ии, вас нужно привлечь к операции.
   - Чертова баба! - в сердцах высказался Борис. - Это она ему нашептала!
   - Да уж, думаю, без нее не обошлось, - рассмеялся полковник. -  Внешность
у вас, Борис Андреич, весьма располагающая, не может  дамский  пол  остаться
равнодушным. Этакий сероглазый красавец!
   - Вам весело, - вздохнул Борис, - не хватало мне еще  с  генералом  из-за
нее поссориться... - За это не беспокойтесь, - уверил его  Горецкий,  -  эта
генеральская  Лида,  она  же  ординарец  Нечволодов,  разумеется,   дама   с
капризами, но очень предана Слащову. А  что  иногда  просит  его  приблизить
красивых мужчин, так  это,  как  теперь  говорят,  из  интересу...  Так  что
подчиняйтесь приказу, голубчик, все равно у  вас  пока  никакого  назначения
нету.
   Борис только рукой махнул и отвернулся.
   - Самоварчик подживить? - всунулась в дверь круглая голова Саенко.

Глава 9

   В душный, прокуренный зал кафе "Петлюра" вошел стройный молодой офицер  с
выразительными серыми глазами. Поверх  английской  шинели  он  завернулся  в
башлык,  чтобы  спрятать  свои  погоны,  но  эта  неуклюжая   маскировка   у
завсегдатаев кафе вызвала только ухмылку.
   Молодой   офицер   не   привлек   внимания   официантов.   Ему   пришлось
самостоятельно  отыскивать  свободный  столик  в  большом  плохо  освещенном
помещении, и когда он его нашел, служители проносились мимо, не  обращая  на
него внимания: он не был спекулянтом, значит, нельзя  было  рассчитывать  на
щедрые чаевые. Конечно, некоторые офицеры и здесь пользовались уважением, но
-  только  офицеры  интендантские,  которых  сразу  узнавали   по   идеально
пригнанной форме, откормленному виду и такому же, как у других  посетителей,
спекулянтскому блеску глаз.  Новый  же  гость  хоть  и  был  одет  в  ладную
английскую  шинель,  худобой,  обветренным  лицом  и  характерной   походкой
кавалериста сразу заявлял о себе как о фронтовике, а фронтовиков у "Петлюры"
побаивались и не уважали.
   Наконец офицер буквально  за  полу  поймал  официанта.  Рослый  детина  с
бегающими сальными глазками неохотно склонился в полупоклоне и проблеял:
   - Чего изволите, ваше благородие?
   Офицер положил  на  стол  хрустящую  купюру  с  Царь-колоколом.  Официант
смахнул ее в карман небрежным жестом пресыщенного лорда,  но  тем  не  менее
взгляд его потеплел и внимание обострилось.
   - Любезный, - проговорил офицер, - принеси мне кофе... и еще... -  Взгляд
его стал  неуверенно-ищущим,  будто  он  хочет  о  чем-то  спросить,  но  не
решается.
   Стараясь помочь неопытному клиенту, официант склонился ниже  и  негромким
задушевным голосом спросил:
   -  Ваше  благородие  желают  познакомиться   с   барышней?   Есть   очень
обходительные... Рады будут соответствовать фронтовику... А  может  быть,  с
дамой?
   Имеются дамы из высшего света, некоторые даже титулованные... - Нет, нет,
любезный... - постарался офицер прервать услужливого официанта, но это  было
не просто, последовало продолжение:
   - Может быть, ваше благородие интересуется девочками? Есть  совсем  юные,
молоко, как говорится на  губах,  в  куклы  играют,  а  при  этом...  Офицер
брезгливо поморщился и остановил служителя более решительно:
   - Да за кого ты меня принимаешь?! Я офицер!
   - Мне ли офицеров не  знать!  -  Официант,  похоже,  обиделся.  -  Многие
офицеры ко мне обращались, и все остались довольны...  может  быть,  желаете
мальчика?
   - Да прекрати ты, похабник, - офицер всерьез разозлился, - мне  вовсе  не
это нужно.
   - А что же-с?
   - Мне надобно, чтобы  ты  познакомил  меня  с  кем-нибудь  из  деловых  и
денежных людей. У меня имеется для них очень интересное предложение.
   - Ах, вот-с... Это мы с нашим удовольствием-с! Я просто подумал, что ваше
благородие с фронта, а не по интендантству-с... -  Это,  любезный,  до  тебя
совершенно не касается. Ты меня только с нужным человеком познакомь.
