ейчас мы видели друг друга как бы впервые. Я
снова крепко  обнял ее  - здравствуй. Ливень медленно  растворил  опьянение.
Есть минуты, которые  уж  никогда  не  повторятся,  не  вернутся.  Мокрая  и
задыхающаяся, она завернулась в махровую простынь.
     - Я рада, что  это удалось,  -  сказала она без всякой связи,  когда мы
вышли  из  ванной и начали  одеваться. Она снова открыла лежавший на столике
паспорт и изучающе его рассматривала.
     Время ужина давно минуло, на улице была глубокая темнота.
     - После полуночи можем выехать,  - предложил я. - Хотел бы,  чтобы этот
город был уже позади. Ночь будет ясная, ехать будет хорошо.
     -  Тебе здесь не нравится?  - спросила она  удивленно. - Или  ты, может
быть, недоволен?
     Я поцеловал ее в губы.
     - Хотел бы  отсюда убраться  как  можно раньше. Старая история, дорогой
обо всем тебе буду рассказывать.
     Она пытливо посмотрела на меня я слегка пожала плечами.
     - Лишь бы нам не потерять направление, - сказала она иронически.  Такая
опасность тут,  разумеется, была, но  у  Гофмана  мы колесили целые ночи,  и
никто не спрашивал, как найти дорогу. Вероятно, и я кое-что усвоил.
     Ужинали  мы за  тем же столом, что  и вчера. Оазис.  Ресторан с шумящим
фонтаном.  Гостей  сегодня  было больше, чем в минувший вечер.  Не  сразу  я
понял,  какой, собственно, сегодня день.  Суббота. Фермеры  с окрестных ферм
или бог  знает откуда приехали со своими дамами кутить, а возможно, это были
пассажиры,  едущие в Солсбери, которые сюда свернули только для  того, чтобы
найти ночлег, потому что и автострада была ночью небезопасной.
     Корнелия в  воздушном платье привлекала  внимание.  Ее лицо изменилось.
Строгая  решительность   суровой  африкаанер  совсем  исчезла.  Незадавшаяся
женская судьба. Годы с больным  мужем;  в полном  расцвете женственности,  в
жгучем, бурно рождающем  и плодоносящем климате она  оставалась каждую  ночь
одна. Я  пытался вникнуть в суть  ее улыбки. Если бы она жила в каком-нибудь
городе, то имела бы, возможно, кучу любовников, как большинство белых женщин
здесь, но на ферме она не могла спутаться с негром.
     Черная официантка  убирала  со стола. Я сунул ей в карман доллар и тихо
спросил:
     - Кто приехал сегодня после обеда в том бежевом джипе?
     - Господин полицейский начальник, мистер...
     Я дружески ей улыбнулся:
     - Подготовьте нам счет, рано утром мы уезжаем!
     -  Как вам  будет угодно,  господин, сейчас  устроим. -  И она  отошла,
вышагивая длинными худыми ногами.
     Господин полицейский начальник!
     Корнелия неуверенно посматривала на меня через край фужера. Что, если в
саванне, среди ночи, я убью ее?

     Медная тарелка и желтый свет лампы. Испеченная на костре лепешка. Потом
только искры, полоса редкого дыма и неотступный холод. Голова на плече.
     - Не спишь?
     Она  отрицательно  покачала головой. Тени зверей у края дороги,  голоса
шакалов. Чтобы не привлечь внимания зверей,  я погасил фары. Осталось только
сияние лунного света.
     Я начал с той минуты в "Де-Пайпе". Впервые я говорил с кем-то  о  своей
жене и о "Гильдеборг".  Меня это уже не пугало. "Гильдеборг" стала составной
частью моей  жизни, облучением, от которого мне не избавиться. U3O8? Крупица
тайны будущей гибели мира. В конце концов, каждый будет облучен одинаково! Я
снова мчался с Гутом по палубе и прыгал в набравший скорость поезд.
     Она неподвижно слушала. Тень лица в холодном потоке воздуха.
     -  И ты  с этим не  согласен?  -  спросила она  пытливо  после  долгого
молчания, когда я кончил.
     - С чем? Чтобы меня прикончили?
     - Нет, конечно, - с  тем, чтобы они изготовили себе атомную бомбу.  Или
они должны были позволить, чтобы у них все отобрали и  перебили  их? Ты тоже
защищаешься,  тебе не хочется  умереть. Если  бы у нас  Смит сделал  то  же,
плюнув на англичан и американцев, то никому не пришлось бы убегать.
     - Не согласен, - сказал я серьезно.
