нт, что вы, право, - прервал его Борис, -  смею
вас уверить, это большая удача - то, что господин полковник оказался  здесь.
Аркадий Петрович поможет нам разобраться в этом ужасном происшествии,  иначе
мы будем подозревать друг друга и вздрагивать от  каждого  шороха...  -  Да,
господин полковник, - вступил в разговор Сильверсван,  -  если  бы  убийство
произошло на корабле,  обязанность  произвести  расследование  легла  бы  по
закону на меня, как на капитана, но сейчас мы на суше, и  вы  -  старший  по
званию. Кроме того, вы юрист, так что вам и карты в руки.  Но...  -  капитан
Сильверсван оглядел  присутствующих,  -  мы  все,  конечно,  очень  доверяем
познаниям полковника Горецкого.
   И все же как-то не верится, что вчера в этом доме произошло убийство,  да
еще таким изощренным способом. Отравить офицера ядом! Это когда  все  вокруг
буквально обвешаны оружием! Ну, допустим, все же вы правы.  Но  не  разумней
было бы похоронить поручика Стасского как  можно  скорее,  потому  что  день
обещает быть жарким, - прошу прощения, сударыня, за неприятные  подробности.
- Сильверсван повернулся к Юлии Львовне, но она устало махнула  рукой  -  не
извиняйтесь, мол, капитан, я в лазаретах и не  такое  видела.  -  Похоронить
поручика и начать заниматься своими непосредственными  делами,  -  продолжал
Сильверсван, - которых у всех нас отыщется  множество,  как,  впрочем,  и  у
полковника.
   - Господин капитан, - медленно проговорил Борис,  -  вы  что  же,  против
расследования, вам есть что скрывать?
   Сильверсван поморщился чуть заметно и ответил:
   - Мое личное мнение не будет играть  особой  роли,  если  каждый  из  нас
выскажется, хочет он этого расследования или нет.  Если  все  согласятся,  я
присоединюсь к большинству. Так каково ваше мнение, господа?
   Ответом ему было тягостное молчание.
   - Не хочу показаться неблагодарным, - начал Ткачев, - но, как  совершенно
справедливо  заметил  капитан  Сильверсван,  у  каждого  из  нас  есть  свои
собственные дела. Однако мне почему-то кажется, что расследование не  займет
слишком много времени. Полковник распорядится быстро. Покойный Стасский умел
наживать себе врагов.
   - Именно поэтому будет трудно разобраться,  кто  же  виноват,  -  вставил
Борис.
   - Я, господа, доверяю полковнику Горецкому, я знаю его  давно  и  считаю,
что на свежий взгляд легче разобраться в происшедшем. А дел у  нас  особенно
никаких и нет. Мы с Колзаковым свободны  до  пяти  часов,  пока  красные  не
начнут обычного артиллерийского  обстрела,  а  ваша  канонерка  окончательно
повреждена после вчерашнего, так что вам бы нужно уезжать отсюда по суше, но
на день можете задержаться. Юлия Львовна, вы  поддерживаете  мою  просьбу  о
расследовании?
   - Ну, разумеется, - рассеянно ответила она, ни на кого не глядя и думая о
чем-то своем.
   Борис даже обиделся немного,  потому  что  после  прошлой  ночи  Юлия  не
проявляла никак своего отношения к нему, держалась подчеркнуто равнодушно.
   Разумеется, он не требует, чтобы она при всех бросалась к нему на шею, но
хоть теплый взгляд бросить украдкой она может?
   - Стало быть, все уладилось, -  оживился  Ткачев,  -  просим,  полковник,
задавайте свои вопросы.
   - Хорошо. - Горецкий обвел взглядом окружающих и снял  пенсне.  Лицо  его
при этом сделалось суровым и решительным. -  Как  я  понимаю,  сейчас  здесь
присутствуют все участники вчерашней неудавшейся вечеринки,  за  исключением
капитана Колзакова.
   - А это как раз  очень  странно,  потому  что  именно  Колзаков  вызывает
наибольшие подозрения,  -  воскликнул  Ткачев.  -  Вы,  господин  полковник,
поймите меня правильно, у меня лично Николай Иванович  не  вызывает  никаких
отрицательных эмоций, но факты... факты говорят сами за себя.
   - Вот как? - Горецкий поднял брови. - Изложите же факты, лейтенант.
   - Не могу сказать, что делаю это с удовольствием, но пусть присутствующие
меня поправят, если я ошибаюсь. Колзаков с покойным поручиком  находились  в
постоянной вражде. Это заметили мы все, как только здесь появились.  Поручик
Ордынцев находится здесь дольше нас, он подтвердит.
