то  есть  серьезная  информация  от  майора
Фролова. А сам Фролов из Москвы уехал... Обстоятельства нашей встречи не
раскрывай, ни к чему это. Тем более  ни  при  каких  обстоятельствах  не
называй номера этого автомобиля.
   - Я уже его забыл, - сказал Мукусеев.
   - Очень хорошо. Далее: ты передашь  Филиппову  вот  этот  конверт.  -
Джинн вытащил из "бардачка"  большой  и  толстый  коричневый  конверт  и
передал его  Мукусееву.  На  нем  не  было  никаких  надписей.  -  Здесь
видеокассета и мой рапорт полковнику... Через день-два Филиппов свяжется
с тобой... Я тоже тебе позвоню. Но не на домашний телефон - его,  скорее
всего, поставят на прослушку. Есть какой-нибудь номер, на который я могу
тебе позвонить?
   - Конечно. Записывай...
   - Я запомню, - сказал Джинн. Мукусеев продиктовал номер.
   - Чей телефончик-то? - спросил Джинн.
   - Соседа моего. Одинокий пенсионер и замечательный дедок. Практически
всегда дома. Как  только  позвонишь  -  позовет  меня.  Зовут  его  Петр
Юрьевич... Олег?
   - Да.
   - Ты можешь объяснить мне, что произошло... Там, в Костайнице?  Между
тобой и Широковым?
   - Могу, - сказал Джинн после п0узы.

***

   Большаков наконец-то смог дозвониться до заказчика.
   - Приезжайте, - сказал Большаков. - Кажется, накрыли клиента.
   - Что значит "кажется"? - спросил Антон.
   - Это значит, что мы еще не видели его в лицо,  но  девяносто  девять
процентов из ста, что это именно он.
   - Еду, - сказал Антон. - Ни в коем случае не упустите его. Ни в  коем
случае... Я уже еду!
   - Не упустим, - ответил Большаков, усмехаясь. Он вышел из  телефонной
будки и вернулся в свою "восьмерку". Ловко в  тесноте  салона  переменил
кожаную куртку на непрезентабельный джинсовый "ватничек",  побрызгал  на
него спиртом из фляги и снова вылез из машины.
   К "пятерке" Джинна  он  подошел  тяжелой  походкой  пьяного.  Он  шел
нетвердо, размахивал  рукой  и  что-то  бормотал,  как  будто  спорил  с
невидимым собеседником. Грозил ему пальцем и часто сплевывал.  В  десяти
метрах от "пятерки" он остановился, долго шарил по  карманам  и  наконец
нашел сигареты - дешевенькую "приму".  А  вот  зажигалки  Большаков  "не
нашел".  Он  погрозил  кому-то  пальцем,  матюгнулся  и  пошел   дальше.
Поравнявшись с машиной, "вдруг" увидел на четверть  приспущенное  стекло
водительской дверцы и сунулся туда.
   Сказал, заглядывая в салон, тычась в-мокрое стекло сигаретой:
   - Б-бртан, бля, дай огоньку.
   - Пошел на хер, - ответил Джинн и  отвернулся.  Большаков  видел  его
лицо всего две-три секунды, но этого  хватило,  чтобы  опознать  объект.
Через десять минут он снова сидел в салоне своей "восьмерки" и говорил в
радиостанцию: все хоккей, орлы. Это он.