   Официант  замер  с  выражением  самым  выжидающим  и  задумчивым.  Офицер
несколько мгновений смотрел на него непонимающим взглядом, наконец опомнился
и положил на стол еще одну купюру, которая тут же испарилась, а  расторопный
служитель низко поклонился и куда-то убежал.
   Молодой офицер задумчиво поглядел ему вслед, размышляя, увидит ли его еще
когда-нибудь в этой жизни или  можно  без  сожалений  проститься  со  своими
деньгами, но в это  время  к  его  столу,  сильно  хромая,  подошел  пожилой
лысоватый господин, внушительный живот  которого  был  затянут  плотным,  не
очень свежим  кремовым  жилетом.  Этот  жилет,  большой  крючковатый  нос  и
прикрытые тяжелыми веками темные глаза делали господина  похожим  на  старую
задумчивую черепаху.
   - У вас до меня  имелось  какое-то  дело?  -  печальным  голосом  спросил
черепаховый господин, без приглашения усевшись за стол рядом  с  офицером  и
аккуратно разместив свой живот.
   Молодой офицер посмотрел на  своего  соседа  с  некоторым  подозрением  и
спросил:
   - С кем имею честь?
   - Капернаумов, - ответил черепаховый лаконично.
   - Простите? - переспросил офицер.
   - Капернаумов, - повторил толстяк несколько обиженно, - или вы никогда не
слышали эту фамилию?
   - Признаюсь, не приходилось.
   - Я вас умоляю! - Капернаумов поднял темные  глаза  к  небу  в  печальном
изумлении, а затем прикрыл их тяжелыми веками. - Эту  фамилию  знает  каждая
ставрида в море! Если вам надо-таки чего-нибудь  купить  или  продать  -  вы
ищете Капернаумова. Если вам надо-таки чего-нибудь достать или устроить - вы
тоже ищете Капернаумова. Если вам надо крестить ребенка  или,  не  дай  Бог,
похоронить тещу - вы все равно ищете Капернаумова. Так какое  же  у  вас  до
меня дело?
   Офицер нервно оглянулся по сторонам и, наклонившись  к  своему  странному
соседу, почти прошептал:
   - У меня... вернее, у нас есть несколько вагонов спирта и водки.
   - Чего вы так шепчете? - спросил Капернаумов,  удивленно  уставившись  на
собеседника. - Мы с вами что, уже в контрразведке? Здесь, у "Петлюры", слава
Богу, еще не такое слыхали. Ну, имеете вы несколько  вагонов  кое-чего,  так
что - из-за этого уже нужно изображать секретного агента? Я вас умоляю! Даже
если вы эти вагоны где-нибудь украли, ну кому  до  этого  есть  какое-нибудь
дело!
   - Я не крал этих вагонов! - негромко, но зло прервал Капернаумова офицер.
   - Я служу на бронепоезде, и мы, отступая через Украину,  натолкнулись  на
эти вагоны. Они стояли на путях, мы их подцепили к своему бронепоезду.  Пока
отступали - никому не было до них дела, а теперь мы стоим на позиции  и  нам
некуда деться с этими вагонами.  А  мы,  офицеры  бронепоезда...  -  молодой
человек замялся, как бы не решаясь продолжить, пока Капернаумов  не  поощрил
его  заинтересованным  покашливанием,  -  мы,  офицеры,  переговорили  между
собой... понимаете, господин Капернаумов, раньше или позже,  нам,  вероятно,
придется  эвакуироваться,  а  за  границей  деньги  будут   очень   нужны...
Капернаумов опустил тяжелые веки и хмыкнул.
   - Гм... Можно подумать, есть такое место, где они не нужны!
   - Поэтому меня командировали на поиски человека, который мог бы купить  у
нас эти вагоны.
   - Ну что ж, - Капернаумов откинулся на спинку стула, едва не сломав ее, и
с вековой печалью произнес:
   - Ну что ж, вы нашли такого человека. Он перед вами. Вы рады?
   Не обратив  внимания  на  сарказм  в  голосе  собеседника,  офицер  снова
заговорил:
   - Но вы понимаете, господин Капернаумов, вам придется как-то  переправить
спирт из прифронтовой полосы сюда, к порту... или в  другое  место,  которое
вам нужно. А грузы сейчас очень тщательно проверяют... Вы ведь знаете,  этот
приказ Слащова... Именно спиртное преследуют больше всего.