     - Ты ничего  не понимаешь,  -  вздохнула  она  напряженно.  - Ты  здесь
никогда не жил, европейские взгляды для Африки не годятся.
     Я мрачно пожал плечами.
     - Сейчас дело уже, собственно, идет не о черных и белых, дело идет не о
чьей-то ферме или Южно-Африканском государстве. Взрыв - пусть  он произойдет
где угодно - вызовет цепную реакцию. После нее ничего не останется: ни тебя,
ни меня, абсолютно никого!
     - Ты преувеличиваешь. И  я не верю, чтобы тебя так  травили! - добавила
она твердо.
     Что ей ответить?  Другой мир, другой образ мышления. Это не  цвет кожи,
вызывающий отчужденность людей. Остаток ночи мы ехали молча. Она делала вид,
что  спит,  или уснула на самом деле.  Устало я смотрев на наступающий день.
Сначала темнота побледнела, потом начала терять цвет, и на востоке появилась
пепельная  полоса. Порывы холодного предутреннего ветра взволновали саванну.
Мне  надо  было лучше  молчать - лишнее  рас- стройство, могу ли я  что-либо
изменить? Я ведь ей многим обязан.
     В половине  пятого  утра  я  остановился и сварил кофе. Корнелия крепко
спала. Теперь у  меня была  возможность спокойно осмотреть  ее  лицо,  следы
морщин и расслабленные черты. - Пустой экран. Что скрывается в глубине глаз,
кто на меня смотрит, кого я вчера обнимал? То, что мы вместе спим, ничего не
объясняет,  этого  едва хватит для познания  тела.  В утреннем  холоде вдруг
резко  запахло  кофе.  Корнелия  открыла  глаза,  сморщила  нос  и  блаженно
улыбнулась:
     - Какой бы из тебя был муж... Завтрак в постель...
     - Тебе это в диковинку? -  спросил я таким же тоном.  - Разве у тебя не
было толпы слуг?
     - Надеюсь,  что  будут,  но  в Европе.  Я первой  вставала и  последней
уходила спать.  Сегодня уже никто не отваживается пускать черных  на  кухню,
они работают только на плантациях и самое большее - на  уборке помещений. На
ферме женщина должна сама заботиться о семье, если не хочет, чтобы муж начал
спать с какой-нибудь черной, - добавила она со смехом.
     - А тебе никогда не приходило в голову что-нибудь подобное? - спросил я
насмешливо. В ту  же секунду  я получил такую, пощечину,  что кофе из чашки,
которую я держал в руке, выплеснулся мне прямо на рубашку.
     -  Что вы  себе позволяете? - крикнула она на  меня грубым голосом. - О
чем-либо подобном порядочной женщине никто не смеет сделать даже намека!  Ты
заслужил, чтобы тебя исхлестали! - и повернулась ко мне спиной. Все плохо. Я
начал покорно извиняться. Холодная, как кусок льда. Прекрасное  вступление в
новый день.
     - Поехали! - приказала она строго. Лучше бы я сам себе влепил пощечину.
     В Кве-Кве мы заправились, пополнили запасы воды и консервов. До Уанки -
долгий путь,  по воздуху  четыреста километров, а сколько  будет по  здешней
пересеченной  местности,  мне  не  удалось вычислить. Будущую  ночь,  скорее
всего, проведем в машине.
     -  Согласно  инструкциям,  мы  обязаны сообщить  местной  полиции  цель
поездки, - сказала Корнелия после обеда, когда мы снова выезжали. - Это меры
на  случай аварии. Если  мы не  доедем в установленное время - будут  начаты
поиски. Но мне кажется, что ты этого не желал бы...
     - Этого я не желал бы на самом деле, - сказал  я с облегчением,  потому
что она уже снова говорила мне "ты". Лед был сломан.

     Мы сидели  около  спиртовки, заменяющей костер,  и ждали, когда закипит
вода.  Чай! Зеленый  и  горячий, теперь было  самое  время  пополнить  запас
жидкости, которую из нас  выпарило солнце. Ночь  приближалась  неслышно, как
холодная черная  госпожа.  Еще не доносились голоса зверей. Огонек спиртовки
был слишком слаб, чтобы осветить лица.  Только  через час, через два темнота
станет прозрачнее и искры небесной сварочной машины посыплются на землю.
     С автоматом между колен я прислушивался к слабому шуму закипающей воды.
