и  начнется  такая  жизнь
сказочная! Кругом все свои,  не  нужно  никого  бояться.  И  приедут  к  нам
товарищи из Москвы, расскажут, как там у них, что делается,  и  научат,  как
дальше жить.
   - А ты как дальше жить хочешь? - улыбаясь, спросил Крюков.
   - Я, дядя Семен, учиться хочу. Чтобы все-все знать, чтобы со мной  умному
человеку говорить интересно было. А то  простым-то  людям  я  про  революцию
объяснить могу, вот как сама понимаю, а если посложнее  что...  Вот  товарищ
Макар хорошо говорит - заслушаешься!  И  он  вообще  замечательный,  товарищ
Макар!
   Настоящий большевик! Он когда говорит - у меня прямо слезы на  глазах,  и
вообще он - самый настоящий герой! Про таких нужно песни складывать!
   В голосе девушки послышался неприкрытый восторг, Семен  поглядел  на  нее
внимательнее, увидел, как сияют ее глаза, и все понял. Он улыбнулся  грустно
и крепче подхватил ее под руку.

Глава 5

   На Корниловской набережной, недалеко от хорошо известного здания  морской
контрразведки, находилась бойкая, весьма людная кофейня, прозванная в городе
кафе  "Петлюра".  Эта  кофейня  служила  штабом  и  местом  дислокации   для
многочисленной  своры  городских  спекулянтов,  которую  горожане  окрестили
"Дикой дивизией". Дикая эта  дивизия  состояла  из  элегантных  и  подвижных
константинопольских греков, медлительных и одутловатых  левантийских  турок,
живых одесских евреев с печальными выпуклыми глазами, задумчивых армян.
   Впрочем, и славянских лиц  попадалось  здесь  немало.  Часто  можно  было
увидеть хорошо пошитые английские френчи армейских интендантов.
   В этой кофейне устанавливали курсы валют и цены  на  сахар,  здесь  можно
было купить вагон медикаментов и пароход английского обмундирования. К  этой
необычной бирже прислушивались  банки  и  серьезные  иностранные  фирмы.  На
вопрос, каков сегодня курс  английского  фунта  или  турецкой  лиры,  всякий
знающий  обыватель  мог  ответить:  "У  Петлюры  установили   столько-то   и
столько-то".
   В низком и просторном грязноватом зале кофейни,  единственным  украшением
которого служила пыльная пальма в деревянной  кадке,  было  всегда  шумно  и
многолюдно. Грязные столы без скатертей, залитые кофе и засыпанные крошками,
служили  для  посетителей  кроме  основного  назначения  конторками.   Здесь
раскладывали  часто  документы  на  партию  самого   экзотического   товара,
подписывали иногда миллионные контракты. Электричество  едва  ли  не  каждый
день отключали, и тогда этот  зал,  скудно  освещенный  чадящими  свечами  и
керосиновыми  лампами,  становился  похож  на  бандитский  притон   или   на
освещенную скудным светом пещеру,  где  шайка  разбойников  пирует  и  делит
богатую добычу. Собственно, такое представление  было  недалеко  от  истины:
банда  спекулянтов  в  "Петлюре"  делила  барыши,  торгуя   продовольствием,
обмундированием и медикаментами, от недостатка которых страдали  солдаты  на
Чонгаре и под Перекопом. "Дикая дивизия" неимоверно боялась большевиков, но,
по странной иронии судьбы, делала все для их победы, ослабляя  и  разваливая
тыл Белой армии.
   Прохор Селиванов вышел из кафе "Петлюра" в превосходном настроении.
   Сегодняшний день выдался  у  него  на  редкость  удачным.  Через  давнего
знакомого, харьковского сахарозаводчика Синько, ему удалось  договориться  с
очень нужным человеком,  интендантским  полковником,  ведающим  фуражировкой
кавалерии, и продать ему тысячу пудов перепревшей  пшеницы  по  замечательно