***

   - Могу, - сказал Джинн и черное костайницкое  небо  распахнулось  над
ним... и зазвенели цикады.
   ...Сначала он заподозрил Зимина. Да и было отчего: именно  Зимин  мыл
машины в то утро, когда исчезло  первое  письмо  Гойко.  Это  уже  потом
ситуация разъяснилась, а тогда он  заподозрил  Зимина...  А  позже  была
поездка к старику Троевичу и весь расклад переменился - очень уж  кстати
"заболел" Широков. Стопроцентной гарантии, что группу сдал  Широков,  не
было. Наемник Зинько так и не смог  внятно  сказать:  трех  или  четырех
человек они ждали...
   Если бы он смог  точно  сказать,  что  ждали  именно  троих,  то  все
гарантированно  срасталось  -  засада  и  "отравление"   Широкова...   А
"отравился" Игорек мастерски - все симптомы  на  лицо.  Но  за  руку  не
схвачен.  Джинн  решил,  что  по  возвращении  в   Белград   обязательно
проинформирует кого положено о странной болезни Игоря Широкова.  Он  еще
не знал, что скоро события закрутятся совсем по-другому... После  взрыва
растяжки на окраине Костайницы Джинн уже нисколько  не  сомневался,  что
Игорь Широков играет свою игру. Что это именно Широков поставил растяжку
в доме, и именно поэтому он - Широков - так бесстрашно проник  первым  в
дом, потому что знал: больше растяжек там нет. И быстренько, под  шумок,
забрал у Гойко "нечто важное".
   - Что же это было? - перебил Мукусеев.
   - Кассета.
   - Кассета?
   - Да, Володя, там была видеокассета из камеры Куренева.
   - Не может быть!
   - Может.
   - И... где она теперь?
   - В надежном месте, - ответил Джинн. - А в конверте - копия с нее.
   - Что на кассете? - чужим голосом спросил Мукусеев.
   - Правда о гибели ребят... Они были уже мертвы, а  камера  продолжала
работать.
   - Я должен это увидеть, - произнес Мукусеев.
   - Конечно, - сказал Джинн. - Конечно...
   Они сидели в машине, молчали. Шел  дождь,  струйки  воды  стекали  по
лобовому стеклу. Тысячи километров отделяли их  от  Костайницы,  но  все
равно они были сейчас там...
   - А как эта кассета попала к тебе? - спросил Мукусеев.
   ...После того, как осмотрели вещи, изъятые  у  мертвого  Гойко  и  не
нашли того, что Гойко назвал "нечто важное", Джинн понял, что это "нечто
важное" конфисковал Широков. И настало время раскрыть карты. Если бы  он
знал,  чем  кончится  разговор  с  полковником,  он  бы   скорее   всего
отступился... Но он, разумеется, не знал.
   ...Все разошлись по комнатам. Джинн взял бинокль, выбрался через окно
и через полминуты устроился в пятнадцати метрах от окна Игоря Широкова.
   Сквозь неплотно задернутые шторы Джинн  видел,  как  сидит,  обхватив
руками голову, полковник СВР... Он сидел неподвижно минут десять и  даже
без бинокля было видно, что плохо полковнику - край.
   Джинн не испытывал к нему ни малейшего сочувствия  -  каждый  человек
сам выбирает свою судьбу.  Полковник  СВР  -  не  пацан,  который  может