   - Не беспокойтесь, молодой человек, - коммерсант чуть  передвинулся,  при
этом его необъятный живот закачался, как трясина  под  ногами  неосторожного
путника, - не беспокойтесь, Капернаумову случалось перевозить  и  не  такое,
как-то раз мне пришлось везти английский, извиняюсь за выражение,  танк  под
видом конской упряжи. И  вы  думаете,  кому-нибудь  это  не  понравилось?  У
Капернаумова нужные люди на нужных местах, и все остаются довольны.
   -  Но  я  опасаюсь,  как   бы   нашими   вагонами   не   заинтересовалась
контрразведка.

***

   - Вы еще очень молоды, - грустно произнес Капернаумов, снова опустив свои
тяжелые, как у Вия, веки, - не беспокойтесь,  ваша  молодость  пройдет,  это
ненадолго. Если вы опасаетесь контрразведки - так это зря.  Можно  подумать,
что контрразведка не хочет кушать. Так вы  будете-таки  удивлены:  она  тоже
хочет кушать. Вам нужно, чтобы  контрразведка  сделалась  слепая,  глухая  и
немая?
   Обратитесь к Капернаумову. Вы уже сделали одну очень умную вещь  в  своей
молодой жизни: вы встретились со мной.
   - Что ж, если вы так уверены в своих возможностях... - протянул офицер  с
некоторым сомнением в голосе, - тогда нам с вами нужно обсудить только  один
вопрос: цену.
   - Ну вот, - Капернаумов оживился, поднял  веки  и  придвинулся  к  своему
соседу, - теперь я слышу действительно интересный разговор. Цена - это то, о
чем на самом деле  стоит  поговорить...  Неподалеку  от  Армянска,  рядом  с
расположением основных сил  Крымского  корпуса,  оборонявших  Перекопский  и
Чонгарский  перешейки,  глубокой  ночью  по   временной   железной   дороге,
проложенной инженером Измайловским, шел бронепоезд с  прицепленными  к  нему
спереди опечатанными товарными вагонами. Дорога не  позволяла  делать  более
десяти верст в час, но бронепоезд шел и того медленнее.
   Отойдя  верст  на  десять  от  последних  светящихся  окон   Армянска   и
убедившись, что  поблизости  нет  ни  постов,  ни  кавалерийских  разъездов,
машинист совсем застопорил состав. Стоявший  на  подножке  головного  вагона
офицер подал кому-то условный  сигнал  фонарем.  Из  темноты  посигналили  в
ответ, и навстречу бронепоезду медленно выдвинулся задним  ходом  маневровый
паровоз. С паровоза спустились три человека в коротких бекешах. Они  подошли
к офицеру и поздоровались. Офицер сорвал пломбу с первого  вагона  и  прошел
внутрь со своими спутниками. Вагон был доверху заполнен аккуратными  ящиками
довоенной казенной водки - У меня нет, - вскинулся Мишка.
   - Вот, держи. - Жорж протянул ему золотые  карманные  часы  фирмы  "Павел
Буре".
   Мишка восхищенно ахнул и вытер руки  о  полу  косоворотки.  Крышка  часов
открылась  с  мелодичным  звоном.  Изнутри  на  крышке  было  выгравировано:
"Господину Селиванову от компаньонов".
   Это были часы того самого Прохора Селиванова, которого убили и  ограбили,
чтобы достать денег для покупки оружия. Но Мишка  Полещук  был  неграмотный,
поэтому закрыл крышку и убрал часы в карман, чтобы вдоволь полюбоваться  ими
в более укромном месте.

***

   Жорж разбудил свою группу рано утром.
   Надя поднялась мгновенно, кажется, она и не спала  этой  ночью.  Лицо  ее
горело  лихорадочным  румянцем,   глаза   сияли.   Девушка,   должно   быть,
представляла себя новой Жанной д'Арк или, по крайней мере, Шарлоттой  Конде.
Кроме того, чрезвычайно вдохновляло ее и присутствие  опытного  подпольщика,
пламенного революционера. Надя слушана его вчера целый вечер,  ей  казалось,
что говорил он только для нее одной. И сейчас сердце  ее  начинало  усиленно
биться, когда она останавливала на нем свой горящий взгляд.
   Остальные участники группы не испытывали такого подъема.
   Веня Букин был удивительно бледен. Он явно трусил,  но  не  мог  показать
этого в присутствии Нади, на которую то и дело бросал влюбленные взгляды.
   Полещук что-то ворчал себе под нос, он явно не выспался и оттого особенно
подозревал всех в каком-то подвохе.
   - Как же мы к нему подберемся, - спросил он  товарища  Жоржа,  когда  все
собрались и готовились уже выйти из дома, - как мы к нему подберемся,  когда
вокруг него всегда солдаты?