высокой цене.
   Конечно, пришлось подмазать  полковника,  выплатить  ему  "откат",  да  и
Синько взял знатный куш за услуги, но в таких  вопросах  Прохор  никогда  не
скупился: не подмажешь - не поедешь.
   В кофейне Прохор выпил немного, обмыл сделку по православному обычаю,  но
напиваться не стал: при нем были деньги, и очень большие, и он не чувствовал
себя спокойно, пока не спрятал их в сейф.
   Махнув рукой извозчику, Прохор вскарабкался в пролетку и буркнул:
   - В гостиницу "Кист"!
   - Слушаюсь, ваше степенство! - Коренастый извозчик обернулся на  секунду,
окинул седока быстрым взглядом маленьких близко посаженных глаз  и  взмахнул
вожжами.
   Прохор откинулся на сиденье  и  предался  приятным  размышлениям.  Война,
конечно, гадость, но для делового человека открываются огромные перспективы.
   Армии нужно много, очень много. Кроме оружия и  боеприпасов,  с  которыми
лучше  не  связываться,  нужен  фураж  для  коней  и  продукты  для  солдат,
строительные материалы для  укреплений,  обмундирование,  медикаменты...  да
всего не перечтешь! И за все это армейские интенданты платят  чистоганом,  а
на  качество  товара  смотрят  сквозь  пальцы,  особенно  если  как  следует
подмазать...  Здесь  за  год  можно  миллионщиком  стать,  а   потом   -   в
Константинополь, а еще лучше - в  Париж...  Оторвавшись  от  таких  приятных
мыслей, Прохор огляделся. Места были незнакомые.
   - Эй, любезный, - окликнул он извозчика, - куда это ты меня завез?  Я  же
тебе велел в "Кист"!
   - Не извольте беспокоиться. - Извозчик повернулся к  седоку  с  нехорошей
улыбкой, одновременно придерживая лошадь. Тут же в пролетку вскочили с  двух
сторон двое людей в масках.
   "Налетчики!" - в ужасе подумал  Прохор  и  полез  за  пояс,  где  у  него
холодной тяжестью приютился вороненый наган.
   - Не надо, барин, - с просительной интонацией  сказал  высокий  плечистый
налетчик и железной рукой ухватил Прохора;  отбив  всякие  мысли  о  нагане.
Второй громила уже ловко обшаривал его одежду.
   "Черт, черт! - мысленно ругал  себя  Прохор,  -  не  надо  было  обмывать
сделку, скорее в гостиницу надо было ехать, деньги в сейф убрать.  Все  ведь
теперь отберут!"
   Налетчик  действительно  моментально  нащупал  потайной   пояс,   набитый
деньгами, распорол рубашку Прохора и вытянул пояс наружу.
   - Товарищ Макар, - радостно воскликнул он, показывая  пояс  извозчику,  -
тут такие деньжищи!
   "Так это красные! Товарищи, - понял Прохор,  -  совсем  плохо  дело,  эти
живым не оставят. И извозчик ихний".
   Словно прочитав его мысли, извозчик укоризненно сказал:
   - Что ж ты, дура, сделал? Зачем меня по имени назвал? Теперь  надо  этого
бурдюка кончать!
   - Да я ж не по имени, а только по кличке, - оправдывался налетчик, - да и
все одно его лучше прикончить, так оно спокойнее будет.
   Прохор сомлел от страха.
   - Товарищи, дорогие, - забормотал он без всякой надежды на  успех,  -  не
убивайте, деньги все возьмите, я не в претензии, только не убивайте!  Я  сам
сочувствующий!  Лично  с  одним  комиссаром  знаком,  товарищем  Кацем.   Не
убивайте, Христом Богом молю!
   - Ну что вы там тянете! - недовольно сказал извозчик. - Время дорого!
   Высокий молчаливый налетчик коротко взмахнул широким кривым ножом. Голова
Прохора Селиванова откинулась на спинку сиденья. Горло, перерезанное от  уха
до уха, выплеснуло широкую струю крови на белоснежную манишку.
   "Извозчик" спрыгнул с козел и вместе с двумя своими соучастниками скрылся
за углом.