ошибаться и потом ныть: я больше не буду, простите  меня...  Тем  более,
что действия Широкова - отнюдь не ошибка.
   Полковник встал, вытащил из кармана джинсовой куртки  некий  предмет.
Джинн вскинул к глазам бинокль  и  разглядел  видеокассету...  Очевидно,
решил он, это и есть "нечто важное", ценой в тысячу марок. А теперь  еще
и ценой в жизнь Гойко... А Широков подошел к шкафу и  присел,  скрывшись
из поля зрения. Джинн догадался, что он убирает кассету в шкаф.
   Потом Игорь ушел в душ. Джинн сидел, думал, что  же  делать:  украсть
кассету? Собрать "общее собрание" и принудить Широкова выдать  ее?..  Он
колебался. Он не знал, как поступить правильно. Звенели цикады,  в  доме
одно за другим погасли окна в комнатах Зимина и Мукусеева.
   Джинн поднялся с земли, сунул бинокль в карман и подошел к дому. Влез
в окно и сел в кресло. Спустя минуту из душа вышел Игорь.
   - Олег! - удивленно произнес он.
   - Извини, что без приглашения, полковник.
   - Ничего, - справившись с удивлением, ответил Широков. - Выпьем?
   Он налил в пластмассовые стаканчики виски.
   - В посольстве, говоришь, презентовали? - спросил Джинн,  разглядывая
бутылку "Джони Уокера".
   - Ага... За что пьем? - произнес Широков.
   - А граната? - спросил Джинн.
   - Граната? Не понял о чем ты.
   - Гранату тебе, полковник, тоже в посольстве презентовали?
   - Не понял. Что ты хочешь сказать?
   - Да ладно тебе, полковник... А пьем за то, что первым  в  дом  вошел
Гойко. Если бы первым вошел Мукусеев - я бы тебя убил, полковник.
   Широков посмотрел в глаза Джинну... Они смотрели друг на друга долго.
Очень долго. Что было в этом взгляде?.. СЛАВЯНСКАЯ ЛЮНАВИСТЬ.
   - Хороший тост, майор, - сказал наконец полковник И опрокинул виски в
рот. Джинн тоже выпил.
   - Хорошее виски, - сказал Широков. - Еще по одной?
   - Давай.
   Широков еще раз налил по половине стаканчика.
   - Зачем ты это сделал? - спросил Джинн.
   - Не все ли равно?
   - В общем-то, действительно, все равно... Но хочется понять.
   Широков выпил, попросил сигарету, и Джинн  бросил  пачку  на  стол...
Широков прикурил, с удовольствием затянулся. Он уже сделал свой выбор  и
знал, что это - последняя в его жизни сигарета.
   - Понять хочется? - сказал он. - Верно, мне тоже хочется понять... Мы
ведь с тобой одно дело делаем, Олег. В разных конторах служим, но делаем
одно дело... или скажем так: делали. Обеспечивали безопасность страны. А
теперь? Теперь что мы  имеем?  А?  Страну  мы  просрали!..  Не  морщись!
Просрали, Олег, просрали. Ты и я. И еще десятки тысяч таких, как ты и я.
А теперь спокойно смотрим, как НАТО рвет  на  части  Югославию.  И  мне,
полковнику разведки, тошно и стыдно на это смотреть.
   - И поэтому ты, полковник разведки, послал  нас  под  пули,  а  потом
поставил на нас растяжку? - спросил Джинн.
   - Под пули я вас не посылал.
   - Правда? Значит, мне показалось.
   - Это накладка... Мне гарантировали, что никто не пострадает.
