центрационных лагерей") на территории Хорватии и Сербии поступали  в
поисковый штаб  посольства  РФ  в  Белграде  неоднократно  от  различных
источников, в т.ч. появлялись даже "свидетели", которые якобы видели  В.
Ножкина и Г. Курнева.
   Все   сигналы   такого   рода   незамедлительно   проверялись   через
компетентные органы  страны  пребывания,  а  также  выездом  сотрудников
Службы, работающих под крышей посольства, на место. Ни один из  сигналов
не нашел подтверждения.
   В настоящее время после обмена пленными между сербской  и  хорватской
сторонами пункты сбора в этих республиках в основном ликвидированы.
   Стоит отметить также, что упомянутые в СМИ "концентрированные" лагеря
беженцев на территории Боснии и Герцеговины  стали  возникать  только  в
апреле девяносто второго года, после начала вооруженных  столкновений  в
этой  республике.  Ввиду  постоянного  перемещения  значительного  числа
находящихся там беженцев, а также слабого внутрилагерного  режима,  факт
содержания  в  лагере  российских  граждан  неизбежно  стал  бы   широко
известен. Этого, однако, не произошло.
   В  целях  получения  дополнительной  информации  о  судьбе  пропавших
безвести тележурналистов нами были направлены обращения к  руководителям
спецслужб Венгрии, Болгарии, Германии, Швеции, Италии, Испании и Франции
с  просьбой  провести  опросы  югославских  беженцев,   пребывающих   на
территории их стран.
   Ответ  пока  поступил  только  от  Венгрии.  В  нем  сообщается,  что
каких-либо сведений о В. Ножкине и Г. Курневе от  югославских  беженцев,
пребывающих в Венгрии, получить не удалось..."

   Было очевидно, что розыск зашел в тупик. Каждый, следующий  день  все
сильнее "отодвигал" драму и снижал шансы на  успех.  А  в  Югославии  не
прекращалась война. Там гибли люди, ценность человеческой  жизни  падала
быстрее стоимости динара... В ходе мероприятий один из  сотрудников  СВР
был ранен, но Мукусееву об этом не сообщили.
   В середине августа в очередной раз позвонил Широков:
   - Есть потребность встретиться, Владимир Викторович.
   - Появилось что-то новое?
   - Да, и весьма интересное. Вы сможете приехать в шестнадцать часов? С
вами хотят поговорить.
   - Смогу. А кто хочет поговорить?
   - Все узнаете на месте,  Владимир  Викторович...  Итак,  я  выписываю
пропуск и жду вас в шестнадцать ноль-ноль.