   Борис кивнул без особого желания.
   - Далее, вчера вечером праздничный ужин, если можно  так  выразиться,  не
успел как следует начаться. То есть мы еще ничего не успели съесть, а только
пили вино.
   - Не все, - вставили хором Борис и капитан Сильверсван.
   - Стало быть, яд был в вине, а Колзаков открывал бутылку.
   - Но если бы он наливал вино из отравленной бутылки, то пострадали  бы  в
первую очередь мы с вами! - живо прервала Ткачева Юлия  Львовна.  -  Мне  он
налил первой, а потом - вам. Но мы с вами живы, стало быть, в  бутылке  вино
не было отравлено.
   - А вот вы, господин лейтенант, пили с ним из одного бокала.
   - Вот именно, но я - жив.
   - А он - мертв, - угрожающе  проговорил  Борис,  -  после  того,  как  вы
передали ему остаток вина.
   - Что вы этим хотите сказать? - Ткачев вскочил на ноги, уронив табурет. -
Я выпил то, что налил мне Колзаков, выпил быстро, в отличие от Стасского,  и
передал бокал ему. Я действительно хотел с ним да и со всеми встретить мирно
это так называемое Белое Рождество. - Он криво усмехнулся.
   - А мы вообще не пили вина  и  не  прикасались  к  бокалу!  -  воскликнул
Сильверсван. - Мы смотрели и слушали ерничанье Стасского и  ждали,  пока  он
отдаст нам пустой бокал... - Мда-а, тогда я попрошу, господа,  чтобы  каждый
из вас по очереди уделил мне некоторое  время,  -  сухо  произнес  полковник
Горецкий. - Вы расскажете мне обо всех событиях вчерашнего дня.  Могут  быть
важны любые детали, самые незначительные, поэтому  я  и  хочу  беседовать  с
каждым из вас отдельно, чтобы сложить затем полную картину  происшедшего  из
отдельных фрагментов. Кстати, где же капитан Колзаков?
   Именно в этот момент дверь распахнулась, и Колзаков возник на пороге.
   - Легок на помине! - воскликнул Ткачев.
   Реплику его никто  не  поддержал:  по  лицу  Колзакова  все  поняли,  что
произошло еще что-то.
   - В чем дело, господин капитан? - спросил Горецкий, прервав  затянувшуюся
паузу.
   - Кто-то убил Мусу, нашего хозяина, - ответил Колзаков.
   - Боже мой! - Юлия Львовна прижала пальцы к  вискам.  -  Полковник  прав,
среди нас убийца!
   - Где убитый? - деловито спросил Аркадий Петрович Колзакова.
   - Возле забора, почти перед самой калиткой.
   Горецкий быстрым шагом направился на  улицу,  все  остальные  устремились
следом.
   Выйдя за калитку, Колзаков свернул вправо и подошел к росшим почти  возле
самого забора густым пыльным кустам жимолости.
   Из травы выглядывал мягкий татарский  сапог.  Горецкий  наклонился.  Муса
лежал в траве ничком, беспомощно подставив  небу  бритый  затылок  в  мягких
складках.  Горецкий  прикоснулся  пальцами  к  его  шее,   затем   осторожно
перевернул на спину. Трава под телом была темная  от  крови,  ватный  кафтан
Мусы на груди пропитан красным. Оглядев рану, Горецкий вернул тело в прежнее
положение, выпрямился и повернулся к своим спутникам:
   - Господа, я прошу вас не приближаться к трупу. Убийца мог оставить здесь
следы.
   Затем он внимательно оглядел кусты, развел ветки руками, наклонился.
   Разглядев что-то на земле, он  достал  из  кармана  небольшой  конверт  и
пинцет, поднял с земли несколько окурков и спрятал их в конверт.
   Затем он отошел от места преступления к калитке, осмотрелся и обратился к
Колзакову:
   - Николай Иванович, скажите, как вы нашли тело? Ведь отсюда, от  калитки,
его не видно.
   - Я уронил кольцо, - ответил Колзаков, -  оно  откатилось  в  сторону,  я
наклонился и... и увидел....
   - Кольцо? Какое кольцо? Позвольте полюбопытствовать!
   Колзаков протянул полковнику правую руку, на среднем пальце было  простое
золотое кольцо. Горецкий осторожно взял его  двумя  пальцами,  кольцо  очень
легко соскользнуло.