   - Понятно... Тебе гарантировали. Допустим...  Допустим,  ты  говоришь
правду. А растяжка?
   - Растяжку я поставил на этого Гойко.
   - ...твою мать! В этот раз не было никаких гарантий,  полковник,  что
первым войдет именно Гойко.
   Широков ничего на это не ответил... Нечего ему было  ответить.  Джинн
закурил, сделал глоток виски и устало сказал:
   - Ладно, с тобой будем в Москве  разбираться.  А  сейчас  давай  сюда
кассету.
   Широков сидел неподвижно... В глазах стояла тоска.
   - Давай, давай, полковник, -  поторопил  Джинн.  Широков  усмехнулся,
встал и пошел к шкафу. Он распахнул створку  и  запустил  руку  в  глубь
дорожной сумки.
   - В Москве,  значит,  будем  разбираться,  майор?  -  спросил  он  не
оборачиваясь.
   - Да уж не здесь, - буркнул Джинн. Игорь Широков повернулся. В  левой
руке он держал гранату! Указательный палец правой был продет в кольцо.
   - Ты что - дурак? - произнес Джинн.
   - Нет, майор, не дурак. Разбираться в Москве мы не  будем.  В  Москве
нас похоронят. Рядышком. Как героев, погибших  от  гранаты  неизвестного
террориста.
   - Полковник, - сказал Джинн, - не дури.
   - Тут дурости нет, Олег. Тут, брат, другое.
   Джинн встал и протянул в сторону Широкова руку:
   - Дай сюда гранату, Игорь.
   - Извини, не  могу.  Эта  гранатка  мой  единственный  шанс  избежать
позора, - ответил Широков и руки  его  напряглись...  Джинн  понял,  что
сейчас он вырвет чеку. Он  схватил  со  стола  бутылку  виски.  А  палец
полковника в стальном кольце уже  согнулся  крючком  и...  Джинн  метнул
бутылку. Расплескивая  коричневую  струю,  "снаряд"  пересек  комнату  и
врезался в голову полковника СВР. Джинн  даже  помнил  звук,  с  которым
"Джони Уокер" проломил висок Игорю Широкову.  Глухо  стукнулась  об  пол
граната. Рядом с ней упала бутылка. Из ее горлышка еще выливалось виски,
и граната лежала в маленькой лужице.
   Не отрывая взгляда от гранаты. Джинн  опустился  на  стул.  Полковник
лежал на полу, из разбитой головы сочилась кровь. Было очевидно, что  он
мертв.
   - Вот так, Володя, - закончил  свой  рассказ  Джинн.  -  Так  я  стал
убийцей полковника СВР.
   - Но ведь это самооборона, Олег, - сказал Мукусеев. - Именно так  все
и надо объяснить.
   - Именно так я все и объясню... Весь вопрос в  том,  захотят  ли  мне
поверить?
   - Почему? Почему тебе не поверят?
   - Долго объяснять. Во взаимоотношениях конкурирующих  спецслужб  есть
некоторые нюансы...  И  моя  вина  или  наоборот  -  невиновность  будет
зависеть не от фактов, а от того, каковы в данный момент взаимоотношения
между ГРУ и  СВР.  А  еще  от  того,  насколько  мое  начальство  готово
разделить со мной ответственность... А я  не  уверен,  что  у  них  есть
желание принять  эту  ответственность.  Ты  готов  пройти  испытание  на
полиграфе?
   - Если нужно, то пройду.
   - Скорее всего, будет нужно, - сказал Джинн.