***

   Иван Салов свернул с улицы в  маленький  переулок,  который  заканчивался
тупичком, пробежал, стараясь не топать сапогами, до самого края,  перемахнул
через забор и стукнул легонько  в  темное  оконце  одноэтажного  неказистого
домика.
   Долго не слышно было в доме никакого движения, наконец, когда  потерявший
терпение Салов стукнул громче, оконце отворилось и  показалась  растрепанная
женская голова.
   - Это ты, что ли? - полушепотом спросила женщина. - Что ночью-то  ходишь,
патрулям попадешь... - Не бойся, Леля! - выдохнул Салов, приближая свое лицо
к ней и вдыхая сладкий запах женского тела, распаренного в теплой постели, -
открой лучше  дверь...  Она  отшатнулась,  почувствовав  в  хорошо  знакомом
мужчине что-то новое, необъяснимое. Потом накинула шаль и босиком  пробежала
в сени, чтобы отпереть дверь. Он вошел -  сильный,  большой  -  и  сразу  же
схватил ее жадно за плечи, прижался к лицу.
   - Подожди, не шуми, хозяйку разбудишь! - отбивалась Леля.
   Они тихонько прошли на ее половину - две крошечные комнатки, заставленные
мебелью, и там Салов, скинув шинель, впился в Лелины губы жадным поцелуем.
   - Пусти, мне больно! - Она оттолкнула его  и  запахнула  шаль  на  пышной
груди.
   Босым ногам стало холодно на полу, она  вздрогнула  и  присела  на  узкий
продавленный диван. Салов же  продолжал  оживленно  двигаться  по  крошечным
комнаткам, ему не сиделось на месте, И хоть мартовские ночи были холодны,  а
он пришел без шапки в распахнутой шинели, Леля ощутила, как от него  исходят
жаркие волны возбуждения. Пахло от  него  ночью,  табаком,  крепким  мужским
потом и еще чем-то сладковатым и непонятным.
   - Водки дай! - требовательно произнес он, наконец остановившись.
   - Ты еще ночью ко мне ходить будешь, чтобы водку трескать? -  возмутилась
Леля. - А ну... - Она замахнулась, но Салов перехватил ее руку.
   - Все, Леля, дело сделано, -  проговорил  он  непонятные  слова,  -  вот,
смотри. - Он бросил на стол толстую пачку денег.
   - Это - мне? - растерялась Леля. - Откуда у тебя столько?
   - Много будешь знать - скоро состаришься! - захохотал он, и у  Лели  язык
не повернулся напомнить ему про злобную хозяйку.
   Она  вскочила  с  дивана,  накинула  шелковый  халат,  на  ощупь  кое-как
пригладила гребнем рыжие кудри. Потом выставила на стол  графинчик  водки  и
немудреную  закуску.  Салов  налил  полстакана  и  выпил  одним  махом,   не
закусывая.
   Потом прислушался к себе и налил еще на  два  пальца  водки,  после  чего
подцепил на вилку кусок колбасы и поглядел на Лелю  маслеными  глазами.  Под
его взглядом она потрогала деньги, пытаясь определить, сколько же там всего.
   - Куда? - Он накрыл ее руку своей, и опять пахнуло  чем-то  незнакомым  и
сладковатым. - Не все тут твое. Полторы тысячи нужно Ваське  Губарю  отдать,
как договаривались. На революционное дело! - серьезно и строго сказал он.  -
А остальные полторы - наши. Куплю тебе завтра ту браслетку,  что  показывала
на той неделе. Носи, мне не жалко.
   Одним движением он посадил Лелю на колени. Совсем близко она увидела  его
веселые, с сумасшедшинкой глаза. Он потянул на себя поясок халата.
   - Подожди! - Леля вырвалась и прикрутила фитиль керосиновой лампы,  затем
в темноте, натыкаясь на мебель,  нашла  постель.  Салов  уже  ждал  ее  там,
требовательный и горячий.
   Леля проснулась рано. В тесной постели было неудобно спать вдвоем.  Салов
раскинулся на спине и храпел. Она неприязненно покосилась на него и спустила
ноги с кровати. Деньги валялись на столе - три тысячи.  Леля  собрала  их  и
спрятала в укромное место, потом вздохнула и стала собираться - у  нее  было
неотложное дело. Она умылась, припудрила веснушки, расчесала перед  зеркалом
рыжие волосы и заколола их гладко, потом надела поверх темного узкого платья
теплый суконный жакет, отороченный мехом, и маленькую шляпку с вуалью.
   Собираясь  уходить,  она  бросила  последний  взгляд  на  спящего  и  тут
вздрогнула.
   Его   рука,   высунувшаяся   из-под   одеяла,   была   выпачкана   чем-то
коричнево-красным.
   Она подошла ближе, потом вдруг метнулась к стулу, где валялась шинель,  -
так и есть, на рукаве Леля увидела ржавые пятна.
   "Это кровь! - поняла Леля. - У него руки в крови. В  чужой  крови.  Ясно,