Мне казалось, что я один. Корнелия, погруженная в темноту, кажется, исчезла,
словно бы  и не  дышала. Я нащупал ее руку и  крепко сжал. Разговор без слов
через континенты и поколения.  Я  не  отваживался нарушить ее молчания.  Так
когда-то  я держал за руку  Августу, но это  было неимоверно  давно. Мираж и
обман.
     Теперь сижу с  другой женщиной на  другом конце света, а в  алюминиевом
чайнике  шепчет будущее.  Сколько, времени еще пройдет  прежде, чем  я смогу
взять его в свои руки?
     Я посмотрел в темноту, в сторону Корнелии. Сверкание глаз.
     - Ты здесь? - спросил я.
     -  Я  дома,  -  вздохнула  она  тихо. Дома!  Белый  дом,  зал,  зеленая
плантация. Фотография из путевых заметок. Но для нее - это  знакомые голоса,
накрытый стол и  глаза  матери или ее  детей и мертвого мужа. Что  я об этом
знаю? Что знает она о месте, где  я  дома. У каждого  только  один дом, и он
носит его в себе до самой старости. Дом его  детства -  вечное возвращение к
нему. Либеньский остров и замковый  парк, улица с газовыми фонарями, которые
уж давно не светят, - все изменяется. Винтовая лестница и еще бог знает что!
Проклятая жизнь! Так ее испортить!
     Я взял чайник и налил в чашку горячей воды. Комфорт! Родезия!  Чем  это
все кончится?
     -  Уезжайте, -  сказал я  твердо.  -  Того уже не  вернешь!  Через пару
месяцев отсюда побегут все. У вас есть преимущество, а с ним и надежда, ни о
чем не жалейте!
     Сколько  уж раз  говорил  я ей это! Она подвинулась и взяла чашку. Этих
чашек мы выпьем  несколько - три, четыре или шесть, прежде чем пойдем спать.
Обряд питья  воды. Я уже не думал о том, как  буду ее обнимать.  Она об этом
тоже, конечно, не думала.
     - Хотелось бы мне, чтобы все  уже было позади, - сказала она тихо. - Не
могу этого выносить, так бы и убежала пешком.
     Я кивнул в знак согласия. Как бы я  тоже бежал...  Но в человеческих ли
это силах? Может ли человек с этим  что-то сделать или должен только ждать и
предоставить все течению времени? Ни единого дня нельзя перепрыгнуть, завтра
выйдет солнце, и мы поедем  дальше по саванне.  Два чужих  человека, которые
встретились случайно. Путники, которые могут понадобиться друг другу. Сжатые
одним  мгновением, мгновением своего настоящего. Но настоящее не существует,
есть только вечное движение.
     Значит, мы тоже движемся.
     Я встал и пошел расставить в машине раскладушки. Под брезентовым верхом
было так  душно,  что  можно задохнуться.  Все  части  машины  еще  выдыхали
солнечный жар. Сколько еще раз будем так спать? Возможно, это исключительные
впечатления в моей  жизни,  но в  настоящее  время я не способен был оценить
это.
     Выберусь ли я...
     Я как можно больше раздвинул брезентовую крышу, чтобы ночной воздух мог
проникать внутрь, и посмотрел на небо.  Звезды! Чужие, незнакомые. Я глубоко
вдохнул аромат трав и прислушался. Что-то изменилось.
     В глубокой тишине спящей саванны слышался гул. Собственно, это даже был
не гул, а, скорее всего, глубокий и вибрирующий звук. Мне  казалось. что это
звучит земля.  Землетрясение, подумал  я.  Возможно  ли,  чтобы  здесь  было
землетрясение?
     Я заметил, как Корнелия резко встала и  одним движением погасила огонек
спиртовки. Потом  несколькими  прыжками преодолела расстояние, отделявшее ее
от машины. Я крепко ухватил ее за руки и помог влезть наверх.
     - Слоны! - выдохнула она в ужасе. - Стадо слонов, они тянутся к воде, -
где-то здесь должна быть река. Мы находимся вблизи Уанкийского национального
парка.
     Я чувствовал, как она дрожит.
     - Не поехать ли нам лучше дальше?
     В темноте она резко покачала головой.
     - Исключено, поздно, нам нельзя даже пошевелиться. Возможно, они нас не
заметят, может быть, пройдут мимо. Если они испугаются, то нам конец.
     Гудящий звук приближался. Глухие удары в барабаны, топание ног. Не дыша
мы  сидели  на  походной  кровати и смотрели  в  темноту. Я  все  еще не мог
отгадать, откуда, собственно,  приближается  этот звук. Он был всюду, вокруг
нас. Потом я почувствовал настоящий страх. То, что я услышал, был не трубный
звук, а  хрюкающее  всасывание  воздуха  у  самой машины. Корнелия судорожно
сжала мне руку. Бесшумно я потянул затвор автомата. Это было  смешно, что  я
смог бы сделать такой игрушкой?