***

   - С вами хочет встретиться Директор, - сказал Широков.
   - Кто? - удивленно спросил Мукусеев.
   - Директор Службы внешней разведки Евгений Максимович Прямиков.
   Мукусеев понял, что произошло нечто весьма важное. Ему стало тревожно
- Директор СВР слишком занятой  человек,  чтобы  растрачивать  время  на
встречи по несерьезным поводам... Пока Мукусеев вслед за  Широковым  шел
по зеленой и ухоженной территории комплекса СВР, он задавал себе вопрос:
что  случилось?   Что,   черт   побери,   случилось   такого,   что   им
заинтересовался Прямиков?.. Нашлись ребята? Нашлись их  тела?  Появились
неопровержимые свидетельства их гибели?
   Он шел, задавая себе вопросы и боясь услышать ответы.
   ...Прямиков встал из-за огромного стола, вышел навстречу,  протягивая
руку. У него была располагающая  внешность  и  еще  более  располагающая
репутация:  экономист,  историк,  академик...  Человек,   ни   разу   не
запятнавший себя  за  все  чумовые  годы  постперестроечного  бардака  и
открытого предательства.
   В 1991-м толпа,  распалившаяся  от  безнаказанной  "казни"  памятника
Дзержинскому, рванулась  штурмовать  здание  КГБ.  Забаррикадировавшиеся
внутри офицеры - безоружные!  -  спешно  уничтожали  дела  агентов.  Они
рисковали жизнью, но спасали жизнь других и свою честь. Кто  бы  что  ни
говорил о "душителях свободы из КГБ", - никто не  поставит  их  на  одну
доску с гэдээровской Штази, позорно сдавшей свою агентуру. Сколько бы ни
тявкали Калугины и Гордиевские из-за  бугра,  КГБ  стоял  мужественно  и
гордо.
   И  тогда  победители  решили  его  разрушить.  От  комитета  отрезали
пограничные войска,  контрразведку,  радиоразведку  и,  конечно,  ПГУ  -
первое главное управление...  А  "реформировать"  КГБ  назначили  Вадима
Викторовича Б. О, Вадик уже имел  опыт  реформы  МВД.  Он  там  маленько
министром поработал... он славно поработал. Одним мощным росчерком  пера
он перекрыл финансирование агентурной работы. Но  в  госбезопасности  он
превзошел  даже  это  свое   достижение:   передал   американцам   схемы
прослушивания американского посольства! Офицеры ФСБ до сих  пор  скрипят
зубами, когда слышат фамилию своего "дорогого шефа" Вадика Б.  В  общем,
Ельцин и К (К - в значении кодла) верно угадали с назначением Вадика  Б.
(Б. - в значении Б. - не более того).
   А вот назначив академика Прямикова Директором СВР,  они  не  угадали.
Умница, порядочный человек и патриот, Прямиков не стал  холуйски  лизать
американские сапоги друга Билла. И хотя многие офицеры-разведчики (а нет
более закрытой  касты,  чем  каста  разведчиков)  восприняли  назначение
"чужака" без энтузиазма, Прямиков не дал парализовать работу СВР.
   ...Директор вышел из-за стола, протягивая руку:
   - Здравствуйте, Владимир Викторович. Рад с вами познакомиться.
   - Здравствуйте, Евгений Максимович. Я тоже весьма рад.
   - Удивлены тем, что я пригласил вас?
   - Признаться, да.
   - Ничего, сейчас вы все поймете... Прошу садиться, товарищи.
   Все трое сели за стол у окна. За окном шумела береза,  ветер  шевелил
штору. На столе лежали несколько листов бумаги.
   - Чай, кофе, минералка? - спросил  Директор.  И  Мукусеев  и  Широков
отказались.
   - Вы, наверно, задаете себе вопрос, Владимир Викторович, зачем я  вас
пригласил?
   - Я полагаю, вы получили информацию о Ножкине и Курневе?  -  произнес
Мукусеев.
   - Да, - ответил Директор. - Получили... к сожалению.
   - К сожалению?
   - Читайте сами, -  сказал  Директор  и  протянул  журналисту  бумагу.
Поколебавшись секунду, Мукусеев взял. Он уже понял, что дело плохо.