   - Это память, - смущенно  пояснил  Колзаков,  -  мне  подарила  его  одна
женщина... Кольцо немного великовато и часто соскальзывает, но  я  ношу  его
постоянно... Борис совершенно машинально  представил  себе,  что  сказал  бы
покойный Стасский в ответ на замечание Колзакова о том, что кольцо  подарила
ему женщина.
   Каких злых насмешек наслушался бы несчастный капитан!
   Горецкий осторожно надел кольцо обратно  на  палец  Колзакова,  при  этом
немного задержал руку капитана. Затем он обвел взглядом  своих  спутников  и
сказал:
   - Что ж, господа, думаю,  что  теперь  даже  самые  скептические  из  вас
уверились, что дело серьезное. Если в случае с поручиком Стасским  вы  могли
позволить себе сомнения, то уж теперь-то никто не сможет отрицать,  что  ваш
хозяин Муса умер насильственной смертью. Такие совпадения настораживают.
   Все подавленно молчали.
   На пороге дома появилась в это время закутанная до глаз женская фигура.
   Колзаков шагнул к ней и проговорил срывающимся голосом:
   - Фатима-ханум, я должен сообщить вам  горестную  весть:  кто-то  зарезал
Мусу, вашего мужа.
   Несчастная женщина, оттолкнув капитана,  бросилась  к  распростертому  на
земле телу. Она обняла мертвого мужа и разразилась рыданиями, сквозь которые
прорывались татарские и русские слова:
   - Ай...  Не  ходила  воевать...  Красная,  зеленая,  белая...  В  лес  не
ходила...  Ай...  все  равно  убила...  Горецкий  осторожно,   стараясь   не
производить никакого шума, пошел к дому, и  остальные  последовали  за  ним.
Полковник разместился в комнате Бориса. В доме творился форменный  кавардак:
слышались крики и плач женщин, пришли из деревни старики и уселись во дворе,
переговариваясь по-своему. Колзаков,  расстроенный,  с  опущенными  плечами,
расставил солдат у калитки, чтобы отгоняли любопытных и пропускали  во  двор
только родственников. Еще одного солдата он поставил на то место, где  нашел
Мусу. К тому времени тело уже унесли в дом. В  комнате,  где  ночевал  Борис
было относительно тихо. Саенко, понимая,  что  хозяйке  теперь  не  до  них,
притащил с кухни большой медный чайник и сухие лепешки.  Сахар  был  у  него
привезен с собой.
   После  скудного  завтрака  под  непрерывное  ворчание  Саенко   полковник
посмотрел на Бориса с ожиданием:
   - Вижу, что теряетесь в догадках, Борис Андреич, зачем я сюда приехал, но
об этом после. А сейчас поговорим об убийствах.
   - Меня больше поразило убийство Мусы, чем Стасского, -  честно  признался
Борис. - Поручик, как вы уже неоднократно слышали, был неприятным человеком,
а кому помешал безобидный татарин? Или он видел убийцу?
   - Боюсь, что разочарую вас, но скажу,  что,  по  моему  мнению,  эти  два
убийства никак не связаны. Даже больше: возьму на себя смелость  утверждать,
что среди тех, кто был вчера на вечеринке, нет убийцы Мусы.
   - Вы хотите сказать, что никто из нас не мог этого сделать?
   - Теоретически мог,  но  вот  если  руководствоваться  логикой...  -  Это
радует, - негромко произнес Борис, -  но  не  поясните  ли  вы  свои  слова?
Сначала вы постарались  убедить  всех,  что  среди  нас  -  убийца  поручика
Стасского, чью смерть мы считали естественной, теперь же,  когда  несчастный
Муса безусловно убит - снимаете с нас подозрения...  -  Дело  в  том,  Борис
Андреевич, что Муса убит несколько минут назад,  его  кровь  еще  не  успела
свернуться. Все, кроме капитана Колзакова, находились в это время в комнате,
на глазах друг у друга, то есть имеют, выражаясь юридическим языком,  алиби.
Господин же Колзаков не курит.
   Аркадий Петрович замолчал,  как  будто  сказал  достаточно  и  дальнейших
объяснений не требуется. Борис,  однако,  недоуменно  на  него  посмотрел  и
спросил:

***

   - И что с того, что капитан Колзаков не курит?
   - В том, что он не курит, я убедился, взглянув на его руки,  на  них  нет
характерных для курильщика желтоватых отметин. А если он не курит, то  он  и
не убивал... - Горецкий выдержал эффектную паузу и продолжил:
   - В кустах, возле места смерти нашего несчастного хозяина, я нашел  следы
длительного  пребывания  неизвестного  человека.  Он  прятался  в  зарослях,
по-видимому наблюдая за домом, и курил. Окурки я подобрал,  вы  это  видели.