     Неясные  тени,  большие,  как  наш  автофургон,  двигались  около  нас.
Разбросанно, медленно, тяжело - каждая могла  сделать из  нашей  машины кучу
мятого  железа.  По спине  у  меня  катились потоки выпитого  чая.  Я  видел
испуганное  лицо Корнелии.  Могучий колосс заслонил нам обзор. Запах слонов,
движение ушей, белые сабли клыков, вероятно, двухметровой длины.
     Столик,  чайник  и  две хрупкие чашки. Пальцами я коснулся курка.  Танк
ловко  уклонился  и покатился дальше. Корнелия глубоко вздохнула и  легла на
раскладушку. Закрыла лицо  руками. Чашки светились в темноте, отражая лунный
свет.
     Тени редели и  удалялись. Только  гул еще  продолжался и земля дрожала.
Мне казалось, что это  длится  целую вечность. Наконец и я с громким вздохом
устало  упал на раскладушку.  Парад закончился, танковая дивизия исчезла под
покровом ночи,
     В полусне я еще  услышал хриплое эхо львиного  рычания. Все  в порядке,
жизнь саванны начинала пульсировать в обычном ритме.


        ГЛАВА IX

     Прежде, всего я залез под машину, осмотрел оси  и медные трубки подвода
топлива, затянул болты, а потом начал смывать красную пыль.
     Корнелия  в это  время принимала душ. Супруги Шиппер. Мотель на окраине
Уанки был точно такой же, как и все мотели, которые я узнал до сего времени.
Белые уютные домики, бассейн с прозрачной  водой  и в  центре, под крышей из
бамбуковых  матов, ресторан. Как  только приведу в  порядок  машину -  пойду
поплаваю.  Чувствовал  я  себя  великолепно.  Ужасная  дорога была позади. В
каких-нибудь двухстах метрах отсюда начиналось широкое асфальтированное чудо
Уанки - Матетси - Ливингстон.
     Значит,  я все-таки  сумел это  сделать. Проехал через  всю  страну,  а
вечером мы выпьем бутылку коньяку  и будем  любить  друг  друга  в настоящей
постели.
     Я  начал  спокойно  насвистывать,  продолжая  направлять поток воды  из
шланга  на стекло кабины и капот машины. Перейдя на противоположную сторону,
я заметил, что у одного из бунгало стоит на стоянке  зеленый  джип.  Его вид
пробудил  во мне прежнюю неуверенность. Таких машин по  всей стране  ездило,
конечно,  тысячи,   но   все-таки...   Нельзя   убаюкивать   себя   чувством
безопасности.  Мы  все  еще  на  родезийской земле,  и  люди,  которые  меня
выслеживают, определенно не сидят сложа руки.
     Мне хотелось, чтобы кто-нибудь вышел из бунгало - хотя бы посмотреть на
его жителей. На дорогах внутри  страны  невозможно  скрываться постоянно.  В
Энкелдоорне  во время нашего  пребывания появился  полицейский  начальник, в
Кве-Кве мы предпочли не задерживаться. Любому преследователю  было ясно, что
следующую остановку мы должны сделать только в Уанки: пополнить запасы воды,
продуктов и горючего и, в конце концов, отдохнуть тоже.
     Чем  дольше  я  об  этом  думал,  тем  быстрее  меня  покидало  хорошее
настроение. Разумнее  всего нам было миновать  мотель и попросить ночлега на
какой-нибудь  ферме в  окрестностях.  Тогда  бы  мы  не  вызвали ни  у  кого
подозрений.  Но  если  я теперь пойду к Корнелии  с новым предложением,  она
посмотрит на меня как на сумасшедшего.  Из-за  одного  джипа прервать только
что начатый  отдых?  Не стоит преувеличивать опасность,  хотя с  незнакомыми
соседями  надо быть осторожными.  В бюро  обслуживания мы зарегистрировались
как  супруги  Шиппер, это должно  быть достаточной защитой против  случайной
проверки людей.
     Я  закончил с  мытьем машины и направился к нашему  бунгало. Купаться в
бассейне мне расхотелось.  Корнелия  лежала в  широкой  супружеской постели,
прикрытая только легким одеялом, и беззаботно спала.
     Я принял  душ, побрился и тихо, чтобы не разбудить ее, вытянулся рядом.