   - Не переживай, Михаил, - успокоил его Жорж, прокручивая барабан  нагана,
- твоя задача - бросить гранату, чтобы отвлечь внимание от товарищей. Больше
ни о чем не думай.
   Он распахнул ворота и выкатил из сарая автомобиль, который угнал накануне
от  гостиницы  "Кист".   Автомобиль   принадлежал   знаменитому   спекулянту
Ставракису, который вчера сильно  гулял  в  ресторане  гостиницы  и  пропажу
своего механического экипажа, скорее всего, попросту не осознал,  а  вставал
обычно так поздно, что к его пробуждению  все  должно  было  так  или  иначе
завершиться.
   Надя проверила свой браунинг, спрятала его  в  муфту  и  села  на  заднее
сиденье автомобиля. Веня сразу устроился рядом с  ней.  Он  был  по-прежнему
очень бледен, руки дрожали, он то и  дело  поправлял  круглые  металлические
очки и проверял револьвер во внутреннем кармане шинели.
   Мишка, недовольно ворча, сел на переднее  сиденье  рядом  с  водительским
местом.  Товарищ  Жорж  несколько  раз  провернул  ручку   стартера.   Мотор
заработал, и автомобиль поехал к центру  города  Не  доезжая  до  Вокзальной
площади, товарищ Жорж остановил машину.
   - Сверим часы, -  сказал  он,  внимательно  оглядев  всех  своими  близко
посаженными глазами, - все помнят план операции? Я буду рядом,  если  у  вас
что-то сорвется, я подстрахую. Сразу после выстрелов и  взрыва  бегом  сюда.
Мотор не глушу, ждать будем не больше пяти минут.
   Как было условлено, Полещук пошел вперед, Надя взяла Букина  под  руку  и
молодые люди неторопливым шагом тронулись следом.
   Дождавшись, когда все трое скрылись  за  углом,  товарищ  Жорж  развернул
автомобиль и поехал прочь. На одной из тихих окраинных улиц он бросил машину
и проулками, чтобы не нарваться на посты или патрули, пошел из города. После
убийства Слащова сделать это было бы гораздо труднее.

***

   Полк, сформированный  из  скопившихся  в  Севастополе  остатков  разбитых
частей, выстроился на  перроне  перед  погрузкой  в  эшелон.  На  Вокзальную
площадь выехала рысью конная сотня конвоя штаба Крымского корпуса  -  конвоя
штакор-3 на военном жаргоне. Спешившись, казаки  конвоя  растянулись  редкой
цепью, оттеснив толпу зевак, пришедших посмотреть на знаменитого Слащова.
   Раздался рев автомобильного мотора, и на площадь  въехала  черная  машина
командующего.  Выехав  на  свободное  от  людей   пространство,   автомобиль
остановился. Дверцы распахнулись. Слащов быстрым шагом направился к  колонне
отбывающих на фронт. Он шел через  площадь  -  высокий,  в  длинной  шинели,
обметающей ноги при ходьбе, за ним еле поспевали казаки охраны  и  небольшая
свита -  дежурный  адъютант,  неизменный  "ординарец  Нечволодов"  -  боевая
подруга генерала Лида, трое сопровождающих командующего офицеров. Среди  них
был и Борис  Ордынцев,  временно  откомандированный  в  личное  распоряжение
Слащова.
   Генерал влез на невысокую, наспех сколоченную трибуну.
   - Здорово, братья! - загремел над площадью его громовой голос.
   - Здравия желаем, ваше...  дительство!  -  мощно  прокатился  по  колонне
ответный крик полка.
   Стая галок сорвалась от этого крика с церковной колокольни и  закружилась
в блекло-голубом мартовском небе.
   - Сегодня на таком маленьком участке русской земли,  как  Крым,  решается
судьба нашей великой святой Родины - России. В ваши  руки,  братья,  в  руки
таких, как вы, русских солдат отдано ее будущее! От вас, от вашего  мужества
зависит - быть или не быть Родине нашей!..
   Привычные эти, затертые сотнями ораторов слова в  устах  Слащова  звучали
необыкновенно убедительно и ярко - так, как будто генерал  произносит  их  в
первый раз, как будто они только сейчас  вырвались  из  самого  его  сердца.
Борис почувствовал снова необыкновенный магнетизм этого человека. Но  он  не
дал себе увлечься: ею очень беспокоило недоброе предчувствие. Все  окружение
Слащова знало, что жизнь генерала в опасности, что  большевистское  подполье
давно планирует покушение на него, но именно сегодня  Борис  особенно  остро
ощущал в воздухе опасность. Он внимательно оглядел площадь, толпу  зевак  за
цепью конвоя.
