Осторожней!
   - Никого же нет.
   - Все равно...
   Мужчина хмыкнул:
   - Ты что так нервничаешь? С парнем, что ли, поссорилась?
   Он перешел на "ты", и это Мухе не понравилось.
   Она резко сказала:
   - Остановите здесь!
   - Это не Кунцево.
   - Я уже приехала.
   - Испугалась, что ли? - В его голосе было  что-то  настолько  гадкое,
что Муха поморщилась.
   - Останови, кому сказано?! - заорала она прямо ему в ухо.
   От неожиданности он остановился. А когда пришел в себя,  девушка  уже
убегала от него в тень большого лесопарка. Вслед ей полетел мат, и среди
самых приличных выражений фигурировало "сука нерусская!".
   Муха бежала вдоль гряды огромных  деревьев,  вдоль  длинной  железной
ограды, тянувшейся,  казалось,  бесконечно.  Наконец  она  увидела,  как
машина удаляется по шоссе. Остановилась,  схватившись  за  ограду  голой
рукой, но тут же отдернула пальцы - кожу будто обожгло. Руки у нее  были
влажные, и замерзшая ограда их  крепко  прихватила.  Она  задыхалась  от
быстрого бега, глаза слезились. Муха переждала несколько минут  и  снова
вышла к дороге. Выбора у нее не было. Она даже не знала, в  какой  части
города находится.
   Во второй раз ей повезло больше. За рулем  старого  "Москвича"  сидел
сонный молодой парень, равнодушный ко всему на свете,  кроме  заработка.
Один из тех, кто садится крутить  баранку  и  ловить  пассажиров,  чтобы
поменять  машину.  Муха  сразу  назвала  ему  сто   тысяч   в   качестве
вознаграждения, назвала район и улицу, а он меланхолично кивнул и  молча
повез ее, куда она просила. Расстались они тоже молча.
   Муха посмотрела на часы. Начало шестого. В этом районе она никогда не
была. Адрес ей дала Дана. Дана сказала -  это  крайнее  убежище.  Дальше
идти будет некуда.
   "Если ее тут нет, мне ее не найти, - подумала Муха, быстро  шагая  по
тротуару, всматриваясь  в  номера  домов.  -  Дом  семнадцать.  Вот  он,
пятиэтажка. А мне