Окурки достаточно свежие, человек выкурил последнюю  папиросу  десять  минут
назад. Я думаю, что события развивались следующим образом: некто неизвестный
скрывался в этих кустах. Муса случайно заметил его, подошел и был убит,  как
нежелательный свидетель.
   - Благодарю за ваши разъяснения, -  произнес  Борис  несколько  обиженным
тоном, - так, стало быть, появляется в деле неизвестный? Не слишком ли много
накладок -  два  убийства,  два  убийцы?  Откуда  взялось  такое  количество
злодеев?
   - Я думаю, это случайное совпадение, хоть и  не  верю  в  случайности,  -
признался Горецкий. - Но расскажу вам еще про одно совпадение,  из-за  чего,
собственно, мы с Саенкой оказались здесь, в этой  Богом  забытой  местности.
Дня через два после  вашего  отъезда  я  разговаривал  со  своим  человеком,
который находится у партизан. Он сообщил  мне,  что  небезызвестный  товарищ
Макар находится в их отряде. Как вы помните,  меня  очень  интересовал  этот
человек, и я просил своего агента особенно  за  ним  присматривать.  И  вот,
третьего дня агент, придя на встречу, сообщил  мне,  что  товарищ  Макар  по
поручению командира Повстанческого полка уехал в сопровождении двух татар, и
совершенно случайно моему человеку  удалось  подслушать,  куда  именно.  Они
направились сюда, в эту деревню Ак-Тыкыр. Очевидно для того,  чтобы  перейти
через промоину к красным.
   - Так усилим посты, чтобы они не прошли! -  вскочил  Борис.  -  Колзакову
надо сказать, он теперь вместо Стасского...  -  Это  само  собой...  Но  мне
кажется, что убийство Мусы - их рук дело. Что-то они  тут  вынюхивали  возле
дома, какой-то у Макара есть дополнительный интерес. И мне хочется узнать, в
чем он заключается. А насчет убийства Стасского, это совсем  другой  случай.
Тут уж, простите, всех нужно подозревать, и вас тоже, Борис Андреич... -  Не
извиняйтесь, я ваши принципы знаю, - угрюмо проговорил Борис.  -  Никому  на
слово не верите. Только с чего вы взяли, что каждый мог его отравить?
   Мы с капитаном Сильверсваном вообще вина не пили.
   - Вот, расскажите-ка мне подробно про вчерашний вечер,  а  там  уж  будем
разбираться, кто виноват.
   Аркадий Петрович положил перед собой несколько листов бумаги, на  которых
сделал предварительные записи, и начал беседу.
   - Все вошли в комнату одновременно?
   - Да, вроде бы, - неуверенно проговорил Борис. - Вино уже было там, а еду
принесла Фатима чуть позже. Все вдруг  заговорили  торжественно,  предлагали
тост.
   Колзаков открыл бутылку и налил даме первой. Затем налил во второй бокал,
который взял Ткачев.
   - Почему именно он?
   - Так получилось, он оказался ближе всех и взял бокал, потому что говорил
тост, что-то про Рождество. А потом он подошел к  Стасскому  и  сказал,  что
хочет с ним выпить из одного бокала, чтобы помириться, раз уж  мы  встречаем
Рождество.

***

   - Вы точно видели, что Ткачев пил из бокала?
   - Это все видели, - ответил Борис. - Стасский  на  порыв  Ткачева  что-то
ответил, засмеялся этак противно, но бокал взял и отпил глоток.
   - Вы ясно видели его лицо, оно никак не изменилось? - настойчиво  спросил
Горецкий. - Не было на нем ни удивления, не морщился он?
   - Знаете, - проговорил Борис, - у него  на  лице  редко  бывало  приятное
выражение. Так что в тот раз совершенно было непонятно, то ли  ему  вино  не
понравилось, то ли просто собирается очередную гадость сказать и  настроение
всем испортить. Мы, кстати, второе подумали.
   - Так, а с чего это  Ткачев  мириться  со  Стасским  задумал,  они  разве
ссорились?
   - Да, я как раз видел буквально перед вечеринкой, как они во дворе  резко
разговаривали. О чем - не слышал, но видно было, что разговор серьезный.
   - А вы за Ткачевым внимательно  наблюдали,  не  мог  он  в  бокал  что-то
положить?