   "Директору Службы внешней разведки РФ.
   ...Довожу до Вашего сведения, что 8 августа с.г. в  посольство  РФ  в
Белграде позвонил житель  г.  Нови  Град  (Республика  Сербская)  Стеван
Бороевич, 1963 г.р., серб, и  сообщил,  что  располагает  информацией  о
судьбе пропавших без вести  русских  журналистов.  Информацию  он  готов
передать "при условии его личной безопасности".
   11 августа с.г. в г. Нови Град выехала группа  в  составе  сотрудника
посольства, исполняющего обязанности офицера  безопасности  и  оператора
российского ТВ. При встрече Стеван Бороевич рассказал,  что  в  сентябре
1991 года он, как резервист, находился в  составе  подразделения  ЮНА  в
районе  боевых  действий  у  деревни   Хорватская   Костайница.   Взвод,
командиром которого он был, занимал позиции со стороны Петрини.
   В начале сентября (точную дату он не помнит)  в  расположение  взвода
прибыло специальное подразделение сербской милиции  (12-15  человек)  на
микроавтобусе. Командовал милицейской группой Ранко Бороевич (не  только
однофамилец, но и земляк С. Бороевича - житель  села  Бороевичи).  Ранко
сказал Стевану, что милицейская спецгруппа выполняет особое  задание.  В
тот же день около 14 часов  из  Костайницы  появился  автомобиль  синего
цвета, с буквами TV и под белым флагом. Когда  автомобиль  поравнялся  с
развилкой  дорог,  где  заняли  позицию  милиционеры,  один  из   бойцов
"спецгруппы" открыл по нему огонь из АКМ.
   К  остановившемуся  после  обстрела  автомобилю  сразу   же   подошли
несколько сотрудников милиции во главе с Р. Бороевичем. Вместе с ними  к
машине подошел и заявитель. По его словам, в автомобиле  находились  два
человека. Оба были ранены. Р. Бороевич потребовал  у  них  документы  и,
убедившись, что они являются  русскими  журналистами,  сказал,  что  они
хорватские шпионы. Затем он вынул пистолет и выстрелил в голову водителю
(по описанию - В. Ножкину), потом - в голову пассажиру (по описанию - Г.
Курневу).
   Личные вещи убитых (часы, документы, деньги и  т.д.)  были  присвоены
сотрудниками милиции, автомобиль разграблен, а видеокамеру,  по  слухам,
милиционеры продали в Костайнице местному жителю. Автомобиль сожжен.
   В связи с тем, что С. Бороевич, по его словам,  высказал  сотрудникам
милиции свое  возмущение  убийством  русских  журналистов,  он  был  под
надуманным предлогом  арестован,  увезен  и  помещен  в  тюрьму,  где  и
содержался 16 месяцев безо всякого следствия.
   Находясь в тюрьме, С. Бороевич  встретил  одного  из  участников  тех
событий, который рассказал, что,  убывая  с  места  расстрела,  командир
милиционеров Р. Бороевич  отдал  бойцу  Зорану  Прлине  приказ  закопать
автомобиль вместе с телами. Позже, когда началось следствие по  делу  об
исчезновении  российских   тележурналистов,   поступил   новый   приказ:
автомобиль откопать, извлечь останки убитых В. Ножкина и  Г.  Курнева  и
вложить  в  них  останки  других  людей.  А  тела  журналистов  закопать
отдельно. Это распоряжение было  выполнено.  Место  захоронения  тел  В.
Ножкина и Г. Курнева заявителю известно и он может его указать.
   С согласия С. Бороевича  его  заявление  полностью  зафиксировано  на
видеопленку, он готов дать официальные показания следственным органам по
этому делу "при условии гарантий его личной безопасности".
   Полагаю, что сведения, предоставленные  С.  Бороевичем,  представляют
несомненный интерес. Он оперирует деталями, совпадающими  с  материалами
следствия. Дополняет их некоторыми  деталями  и  личными  впечатлениями,
связывающими ход событий  в  логически  единую  общую  картину.  Нельзя,
однако,  исключить  и  того,  что  заявления  С.  Бороевича  могли  быть
инспирированы хорватской стороной в  целях  компрометации  сербов  перед
российской общественностью.
   С учетом высказанного заявителем мнения о том,  что  заинтересованные
лица  могут  скрыть  следы  преступления,  в  частности,  перезахоронить
останки В. Ножкина  и  Курнева,  а  также  устранить  самого  заявителя,
полагаю целесообразным в интересах следствия принять необходимые меры по
недопущению разглашения полученной информации".