Она даже  не пошевелилась.  Я смотрел на  белый потолок и снова перебирал  в
памяти все события  с того момента,  когда покинул базу. Единственное место,
где могли напасть на мой след, было у Гуцци.
     "Л.С.".
     "Любовь и Счет!"
     Тот старый мерзавец мог проболтаться. Но Умтали лежит далеко, на другом
конце страны.  И потом, он не мог предполагать,  что я превращусь в  фермера
Шиппера.
     Я  закрыл  глаза: ослепительная белизна потолка утомляла.  Мне  даже не
нужно жениться на Корнелии. Где-нибудь в Европе нам,  как беженцам,  выдадут
настоящие  документы,  и  я  навсегда стану  Бернардом  Шиппером.  Это  была
интересная мысль, она начала крутиться у меня в голове.
     Я  понимал,  что   меня   несет  по  волнам   фантазии,   но   казалось
соблазнительным и дальше развивать эту возможность, представлять себе, что я
на  самом деле могу  стать  кем-то  другим. Иметь  жену,  и детей, и деньги!
"Л.С.".  Проклятый Гуцци  -  какая бессмыслица  может зародиться в голове  у
человека. Незаметно я  повернулся и наблюдал за Корнелией.  Мог  бы я  с ней
жить?
     Она  неслышно  дышала.   -  Артерия   на  шее  отмечала  удары  сердца.
Собственно,  я не знаю ее, вижу только то, что она мне готова показать,  что
мне предлагает, как проникнуть внутрь, как овладеть ее  сущностью? В чем  мы
похожи?
     - О чем ты думаешь? - спросила она неожиданно рассудительным, спокойным
голосом, даже не открыв глаза.
     Мгновение я молчал.
     - Не  хотела  бы ты стать моей  женой?  - спросил  я  с  улыбкой  после
краткого раздумья. - Это было бы так просто.
     - Весьма просто, - кивнула она. - Лет пятнадцать назад...
     - А сейчас не просто?
     - Нет.
     Мне показалось,  что  Корнелия подавила рыдание, но это, видимо, только
показалось, потому что она сразу спокойно потянулась и весело сказала:
     -  Жаль  каждой  потерянной прекрасной  минуты.  Сегодня  закажем  себе
великолепный ужин - консервами я сыта по горло.
     Ужин  был  действительно великолепный:  из многих блюд, с шампанским  и
коньяком. И стоил денег, за которые в Праге  можно купить дом, а в Африке  -
два.  Квартет   из  черных  музыкантов  играл  без  устали,  вернее  говоря,
производил оглушительный гро- хот. Все было так, как я себе это представлял,
не  будь двух неопределенного вида мужчин в другом  конце ресторана, которые
сосредоточенно поедали огромные куски  жареного мяса,  вливали  в себя  одну
кружку пива за другой и ни на что не обращали внима- ния.
     Сразу же после  прихода я осмотрел всех гостей. Совсем не  трудно  было
отгадать профессии посетителей. Торговцы и закупщики  угля. Несмотря на  то,
что  население  Уанки было  не больше  двадцати  тысяч, городок стал центром
угольных шахт. Только тех двоих я не мог ни к кому отнести. Худые долговязые
сорокалетние мужчины с загорелыми лицами - такие я видел у парней  в корпусе
Гофмана. Здесь белые  предохраняются  от солнца, и  только  люди,  профессия
которых  вынуждает  их   проводить  время  на  воздухе,  приобретают  особый
коричневатый цвет  высушенной земли. Это могли быть ловцы зверей, проводники
экспедиций по Африке или работники национального парка.  Им мог принадлежать
зеленый джип.
     Корнелия мечтательно улыбалась над большой порцией мороженого. Коньяк и
шампанское  сделали  свое дело.  Она,  по  крайней  мере,  не заметила  моей
неуверенности. Я не был  способен  от нее избавиться.  Отдохну только тогда,
когда родезийская граница будет у нас за спиной.
     - Мы можем проехать к водопаду  Виктория, он великолепен, - сказала она
с довольным видом. - Один или два дня роли не играют. Я хочу, чтобы ты видел
все, что тут есть прекрасного.
     Она  начала  описывать мне  Мосиатунгу -  огромную, стотридцатиметровой
высоты ступень, с которой в узкий каньон каждую секунду низвергаются десятки
тысяч кубометров воды. Са- мый  большой водопад в мире. Вблизи него построен
великолепный мотель для американских миллионеров.
     С деланным интересом  я прислушался к  ее рассказу. Мысленно, однако, я
был  за  столиком  тех парней и пытался отгадать,  о ч