плачет
она совсем не из-за него.  Слезы  по-прежнему  текли  у  нее  по  щекам,  не
останавливаясь. Острое чувство жалости кольнуло Бориса в  сердце.  Он  обнял
Юлию и прижал к груди.
   - Не плачь, ну не плачь,  -  шепотом  повторял  он.  -  Все  прошло,  все
закончилось, ты забудешь его, забудешь... Человек не может  горевать  вечно.
Ты  оживешь,  тебя  будут  любить...  Она  вдруг  застонала  и  обняла   его
крепко-крепко.
   - Люби меня, люби! Я не могу больше так жить!
   Она шептала ему что-то в жару и страсти, он  отвечал,  бродя  пересохшими
губами по ее телу. Никто из них не слышал слов  другого,  но  чувствовал  их
всей кожей... ***

   На следующий день  уезжали  все,  кроме  Бориса  и  Колзакова.  Полковник
Горецкий выполнил все, что  было  намечено,  -  то  есть  арестовал  бывшего
председателя большевистского подпольного комитета Макарова,  и  между  делом
еще успел расследовать убийство поручика Стасского. Раненый  Макаров  наутро
чувствовал себя бодрее, и полковник распорядился погрузить его  на  подводу.
Его товарищей - двух татар - так и не нашли, -  те  сумели  удрать  либо  же
прятались где-то у родственников.
   Канонерка Сильверсвана была полностью разбита, нечего было  и  думать  ее
чинить. Поэтому капитан ехал  вместе  с  Горецким  в  Севастополь  за  новым
назначением.  Немногочисленные  матросы  пока  оставались  на  стрелке   под
командованием Колзакова.
   Юлия Львовна тоже ехала в  Севастополь.  Борис  оставил  ее  на  рассвете
спящую, и с тех пор они не сказали друг другу ни слова.  Юлия  Львовна  была
занята - сначала ухаживала за раненым Макаровым, потом долго разговаривала с
хозяйкой.
   К крыльцу подогнали две подводы, на одной  сидел  тот  самый  равнодушный
медлительный татарин, что третьего дня привез полковника Горецкого с Саенко.
   Положили на подводу немногочисленные вещи. Юлия  Львовна  первая  подошла
попрощаться.
   - Прощайте, Борис Андреевич, -  спокойно  негромким  голосом  проговорила
она.

***

   Борис изумленно поднял на нее взгляд.  Это  все,  что  она  способна  ему
сказать - холодное "прощайте"? Глаза ее  смотрели  на  него  приветливо,  но
отчужденно.
   "Как ты можешь так со мной после того, что было вчера?  -  спрашивал  его
взгляд. - Или ты хочешь заставить меня думать, что ничего не было?"
   "Было, - отвечал ее взгляд, - было, но все кончилось".
   - Прощайте, - пробормотал Борис и взял  ее  руку,  чтобы  поцеловать,  но
перехватил недовольный взгляд Горецкого, страшно разозлился и отпустил  руку
Юлии Львовны.
   - Прощайте, Николай  Иванович,  голубчик.  -  Юлия  Львовна  перекрестила
Колзакова.
   - Дай вам Бог счастья, - растрогался Колзаков.
   Она заторопилась к подводе.
   - Всего доброго, Борис Андреевич, - сказал Горецкий,  рассеянно  наблюдая
за Юлией Львовной, которая легко оперлась на руку  Сильверсвана  и  села  на
подводу.
   - Еще встретимся,  Крым  тесный...  Борис  кивнул  Саенко  и  отвернулся.
Татарин крикнул лошадям по-своему, и подводы тронулись.
   - Что, Николай Иванович, самогону у вас не  осталось?  -  неожиданно  для
себя спросил Борис.
   - Да бросьте вы, поручик, - нахмурился Колзаков, - воевать  надо,  и  так
нас здесь мало.
   - Скучно, - пожаловался Борис.
   - Ничего, недельки через две сменят нас, в другое место воевать поедем.
   Спору нет, веселее, когда тут с нами Юлия Львовна жила, да ведь непорядок
это.
   - Непорядок, - вздохнул Борис, -  в  голове  у  меня  непорядок  от  этой
женщины. Вот скажите, Колзаков, - какой он был, этот  поручик  Богуславский,
если такая женщина его столько лет забыть не может?
   - Да как сказать, - смутился Колзаков, - вы уж не  обижайтесь,  а  только
поручик-то сильно на вас похож был. Высокий, волосы светлые...  глаза  опять
же похожи, походка... "Вот тебе и раз! - пронеслось в  голове  у  Бориса.  -
Выдумала что-то про смерть, говорила, что хочет меня спасти, а  оказывается,
я просто был похож... И вчера ночью она любила не меня, а память свою..."
   - Эх, Николай Иваныч! - Борис хлопнул Колзакова по плечу. -  Пойдем,  что
ли, по красным постреляем, авось мне полегчает.
   - И то дело! - откликнулся Колзаков.  -  Скоро  пять  часов,  перестрелка
начнется. А то выдумал - среди бела дня самогон пить... ***

   Во  второй  половине  апреля  наступила  теплая  погода,   которая   дала
возможность красным  подвезти  новые  части  и  сконцентрировать  войска  на
Чонгаре.
   Генерал Слащов, по-прежнему отвечавший за  оборону  крымских  перешейков,
почувствовал исходящую от  Чонгара  угрозу  и  решил  предупредить  красных,
атаковав их  прежде,  чем  они  соберут  на  Чонгаре  мощный  кулак,  занять
Чонгарский полуостров и создать буфер между Северной Таврией и Крымом. Такая
операция должна была иметь и политическое значение: в это время  шли  мирные
переговоры союзников с  красными,  и  французы  дали  Врангелю  понять,  что
необходимо показать силу Русской армии