   Мукусеев  положил  серенькие  листочки  на  полированную  поверхность
стола. От них тянуло  смертью  -  жестокой,  подлой  и  бессмысленной...
ненавистью...  мародерством...  Он  положил  эти  листочки,   написанные
тяжелым, бюрократическим языком, и посмотрел на  Директора.  Или  сквозь
Директора - в окно, где трепыхалась  плотная  августовская  листва  лета
93-го. Издалека до него донесся голос:
   - Владимир Викторович! Владимир Викторович, с вами все в порядке?
   - Да, - ответил он механически, - да, со мной все в порядке.
   - Побледнели вы как-то нехорошо, - сказал Прямиков. -  Поверьте,  что
нас эта информация тоже не обрадовала. Да  она,  собственно,  еще  и  не
проверена надлежащим образом.
   - Вы думаете, что она может оказаться неверной?
   - Мы считаем информацию достоверной только тогда, когда она  получила
подтверждение из разных, независимых друг от друга, источников.
   - Я думаю, - сказал Мукусеев, - нужно ехать в Югославию.
   - Именно об этом я и хотел с вами поговорить, - произнес Прямиков.  -
Проверить  информацию  заявителя  можно  одним-единственным  способом  -
вскрыть захоронение и провести необходимые экспертизы. Все это,  однако,
в достаточной степени сложно... Догадываетесь, почему?
   - Я полагаю, Евгений Максимович, что вы имеете  в  виду  политическую
подоплеку дела.
   - Совершенно верно. Если информация  подтвердится,  а  она,  как  нам
кажется, вполне  может  подтвердиться,  то  мы  все  окажемся  в  весьма
непростой ситуации. Разумеется,  сербам  очень  бы  не  хотелось  такого
развития  событий...  Формально  мы  можем  послать  запрос   по   линии
Генпрокуратуры, и сербские власти  приступят  к  проведению  необходимых
действий. Вот  только  можем  ли  быть  уверены  в  том  что  все  будет
сделано... как бы это помягче сформулировать?.. что  все  будет  сделано
добросовестно?
   - Нет, мы не можем быть в этом уверены.
   - Я тоже так считаю, Владимир Викторович. Мы не можем  даже  раскрыть
сербским властям имя заявителя. -  Прямиков  кивнул  на  лист  бумаги  с
информацией. - Я никоим образом не хочу  кинуть  тень  на  все  сербское
руководство но... но я с сожалением вынужден констатировать,  что  среди
них  могут  оказаться  люди,  которые  захотят  "подкорректировать"  ход
следствия.
   - Вы, Евгений Максимович, хотите сказать, что свидетеля могут...
   - Навряд ли... Но свидетель может вдруг изменить свои показания.  Или
"забыть"  место  захоронения.  Или  уехать  куда-нибудь   срочно...   вы
понимаете?
   - Понимаю, - кивнул Мукусеев. - Что вы предлагаете?
   -  Нужно  ехать  на  место,  Владимир   Викторович.   В   Костайницу.
Проконтролировать ход следствия на месте. Разумеется, я мог бы  поручить
это своим сотрудникам. Но они не обладают соответствующим статусом. В то
время  как  вы,  Владимир   Викторович,   депутат   Верховного   Совета,
председатель соответствующей комиссии. Вы - лицо легальное, официальное.
Проигнорировать вас невозможно... Я хотел бы просить вас  отправиться  в
Костайницу и лично возглавить работу на месте.
   - Я готов, - ответил Мукусеев.
   - Минуту, - поднял руку Прямиков. - Минуту, выслушайте меня до конца,
Владимир Викторович. Дело, которое я вам предлагаю, отнюдь не безопасно.
Ваш высокий официальный статус поможет вам  в  налаживании  контактов  с
официальными же лицами. Но навряд ли он поможет в ситуациях иного  рода.
В  Югославии  фактически  идет  война,  по   стране   бродят   множество
вооруженных  групп.  От   неких   "идейных"   отрядов   до   откровенных
уголовников.  Разумеется,  вы  поедете  не  один.  Вот  товарищ  Широков
отправится с вами. Сотрудник Генеральной  прокуратуры  поедет  вместе  с
вами. Но! Но, учитывая обстановку в Югославии и характер вашей миссии, я
обязан вас предупредить вас о возможных эксцессах. И даже опасности  для
жизни.
   - Я готов, - повторил Мукусеев.