***

   Антон Зайцев-Волкофф примчался  на  такси.  Его  встретил  Большаков,
пригласил в свою машину.
   - Ну? - процедил Антон, усаживаясь в салоне "восьмерки".
   - Порядок, - невозмутимо отозвался Павел. - Видите красную  "пятерку"
впереди? Оба - наш журналист - депутат и объект - находятся в ней.
   - Точно, что это наш объект?
   - Точнее некуда. Я проверил.
   Антон снял очки и стал протирать стекла концом дорогого шарфа.

***

   - Кажется, все обговорили, - сказал Джинн. - Через три дня я  позвоню
твоему  замечательному  соседу.  А  сейчас   подброшу   тебя   назад   к
"Павелецкой".
   Он  включил  фары  и  указатель  поворота,   отъехал   от   тротуара.
Одновременно с ним начали движение еще  четыре  автомобиля...  Механизм,
запущенный с помощью американских долларов, исправно  крутился  и  Джинн
уже находился между его шестеренок, но еще ничего об этом не знал.
   "Пятерка" двинулась обратно в сторону "Павелецкой", спереди  и  сзади
ее  вели  четыре   радиофицированных   автомобиля   с   профессионалами,
поднаторевшими на такого рода делах.
   В салоне большаковской "восьмерки" похожий на  долговязого  подростка
Антон сказал:
   - Павел, вы сможете взять этого гуся?
   - Извините? - Большаков сделал вид, что не понимает. Антон поморщился
и произнес:
   - Задержать и отвезти по адресу, который я вам укажу.
   - О-о-о! А вы знаете, дорогой  друг,  как  это  называется  на  языке
уголовного кодекса? - с иронией сказал Большаков.
   - Я хорошо заплачу.
   - Нет, - отрезал Большаков. - В такие  игры  мы  не  играем.  С  этим
вопросом вам лучше обратиться к вашему авторитетному другу. У него  есть
кадры для таких дел. Впрочем, я об этом не хочу не только говорить, но и
знать.
   - Хорошо, - сказал Антон и вытащил  из  кармана  сотовый  телефон.  В
девяносто третьем они были еще довольно редки... Большаков покосился  на
аппарат, но ничего не сказал. А Антон связался с "авторитетным другом" и
попросил о помощи в виде "нескольких решительных парней".  Очень  нужно.
Срочно. "Друг" поинтересовался: несколько - это сколько? Антон  ответил:
четверо... Нет, лучше восемь на двух машинах.  Друг  поинтересовался:  а
как там наши дела с получением американского гражданства? Антон ответил:
все о'кей, будет  в  ближайшие  дни.  Тогда  авторитетный  друг  сказал:
бригада решительных парней выезжает через две минуты...
   Невольно слушая этот разговор, Павел Большаков внутренне  кипел  -  в
нем жили еще >статки ментовского мировоззрения. Он понимал, что вляпался
в очень-очень сомнительное дело. Гораздо более сомнительное, чем обычная
уголовщина. Он оскорбленно думал, что еще три года назад такая  ситуация
была  бы  невозможна  в  принципе.  Ее  даже   представить   себе   было
невозможно... А теперь иностранный разведчик  раскатывает  по  Москве  и
собирается руками бандитов организовать похищение офицера ГРУ! По  идее,
нужно было бы взять этого тщедушного очкарика за тощую шейку,  придушить
слегка и отвезти на Лубянку.
   Но ничего этого директор "Манхэттена", конечно, не сделал.  Подъехали
к "Павелецкой".

***

   Из "пятерки" Джинна Мукусеев вышел  с  конвертом  в  руках.  Об  этом
бесстрастно сообщил в эфир Соколов -  только  его  машина  находилась  в
непосредственной близости от объекта, остальные экипажи расположились  в
некотором отдалении. Его сообщение приняли равнодушно:  объект  был  уже
установлен  и  Мукусеев   более   никакого   интереса   для   детективов
"Манхэттена" не представлял... Хоть с конвертом, хоть без  конверта.  Их
задачей было качественно отработать по Фролову, установить его  адрес  и
получить гонорар с заказчика.
   А  вот  Зайцев,  услышав  про  конверт,  заволновался.  Он   попросил
уточнить, что за конверт. Большаков запросил Соколова и тот ответил, что
конверт довольно большой, приблизительно размером с лист бумаги  формата
А4, толстый... Кажется, коричневого цвета. Но более подробно рассмотреть
невозможно. Мукусеев  с  конвертом  в  руках  садится  в  свою  "волгу",
"пятерка" начинает движение в сторону центра... Погнали!
   Большаков собирался включить передачу, но Антон положил руку на рычаг
и решительно сказал:
   - Мне нужен этот конверт.
   - Что же вы предлагаете?
   - Его нужно изъять у господина журналиста.
   - Как вы себе это представляете?
   - Неважно. Вы сейчас последуете за ним, Павел... Остальное  я  сделаю
сам. Я плачу пятьсот долларов только за то, что вы поедете вслед за ним.
   Большаков чертыхнулся, сказал в рацию, чтобы работали без него и  зло
бросил Антону:
   -  Таким  образом  вы  на  четверть  сократили  количество  экипажей,
работающих по основному объекту. Если мы его упустим, то...
   - О деньгах не беспокойтесь, - сухо произнес Антон.