откуда у него деньги: вчера  они  убили  человека.  Очевидно,  какого-нибудь
богатого  коммерсанта.  Понятно  теперь,  чем  от  него  пахло  -  кровью  и
смертью..."
   И, когда до Лели дошло, что этими самыми руками, которыми вчера ночью  он
убивал человека, Салов прикасался к ее телу, ей стало дурно. Со  стоном  она
прислонилась к двери. Салов проснулся,  сел  на  кровати  и  вытащил  из-под
подушки пистолет.
   - Что, что случилось?
   В одно мгновение она поняла, что весь вчерашний кураж у него прошел,  что
он вспомнил про ночное убийство и теперь жутко боится, что его найдут.
   - Успокойся, ничего не случилось, - холодно сказала она, - спи, еще рано.
   - А ты куда это собралась? - подозрительно спросил он.
   - Хочу Василия пораньше дома застать, пока он на работу не ушел. Он  ведь
тебе нужен? Или ты вчера просто так трепался про важное революционное дело?
   - Ну, иди, договорись с ним о встрече, -  Салов  зевнул  и  отвернулся  к
стене.
   Леля выскользнула из дома и почти бегом побежала по улице, сжав зубы.
   "Убийца! - стучало у нее в голове. - Я живу с убийцей".
   Перед глазами стояла  его  короткопалая  ладонь,  выпачканная  коричневой
засохшей кровью. По сторонам  Леля  не  глядела  и  не  оглядывалась,  иначе
заметила бы кравшегося за ней Салова.
   После ее поспешного ухода Салов вскочил с кровати,  посмотрел  в  окошко,
прикрывшись занавеской, и, заметив, что Леля вышла за ворота, мигом оделся -
сказалась военная выучка. Он поискал глазами  деньги,  понял  что  эта  сука
успела их спрятать, выругался нехорошо, сунул в карман пистолет и выбежал за
калитку как раз в то время, когда женская фигура в шляпке с вуалью повернула
на Елизаветинскую. Салов бросился бежать по переулку, потому что  испугался,
что Леля на Елизаветинской возьмет извозчика и тогда поминай ее  как  звали.
Почему он следит за своей сожительницей, он  и  сам  бы  не  мог  объяснить,
просто ему очень не понравился ее взгляд сегодня утром.  В  Лелином  взгляде
был страх, а также отвращение.
   "С чего это она завелась с утра пораньше?" - недоумевал Салов,  прибавляя
ходу. Кроме этого,  Антон  Борщевский  позавчера  на  заседании  подпольного
комитета сумел заронить в его голову  некоторые  подозрения.  Действительно,
Леля всегда  интересовалась  его,  Салова;  делами  и  сумела-таки,  стерва,
выведать, что он работает в подполье.
   Справедливости ради, следует заметить, что Леле не понадобилось приложить
к этому много сил, потому что  Иван  Салов,  когда  выпьет,  был  болтлив  и
хвастлив, а Леля -  женщина  наблюдательная.  Умело  наводя  его  на  нужные
разговоры, сопоставляя все факты, она выведала у него про подполье. Но  все,
больше ничего лишнего себе Салов не позволял - никаких имен  и  расположения
явочных квартир.
   Про товарища Макара - ни слова, а то бабий язык -  что  помело,  метет  и
метет... Но  Салов  все  же  проболтался  про  то,  что  нужны  знакомые  на
артиллерийских складах, и уже на следующую встречу Леля рассказала  ему  про
своего  двоюродного  брата,  который  может  помочь,  потому  что  служит  в
артшколе. Брат этот  Салову  не  то  чтобы  понравился  -  не  девка,  чтобы
нравиться, но больно уже велик был соблазн - достать оружие,  а  то  товарищ
Макар стал посматривать на Ивана косо, потому  что  агитацией  среди  солдат
севастопольского гарнизона Салов почти не  занимался  -  у  него  плохо  это
получалось. Василий Губарь запросил недорого -  всего  полторы  тысячи,  так
что, получив после ограбления коммерсанта  от  товарища  Макара  три  тысячи
"колокольчиков", половину Салов спокойно мог положить в свой карман.
   Навар был неплох, но рисковать Салов не хотел,  поэтому  решил  проверить
Лельку.
   Леля шла по Елизаветинской, теперь не торопясь. Вот обогнал ее  извозчик,
но Леля его не остановила. Это было странно, потому что Василий,  по  ее  же
собственным словам, жил далеко, и пешком к нему было шагать и  шагать.  Леля
миновала аптеку, потом магазин модной дамской  одежды  мадам  Жакоб,  причем
даже ни на минуту не задержалась у витрины, затем свернула  в  проезд  между
домами, а когда Салов высунул голову из-за угла, то заметил, что Леля  стоит
на крыльце длинного одноэтажного дома и нетерпеливо стучит  в  дверь.  Дверь
отворилась, но того, кто впустил Лелю, Салову увидеть не удалось.