   - Нет, - твердо ответил Борис, - он весь на виду  был,  тост  произносил,
все его слушали. Сказал, отпил половину и  отдал  Стасскому,  а  сам  вообще
отошел в сторону и в угол сел. А Стасский начал турусы на колесах разводить.
Нарочно много говорил, чтобы мы злились и ждали. Из-за стола вставал, руками
размахивал. Колзаков стоит с бутылкой наготове, а он мимо  него  ходит...  -
Скажите, Борис Андреевич, вот вы слушали Стасского, смотрели на него, можете
вы утверждать с уверенностью, что ни на секунду  не  отвели  взгляд  от  его
бокала с вином?
   - Не могу, - честно ответил Борис. - Комната большая,  мы  все  сидели  в
разных местах... Борис вспомнил, что в течение вечера он все  поглядывал  на
Юлию.
   - Небось на даму больше смотрели, - вздохнул Горецкий.
   - На нее мне было смотреть гораздо приятнее! - запальчиво ответил Борис.

Глава 4

   Вторым полковник пригласил капитана Сильверсвана.
   - Орест Николаевич, вы с лейтенантом Ткачевым появились здесь недавно.
   Каково ваше впечатление, какие отношения  сложились  у  здешних  офицеров
между собой?
   - Господин полковник, покойный поручик Стасский отличался  отвратительным
характером... Конечно, о мертвых или хорошо или ничего... но в нашем случае,
поскольку   все   обстоятельства   дела   крайне   важны,   мы   не    можем
руководствоваться этой поговоркой.
   - Конечно, - поощрительно кивнул Горецкий, - продолжайте.
   - Я заметил,  что  поручик  преследовал  капитана  Колзакова,  непрерывно
задевал его, намекая на низкое происхождение. Капитан не отвечал ему, но мне
показалось, что он едва сдерживается, что терпение его уже на пределе.
   - Вот как? А скажите, Орест Николаевич, что делал Колзаков во время самой
вечеринки?
   - Если можно так ее назвать... Колзаков открыл бутылку  вина  и  наполнил
два бокала. Один из бокалов он  дал  Юлии  Львовне,  второй  взял  со  стола
лейтенант Ткачев.
   Горецкий сделал на своих листах какие-то пометки и кивнул Сильверсвану:
   - Продолжайте, прошу вас. Что было дальше? Выпила ли вино Юлия Львовна?
   - Кажется, да, хотя я не вполне уверен, а вот Ткачев точно выпил половину
бокала, а вторую половину предложил Стасскому.
   - Это не показалось вам необычным?
   - Да, пожалуй. Но Ткачев сказал, кажется, что-то вроде: "Я  хочу  с  вами
помириться и выпить из одного бокала..."
   - Значит, у них тоже была ссора?
   - Я не удивлюсь, если была: поручик, по-моему, перессорился со всеми.  Но
сам я их ссоры не видел.
   - И что же, Стасский согласился выпить с лейтенантом?
   - Да, согласился, хотя что-то при этом сказал... -  Вы  не  помните,  что
именно?
   - Нет, не помню, какую-то колкость, как обычно.
   - Хорошо, уточним это  позже.  Скажите,  вы  действительно  уверены,  что
Ткачев пил из этого бокала? Не могло случиться так,  что  он  только  сделал
вид, что пьет?
   - Нет, ни в коем случае. Я стоял рядом с ним, ближе, чем сейчас к вам,  и
хорошо видел, как он пил... быстро, в один глоток он выпил половину бокала и
передал его поручику.
   "Пока  все  сходится,  -  думал  полковник,  -  два  человека  совершенно
одинаково описывают вчерашние события".
   - И что же поручик? Он допил оставшееся вино?
   - Да, но он пил его очень медленно, понемногу, маленькими глотками, и при
этом говорил, говорил... - О чем же?
   -  Он  обвинял  русскую  интеллигенцию  в  том,  что   она,   потворствуя
революционерам,  сама  накликала  на  свою  голову  большевиков...  Но   мне
показалось, что эта речь была рассчитана только на то,  чтобы,  как  обычно,
испортить всем настроение.  Кроме  того,  что  он  фактически  обвинил  всех
присутствующих  в  потворстве  большевизму  -  и  уверяю   вас,   совершенно
безосновательно, - он не отдавал бокал и явно получал  удовольствие  оттого,
что пьет хорошее вино, не давая остальным такой возможности... Несколько раз
на  протяжении  своей  речи  поручик  останавливался;   видимо,   яд   начал
действовать, и он почувствовал дурноту. Однако он  допил  вино  до  конца  и
только после э