***

   Если бы в тот день Ирина не поехала домой после работы, а поехала как
всегда на дачу к Джинну, то... Впрочем, нам не дано знать, что было  бы,
если бы... Так или иначе, Ирина в тот день заехала домой, потому что  ей
были нужны два справочника, которые лежали дома. Брала как-то раз работу
на дом, а сегодня еще получила втык от начальника отдела:  почему,  мол,
служебные справочники хранятся у вас дома, Ирина Васильевна?
   Так или иначе, но она заскочила домой и сразу попала  в  поле  зрения
наружки ГРУ и СВР. Как таковая Ирина Кольцман не интересовала ни ту,  ни
другую  организацию,  но  на  сегодняшний  день  она  была  единственной
реальной связью Фролова. Ирина забрала чертовы справочники, приняла  душ
и около восьми часов вечера вышла из дома.
   Вслед за ней пошли сотрудники двух спецслужб, поехали "волга"  СВР  и
"рафик"  ГРУ.  Сотрудники  обеих  организаций  друг  друга  засекли,  но
нисколько не удивились. Такие "случайные совпадения" в их работе  бывали
и раньше. Существовали даже  служебные  инструкции,  как  себя  в  таком
случае вести. Старшие групп доложили каждый в свою контору о присутствии
конкурента и продолжали работу.
   Довольно скоро Ирина привела  их  на  дачу...  Цель,  казалось,  была
достигнута, но вот только Фролова на даче не было. Это  обеспокоило  как
Ирину, так и офицеров. Они засекли, что Кольцман взволнована,  растеряна
и  сделали  вывод,  что  исчезновение  Фролова  для   нее   тоже   стало
неожиданностью. Она, закутавшись в старое пальто, сидела  на  крыльце  и
смотрела на дорогу - ждала.
   Сотрудники обеих спецслужб  тоже  решили  ждать.  "Рафик"  и  "волга"
заняли  позиции  с  разных  сторон  дома.  Старший  группы  ГРУ   вызвал
подкрепление и  спустя  пятьдесят  минут  прикатила  "нива"  с  четырьмя
бойцами. Было почти десять вечера - темно, моросил мелкий дождь.  Десять
мужчин и одна женщина ждали возвращения Джинна.

***

   Зайцеву-Волкоффу повезло - по дороге домой Мукусеев зашел в  магазин.
Улочка была пустынной,  и  Антон  быстро  принял  решение.  Он  воровато
посмотрел на Большакова и сказал:
   - Подожди пять минут. Я мигом.
   Он вытащил из кармана и надел на пальцы резиновый  кастет.  Большаков
только головой покрутил: что ж творится-то, мама ты  моя?..  Хотя  после
того, как в центре столицы из танков расстреляли высший  государственный
орган страны... чему удивляться?. Теперь, кажется, можно все.
   ...Мукусеев купил в магазине бутылку водки и вышел на улицу.  Конверт
он нес под мышкой. Он сделал несколько шагов к  своей  "волге"  и  почти
столкнулся с нескладным долговязым мужчиной в очках. Долговязый  сказал:
извините, - и сделал шаг в сторону.  Из  "восьмерки"  Большаков  отлично
видел, как Антон ловко ударил кастетом в висок  Мукусееву,  и  журналист
упал на капот. А Антон выхватил конверт и быстро,  "циркулем",  пошел  к
"восьмерке".
   "Вот так, - подумал  Большаков,  -  теперь  ты,  Паша,  извозчиком  у
разбойника работаешь. Растешь, Паша. До  Ельцина  еще  далеко,  но  рост
несомненный".

***

   Проверяясь, Джинн крутился по центру. Слежки  не  засек.  Собственно,
проверялся он формально - сам не верил, что может быть  хвост.  По  всем
прикидкам выходило, что он лег на дно как  по  нотам,  и  вычислить  его
нельзя.
   Было уже десять вечера, но интенсивность движения в центре оставалась
весьма высокой - за пару последних  лет  столица  резко  увеличила  свой
автопарк... Хвоста Джинн не засек и поехал на дачу. Намертво  вцепившись
в добычу, за ним катили  три  автомобиля.  Вскоре  к  ним  присоединился
четвертый - "восьмерка" с Большаковым и Антоном, а у кольцевой еще и два
джипа  с