***

   Леля вошла в дом. Вход шел в квартиру,  расположенную  в  торце  длинного
дома отдельно от  хозяев.  Человек,  впустивший  ее,  шел  следом,  чуть  не
наступая Леле на пятки. Был он хмурый, сутулый, смотрел исподлобья.
   - Ну? - нетерпеливо спросил он и уставился на Лелю строго.
   - Они согласны, - заторопилась Леля, - он принес деньги и просил сообщить
Василию, что согласен с ним встретиться... - Ты к Василию не ходи, он и  так
узнает, - деловито велел Лелин собеседник. - Что еще?
   Леля села на стул, потому что ноги ее не держали.
   - Они вчера убили кого-то, потому что денег у  него  слишком  много...  и
кровь.

***

   - Вот как? - поднял брови хмурый мужчина. - Это мы выясним, но  в  данный
момент нас это не особенно интересует.
   - А что вас интересует? - крикнула Леля.
   - Ты знаешь, - последовал ответ. -  Нас  интересует  красное  подполье  -
пароли, явки.
   - Но я больше ничего не знаю, он мне больше ничего не рассказывает.  И...
я его боюсь, он ведь убийца. Если он что-то заподозрит, то он и  меня  может
убить.
   - Тут Леля запнулась, посмотрела на своего собеседника и сообразила,  что
ее судьба его совершенно не интересует.
   - Вы сами можете за ним проследить! - вскричала она в отчаянии. - А  меня
оставьте в покое, я боюсь!
   - Так, - проговорил тихо и зловеще, - так, значит. А  не  хочешь  ли  ты,
Сапожникова Елена,  она  же  Коломиец  Клавдия,  она  же  Защекина  Зинаида,
прямиком отсюда  отправиться  в  полицию?  И  там  припомнят  тебе  и  купца
Ерофеева, которого ты опоила и обобрала в Феодосии в  гостинице  "Савой",  и
ювелира Соловейчика, который до сих пор засыпает полицию жалобами, и зубного
врача Резника... - Этот тоже жалуется?  -  угрюмо  пробормотала  Леля.  -  У
него-то и взяла всего ничего - один бумажник... - За тобой  еще  много  чего
числится... Ух, как они в полиции обрадуются твоему появлению!
   - Какая разница - в полиции быть или в контрразведке?  -  устало  сказала
Леля.
   -  Э,  не  скажи,  девочка.  Мы  на  такие  вещи,  как  мелкие  кражи   и
мошенничество, не обращаем внимания, лишь бы ты хорошо работала.
   - Вы и на убийства внимания не обращаете, - огрызнулась Леля.
   - Пока - да, но когда возьмем голубчиков - все им припомним. А следить за
твоим  Саловым  в  открытую  мы  сейчас  не  можем  -  он  заметит,   начнет
паниковать... А нам нужно, чтобы всех повязать одним  махом.  Так  что  иди,
Леля, и все примечай.
   Вот, возьми. - Он протянул ей деньги.
   - Да не нужно мне! - отмахнулась Леля. - Вы лучше  меня  скорее  от  него
избавьте, от убийцы.
   - Ты дурочку-то не валяй! - повысил голос хмурый ее  собеседник.  -  Дают
деньги, так бери. Тоже мне нашлась, бессребреница!

***

   Салов, дожидаясь на улице, украдкой оглядываясь, обошел дом. Дверь,  куда
вошла Лелька, находилась с торца. Было в доме еще одно крыльцо, куда как раз
вышла простоволосая баба и выбивала перину. Баба подозрительно  зыркнула  на
Салова, но ничего не сказала.  Салов  отвернулся,  прикрыв  лицо  воротником
шинели.
   Поглядев еще немного на  окна,  он  сделал  вывод,  что  Лелька  вошла  в
квартиру, отдельную от остального дома.
   "Бегает, шалава, к хахалю! - понял Салов. -  На  мои  деньги  живет  и  к
хахалю бегает. Ну, голову оторву стерве!"
   Он отошел подальше и спрятался в кустах. Дверь открылась, Лелька вышла из
дома,  и  опять  он  не  смог  разглядеть,  кто  там  с  ней  был.  Воровато
оглядываясь, Лелька засеменила в  сторону  своего  дома.  Салов  хотел  было
броситься за ней и отлупить тут же,  на  улице,  но  вовремя  одумался.  Ему
совершенно не нужен публичный скандал, еще  в  кутузку  загремишь,  а  после
вчерашней ночи это весьма нежелательно. Кроме  того,  Лелька  идет  домой  и
никуда не денется, а вот поглядеть на ее хахаля Салову очень даже охота.  На
кого же она его, Салова, променяла?
   Минут через  десять  дверь  снова  открылась,  и  на  улицу  вышел  самый
заурядный мужик - хмурый и сутулый. Мужик запер  двери  и,  не  оглядываясь,
пошел в сторону, Елизаветинской улицы. Салов мог бы в два прыжка догнать его
и надавать плюх, но что-то его остановило.  Уж  слишком  заурядным  выглядел
этот тип, а Леля, как бы там ни было,  -  женщина  видная,  привлекательная.
Слишком деловито он шел, и была Л