   Перевел взгляд на колонну отъезжающих на  фронт  частей.  Позади  ровного
строя солдат и  офицеров  стоял  приготовленный  для  них  воинский  эшелон,
локомотив был  под  парами.  За  этим  эшелоном  по  следующему  пути  начал
двигаться товарный состав.
   -  Какой  дурак  отправил  сейчас  товарный,  -   недовольно   проговорил
вполголоса стоявший рядом с Ордынцевым полковник  штаба  корпуса  Минаев.  -
Приказано же было - никакого движения до отправки воинского эшелона.
   Борис не обратил внимания на его слова: он увидел, что в  рядах  зрителей
происходит что-то странное. Бледная высокая девушка с косой, с  лихорадочным
румянцем на щеках, расталкивая окружающих пробивалась в первый ряд. Рядом  с
ней сосредоточенно проталкивался прыщавый гимназист в круглых  металлических
очках.
   Казалось бы, в этом  не  было  ничего  необычного,  но  Борису  очень  не
понравилось лицо гимназиста. Если  на  остальных  лицах  в  толпе  было  или
простое любопытство, или восторженный патриотический энтузиазм, то  на  лице
гимназиста  были  страх  и  растерянность.  Лицо  его  подруги  тоже   резко
выделялось из общего ряда, но на нем Борис увидел выражение чувств еще более
опасных - фанатичной решимости и нервной истерической ненависти.
   Борис шагнул к адъютанту Слащова штабс-капитану  Сиверсу,  чтобы  сказать
ему о своих подозрениях, но в это время события  на  площади  закрутились  с
невероятной быстротой. Совсем в  другой  стороне,  куда  Борис  не  смотрел,
отвлеченный гимназистом и его подругой,  в  толпе  зрителей  раздался  вдруг
истерический женский визг:
   - Бомба! У него бомба!
   Толпа тут же пришла в движение, отхлынув от невысокого мастерового в лихо
заломленном  картузе,  который  размахивал  гранатой,  с  молодецкой  удалью
оглядываясь по сторонам.  Казаки  оцепления  бросились  к  нему,  мастеровой
наконец швырнул свою гранату в сторону окружавшей  Слащова  группы.  Граната
упала на брусчатку площади, не пролетев и половины расстояния  от  оцепления
до свиты генерала, покатилась по камням. По площади прокатился  крик  ужаса,
сотни глаз были прикованы к катящейся гранате, но взрыва не происходило.
   - Осечка, - спокойным голосом проговорил полковник Минаев,  -  взрыватель
не сработал.
   Спокойный голос Минаева как будто разбудил Бориса.  Он  отвел  взгляд  от
неразорвавшейся гранаты  и  посмотрел  в  сторону  двоих  настороживших  его
молодых людей. Как раз в это мгновение девушка  вытащила  из  муфты  руку  с
зажатым в ней браунингом. Борис закричал ближайшим к ней казакам конвоя:
   - Держите, держите ее! У нее пистолет! -  и  бросился  к  Слащову,  чтобы
оттолкнуть его из-под огня.
   Казаки не сразу поняли, о ком он говорит, - они были отвлечены  событиями
в другом конце площади, - и девица успела сделать два выстрела.  Впрочем,  с
такого расстояния из браунинга трудно было в кого-нибудь попасть, тем  более
что при первых признаках опасности свита окружила Слащова.
   После первых выстрелов казаки кинулись к террористке, но она,  не  сделав
попытки убежать, стреляла еще и  еще,  хотя  от  волнения  держала  браунинг
слишком высоко, и пули уходили в белый свет. Вот казак, не добежав,  прыгнул
и со всего размаху толкнул девушку.  Она  упала  на  каменную  мостовую  как
подкошенная и осталась недвижима. Ее спутник гимназист сначала стоял  рядом,
не делая попытки стрелять, хоть и держал в руках револьвер, а затем  еще  до
падения девушки вдруг бросился бежать, но не в толпу, а в  сторону  стоявших
на перроне солдат. Казаки и офицеры свиты Слащова боялись стрелять, чтобы не
задеть стоявших в колонне солдат, а те, в свою очередь,  боялись  попасть  в
них.
   Гимназист несся на солдат, петляя, как заяц, обезумев от ужаса.
   - Стой! Стой! - кричали ему со всех сторон.
   Но он, размахивая револьвером, все бежал  огромными  скачками.  Ближайший
солдат выставил штык, надеясь  этим  остановить  ненормального.  Казаки  уже
п