***

   Когда журналист Мукусеев в  сопровождении  Широкова  вышел,  Прямиков
достал из ящика стола пачку "Мальборо" и зажигалку... У  зажигалки  была
своя история - ее подарил Директору разведчик  -  нелегал,  отработавший
почти десять лет  в  Западной  Европе.  Но  это  совсем  другая  тема...
Прямиков щелкнул крышкой и крутанул колесико. Последние годы он старался
курить меньше, лимитировал количество сигарет, отпущенных на день.
   Он закурил, убрал в стол зажигалку и подошел  к  окну.  Директор  был
искренне озабочен "делом Ножкина и  Курнева".  Сегодня,  как  всегда  по
понедельникам, он был  с  докладом  у  президента.  Еженедельно,  а  при
необходимости - чаще, ректор СВР  докладывал  президенту  о  ситуации  в
мире. Ежедневно и круглосуточно одиннадцатитысячный кадровый состав  СВР
качал, качал и качал информацию, поступающую от агентов через зарубежные
резидентуры,  от  средств  радиоперехвата,   космической   разведки   и,
разумеется,  из  огромного  количества   открытых   источников.   Тысячи
сотрудников  СВР  круглосуточно  анализировали  этот   огромный   массив
информации и готовили документы по обширнейшей проблематике. А проблем у
преданной и ослабевшей России хватало... Зато  очень  остро  не  хватало
государственного мышления руководителям России.
   Днем  Директор  СВР  докладывал  президенту.  Вопросы   докладывались
важнейшие, но президент, пребывая  в  угнетенном  похмельном  состоянии,
проявлял очень мало интереса к докладу. Напоследок  Прямиков  сообщил  о
ситуации с пропавшими журналистами.
   - И што? - произнес президент.
   - Я обязан проинформировать вас о сложившейся ситуации. Если проверка
подтвердит факты, то результаты...
   - Проверка, - недовольно перебил президент.  -  Факты!  Мне  Андрюшка
говорил, что там он все вопросы решил, понимаешь.
   - Министр иностранных дел  -  человек,  конечно,  информированный,  -
бесстрастно произнес Директор. Президент сверкнул глазами, сказал:
   - Я ему доверяю. Он  с  американцами  общий,  понимаешь,  язык  умеет
находить.
   - Да, - согласился Директор. - С американцами он хорошо умеет.
   Президент посмотрел хмуро:
   - Ты, Евгений Максимыч, со своими  проверками  можешь  только  кризис
спровоцировать...  Ты  лучше  проконсультируйся  по  этому   вопросу   с
Андрюшкой.
   После этих слов дальнейший  диалог  потерял  всякий  смысл.  В  папке
Директора СВР лежали документы,  датированные  девяносто  первым  годом:
подборка материалов и донесения агентуры, посвященные  визиту  в  Загреб
натовского генерала Р.В.  Визит  мистера  Р.В.  имел  место  23  августа
девяносто первого - за неделю  до  исчезновения  наших  телевизионщиков.
Среди документов лежала расшифровка одного  любопытного  радиоперехвата.
Перехват  был  сделан  с  борта   гидрографического   судна   "Кильдин",
принадлежащего разведке ВМФ.
   В шифровке,  которую  резидент  германской  БНД   отправил в Пуллах, а радиоразведка  ВМФ
перехватила, говорилось:
   "В  конфиденциальных  беседах   с   хорватскими   высокопоставленными
чиновниками (агенты ЦРУ "Марко" и "Кетчуп") Р.В. несколько раз указал на
необходимость обострения конфликта между сербами и хорватами. Подчеркнул
при этом, что целью  конфликта  является  показать  мировому  сообществу
сербов с негативной стороны, а также вбить клин между Сербией и СССР".
   Никаких подробностей немецкий разведчик не приводил, да их и быть  не
могло - фигуры такого калибра,  как  четырехзвездный  генерал  НАТО,  не
занимаются конкретным планированием операций.  Они  ставят  политические
установки... Тем не менее  через  неделю  после  пожеланий,  высказанных
мистером Р.В., пропали Виктор Ножкин и Геннадий Курнев.
   Все  это  Директор  СВР  собирался  доложить  президенту.  Но   после
предложения "проконсультироваться с Андрюшкой"  не  стал  этого  делать,
справедливо рассудив, что не пристало СВР консультироваться с ЦРУ.
   ...Прямиков докурил сигарету, вернулся  за  рабочий  стол.  Никто  не
знал, как тяжело  ему  работалось  в  СВР.  Многие  кадровые  разведчики
восприняли   назначение   Прямикова   на   должность   начальника   ПГУ,
преобразованного в СВР, едва ли не как оскорбление...  Некоторые,  видя,
что творит Вадик Б.  в  Комитете,  считали,  что  Прямиков  -  такой  же
разрушитель.
   Разведка - дело  интимное,  построенное  в  значительной  степени  на
личных отношениях, на доверии. А вот  доверия-то  как  раз  и  не  было.
Прямиков ощущал это очень остро. Он отлично понимал, что его  назначение
в известной  степени  случайность,  кадровая  ошибка  Ельцина.  Но  ведь
сотрудники этого не знали!
   В стане разведчиков образовалась скрытая оппозиция - они не  доверяли
своему новому шефу. А он, умный и проницательный человек,  не  знал,  на
кого может положиться стопроцентно. И даже железный  постулат  разведки:
стопроцентного доверия не  бывает  никогда,  -  навряд  ли  мог  служить
утешением... Ему было очень трудно, и  он  мог  бы  отказаться  от  этой
работы.
   Но тогда на должность Директора поставят какого-нибудь Вадика Б.  или
Андрюшку Козырного. И на российской разведке можно будет смело поставить
крест. Допустить этого Прямиков не мог.
   Он  сидел  за  столом,  вспоминал  слова   президента,   разпушившего
Советский   Союз:   ты   своими   проверками   можешь   только    кризис
спровоцировать...
   Директор  снял  трубку  внутреннего  телефона  и   попросил   вызвать
полковника  Широкова.  Необходимо  было  провести   консультации   перед
командировкой полковника в Югославию.
   ...А с Андрюшкой пусть друг Билл консультируется.

***

   До Белграда ехали поездом. Три дня. Если бы  полетели  самолетом,  то
все могло бы сложиться по-другому. Но Белградский аэропорт был закрыт  и
трое суток специальная комиссия Верховного Совета слушала стук  колес...
Эти-то три дня и оказались роковыми. Но они  ничего  не  подозревали  до
того, как приехали в посольство и